Сидя в машине возле Дворца, он наблюдает, как два говноеда толкают ребенка на землю.

Они крупнее него — конечно они, блядь, крупнее него, парнишка чертовски крошечный, начинает вытягиваться в росте, безусловно, но его чертовы бедра размером с запястья Билли, и существуют птицы с большим весом в их костях — и Билли выскакивает из машины и стоит над ним прежде, чем понимает, что он сдвинулся с места.

— Хотите попробовать снова, уродцы? — Он скалится.

Они почти мочатся в штаны, какие-то слова вываливаются из их гребаных ртов, которые Билли даже не слушает, и когда они не разбегаются достаточно быстро, его терпение рвется.

— Валите! — Рычит он на них. — Валите!

Они так и делают.

Это тоже жестокость. Жестокость и разрушение, единственное, для чего он годится, но тошнота не приходит, а за его спиной парнишка, и он, блядь, убьет что угодно, что до него дотронется.

Стоит им забежать за угол, и он уверен, что их нет, он поворачивается, чтобы убедиться, что ребенок в порядке с головы до ног. Он поднялся на ноги, пока Билли предстал перед его недоделанными обидчиками, потирает ушиб на затылке с румянцем на лице. Билли отдергивает его руку, проверяет пальцы на кровь и, когда не находит, хватает за челюсть — немного грубо, скорее всего, всегда слишком грубо, — чтобы повернуть его голову и убедиться точно.

Крови нет.

Он еще больше краснеет, когда Билли его отпускает.

— Они уже творили с тобой такое дерьмо раньше?

Он знает такой тип, знает, что за тип парнишка, и ему на самом деле не нужен его неловкий кивок, чтобы знать ответ. Он в основном злится на себя, за то что никогда до этого не замечал очевидного.

— Хотя, я не думаю, что нужно беспокоиться о повторении представления, после такого, — выдает сухой голос Харрингтона за его спиной.

Билли разворачивается.

Его машина припаркована в другом конце стоянки, но недостаточно далеко, чтобы он не увидел, что произошло — лишь достаточно далеко, чтобы Билли добрался сюда первым. И конечно он тут, где и они, приехал подобрать и отвезти всех остальных детей, пока Билли держится поблизости Макс.

Впервые Билли осознает, что никто из других детей и ноги ни разу не ступал в его машину, пока он был за рулем. Никогда и не просили, даже теперь, когда он всегда рядом и всегда подвозит Макс, куда бы они ни собирались. И в машине Харрингтона даже недостаточно места для них всех, особенно когда Девочка едет с ними. Это… Он задумывается, что по этому поводу думает Макс, постоянно одна с ним, пока все ее друзья держатся подальше.

— Твою мать! — Восклицает голос, ломанно и звонко, вырывая его из мыслей, и с бурей шагов они вдруг все оказываются здесь, кучкуясь вокруг них.

— Уилл, ты в порядке?!

— Ты это видел?!

— Это было чертовски круто!

Затем, внезапно, его обнимает Макс, руки крепко сжимают за талию. Лишь на секунду. И она отстраняется, так же быстро, как пришла, глаза широко распахнуты, пока она таращится на него вверх.

— Я в порядке, — успокаивает их парнишка. — Поцарапал руки немного, когда упал, но я-

Ему не удается закончить, прежде чем Билли схватил его руки, чтобы осмотреть. Он действительно поцарапал ладони, но достаточно несерьезно, отчего неудивительно, что он упустил это, пока был сосредоточен на его пальцах, и в них нет стекла или еще какого-то дерьма. Он смахивает кусочек камушка с левой ладошки большим пальцем, лишь бы убедится, прежде чем отпускает их.

Парнишка красный как свекла, глаза прикованы к полу, руки теперь неловко прижаты к груди.

Билли смотрит на него и думает: ‘Вот дерьмо’.

Он приходит в осознание, что вся остальная группа пялится на них, Кудряш, Синклер и Уиллер, с широко открытыми ртами. Брови Харрингтона уползли вверх. Билли задумывается, видят ли они то, что видит он.

Он решает не давать им особого шанса на случай, если они не видят.

— Ну же, Максин, — говорит он, направляясь в сторону своей машины. — Нам пора домой.