Нарываешься!

— ХРАЗ, ты не знаешь, балерины здесь только балерины?

— Тема робосексуалов сейчас на пике популярности среди советской элиты. Робосексуальное лобби стало весьма могущественным. И, по всей видимости, в театре процветала торговля подобными услугами. Так что нет. Балерины не только балерины

— Думаешь, шеф об этом знал?

— А сами как думаете?

— Ну, учитывая, каких именно роботов он выбрал себе в ближайшую охрану, получается, он и сам робосек…

— Робосек — по Ожегову — насмешливое определение человека, вступающего в интимную связь с механизмами, как правило, полирующего себе...

— Тихо, ладно, пусть полирует там себе что хочет.


***

Эта тема вызывала у Нечаева весьма сложные чувства, потому обсуждать её с ХРАЗом было несколько неловко, каким бы вольным в выражении своих чувств человеком он ни был. ХРАЗ, казалось, был вовсе равнодушен. Впрочем, чего ещё от него можно было ожидать. П-3 предпочёл бы воздержаться от подробностей до того, как ему бы их любезно предоставили. Не хотел задумываться о каких-то извращениях, эта тема, пожалуй, была ему чужда… Пусть мир давно изменился стараниями науки и её деятелей, и изменения в обществе и умах людей тоже были весьма закономерными и ожидаемыми, но Нечаев относил себя к людям достаточно консервативным, и близость с роботом для него была таким же чуждым явлением, как и, например, столь порицаемое мужеложство… Впрочем, пусть каждый занимается чем хочет, главное, чтобы подальше от него.

— Не моё это дело — думать, что у него там с этими андроидами. Хотя выглядят они, конечно, горяченько...

— Что это значит? Вы завидуете, товарищ майор? — спонтанно выдал ХРАЗ крайне озадаченным тоном. Нечаев удивился не меньше — но из-за его вопроса.

— Да чтоб тебя, ХРАЗ! Что ты, блять, несёшь?! Я что, по-твоему, тоже из этих?

— Этого я не могу знать, товарищ майор.

— Вот и помалкивай тогда, — раздражённо проворчал П-3, заканчивая этот диалог до того, как ХРАЗ добавил бы ещё что-нибудь… эдакое.

ХРАЗ замолчал, благоразумно держа при себе остальные комментарии к этой ситуации. Интерес Нечаева к этой внезапно обнаруженной информации не укрылся от него. Они были связаны, и ему нетрудно было проанализировать его поведение и заметить резкий эмоциональный всплеск: что-то между интересом и гневом, вызванным, очевидно, его словами и являющимся всего лишь механизмом для сокрытия того самого интереса. Возможно, его задевала спонтанная догадка об академике Сеченове, очевидно, показывающая его не в самом лучшем свете. Нечаев слишком идеализировал его образ, чтобы спокойно смириться с этим, и, пусть он и замолчал, больше не желая слышать мнение ХРАЗа в этом вопросе, было ясно, что он не перестал думать об этом.

Маловероятно, чтобы Правая и Левая служили Сеченову как-то ещё, кроме того, что были его телохранительницами. Конечно, это была не та информация, которую можно было знать наверняка, но до этого сообщения, случайно обнаруженного в театре, Нечаев никогда не задумывался об этих извращенцах, которых привлекали роботы, хоть и знал об их существовании. Тем более, не предполагал, что Дмитрий Сергеевич может оказаться одним из них. Он отказывался верить во что угодно, что порочило честь прославленного гения, будь то слова предателя Петрова или внезапные нелицеприятные догадки. А ХРАЗ… ещё и имел наглость смеяться над ним?

— Если вам так любопытно, товарищ майор, вы можете поинтересоваться у академика Сеченова лично, — снова подал голос ХРАЗ, после чего выслушал поток отборной брани Нечаева, прежде чем тот смог ответить что-то осмысленное.

— Ты в своём уме вообще? Как, по-твоему, я должен это сделать?

— Вы можете начать издалека, если не можете спросить прямо. Думаю, я недостаточно хорошо знаю товарища Сеченова, чтобы предположить, какова будет его реакция. Когда мы закончим задание…

— Ебучие пироги, ты серьёзно?.. И почему тебя это так волнует, а?

ХРАЗ пристыжённо замолчал, не желая провоцировать и без того слишком взбудораженного П-3. Всё же он не имел цели доводить Нечаева до белого каления. Не особенно уместно в данных обстоятельствах. Всё-таки, им нужно было найти Петрова, устранить угрозу, закончить поручение Сеченова в конце концов… У них было совсем немного времени на отдых, которое не стоило тратить на бессмысленные препирательства. Нечаев небрежно плюхнулся на диван, рассуждая вслух:

— Неужели все в этом чёртовом театре такие… странные? Петров — ёбаный псих, Ласточкин здесь устроил притон, Штокхаузен… Я многого не знал об этом крысёныше! Ну, Михаэль, если ты связан с предателем Петровым, я тебе лично кишки выпущу… Неужели среди гениальной элиты и партийных деятелей в самом деле так много любителей… экзотики? ХРАЗ, ты знал об этом?

— Никак нет, товарищ майор. Впервые узнал вместе с вами. Я никогда не интересовался тем, что происходит в театре. Это по части Петрова. И всё же, товарищ майор, разрешите спросить.

— Валяй.

— Почему данный вопрос возбуждает в вас такое любопытство?

— Да чтоб тебя, меня не интересует этот блядский вопрос!

Нечаев услышал его смешок, прежде чем ХРАЗ ответил с лёгкой иронией:

— Прозвучало убедительно.

— Ты блять издеваешься?!

Подняв левую руку, Нечаев взглянул на перчатку с явной яростью, так, как смотрел бы на раздражающего человека. Ему показалось, что проводки даже поникли, хоть это и едва ли могло быть возможно, в конце концов, ХРАЗ — всего лишь искусственный интеллект. Маловероятно, чтобы он мог как-то повлиять на него, как бы сильно он его ни бесил порой своими неуместными замечаниями. А хотелось бы. Нечаев слишком легко впадал в агрессию, а у ХРАЗа прекрасно получалось раздражать его. Даже Петров, наверное, не бесил его своими наигранными выходками так, как ирония его спутника по этому сумасшедшему заданию, его занудные вставки и комментарии, о которых его не просили.

— Никак нет, товарищ майор. Просто интересуюсь. Прошу простить мне моё любопытство.

— Да закройся ты уже.

Нечаев просто отмахнулся от него, переключаясь наконец с обсуждения театрального борделя на размышления обо всём, что успел наговорить ему Петров. Все его провокационные фразы, которыми он скорее пытался привлечь внимание к своей личности, весьма эксцентричной, имели лишь одну цель — некое разоблачение академика Сеченова в его глазах. Но паззлы в голове Нечаева упорно не складывались, и он не понимал, к чему клонит Петров, и что пытается донести до него. Он не мог и не хотел верить в то, что Сеченов мог иметь какой-то злой умысел, о котором он не имел представления. П-3 не мог видеть злодея в своём спасителе. Сколько бы Петров (или кто-либо ещё) ни пытался посеять зерно сомнения в нём, он не переставал держаться за свою убеждённость в его правоте. Нечаев ненавидел сомневаться. Слова Петрова почему-то пробуждали в нём какую-то тоску неясной природы, которую он не мог объяснить, и это чувство его раздражало.

— Товарищ майор, не стоит так фокусироваться на фигуре Петрова. Вам стоит расслабиться и отпустить его хотя бы ненадолго, если хотите избежать перенапряжения…

— Да отъебись ты уже от меня.

— Ваша грубость не оправдана. Я пытаюсь помочь вам. В конце концов, я тоже заинтересован в успешном выполнении задания.

ХРАЗ говорил так, будто обиделся на него, но Нечаеву не было никакого дела до обид искусственного интеллекта, который он знал… несколько часов? Пусть и самых безумных долгих часов своей жизни. По крайней мере, той её части, которую он помнил. Он знал, что вряд ли справился бы без подсказок ХРАЗа, не зря ведь Дмитрий Сергеевич дал ему столь полезного спутника, но находить общий язык с роботами Нечаев совершенно не умел. Не то чтобы умел с людьми, но люди хотя бы знали какое-то понятие о границах, которые не стоит переступать.

Невольно он снова вернулся к стальным красоткам с лишёнными эмоций лицами, и его вдруг посетила мысль о том, насколько более невыносимой была бы компания ХРАЗа, если бы он не был голосом, заключённым в перчатку, а, например, обладал таким же телом. Ну, не совсем таким же. ХРАЗ в теле балерины был бы тем ещё посмешищем, хотя Нечаев, честно говоря, взглянул бы на это только затем, чтобы позлорадствовать. Правда, академик Сеченов бы не понял такую… странную просьбу. Он снова вспомнил о словах ХРАЗа о том, что «робосексуальное лобби стало весьма могущественным», и попытался представить, каково это вообще… ну, сношать робота. И ощутил некоторую мерзость вперемешку с чувством стыда.

ХРАЗ отозвался мгновенно:

— Товарищ майор, о чём таком вы думаете? Регистрирую увеличение частоты дыхательных движений и…

— ХРАЗ, заткнись! — возмущённо выпалил Нечаев, сжимая руки в кулаки. Его злости хватило бы на то, чтобы голыми руками снести башку парочке Вовчиков и разобрать их на гайки, но, к сожалению, рядом не было ни одного, а Элеонору при всей её раздражающей навязчивости разбирать было жаль. — Просто заткнись.

— Почему вас так это задевает, товарищ майор? У вас проблемы с принятием правды о себе? — поинтересовался ХРАЗ в ответ, полностью уверенный в том, что ему абсолютно ничего не грозит. Нечаев к собственному сожалению ничего не мог ему сделал, по крайней мере, если не хотел выволочки от академика Сеченова и трудностей в дальнейшем выполнении задания.

— Какой ещё блять правды? Ебучие пироги, ХРАЗ, о чём ты? Что за чушь?!

— Правды о том, что вы соотносите информацию об услугах, предоставляемых в закулисье театра, академике Сеченове и его подружках и самом себе, и ваша нейронная активность изменяется именно в момент размышлений. Разве не так?

ХРАЗ откровенно издевался над ним, отвечая на его агрессию тем средством, которому Нечаев не мог противостоять. Его это раздражало ещё и потому, что… он допускал некоторые мысли касательно некоторых моделей, да тех же самых балерин, хоть и не причислял себя к тем самым извращенцам, ублажавших свои разжиревшие тела, или как там говорилось…

— Тебя вообще это ебёт? Хватит лезть мне в голову!

— Успокойтесь, товарищ майор, разве я могу? В моих полномочиях только отмечать изменения некоторых доступных мне физиологических показателей, исходя из которых я и делаю такие выводы.

— И какие же выводы ты там делаешь чёрт возьми?

— Вы правда хотите знать?

Он не переставал иронизировать, но Нечаев перестал обращать внимание на его тон, свыкшись с тем, что у ХРАЗа нет и не может быть никакой совести. П-3 надеялся на то, что по завершении поручения Дмитрия Сергеевича он вернёт ему эту чёртову перчатку и больше никогда не услышит этот чёртов голос. Хотя… наверное, всё-таки этой беспристрастной иронии ему будет не хватать. Нечаев признал, что успел привыкнуть к внезапно возникающему как из ниоткуда голосу с неуместными комментариями. Они определённо разбавляли бы его одинокое существование.

— Ну валяй. Даже интересно, что ты там себе напридумывал.

— Проанализировав ваше поведение и перемены в настроении и показателях активности организма, я заключил, что вы пытаетесь сбежать от правды, которую понимаете, но отказываетесь принять и признать, и которая противоречит каким-то мне неясным вашим внутренним установкам, которые подверглись серьёзным сомнениям после того, как вы прочли сохранившиеся записи о том, чем занимались руководство и посетители театра, так как до этого я не замечал подобных проявлений. Из этого следует, товарищ майор, что ваша агрессия — защитный механизм вашей психики, с помощью которого вы пытаетесь закрыться от меня, от себя и от мира, в первую очередь, чтобы сохранить привычную вам зону комфорта, за пределами которой вам придётся признаться в том, что, на самом деле…

— Ну всё, хватит этого бреда. Честно говоря, я нихрена не понял. Ты умеешь разговаривать нормально?..

Нечаев терпеливо слушал его с откровенно сложным выражением лица, на котором читалось явное непонимание, но в конце концов не вытерпел и заткнул его до того, как ХРАЗ затронул бы то, чего ему не хотелось озвучивать. Ему в своё время хватило неясных объяснений Дмитрия Сергеевича, нудные проповеди ХРАЗа он бы попросту не выдержал.

— Это полностью подтверждает всё вышесказанное, товарищ майор, — с каким-то торжественным настроем заключил ХРАЗ. Он, наверное, расплылся бы в улыбке, если бы мог. Эта победоносная насмешка так и сочилась из него, когда проводки, высунувшиеся из перчатки, подрагивали при каждом его слове.

— Да пошёл ты… — у Нечаева уже не оставалось сил злиться на него.

— К сожалению, я не могу никуда пойти без вас, товарищ майор. Поэтому нам в одном направлении.

— Как же ты заебал… Чего ты добиваешься, ХРАЗ?

Спустя несколько секунд молчания ХРАЗ всё-таки ответил ему чуть тише, чем обычно:

— Откровения, товарищ майор. Будьте честны хотя бы со мной.

— Да чтоб тебя… Твоя взяла, чёрт возьми. Да, меня заинтересовал этот вопрос. Доволен теперь?

— Более чем.

Нечаев чувствовал, как кровь в жилах закипает от его бесконечных бессовестных издёвок. Жаль, что академик Сеченов не предусмотрел возможности заткнуть назойливого спутника — какой-нибудь кнопкой выключения, например. В компании ХРАЗа ему становилось слишком тесно и неуютно.

— Надеюсь, это похотливое ведро с болтами нас не слышит… — проворчал Нечаев, с опаской поглядывая в сторону безмолвствующего ремшкафа.

— Вы правы. Прежде Элеонора ревновала вас только ко мне, а теперь будет к балеринам.

— И правда. Погоди, чего блять? С чего бы ей ревновать меня к тебе? Какого ты несёшь?!

— А вы сами не понимаете?

— Нет, сука, не понимаю. Объяснись!

ХРАЗ даже не пытался скрывать того, что он откровенно издевается над ним, пользуясь тем, что Нечаев совершенно не умеет держать себя в руках и реагировать как-то… спокойнее.

— Предпочту оставить это вам для размышлений.

Нечаеву хотелось взвыть от отчаяния и злости на этого грёбаного шутника. И от бессилия. Он никак не мог заткнуть его, а ХРАЗ изрядно провоцировал его на какие-нибудь совсем непозволительные слова или действия.

— Ей-богу, когда эта херня закончится, я попрошу Дмитрия Сергеевича перенести тебя из перчатки в тело балерины. Вот умора будет!

Ему показалось, что ХРАЗ серьёзно обиделся на это его заявление, потому что он внезапно затих и совсем не подавал никаких признаков жизни, будто испарился от обиды, но потом он подал голос, крайне возмущённо и, возможно, даже испуганно, если он вообще мог бояться:

— Попрошу вас не совершать столь опрометчивых поступков, товарищ майор! Тело балерины не годится для такого, как я. Тем более с учётом особенностей вашего к ним отношения…

Нечаев посмеялся. Впервые, кажется, за всё это время, пользуясь тем, что наконец-то нашёл инструмент влияния на назойливого спутника.

— С учётом моего отношения ещё как годится.

— Как мне это понимать, товарищ майор? Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что я гожусь для подобных вещей…

Больше он не слушал жалостливых, почти умоляющих высказываний ХРАЗа, который пытался подобрать подходящие аргументы, чтобы отговорить его от этой затеи, направившись дальше по задворкам театра, чтобы поскорее разобраться с чёртовым Петровым и покончить с этим делом. А потом в самом деле разобраться с несносным выскочкой, так долго напрашивавшимся на хорошую взбучку. Главное, чтобы Дмитрий Сергеевич не понял его неправильно. 

Содержание