давай постоим

Аль-Хайтам не любит прикосновения. Все эти рукопожатия, дружеские объятия – он научился уклоняться от них ещё в студенчестве, искренне недоумевая, почему люди так любят трогать других людей без их на то разрешения. Аль-Хайтам делал скидку на то, что языки любви и выражения эмоций у всех разные, мучительно терпел, отсчитывая минуты, когда его выпустят из объятий люди, с которым не хотелось бы портить отношения, но по Академии всё равно пошли слухи: мол, ледяной, высокомерный, самоуверенный. Когда он занял должность секретаря, эти слухи помножились в несколько раз.

Аль-Хайтам делал скидку на то, что все люди разные, но эти разные люди об этом почему-то никогда не задумывались, поэтому в итоге проще было пронзить человека взглядом, способным двигать предметы и заставлять кожу покрываться мурашками, чем объяснить, что ему могут не нравиться прикосновения.

Асексуалом при этом аль-Хайтам себя не считал, хотя из-за нелюбви к прикосновениям секс тоже вызывал некоторые сомнения. Он любил анализировать происходящее, но когда дело доходило до него самого, лавочка сворачивалась. Легче было не думать вовсе, чем разобраться с самим собой.

Иногда он так и поступал.

***

Кавех был другим. Какие-то мелкие прикосновения, дружеские объятия, сияющая улыбка – он как будто выходил за все рамки, которые поставил себе аль-Хайтам; жил там и не испытывал никаких проблем с этим. Это было похоже на очерченный круг, где аль-Хайтам находился внутри, а Кавех – всегда за пределами.

Это даже немного восхищало, но чтобы понять, почему именно, надо было, опять-таки, разбираться в себе.

– У меня слишком много работы для этого дерьма, – аль-Хайтам откинул ручку и встал.

Кавех проводил его очень недоумённым взглядом.

***

– Давай немного так постоим, – ещё одно из черт характера Кавеха была внезапность. Аль-Хайтам выходил из комнаты с грязной кружкой в руках, когда Кавех налетел на него сзади; заключил в объятия, ткнулся носом куда-то ниже шеи и замер. – Пожалуйста?

Аль-Хайтам открыл рот, чтобы сказать всё, что он думает об этих конченых внезапных прикосновениях. Но дыхание Кавеха было тёплым, его руки ласковыми, и он, конечно, тронул аль-Хайтама без предупреждения, но прежнего отторжения он не почувствовал.

Только усталость – такую всепоглощающую, что в неё можно было затянуть весь Сумеру.

– Ну давай постоим, – ответил аль-Хайтам тихо.

Желательно, подольше.