Спящий Спортакус выглядел как произведение искусства — размышлял Робби. И как все величайшие произведения искусства, его вид вызывал обширный спектр бурных эмоций. Было удовлетворение, удовольствие и, так уж и быть, легкий оттенок самодовольства от того, что именно Робби так вымотал его в постели. Это странно походило на чувство гордости, возникавшее, когда Робби удавалось вымотать его своими злодействами.

При виде спящего мужа у него замирало сердце от осознания: он любит его так сильно, что ноги подкашиваются. Иногда Робби мог прижаться к нему и остаться лежать, а мог поцеловать в лоб и встать, занимаясь утренними делами.

А иногда, вот как сейчас, Робби отчаянно пытался заснут, но не мог. От участи быть выстреленным из пушки в сторону ближайшего водоема Спортакуса спасало лишь то, что он был слишком тяжелый, и Робби не мог сдвинуть его с места. Эльфы были плотнее, тяжелее людей. Другие мышцы, другие кости.

 — Плотный, — прошипел он в спину Спортакусу. — Болван голубой.

Спортакус продавливал собой яму в матрасе, и когда Робби перелег поближе, он стал сползать к нему, пока они не оказались прижаты друг к другу. А еще Спортакус был теплый, мягко и ровно дышал… И то, что в девяти из десяти случаях эти вещи помогали Робби уснуть, не мешало ему сейчас ненавидеть все это.

 — Жалко, — пробормотал он. — Раньше ты мог бодрствовать по трое-четверо суток. Брак изнежил тебя.

Не желая больше оставаться в постели, Робби зарычал и потащился в переднюю часть логова. Воспоминания о прошлом, еще когда они враждовали, навели его на одну мысль…

Он порылся в шкафу и вскоре нашел то, о чем думал. Оранжевое устройство, представлявшее собой нечто среднее между водяным пистолетом и ручным венчиком, с замысловатой серебристой решеткой наверху. Сновидец 3000! Робби никогда не использовал его на Спортакусе. Но пока он работал как положено, а изобретения Робби всегда допускали некоторую статистическую погрешность. Короче, что может пойти не так?

Он вразвалочку вернулся в спальню, прошаркал по пушистому лиловому ковру и позволил себе злодейски усмехнуться, прежде чем направить устройство на Спортакуса и нажать на спуск…

Ничего? Единственное, чего он действительно не ожидал — что ничего не произойдет. Присев на край кровати, он снова взял устройство, проверил спусковой механизм и индикатор мощности, потряс возле уха. Заглянул в ствол. Отошли контакты, что ли? Трудно было сказать при таком слабом освещении. И в своем гениальном проявлении измученной бессоницей логики он нажал на спуск, надеясь увидеть проблему в возникшей вспышке.

Сновидец упал на пол, венчающая его решетка погнулась и отвалилась, но Робби этого уже не видел…

… он падал, и когда он грохнулся на землю, на него нахлынул звук растущей травы, запах голубого неба, вкус солнца…

Робби замутило, закружилась голова. Он был во сне Спортакуса, в его разуме. А эльфы по меркам людей были безумны. Впрочем, психика людей с точки зрения эльфов была устроена так же странно.

Кажется, Спортакус не замечал присутствия Робби. Он гулял с котенком, беседуя с ним на языке, похожем на смесь знакомых Робби отдельных эльфийских слов, рычания и частого стрекотания. Робби обнаружил, что если не пытаться вслушиваться в слова, а расслабиться и сосредоточиться на самом Спортакусе, каким-то образом ему удается улавливать общий смысл. Эльф и котенок делились техниками лазания по деревьям и разными тайными местечками Лентяево. Робби запомнил кое-какие себе на будущее.

На фоне играла музыка, которую Робби сначала принял за часть сознания Спортакуса, но чем дальше он шел, тем громче она становилась. И вдруг они оказались в толпе, наблюдающей за шествием. Это был праздник, знаменующий смерть зимы и начало весны, старинный волшебный ритуал, общий для людей и эльфов, хотя для большинства людей он был просто поводом наесться сладостей и сжечь огромного снеговика из папье-маше.

Робби обнаружил, что может переключаться между восприятиями: он мог воспринимать праздник от своего лица, как громкое и раздражающее событие, а мог и от лица Спортакуса — «музыка-танцы-ВЕСЕЛЬЕ!». Это было как в той оптической иллюзии с кроликом и вазой, когда в одной и той же картинке можно было увидеть и кролика, и вазу, и кролика с вазой сразу*. Какое-то время он смог сосредоточиться на этом, пока шел карнавал, а затем Спортакуса, и Робби вместе с ним, обвила за талию чья-то рука.

Эльф чуть откинулся назад, прислоняясь спиной к высокой, теплой, надежной фигуре, и Робби с удивлением понял, что это он снится Спортакусу. Для стороннего наблюдателя они были просто парой в толпе, примечательные лишь тем, что являлись героем и злодеем в небольшом городке, через который проходило праздничное шествие. Но на сердце у Спортакуса стало легко, он чуть расслабился, и Робби почувствовал, как его пронизывает ощущение благополучия, защищенности, одобрения и любви…

Как ни странно, это глубоко тронуло Робби. Его темная, ненавидящая себя частичка всегда задавалась вопросом, что же нашел Спортакус в их отношениях. Знать, что он чувствовал себя любимым, чувствовал себя счастливым, чувствовал себя в безопасности, невзирая на свои накачанные мускулы, рядом с Робби…

Это было чудесно, и несмотря на бестелесность, Робби словно ощутил себя выше ростом. Ему стало интересно, повернется ли Спортакус, и вдруг испытал отчаянное желание увидеть себя, увидеть, каким Спортакус видит его тело, лицо, волосы…

… но звуки становились все приглушеннее, зрение то появлялось, то исчезало. Похоже, Спортакус просыпался.

Робби мысленно поздравил себя с удачным завершением интересного эксперимента, когда Спортакус исчез.

Глаза Спортакуса распахнулись, и он улыбнулся, приветствуя новый день. Он вскочил с кровати, потянулся, несколько раз подпрыгнул, разгоняя кровь по жилам. Пижама — это прекрасное человеческое изобретение, и он был счастлив, что Робби сделал ему такую, но ему не терпелось переодеться в форму, поесть спорт-сладостей и начать проживать этот новый день.

Он ласково улыбнулся Робби, облегченно увидев, что его беспокойный муж наконец-то уснул. Правда, в странной позе: лицом вниз и наполовину сполз с кровати. Спортакус осторожно подхватил его, перекладывая поудобнее, и замер: что-то было не так.

На лице Робби не было ни надменной угрюмости, ни злобной ухмылки, ни блаженной улыбки. Обычно чутко спящий, он реагировал даже на то, что его укрывали одеялом, не говоря уже о том, чтобы взять на руки. Грудь мерно поднималась и опускалась, но в остальном он был неподвижен, как статуя…

Внезапно послышался звуковой сигнал. Он доносился из угла комнаты, где одежда Спортакуса была аккуратно сложена на стуле. Он понял, что это, должно быть, и стало причиной его пробуждения. Он схватил кристалл, вопреки всему надеясь, что беда приключилась не с ними двоими. Что мэр застрял в оконном проеме, что у Стинги отказали тормоза на скорости трех миль в час или что-то в этом роде…

Но кристалл неумолимо направил его обратно к неподвижному, беспробудному Робби.