посмотри мне в глаза — я не вернусь

доброе утро, мистер пример-для-подражания! прошло уже пять дней с того момента, как ты потерял сознание в процессе сложного расследования у себя в квартире и проснулся без единого воспоминания. ничего грандиозного, у тебя под носом была вся необходимая тебе информация — ты не из тех, кто потерял бы собственное полицейское удостоверение или, скажем, блокнот с рабочими записями, кошелек, здравый смысл, да что угодно. ты ответственная и серьезная личность, судя по редким комментариям коллег, на тебя можно положиться. (никто и бровью не повел, когда ты вел себя немного странно и не сразу откликался на свое имя. с тобой всегда было что-то не так в этом плане). именно поэтому ты восстановил в голове всю известную информацию об убийстве в течении двух дней или того меньше, опираясь на записи на потертой клетчатой бумаге торопливым почерком. тот ты, которому только предстояло дать реальности выскользнуть из цепкой хватки контроля с глухим стуком головы об стол, очень этот самый контроль любил.

и ты любишь. это твой посредник между тобой и тем, что держит тебя в, так скажем, человеческом виде. сейчас это особенно необходимо. ты чувствуешь себя уязвленным в своем незавидном положении, поэтому работа с человеком из другого участка лучше ситуацию не сделала. даже намного хуже. но ты же знал, что делать, ты рациональный человек, поэтому с нечеловеческой уверенностью покопался на месте преступления и все записал, поторопив напарника.

ну и что, что ты не знаешь о себе лично ничего, кроме имени, должности и даты рождения? разве это не все, кем ты являешься — каким-то количеством объективных фактов, и, может, субъективных, какие можно ради интереса отследить за собой, чтобы вооружиться ими лишний раз?

(ты похож на кима кицураги? а на лейтенанта пятьдесят седьмого участка, который раскрыл сто три дела? а на человека, у которого день рождения через три с половиной месяца — в конце октября? это все вообще для тебя хоть что-нибудь значит?)

пока что для своего напарника ты похож только на человека, который прирос к своей куртке и не собирается ее снимать даже летом. он догадывается, что для тебя это больше похоже на броню, чем на предмет гардероба. обороняешь ты себя от других или наоборот — большая загадка. нет-нет, конечно, ты старался быть не плохим человеком, приятным в общении, поддерживающим и понимающим — но не слишком! чтобы не привыкали. это тоже своего рода зависимость, в неправильных руках превращающая все в соревнование — ты знаешь не понаслышке; сам ведь в детстве попал на иглу желания угодить более авторитетным людям. к тому же, есть вещи, которые (получаются у тебя лучше) важнее.

и вот это уже намного интереснее данных, которые каждый может прочесть на ламинированной карточке с фотографией, возраст какой определить с первого взгляда невозможно. ее могли сделать и вчера, и пять лет назад — замученный мужчина в очках с короткими волосами смотрит за камеру с непроницаемым выражением лица, воротник его куртки поднят, будто в попытке защитить самое сокровенное, что у него есть.

вот она, серьезная детективная работа бок о бок с человеком, который ограждает тебя от чрезмерной переработки всеми доступными способами — он будто потратил двенадцать часов, чтобы понять, что с тобой, и почему ты так упорно сводишь все к работе — помимо, ну, очевидной причины, слона в комнате, который снисходительно кивает, говоря, какая это одинокая часть твоей личности сейчас, после амнезии. это звучит смешно — полицейский настолько запустил себя, что потерял сознание от голода-усталости-или-чего-то-еще и все-все забыл. ты ненавидишь звучать смешно.

но лейтенант-дважды-ефрейтор не смеется, когда ты ему об этом рассказываешь. он покупает тебе какой-то фруктовый чай со льдом, подмечая, что тоже в свое время связал свою жизнь с зависимостями по ряду причин — а твое лицо отображает абсолютное безразличие и нейтральность. ты будто бы не можешь пошевелить ни мускулом. и только твои брови настороженно на слове "тоже" приподнимаются. вы же вроде говорили не про твою привычку покурить по одной после работы. (он самозабвенно поджигает тебе сигареты своей синей зажигалкой, он носит в карманах пиджака и брюк абсолютно все, что можно там физически носить).

он говорит что-то про некрасивое расставание, случившееся полдесятка лет назад, полгода трезвости, наконец-то достигнутое слабое желание быть-здесь-и-чувствовать-все и психотерапию, а в твоей голове крик — "ты убил человека". не крик, шепот. не шепот, будто бы констатация факта. в голове все говорят с одинаковой громкостью. твое пробуждение началось с предупреждения, что мир такой хаотичный, так много ответственности, мертвых от твоих рук людей, крови — лучше обойтись без этого. телефон все равно прозвонил, пробудив тебя.

(и разве ты похож на убийцу?)

вы уже насмотрелись на размазанные по стене мозги, уже перепугались от того, что ты не мог найти свою мотокарету — даже нашли. не без приключений, но речь не об этом. ты отвез тело в морг — всего за минут двадцать, твое тело чувствовало каждый перепад скорости и поворот, будто бы ты был рожден для этого. и плевать на тех подростков, которые разбежались от твоей небесно-голубой механической дамы легких, когда ты подошел с какой-то гордостью, перекручивая между пальцами ключи. она тебя любит. и это взаимно.

мужчина в отражении бокового окна неумело улыбался почти всю дорогу туда и обратно, практически задыхаясь от адреналина. об этом не написали на удостоверении, но для тебя оказалось очень важно услышать завывающую на поворотах электрогитару из динамиков радио впервые после потери памяти. так всегда и должно было быть. напарник посмеивался, встретив тебя на парковке — "вот чего тебе не хватало! выглядишь круче всех". ты тогда улыбнулся, не сумев выдавить из себя ни слова и вцепившись в повязанную на поясе куртку.

сейчас вы возвращаетесь с очередного допроса через парк, то и дело прячась в тени от высоких деревьев, что-то обсуждаете. напарник смеется, что в пятьдесят седьмом участке будто бы с младенчества взращивают педантов с быстрой походкой, смотрящих только вперед. ты не соглашаешься, но и не отрицаешь, лишь ускоряя шаг — будто ради издевки. мол, "не нравится, как я быстро хожу? а я могу и быстрее, мне вообще нельзя переходить дорогу". (он все равно умудряется идти с тобой наравне).

он много говорит обо всем. о том, как ты иногда многозначительно смотришь на мужчин, когда не на чем взгляд задержать, как он раньше работал с детьми в школе, — от этого тебя почему-то выворачивает наизнанку, — о том, как люди после травмы хотят добить себя, чтобы ничего не чувствовать, он видел такое среди прочих борцов с зависимостями. и ты было уже полезть хотел в переубеждения с недвижимым лицом, мол, не было у меня травмы, не помню ничего такого, а затем застываешь, смотря дважды стеклянными глазами куда-то в сторону. желание добить себя, значит, было.

было. оно ощущается во всем теле. оно прячется под футболкой, липнущей к телу — где-то в легких. ты думал, ты их прокурил из любых побуждений — казаться круче, контролировать саморазрушение, привыкнуть к чему-то, зависящему только от тебя. наука знает, что там было на самом деле. в твоем шкафу висит старая кожаная куртка — и ты *не хочешь* к ней приближаться. нет. она чужая. от нее будто все еще пахнет опасностью, порохом, страхом и ментоловыми сигаретами — ты такие не куришь. и ты совершенно точно не думаешь, кому она принадлежит. ты просто лежишь посередине кровати в темноте с открытым настежь окном и смотришь в потолок, анализируя каждый шорох на улице и лицемерно презирая каждое транспортное средство, издающее адский крик двигателя прямо здесь и сейчас.

сегодняшний день был плодотворным. солнце выжгло тебе все желание носить свою броню из оранжевого нейлона — будто бы диктуя тебе, что быть недоступной привлекательной штучкой в теплых тонах из вас в это время года может быть только один, и это точно не ты. да и как ты вообще можешь соревноваться с самим солнцем в вопросах недосягаемости и стиля? уверенности в себе, что ли, много после амнезии выросло? не боишься, что какой-нибудь несчастный навернется в попытке до тебя достучаться?

ты не замечаешь, как засыпаешь. доброй ночи, мистер пример-для-подражания. пусть твое здравомыслие сохранит стакан холодной воды рядом с очками, который ты по незнанию уже пару раз опрокинул. пусть одеяло, сваленное на пол в бессонном перекатывании с бока на бок, защитит тебя от ночных кошмаров — что-что говоришь? в воздухе будто снова стоит запах ментоловых сигарет, разложившейся плоти и страха? да и сам оказался в непривлекательном положении, холодно там и темно, говоришь?

плохие новости! это морг. и теперь, несмотря на жару за окном, тебя бросает в дрожь.

у судмедэксперта на бейджике лишь небрежно нарисованный маркером широко распахнутый глаз. и халат он носит поверх кожаной куртки, той же, что висит у тебя в шкафу — тебе кажется, что в другой жизни он ее там оставил и никогда за ней больше не заходил. и в руках у него милый синий блокнотик, чем-то похожий на твой — нет, стоять, это *и есть* твой блокнот. на обложке нечеткие инициалы. твои.

кто он такой? и, что важнее, почему ты хочешь перед ним извиниться?

«что ты делаешь с моим блокнотом?» — спрашиваешь ты, еле как собирая слова в предложения. стены ощущаются омерзительно зелеными. и глаз на бейдже "подмигивает", оказываясь залитым искусственным светом на секунду. все это ненастоящее. в твоей комнате жарко и душно — тут холодно, у тебя пальцы дрожат и дышишь ты сквозь зубы. чудо, что ты можешь хотя бы звучать презентабельно. (удивительно, что тебя это волнует даже во снах).

«я записываю, как умер офицер ргм. ты просто очень вдохновляюще описал мою смерть на прошлой странице, мне понравилось».

«но я же еще не умер».

«а я заранее, — глаз на бейджике судмедэксперта пялится тебе в душу, его даже ламинированная поверхность не отделяет от тебя; он нарисован поверх. — чтобы не разочароваться в моем стоическом самообладании, когда это наконец случится».

он тебя передразнивает, что ли? это ты тут обыкновенно немо хвалишься выдержкой и стойкостью — этого у тебя даже амнезия не отшибла, наоборот, этого будто прибавилось. такой баланс природы — чем уязвимее ты себя чувствуешь, тем более очевидным становится твой деланный каменно-скальный образ, приросший к тебе без шанса на безболезненное расставание. неудивительно, что сон сделал из тебя практически всамделишного мертвеца. перед *этим человеком* только так.

и *этот человек* во сне передразнивает твое желание быть заранее готовым к любым трагедиям, чтобы держать лицо.

твой мозг наверняка натравливали против тебя, так что это даже неудивительно. просто обидно. как будто ты этого не ждал. не от него. (и снова ты ошибаешься в попытке предсказать будущее. когда ты уже научишься?)

«а что там написано?» — твое любимое детективное любопытство пробуждается; лицо не шевелится больше необходимого. это обезличенное предложение. созданное, чтобы ты не представлял свой размашистый, тугой почерк, повествующий о смерти. оно не работает. много вещей не работают, но ты назло всему их любил, потому что хотел верить — этого иррационального, ярко-бордового чувства хватит для всего мира, если постараться. и сейчас, чего греха таить, не видишь резона ненавидеть.

он усмехается, поправляя твои очки и листая блокнот.

«слушай внимательно. "расследование завершено. детектив погиб от полученного на службе ранения. я был госпитализирован". ничего не прослушал?»

о. вот почему хочется перед ним извиняться, не помня ни его лица, ни имени. да, да, если такая запись в блокноте есть, ты явно чувствовал больше, чем три сухих и безучастных предложения. и не хотел чувствовать ничего из этого.

все так логично с тобой и твоей амнезией, что тошно.

«и все?» — ты звучишь слегка обескураженно.

«и все. про тебя я написал тут, что ты погиб, скажем, на работе, обезвреживая преступника. если так и будет, мне не придется показываться липким и растерянным перед людьми», — он обходит наполовину лежащего в морозильной камере морга тебя, не отводя взгляд от твоего лица.

«а если будет совсем не так?» — ты привстаешь на локти, приподнимая бровь.

«а как еще может быть?»

ты присматриваешься и видишь кровавый след на халате судмедэксперта — там же, где на бейджике нарисован зрачок глаза, только по левую сторону. пулевое ранение. надеюсь, не твоих рук дело?

«я могу попасть в дорожное происшествие, например, — и ты говоришь об этом с какой-то почти незаметной отстраненностью, будто не о своей смерти говоришь вовсе, лежа в морге. — прокурить себе все легкие».

«и что, мне некролог не писать?» — он до смешного разочарован.

«не пиши».

«а ты не смотри на меня, будто не знаешь, что со мной делать, — он выдирает из блокнота листок и сминает его, пряча в кармане и убирая с твоих глаз прядь. — я не только тот человек, который умер у тебя на руках. я еще и человек, с которым тебе было хорошо. смерть не обнуляет мою ценность, как личности — ты знаешь это и без напутствий в ночных кошмарах».

«знаю», — ты не любишь бесцеремонные напоминания о суровой действительности — им, по сути, и являясь. у тебя на лице написано — "вот-что-трудоголизм-делает-с-людьми".

«а, и еще: удачи на работе. не перетрудись».

прежде чем ты успеваешь что-то сделать, тебя задвигают обратно в холодильную камеру с подобающим звуком, и ты просыпаешься, вздрогнув.

все еще жарко. ранний летний рассвет освещает улицу за окном. на часах половина шестого утра. твои соседи возненавидят тебя, если ты с утра пораньше куда-то соберешься на мотокарете. да и тебе некуда спешить. (а ручки так и тянутся к работе, да?)

так что спустя минут десять размышлений обо сне ты идешь завтракать, — тебя не держат ноги, ты, кажется, мазнул пальцем по линзе очков, и стакан воды опрокинул. главное — на работе таким не появиться. главное — держать лицо. пусть и то лицо, которое ты видишь в зеркале после завтрака и холодного душа выглядит малость самую отталкивающе. даже смотрящий за камеру потрепанный мужчина на удостоверении не ходил с такими мешками под глазами и с таким недвижимым каменным лицом. да и сколько дней ты уже не брился?

впрочем, долго ты на себя не смотришь — да и не надо. не ты же будешь с собой разговаривать, разглядывая каждую морщину на этом потрепанном личике. ты тяжело выдыхаешь и выбираешься добраться до участка пешком, подождать, собственно, напарника там.

расследование скоро закончится. осталось лишь разобраться с главным подозреваемым — и вы разойдетесь, как в море корабли. если кто-то из вас не попросит об обратном — если кто-то из вас не решит, что в жизни недостаточно приключений, приходящих с ну-почти-полной противоположностью в человеческом обличии. вся ваша жизнь будет мыслью "я-мог-оказаться-как-он-ах-да-точно-частично-я-уже". нужно оно тебе или нет — хороший вопрос.

нужно оно *ему* или нет — вопрос еще лучше.

«ого, ким, выглядишь так, будто либо не спал полночи, либо понял что-то серьезное», — говорит он вместо приветствия.

«да, и то, и это».

«и что же ты такого понял?»

«что ты был прав», — ты опускаешь плечи, слегка ссутулившись — защищаясь. без куртки это выглядит нелепо.

«я часто прав, конкретизируй», — он посмеивается. вы идете по тщательно записанным наводкам всех участвующих в деле на последнее место, где может находиться подозреваемый. у тебя в голове до сих пор стоит картина женщины с тремя разными именами, чьи мозги оказались размазаны по стене. тебе не кажется, что вы найдете виновного.

«когда говорил про зависимости».

он смотрит на тебя и пожимает плечами, всем своим видом говоря: "неудивительно". тебе почему-то кажется, что, в отличие от тебя, он бы с амнезией попытался всем рассказать по любым причинам — и столкнулся бы с твоим неумолимым скепсисом.

«не хочешь поделиться?»

«пока что нет. просто подумал, детектив, что вам будет важно услышать одобрение вашего взгляда на ситуации», — и ты кривишь губы в подобии улыбки — изо всех сил, но и то выходит плохо.

он улыбается в ответ. у него это тоже странно слегка выходит, но чуть более естественно. очередной допрос лишь сильнее все запутывает, у тебя начинает болеть голова — в одном из карманов брюк рядом с какой-то небольшой отверткой лежит обезболивающее. вы теряетесь в уликах. работаете больше нужного, иногда расходитесь за полночь. еле как раскалываете самого близкого убитой человека, тот рассказывает, что с ее работой было от чего бежать — проводите параллели, каждый свои, и ты не обижаешься, когда напарник оттаскивает тебя в сторону от расследования, чтобы напомнить, что тебя сделало тобой. разумеется, в своей типичной полушутливой манере: он и настаивать не будет, если ты ослушаешься, и даже не разочаруется слишком — авторитета мало, все еще вздрагивает слегка при слишком строгом взгляде.

а потом тебе снится, как вы сидите в кафе — как он тихо смеется над тем, что ты думаешь о чем-то слишком серьезно, а потому не заметил, как на щеке остался след соуса — как ты снова нелепо улыбаешься. и тебе хочется кричать.

но ты просто снова близишься к переработке — практически под ручку с этим же человеком — чтобы не думать слишком много. это не работает. кто бы мог подумать. ты же все равно думаешь слишком много, когда он после завершения дела зовет тебя на обед.  

(знаешь, мистер пример-для-подражания, ты безнадежен. веселись).