Астронавт

«Дом», — Джин не может сдержать улыбки, потому что как её сдержать, когда теплом обволакивает, словно объятиями, крепкими, поддерживающими, родными; когда сердце заходится от щемящей радости, рвущейся на волю; когда всё чувствуется так правильно, так как надо. Дом. Далеко. На расстоянии в миллионы световых лет. Даже если взять самую быструю ракету на этой планете, то возможность добраться до лучшего места в мире не поднимется выше пятнадцати процентов. Уровень технологий позволяет лишь выбраться за пределы притяжения. На планете, с которой прилетел Джин, этот период остался позади эру назад.

Пальцы касаются холодной поверхности стекла, а хотелось бы звёзд, обманчиво горящих для жителей Земли каждую ночь. Каждую одинокую ночь, которую Джин проводит на подоконнике, подпирая подбородок худыми острыми коленками, вытирая неловкие редкие слёзы, катящиеся со скоростью падающих комет — не поймать, не разрушить до падения, выжигающие полосы на коже, дробящие кости закрытыми переломами, когда грусть переполняет через край, и удерживать её внутри — миссия невыполнимая, а на счету Джина таких было ноль. До крушения на этой дурацкой, переживающей не самые лучшие времена, глыбе с кислородом, спасибо, Джин может дышать, которая несётся к забвению быстрее, чем джинов космический корабль на автопилоте к месту, которое спустя пять месяцев и четырнадцать дней всё ещё считает своим домом, в который он всё ещё обязательно вернётся. Джин противится всеми силами, стараясь меньше контактировать с окружающим миром, но понимает, что обязан попробовать интегрироваться в жизнь этого не подающего надежды огромного куска камня.

На этой планете много существ, они издают громкие звуки, лезут с вопросами, обхватывают верхними конечностями и при этом растягивают отверстия на голове так, чтобы были видны белые камешки внутри. Они быстро передвигаются, иногда толкаются, пропадают в каких-то дырках в дороге, выныривают снова, прячутся в прямоугольных коробках. Джин не любит, когда вокруг светло, закрывает окна, накрывается одеялом и спит, пока шум на улицах не стихает. В хорошие дни высовывает из под одеяла глаза и нос, и залипает на блестящие на потолке рисунки «ты ведь любишь на них смотреть, я знаю», которые приклеил человек, который живёт на одной территории с Джином. Он тоже шумный, с его телом что-то не так, потому что всё, что оказывается в его «руках» валится на пол. Он говорит, что всё это гравитация, но Джин уверен, что проблема в его теле, потому что на других существ это самое притяжение не действует подобным образом.

— Меня зовут Намджун. Коротко — Джун, почти как у тебя. Всего одна буква отличается: Джин — Джун. Попробуй! — и не собирается сдаваться, хотя всё, что он слышит в ответ каждый раз, — толчок в плечо, когда Джин собирается поскорее уйти из общей комнаты, потому что спустя минуту этот человек устроит на кухне погром, похуже чем на секретных станциях на родной планете в случае, когда что-то идёт не по плану.

— Ты можешь говорить «Привет, Намджун», когда я прихожу с работы. Мы ведь не чужие люди с тобой, у нас одна ванная комната, наши зубные щётки стоят в одном стаканчике, а зубную пасту мы выдавливаем из одного тюбика, — повторяет ежедневно человек, скидывая обувь в прихожей и таща пакеты с продуктами, которые его новый знакомый еще не пробовал, но должен обязательно, потому что «вернешься на эту свою Юнёнстан БТ21, а вкусная еда сама себя не поест».

— Правильно «Юнивёрстар БТ21», — добавляет каждый раз Джин, но упаковки разглядывает, нюхает, а иногда даже пробует на вкус, потому что в редкие дни, когда навязчивый сосед готовит что-то действительно заслуживающее внимание, Джин позволяет себе выползти из спальни, за которую он даже не платит, хотя пропадает в ней двадцать четыре на семь, пока этот парень проводит свои ночи на «диване»: жутко неудобном и ужасно скрипучем предмете мебели — Джин проверял, когда изучал предметы, которые помогают людям существовать, чтобы на собственном опыте убедится, что всё изученное благодаря библиотеке, которая есть на его всё ещё работающем чипе в скафандре, по учебнику истории про менее развитые цивилизации, которые могут исчезнуть с течением времени, за долгие месяцы пребывания здесь, действительно правда.

— Пойдём, покажу кое-что, — человек тянет за собой, хватая за плечо, когда его одежда перестаёт полностью закрывать тело, оставляя открытым всё, что ниже локтей и коленей. Джин сверлит чужую руку взглядом, полным растерянности, но поддаётся. На улице тепло и из чужих губ вырывается «Весна», полное восхищения и облегчения, и Джин решает, что это хороший знак. Пока не оказывается с одной закинутой ногой через устройство, которое называется «велосипед», и, если верить всё той же книге по истории, то научиться управлять этим предметом передвижения довольно сложно и люди начинают проходить обучение ещё в раннем возрасте, а некоторые так и остаются без нужных знаний и навыков. Джина пугает эта затея, но он почему-то поддаётся, позволяет поставить свои руки в правильное положение, поддержать за спину, легонько подталкивая вперёд. Джин слушается и давит на «педаль», отрывая вторую ногу от земли и заваливается на бок, мысленно обещая себе больше не поддаваться на уговоры потерять соединение с опорой под нижними конечностями хотя бы на пару сантиметров, потому что кто вылечит его переломы, если что-то пойдёт не так? Джин не уверен, что медицина на этой планете находится на должном уровне. Уклониться от удара невозможно и Джин делает самое эффективное, что может в данной ситуации — бросает «руль» и выставляет руки вперёд, чтобы смягчить падение и его последствия. Удар выходит мягче, чем ожидалось. Возможно из-за того, что Джин отлично справляется с планированием миссий и умеет быстро реагировать в экстренных ситуациях, а, возможно, это чужая грудь подрабатывает ролью подушки безопасности.

У Намджуна сквозь тело проходят импульсы, а в месте, где он крепко сжимает джинову ладонь, всё горит и искрится — иначе свои ощущения не описать. Намджун решает, что это инопланетная суперспособность и именно поэтому Джин не любит, когда его обнимают. У Намджуна в голове проносится странная мысль, что обнимать Джина он готов, даже если ради этого придётся терпеть подобное постоянно.

У Джина сквозь тело проходят импульсы, а в месте, где он опирается о чужую ладонь, всё горит и искрится — иначе свои ощущения не описать. Джин решает, что это человеческая защитная способность от нежелательных прикосновений, о которой ещё неизвестно другим цивилизациям. У Джина в голове проносится странная мысль, что ему бы не хотелось быть тем, чьи прикосновения являются нежелательными. 

— Джун, — растерянно шепчет Джин, и Намджуна пробивает разрядом по всему телу снова, потому что это первый раз, когда его имя произносится голосом, который за полгода стал роднее, чем родительский, но ни разу не обратился к нему напрямую. 

— Ты испугался? — Джин мотает головой и присаживается напротив, разглядывая себя на предмет травм, потом разглядывает человека напротив.

— А я испугался. За тебя. Думал, что расквасишь себе нос или сдерёшь колени. У меня такое частенько бывало в детстве. Мама всегда говорила, что я неуклюжий. Но я всё равно уверен, что эта гравитация. Знаешь, может я тоже с другой планеты, поэтому она на меня так действует, — человек улыбается, его лицо меняется и по обе стороны его губ появляются две небольшие вмятины. Возможно, улыбаться здесь немного больно?

Вторая провалившаяся миссия на счету Джина. Почему на этой планете всё идёт не так, как надо?! Джин проваливать миссии не любит, потому перекидывает ногу через велосипед снова, хватается за руль и отталкивается, перебирая ногами по асфальтовой дорожке.

— Попробуй покрутить педали, — раздаёт указания человек, двигаясь рядом медленным бегом. 

«Педали», — мысленный процесс об актуализации данных занимает несколько минут и в памяти всплывает короткое видео, как нужно «крутить педали». Джин выполнять указания не любит, он предпочитает их раздавать. Но в сложившейся ситуации этот человек более осведомлен в процессах, происходящих на планете, поэтому Джин решает довериться. Он пробует ногой надавить на нужную деталь и чувствует небольшое ускорение, проделывает такое же движение второй ногой и чувствует дежавю: люди тоже умеют отрываться от своей планеты и проводить в таком положении некоторое время. Конечно, прикладывая для этого слишком много усилий. Джин предполагает, что, возможно, люди не такие уж и глупые, и в далёком будущем технологии будут развиты настолько сильно, что повторят успехи других успешных цивилизаций с машинами и поездами, которые летают по воздуху. Спустя пол часа миссия оказывается выполненной на отлично и без потерь.

— На следующей неделе у меня день рождения, — говорит однажды «Джун», потому что «человек» говорить и думать становится странно неловко, потому что они ведь и правда «не чужие люди с тобой, у нас одна ванная комната, наши зубные щётки стоят в одном стаканчике, а зубную пасту мы выдавливаем из одного тюбика», как когда-то сказал человек в начале их совместного проживания, и хоть людей у них только пятьдесят процентов в паре, выражение не кажется ложным и Джин принимает его с некоторыми исправлениями, заменяя на «не чужие Джин и Джун»; когда они ужинают вечером одной майской пятницы. — Я хочу пригласить друзей к нам домой, — Джун всегда говорит «к нам домой», хотя для Джина это не дом, и формулировка ему поначалу не нравилась, но позже не вызывала столько негативных чувств, потому что у людей дом — это ещё постройка, в которой живут люди, а Джин живёт в постройке для людей, поэтому, если не вкладывать особое значение в это слово, то можно и потерпеть, потому что Джун его кормит, дал специальную мебель для сна и рассказывает о жизни на Земле — Джин сможет привезти обновленные сведения о голубой планете, когда с Юнивёрстар БТ21 прилетит корабль со спасательной операцией. — Хочу сделать тематическую вечеринку, — добавляет в конце, а когда Джин не откликается и продолжает колупать еду в тарелке, добавляет, — Ну это когда все надевают костюмы на одну тему и веселятся. Вот, например, твой скафандр.

— Я не веселился, — серьезно отвечает Джин, откладывая подальше ложку. — Это была серьёзная миссия. Я грустил, потому что долго готовился к её выполнению, а она провалилась.

— Это немного другое.

— Так ты «пригласишь друзей»? — друзья на Земле достаточно загадочное явление: это самые близкие люди, после семьи, они делятся на «лучших» и «просто друзей». Иногда друзья ссорятся и не общаются между собой, иногда даже становятся врагами. Джин не понимает этого, но может и потерпеть, потому что это хорошая возможность собрать дополнительные сведения о жизни людей для разделов «отношения» и «день рождения».

«Друзья» всячески обижают Джуна: дёргают за уши, заставляют есть торт всем лицом полностью, делают громкие звуки, после которых высыпается множество разноцветных кусочков какого-то блестящего материала. Возможно, это те самые «друзья», которые стали врагами? Тогда зачем Джун пригласил их к себе в «самый радостный день в году, когда все тебя поздравляют, дарят подарки и пытаются сделать приятно»? Джин решает про себя, что ему бы хотелось быть «хорошим другом» Джуну, чем «плохим».

«Тематическая вечеринка» оказывается собранием «друзей», которые одеты так, словно на машине времени прилетели из разных эпох, либо материализовались из легенд и сказок: парень с двумя буквами «и» в имени походит на известного в прошлом актёра немого кино; с двумя буквами «о» — будто сбежал из тюрьмы, и Джин всерьёз беспокоится, не произойдёт ли чего-нибудь плохого, потому что если «друзья» Джуна могут вести себя так ужасно в день рождения, то от них можно ожидать чего-угодно; парня в фиолетовом костюме похоже любят меньше всего, потому что вместо имени называют его лишь одной буквой, двадцатой по алфавиту; самый младший притащил кнут и выглядит самым бедным, потому что его одежда похожа на одежду оборванца из пары столетий назад, но на звание самого опасного и самого врага претендует самый низкий парень, который вообще принёс с собой нож и Джин надеется, что это для того, чтобы разрезать торт, но у Джуна достаточно ножей, которыми он управляется не очень ловко, но торт порезать сможет, и надобность принести ещё один не является оправданной.

— Джин, ты в порядке? Мои друзья напугали тебя? — Джун заглядывает кончиком носа и парой глаз в комнату, которая уже не его, а кого-то другого, кто вообще свалился на Землю, в прямом смысле этого слова, протаранив своим летающим кораблем пару метров земли и дав пищу для размышлений сотням учёных со всего мира, но Джуна это как-то совсем не тревожит, потому что Джин… Это Джин. Больше никакой характеристики. Не любит острую еду, обниматься и называть по имени, делая исключения только для соседа по квартире, и Джуну стреляет в голову совершенно странная мысль, в которой все подарки, которые очень даже ценные, теряют свою значимость перед подарком, которого бы он искренно хотел получить. От Джина.

— Друзья ли они тебе? Я изучил информацию…

— Всё, что ты видел — это такие традиции. Мне не было больно или обидно. Это весело! — Джун понимает, что Джин не понимает, и единственный способ вывести его из состояния прострации — привести в выполнение свой ранее задуманный план. — Надень свой костюм.

— Что? Зачем? — у Джина на лице то, что у людей зовётся «крайнее удивление».

— Пожалуйста. Я подожду, — забирает свою пару глаз и кончик носа обратно за косяк и прикрывает дверь.

Мыслительный процесс анализирует ситуацию: Джун всё же расстроен, что его «друзья» так себя вели и хочет провести немного времени с ним на своей нормальной костюмированной вечеринке, где никто не будет вести себя как «мудаки». Джун использовал это слово, когда рассказывал о плохих рабочих днях и называл так своих коллег, поэтому Джин решил, что это сравнение идеально подходит для данной ситуации. Возможно, Джун считает его своим «другом». Джин хочет быть хорошим другом и надевает скафандр.

— Я готов, — только шлем в руках.

— И я, — никакого костюма вампира, ни клыков, ни зловещей улыбки. — Как тебе? — как это называется? «Смущённо улыбается», разглядывая свою обувь.

— Интересный дизайн, — рассматривает со всех сторон, пробует на ощупь.

— Выключим свет? — предлагает Джун, — Ну, чтобы представить, будто мы в космосе, у тебя же звёзды на потолке, которые светятся в темноте.

— Интересное предложение, — щёлкает выключателем и, цепляясь через сидящего уже на полу Джуна, присоединяется к разглядыванию.

— Тебе хочется домой? — вопрос следует через пару минут созерцания. Звёзды классные, они манят, притягивают. Как Джин, почему-то решает про себя Джун и придвигается немного ближе, касаясь рукавом своей куртки чужого костюма. Дома у Джина наверно тоже классно.

— Кому не хочется домой? — отвечает он фразой из какой-то книги, которую прочитал на досуге, потому что заняться в квартире больше нечем, а чтение — дополнительная возможность собрать больше информации.

— Ты прав, — кивает, забывая, что в темноте и не видно его действий. Джуну на секунду хочется, чтобы Джин никогда не вернулся туда, за миллионы световых лет, на далёкую планету, отрезая пути для новых встреч. — Я буду скучать, когда ты улетишь, Сокджин, — может это алкоголь с вечеринки, может это инопланетная сила Джина — заставлять рассказывать о своих настоящих чувствах. 

Джин сначала теряется, недоумевает, откуда Джун знает его полное имя, но потом осознаёт, что оно вышито на его скафандре и светится. Наверное, у Джуна тоже есть полное имя. Он, стараясь как можно незаметнее, забывая, что в темноте и не видно его действий, кидает взгляд на блестящую куртку, соединяет буквы в слоги, и отвечает:

— Я тоже буду скучать, Намджун, — и наверное это человеческая суперспособность — заставлять рассказывать о своих настоящих чувствах через одни только прикосновения. Если брать во внимание всё, ранее происходящее, то выходит, что прикосновения на Земле много значат.

«Намджун?!?», — у Намджуна сердце ухает и желание обняться становиться просто невыносимым, потому что это впервые, когда Джин назвал его полным именем. 

— Можно я тебя обниму? Через скафандр? — Намджун всё ещё опасается, что импульсы снова прожгут полностью его тело, и боится, что для Джина они такие же неприятные, эти обычные объятия.

— Окей, — после такого неудачного дня рождения Намджуну нужна поддержка. Раз объятия так важны, то Джин готов потерпеть эти импульсы, которые прожгут полностью его тело.

Волосы мягкие и лезут в нос, пока Намджун кряхтит, ища подходящую позу. Джин ощущает, как у него слабеет тело и хочет расплыться, как желе. А потом он чихает и шмыгает носом.

— Ты заболел? — пугается Намджун, трогает лоб и щёки, путая их в темноте с носом и глазами, потому что не видно же ничего.

Сокджин пожимает плечами.

Через пять дней за Джином прилетает спасательная экспедиция. Состояние Сокджина не улучшается и Намджун радуется, что на джиновой планете он получит правильное лечение. Намджун радуется, что Сокджин наконец-то отправится домой. Намджун счастлив, когда Сокджин счастлив. Но кое-что всё ещё терзает его, и он решает: сейчас или никогда, потому что новой возможности не будет буквально. Он судорожно вздыхает и, дрожа голосом, пробует связать разбежавшиеся слова в понятный монолог:

— Я думал, что всё странное, что происходило со мной, между нами — было что-то типа отторжения, потому что ты не с нашей планеты. Но потом я понял, что ты мне.. Ты мне нравишься, Сокджин. Сейчас ты сядешь в это, — неопределённо кивает на что-то неопределенное. — Для тебя это ничего не значит, и ты вскоре забудешь обо мне, но, позволь мне, на прощание… Позволь мне поцеловать тебя, всего один раз… — Намджун выглядит нервным и испуганным своими же словами, но часть из того, что он сейчас рассказал — правда, и Джин обязательно обратится в центр стирания памяти, потому что сейчас, видя Намджуна в последний раз, что-то внутри выворачивает наизнанку. И это так невыносимо, что хочется умереть. Наверное, он действительно чем-то заболел на этой Земле.

— Поцеловать? Что это? Я согласен, если это твоё последнее желание, потому что ты прав, скоро я тебя забуду, — обычные слова на человеческом языке, но даются отчего-то так болезненно. Джин ещё никогда не чувствовал себя таким разбитым, обессиленным. Похоже, болезнь прогрессирует и ему срочно нужно в больницу, на своей планете.

Намджун отчего-то сжимает кулаки. Возможно, «поцеловать» — это значит сильно ударить? Джин жмурится, сам не зная по какой причине. Но всё, что чувствует — лёгкое прикосновение к своим губам. И это больнее, чем удар. В тысячи раз. Джину кажется, что он правда умирает. Он широко открывает глаза и видит лицо Намджуна, так близко, как никогда. Джин чувствует, как земной воздух становится для него удушающим, будто на той планете, на которую он был отправлен, для сбора образцов для исследования до крушения на Земле.

Намджун улыбается. И впервые за долгое время Джину не нравится, что Намджун улыбается. Он медленно бредёт до входа, медленно поднимается по ступенькам, смотрит на маленькую, сгорбившуюся фигурку на земле до того самого момента, как закрывается дверь. 

Намджун смотрит на дверь своей-не-своей спальни целых тридцать секунд, не решаясь войти. Там пустота, как и в собственном сердце. Парень пересиливает себя, приоткрывает, пытаясь не скрипеть, будто кто-то может поймать его с поличным, и заваливается на кровать. Которая всё ещё пахнет Сокджином. Намджун накрывается с головой и лежит так долгие часы, вдыхая призрачное напоминание, что почти целый год здесь жил самый прекрасный нечеловек во всей вселенной, игнорируя бурчание живота, входящие звонки и настойчивое колочение во входную дверь. Настойчивое колочение не прекращается ни на секунду и вынуждает встать и поговорить с назойливыми соседями. А что, если он заливает кого-то? Его зарплаты не хватит покрыть расходы на ремонт. Скорее всего это тётя Тайон, которая живёт этажом ниже.

На лестничной площадке действительно тётя Тайон. Которая выглядит как Сокджин. И говорит как Сокджин. Как запыхавшийся Сокджин. Намджуну кажется, что у него поехала крыша.

— Я теперь знаю, чем я болен. У вас есть заболевание, которое не передаётся воздушно-капельным путём, но которое заставляет болеть тело так сильно, как при вирусе, который вы пережили несколько лет назад. А моё чихание — так реагирует тело на новые, ранее неизведанные чувства. И мне стоит ещё так много узнать и многому научиться, потому Земля — интереснее, чем я думал. А ещё я забыл тебе кое-что сказать. — Сокджин переводит дыхание, пока ошарашенный Намджун пытается найти своё. — Дом, — он не может сдержать улыбки, потому что как её сдержать, когда теплом обволакивает, словно объятиями, крепкими, поддерживающими, родными; когда сердце заходится от щемящей радости, рвущейся на волю; когда всё чувствуется так правильно, так как надо. Дом. Рядом. На расстоянии вытянутой руки. Только протяни и коснись. — Дом — это Намджун.