Увидев, как Оби-Ван падает, Энакин испугался. После того, как они остановились у входа на корабль, он тщетно пытался наладить зрительный контакт, но Кеноби упорно смотрел в пол, а потом его взгляд и вовсе расфокусировался. Лишь благодаря своему превосходному чувству силы, Энакин успел предотвратить падение Оби-Вана и подхватить его в последний момент. Кто-то из солдат сразу подоспел к ним, предлагая помощь, но Скайуокер отмахнулся и, подняв мастера на руки самостоятельно, понес его в медотсек.

Первая причина, почему Энакин вообще настоял на том, чтобы пойти на корабль с Оби-Ваном — это то, что он был уверен — после того как Оби-Ван выспится, он не пойдет к медикам. Он вообще плохо о себе заботился, по скромному мнению бывшего падавана. И нынешняя ситуация это подтверждала.

Энакин был зол. Не смотря на то, что Оби-Ван, как его мастер, всегда учил сдерживать эмоции, выпускать негатив в силу и контролировать привязанности, очень иронично, что именно Оби-Ван вызывал всё это в Скайуокере. Да, он злился. Злился на своего мастера за то, что тот элементарно не может позаботься о себе: нормально есть, спать, оказывать себе хотя бы простейшую медицинскую помощь при необходимости, ну или на худой конец сказать кому-нибудь, что плохо себя чувствует. Почему он всегда всё так усложнял? Потом злость темной тучкой перекочевала на Коди. Если он видел, что Оби-Вану так плохо, то почему ничего не предпринял? Не заставил сходить к медикам? Хотя… Кем для него является Оби-Ван? Генералом? — «Коди не обязан заботиться о нем в таком плане… Это не его вина…» — постепенно злиться Энакин стал на себя.

–«Это я должен был быть рядом, проконтролировать, позаботься… Должен был почувствовать, что что-то не так! А что не так-то… Голодный обморок?» — поняв, что просто винить себя бесполезно — это делу не поможет, Энакин собрался с силами и понес Оби-Вана в медотсек.

— Я и не думал, что все настолько серьезно… — как-то виновато признался Коди, увязавшись за джедаями.

— У него всегда так, — невесело отозвался Энакин. — Что у вас происходило в последнее время?

— В принципе — ничего особенного. Только плотный график, особенно последнюю неделю. У нас не было перерывов.

— Не думаю, что Оби-Ван потерял бы сознание от плотного графика, — усомнился Скайуокер, — он, конечно, не заботится о себе, но всё же не настолько беспечный идиот, чтобы не давать себе отдыха совсем.

— «Тут явно что-то не так» — подумал он про себя. Дойдя до медотсека, Энакин уложил бессознательного Оби-Вана на кушетку, вслушиваясь в тихие шаги Коди, который привел мед-дроида.

После двадцатиминутного осмотра, который по внутренним часам Скайуокера длился не меньше часа, мед-дроид соизволил приблизиться и рассказать таки в чем дело.

— Ну, что с ним? — торопливо спросил Скайуокер, нервно постукивая указательным пальцем по коленке, что не укрылось от внимательных глаз командира.

— Это отравление. Данный яд не числится в моей базе. Дозировка не смертельна, жизненные показатели стабильны. Просчитываю последствия воздействия на организм… Не имею возможности просчитать точное воздействие. По общей оценке моей системы генералу Кеноби рекомендуется отдых — выявлено обезвоживание и истощение. При лечении, он будет полностью дееспособен через три дня. — Ответа дроид ждать не стал — сообщив информацию, он вернулся к своему пациенту.

Энакин прибывал в состоянии легкого шока, по большей части по тому, что в силе яд ощутить не смог. — «Яд? Каким образом он мог отравиться, если находился в последнее время только на своем корабле или в пылу сражения?» — задавался он вопросом. — «Только если это был какой-нибудь газ, который он вдохнул во время боя, или ядовитый клинок… Может, ему что-то вкололи? Нет, тогда доза была бы значительно больше… Значит, вдохнул…» — размышлял бывший падаван Кеноби. Решив поинтересоваться про такие детали у Коди, Энакин задал ему вопрос, на что тот дал не самый информативный ответ.

— Простите, сэр, но я бы об этом знал. Да и на поле сражения мы почти всегда были рядом и, если это было бы так, то я тоже бы отравился, — проинформировал тот уверенным голосом.

— И что тогда ты об этом думаешь? Не мог же он отравиться на своем корабле каким-то неизвестным ядом, который с легкостью может уложить джедая! У нас тут нет посторонних, а свои так бы не поступили.

— Я тоже не хочу думать на своих, генерал, но вы же помните, что такое уже случалось, — с толикой грусти в голосе сообщил Коди.

Действительно, пусть и редко, но раньше клоны совершали предательства. Однако, думать об этом никому не хотелось — все внутренне надеялись, что к ним вторгся кто-то из вне.

— Думаешь, стоит проверить его еду? Питье? — поинтересовался Энакин.

— Я считаю, что да. Пойду займусь этим. — Коротко ответил Коди и удалился.

Энакин остался наедине с бессознательным телом Оби-Вана.

Во время падаванства Скайуокер часто заглядывался на своего мастера. В детстве он смотрел на Оби-Вана, как на идеал, как на высшее прекрасное существо, которым тот являлся в его глазах. Когда Энакин стал подростком, его первый мокрый сон был о его учителе. Он стал смотреть на него в сексуальном плане. И это постоянно отвлекало его. Медитировать со своим учителем стало настоящей пыткой, хотя, надо признать, он никогда это не любил. Это злило его, рождало в душе несвойственные джедаям эмоции. Учитель никогда не понял бы его, ведь он был идеальным джедаем, как считал Энакин. Тренируясь со своим мастером на мечах, юноша постоянно задумывался или вообще выпадал из реального мира, заглядываясь на сильные, но такие изящные руки своего учителя, которые выполняли отточенные движения с необыкновенной точностью, легкостью и грацией. Так же невозможно было упустить алмазные капельки пота, сбегающие с висков к четкой линии челюсти и дальше вниз — на шею и грудь. Отчаянно хотелось слизать эти заманчиво блестящие мокрые дорожки, проследить их путь по бархатистой коже, столь не свойственно для многих мужчин… Во время тренировок, обычно идеально уложенные волосы мастера растрепывались и одна самая непослушная прядка спадала на лицо, из-за своей не малой длины на тот момент перекрывая правый глаз. Глаза. Ох, его глаза были просто прекрасны. Лучшими, что Энакин когда-либо видел. Он был уверен, что именно глаза играли большую роль во время переговоров и в дипломатических миссиях, которыми так славился его мастер. Стоило ему наладить зрительный контакт с собеседником, как тот тонул в его серо-голубых океанах, натыкаясь на бирюзовые прожилки, которые напоминали реки с тёплым течением, при этом сдавая свои позиции и подчиняясь этому прекрасному существу.

Но Энакин знал, что главную роль тут все же играло мастерство Оби-Вана, его качества и природный дар. Энакин этим восхищался так же, как и самоконтролем своего мастера, который ему самому познать было не дано. Но этот самый самоконтроль вызывал не только восхищение, но и в равной, а может и большой степени, раздражение и желание стереть с его лица то ровное и контролирующее все во круг выражение. Хотелось заставить его показать свои эмоции, такие как страх, желание, удовольствие, нежность. Хотелось увидеть, как он умоляет, как он сбрасывает с себя эту контрольную улыбку, увидеть, как его самоконтроль разваливается на кусочки и летит к ситхам в бездну. Но стоит сказать, что это было ещё не самое сложное. Иногда, из-за некоторых обстоятельств или просто по привычке, им приходилось засыпать вместе. Временами это было замечательно: Энакин чувствовал тепло родного тела рядом, его глубокое дыхание, которое успокаивало. Сразу становилось тепло и никакие кошмары не смели нарушать эту идиллию. Но, всё чаще, Энакину приходилось вставать с их общей кровати и убегать в освежитель, чтобы разобраться с маленькой, но со временем, становившийся все больше, уже весьма значительной проблемкой. Ну не возможно было лежать на кровати рядом с этим развратным бесом, у которого были такие чувственные и пухлые губы, густые ресницы, острые скулы, и не возбуждаться, особенно, когда тот, инстинктивно ища тепло, прижимался к нему спиной во сне.

После, Энакин стал уже сильно выше своего мастера, а его подростковое влечение переросло в более глубокое чувство, становясь глубочайшей привязанностью. Но юноша не мог ему ничего сказать, не мог в этом признаться, боясь быть отвергнутым. Ведь в его случае это была уже не просто влюбленность падавана в своего учителя, что, надо признать, случалось довольно часто, это было глубокое чувство, которое, как считал Энакин, испортило бы все их настоящие отношения, выскользнув из-под завесы тайн.

Ведь Энакин был уверен, что Оби-Ван видит в нем исключительно своего падавана, брата, друга, но никак не пару на жизненном пути. Но, не смотря на всё, он жаждал быть любимым и в поисках этого нашел замечательную женщину. Падме. Она была очень красива, когда-то он посчитал ее ангелом. Она, в отличие от Оби-Вана, давала ему то, чего он так жаждал, совершенно открыто: любовь, понимание и заботу.

Но не смотря на все это, она так и осталась для него ангелом, который был где-то далеко на небе, чистый и не порочный — просто мечта. Оби-Ван же был самым что ни на есть настоящим, живым, одновременно близким, но в то же время недосягаемо далёким. Он был постоянно рядом, заставляя доверять ему, но сам не открывался до конца, будто утаивая что-то. Боясь, что он узнает что-то опасное, то, что спрятано где-то очень глубоко. Энакин тоже закрывался, руша их связь и копя негативные эмоции. Пытаясь не думать об Оби-Ване и не причинять себе боль, он отдалялся от Оби-Вана все дальше и дальше.

Внезапно, выскользнув из своих мыслей, Энакин взглянул на своего мастера, лежащего на больничной койке. Он был бледен, если приглядеться более внимательно, то можно было заметить, как он похудел с их последней встречи, а вспоминая, каким легким было его тело, когда Энакин подхватил его при входе на корабль, становилось не по себе. — «Неужели это все из-за яда? Значит ли это, что он отравлялся долгое время? — рассуждал Энакин. — Если да, то вероятнее всего отправляли его пищу. Неужели кто-то из наших парней решил предать нас и убить своего собственного генерала?!» — отказывался верить в свои догадки Скайуокер.

Он подошел ближе и коснулся руки Оби-Вана. Она была холодной, а на предплечье красовалась повязка, скрывающая ожог.

— Генерал, — вошел в помещение Коди, — Это действительно произошло не во время сражения. Еда генерала Кеноби и в правду была отравлена. Мне кажется, что с ним все в относительном порядке только за счет того, что он очень мало ел в последние дни. Рекс сейчас разбирается: ищет того, кто мог это сделать. — Выдал Коди на одном дыхании.

— Тц, — гнев и разочарование переполняли Скайуокера: «Как мог кто-то из тех, кто сражался с нами плечом к плечу, взять и отравить его?» — негодовал Энакин — «Ладно, это уже не исправить, но необходимо предотвратить в дальнейшем» — Решил взять себя в руки молодой генерал. Не смотря на мнение магистра Винду, иногда Энакин мог и действовать, и размышлять более чем рационально.

— Я пойду к Рексу, — сказал Энакин, — хочу найти предателя, если буду сидеть тут — просто взорвусь, да и толку от этого мало будет.

— Как хотите, генерал. И, да, нас сейчас заправляют — через некоторое время будет достаточно топлива, чтобы отправиться в путь. Вылетаем сразу? Или вы думаете задержаться?

— Нет, сейчас мы никуда не полетим. Я должен сейчас отыскать того, кто это сделал. — Отрезал Энакин, указывая взглядом на спящего Оби-Вана.

***

— «Слишком ярко» — Первое, что пришло в еще мутную голову Оби-Вана, когда он попытался открыть глаза. Постепенно возвращаясь в этот мир, Кеноби решил испытать удачу во второй раз, приоткрывая веки. Сейчас было легче, пусть свет и был яркий, но теперь он, хотя бы, не был похож на целую кучу световых мечей, пронзающих его глаза. Он находился в медотсеке, рядом никого не было. Оби-Ван попытался воспроизвести последние события в своей голове: он помнил бой, жару, дурацкий лес и грязь, а главное — жуткую усталость.

— «Нет, главное — Энакин» — Наконец вспомнил Оби-Ван. — «Энакин прилетел. Где он сейчас?» — не успела эта мысль проскользнуть у него в голове, как из-за дверей показалось знакомое лицо.

— «Вспомнишь лучик — вот и солнце…» — пробормотал Кеноби, приправляя фразу сарказмом у себя в голове. И все же, как приятно было увидеть Энакина. Когда тот только прилетел, Оби-Ван не смог толком рассмотреть и полюбоваться им, так как его зрение, да и сознание, надо признать тоже, отказывалось функционировать и в общем воспринимать внешний мир. Оби-Ван так соскучился по нему… Удивительно, как он не понимал этого, пока не увидел в живую? А может, он просто не хотел признавать?

Привязанности джедаям были запрещены кодексом, а он всегда старался приблизиться к идеалу. Но в глубине души знал, что уже провалил эту миссию. Оби-Ван взглянул на Энакина: его глаза как и всегда затягивали, а шрам на лице придавал дерзкой перчинки образу бравого генерала. Оби-Ван утонул.

— «Когда это началось?» — подумал он. Неосознанно мастер перебирал свою память, заглядывая в разные ее уголки. Энакин был для него семьей. Когда Квай-Гон умер, Энакин стал тем, что держало его на плаву, не давая упасть, пусть в самом начале он его и не слишком жаловал. Оби-Ван вспоминал, как поначалу падаван часто прибегал к нему ночью с очередным кошмаром или просто из-за тоски по матери, просясь в его кровать и теплые объятия. Иногда Оби-Вану казалось, что он нуждался в этом не меньше, чем сам Энакин, но он, конечно, никогда не говорил об этом, да и сам отказывался принимать. С другой стороны юный Скайуокер вообще был очень тактильным человеком, постоянно пытающимся украсть очередные обнимашки. Когда же он подрос, то стал чаще просто хлопать Оби-Вана по плечу или приобнимать за них же, что стало просто, учитывая его рост. Что касается настоящих объятий — они стали немного неловкими и, возможно, слегка смущающими… Оби-Ван не понимал почему, но когда Энакин обнимал его став старше, это всегда было очень нежно, трепетно и даже немного отчаянно. Все это, надо признать, настораживало джедая.

Когда Энакину исполнилось семнадцать, Оби-Ван впервые поймал себя на том, что стал засматриваться на него. Энакин превращался из подростка в мужчину, а когда Оби-Ван впервые понял, что смотрит на своего падавана не в том плане, в каком следует, он ужаснулся сам себе.

— «Ладно, если падаван влюбляется и имеет влечение к своему мастеру во время полового созревания, но не на оборот! И я ведь уже давно не зеленый подросток!» — отчитывал себя Оби-Ван после каждой тренировки. А постоянные Энакиновские взгляды и прикосновения легче не делали. Когда же Энакин, по старой привычке, ночью пришел к Оби-Вану с надеждой лечь под его теплый бок, тот прогнал его обратно в комнату, сопровождая это десятками нотаций и объяснениями, почему им нельзя спать вместе, пытаясь скрыть свое смущение и убедить этим больше самого себя, нежели юного падавана. Но это были еще цветочки. Как-то утром Оби-Ван проснулся в своей кровати в храме, со стояком, а потом дрочил в ванной, представляя губы и пальцы Энакина на своем члене. Именно после этого он понял, что надо что-то делать.

Вскоре Энакин перестал быть его падаваном, став настоящим рыцарем-джедаем и даже обзавелся своим собственным учеником. Обнаружив в себе совершенно неуместную ревность и печаль, Оби-Ван стал стремиться свести их контакт к минимуму: старался, чтобы Энакин проводил больше времени с собственным падаваном, просил Совет об одиночных миссиях или же убеждал поставить себя в команду с другими джедаями. Лишь бы не с бывшим учеником…

А потом появилась Падме. Появилась она в жизни Скайуокера внезапно, по крайней мере для его бывшего учителя, а в последнее время Энакин слишком много проводил с ней времени, а если точнее, то все время, которое они имели на Корусанете, свободное от тренировок и миссий. Когда Оби-Ван видел, как Энакин обнимает или даже целует Падме, внутри щемило, а сам он не мог и не хотел понимать почему. Он хотел счастья Энакину, поэтому старался отдалиться от него. Но, несмотря на усилия Оби-Вана не контактировать со Скайуокером часто, обстоятельства складывались против него. Дело в том, что их дуэт был действительно легендарным, а главное — очень эффективным, поэтому, не смотря на просьбы Оби-Вана, Совет частенько направлял их на миссии вместе.

На последнем собрании совета, где Оби-Ван присутствовал вживую, он получил одиночную важную миссию на дальнем рубеже по рекомендации Палпатина. Он отправился незамедлительно, взяв с собой только двести двенадцатый. Как только они выполнили задание, рядом кому-то понадобилась помощь и естественно, Совет направил их и туда. И так продолжалось последние несколько недель, вероятно, из-за того, что враги были через чур активными в последнее время.

Иногда Оби-Вану казалось, что что-то или кто-то специально держит его на дальнем рубеже, но он успешно отмахивался от таких предчувствий и радовался тому, что рядом нет его личного бедствия, из-за которого ему пришлось бы постоянно страдать. Но на этих мыслях Оби-Ван споткнулся. Он не был, действительно, рад своему отдалению от ученика. Рядом, конечно, был Коди, но… Кеноби понял, что он отчаянно жаждет совершенно другой компании. Именно той, от которой так хотел избавиться, но не вышло, ведь даже не находясь рядом, Энакин занимал все мысли в голове Оби-Вана и от этого избавиться не получалось. Это мучило его на протяжении долгих последних недель. Он постоянно задавался вопросом: «Что со мной не так?». И пришел к выводу, что не так абсолютно все. Он признался себе, что постоянно жаждал внимания, взглядов, прикосновений и времени одного конкретного человека. Он жаждал Энакина всего целиком. После признания самому себе стало немного легче. Но он не мог выполнить свои желания: в первую очередь, мешал кодекс. Хотя он уже был привязан к Скайуокеру, он не хотел делать хуже, сбивая с пути еще и его. Да и оставаться джедаем Оби-Ван хотел всю жизнь. Во-вторых, Энакин был с Падме. Он больше не принадлежал Оби-Вану, пусть и образно. Но все же, Оби-Ван не хотел мешать его счастью. Он любил Энакина. Эта откровенная мысль заставила его замереть, не донеся еду до рта. Он любил его. Пусть и в глубине души знал это, но все же никогда не признавался себе в этом столь открыто. Он любил его не как сына, брата или еще кого-то в этом роде. Он хотел его, хотел полностью и без остатка, но при этом желал ему счастья и не собирался ломать его жизнь, вторгаясь в их с Падме личное пространство. Да и не по-джедайски это все.

Коди осторожно тронул генерала за плечо.

— Генерал.? — оказывается, Оби-Ван так и сидел с недонесенной до рта ложкой за столом.

— Я не голоден, Коди, — сказал он, убирая почти полный поднос с едой. — Поем позже, а сейчас хочу отдохнуть. У нас скоро новая миссия, я должен выспаться.

— Конечно, — был краток командир. Они как раз летели на эту проклятую планету с джунглями. Если говорить честно, то Оби-Ван так и не заснул в тот день: дурное предчувствие преследовало его, а еда в горло вообще не лезла, из-за чего он был обессилен.