– Давно не виделись, брат, – с едва уловимой усмешкой. А впрочем, что тут такого? Могут же родственники встретиться в кафе за чашкой кофе.

Двое, сошедшиеся за столиком дешёвой забегаловки, на братьев совсем не похожи. Первый – плечистый загорелый блондин со стянутыми в хвост волосами, доходящими почти до лопаток. Второй – худой и бледный, с иссиня-чёрными волосами, едва закрывающими уши. Разве что в глазах – ярко-голубых и матово-серых – одинаковая тоска и что-то одинаково нездешнее.

– Несколько лет назад тебя приняли бы за гота. И были бы недалеки от истины, – у первого искрящийся смехом баритон.

Второй, одетый в элегантную чёрную рубашку и чёрные брюки, молча пожимает плечами. Не то чтобы мнение людей по поводу своей внешности его сильно интересовало. И серебряный ошейник с анхом не совсем украшение. Как и широкие кожаные браслеты с вытисненными крыльями на запястьях первого. На нём лёгкая куртка и джинсы, из основного контингента забегаловки он почти не выделяется.

– Как дома?

– По-прежнему, – голос второго сух и безжизненен. – Ещё не все храмы занесены песком великой пустыни. Хотя никто уже не помнит, для чего они. Туристов… многовато, – в голосе прорывается намёк на жалобу. Для него туристы особенно больная тема. – Не надумал вернуться?

– Нет, – первый чуть качает головой. – Пока не вижу смысла. Сейчас путешествовать… проще в какой-то мере. Нас пока ещё помнят, и в чужих странах почему-то лучше, чем дома. Сценаристы те же, – он чуть усмехается. – И что ты им сделал, что всех собак на тебя вешают?

Второй болезненно морщится. Неприятная тема.

– А где твоя? – очевидная попытка уколоть.

Первый пожимает плечами.

– В Индии. Пытается добиться, чтобы коров не выгоняли на улицы. Да и вообще. По крайней мере ей теперь лучше там.

– А тебе?

– А меня нигде не ждут, – новая усмешка, но с оттенком горечи. – Даже дома, так ведь? Что дядя?

– Да всё так же. Грезит мировым господством.

– И который из глобальных конфликтов его рук дело?

Оба расслабляются. Неприятный момент пройден, других обсуждать легче, чем друг друга. Глоток остывающего кофе и две одинаково понимающие усмешки. Семейное сходство начинает просматриваться яснее.

– А… отец?

– В порядке. Но ты мог бы и сам к нему заглянуть, знаешь. Границы для нас не закрыты.

– Да только не хочется на ПВО нарваться. А самолёты нынче дороги.

– Ты всё больше становишься похож на человека, – второй качает головой с неодобрением.

Первый горько смеётся и проводит ладонью по тиснению на браслете.

– В отличие от тебя, Анубис, моё небо для меня навсегда закрыл технический прогресс. Люди сейчас намного умнее, чем тысячи лет назад. Ты своё получишь в любом случае, ведь смертные всегда умирают рано или поздно. А у меня не остаётся выбора. Это называется мимикрия.

– Опасно. Если забудешь, кто ты…

– Так давай встречаться почаще, чем раз в столетие, брат, – всё та же мимолётная усмешка, что и в начале разговора. – Не забуду. Не беспокойся. Как ни странно, в нас всё ещё верят. Пока этого достаточно, – он поднимается из-за столика. – До следующей встречи, Анубис.

– Гор, – названный богом смерти тоже встаёт и вдруг улыбается. – Что передать отцу?

Короткий вздох. И – ответная улыбка.

– Передай, что я загляну.