- Ты же сегодня никуда не собираешься, верно? – Вошедший в комнату человек уже привычным жестом закрыл дверь ногой, так как руки у него были заняты очередной непосильной ношей. Русоволосый парень с выразительными серыми глазами, сверкающими от счастья, тащил с собой непонятную соседу коробку. Та была просто огромной и, судя по пыхтению улыбающегося до ушей соседа, весьма увесистой. Сидящий на  подоконнике юноша вопросительно вскинул брови, но все же кивнул в ответ. Он поспешно закрыл форточку, надеясь, что консьержка в это время не караулила его из принципа под окнами, дабы узнать, курит ли Евгений в комнате. Фильтр от сигареты, затушенной о крышку пачки, был успешно брошен в нее же.

- Что ты опять притащил? – Не то, чтобы сосед по комнате страдал синдромом Плюшкина, но тащил в комнату всякий мусор, который называл полезным. Именно так в небольшом помещении, в котором еле умещались двое молодых людей, появились два «хороших» ковра, которые обязательно понадобятся в хозяйстве, раздолбанный ящик с неполным набором инструментов, большинство из которых были старыми и ржавыми, но, несомненно, тоже очень нужными… О офисном кресле с подранной спинкой Евгений предпочитал не высказываться негативно – то было очень удобной вешалкой для одежды и стулом по совместительству.

- Не «что», а «кого»! – Парень побледнел, неверующе вытаращившись на коробку. Он знал Старокостова достаточно, чтобы начать опасаться подобных радостных заявлений.

Ярослав Старокостов, которого чаще всего называли просто Славой, так как «Ярик» сожитель совершенно не воспринимал, был однокурсником Евгения и очень своеобразным человеком, который радовался этой жизни даже в самые убогие ее моменты. В свои восемнадцать парень умудрялся оставаться ребенком, умудряясь совмещать это с не по годам развитым мышлением и логичностью, которой старался придерживаться чаще всего. Но сейчас, кажется, это детское попустительское отношение ни к чему хорошему не приведет. Евгению вновь вспомнилась вахтерша.

- Павловна тебя живьем сожрет. – Угрюмо заметил зеленоглазый, не разделяя радость товарища. Антонина Павловна неизвестным образом заняла вахту, и находилась на своем месте, по словам старших и даже выпускников, уже более десяти лет. Как эту женщину вообще приняли на работу парень не знал, и знать, если честно, не особо хотел. Прозванная консьержкой – как в подъезде – вахтерша молодежь люто ненавидела. Не важно, была это умница-отличница Державина, или же самый простой тихоня Раф, зла никому не желающий – ей было все равно. Общежитие со временем напоминало колонию строгого режима, а Антонина в ней была и начальством, и смотрителем, и палачом, и кузнецом, и на дуде игрецом. Если кто-то пытался пронести спиртное – женщина как по запаху негодяя вычисляла, несмотря на пожилой возраст умудрялась остановить и растрясти на чистосердечное, озлобленно сверкая белесыми глазками непонятного цвета и иногда ворча, будто пародируя звериное рычание. Алкоголь она попросту изымала без права ей возразить, а в случае неповиновения обещалась пожаловаться ректору. Тогда уже всем становилось не до выпивки и веселья, так как прозванный Витамином мужчина всем внушал страх и уважение к своей персоне. Жизнь студентов в общежитии могла бы быть прекрасной, если бы не консьержка. – Как ты вообще мимо нее такую дуру протащил?

- А кто сказал, что мимо? – С улыбкой бормотал Слава, уже удобно разместивший коробку на своей кровати, и трепетно разрезающий скотч. Лезвие ножа-бабочки без проблем распороло крепления, позволяя наконец-то открыть картонные створки. Евгений, редко чем любопытствующий, заглянул другу через плечо, дабы рассмотреть содержимое. Камни. Парню показалось, что у него дернулся глаз, а губы разъехались в нелепой ухмылке. Пепельный блонд волос такими темпами превратится в самый что ни на есть настоящий седой. «Всегда мечтал поседеть в семнадцать…». Второй курс вещь не из приятных, но что поделать? «С таким то соседом…». – Вообще то, пока Диман и Раф Павловну отвлекали, мол «пропуска нет, потеряли мы», мне удалось у девчонок на первом в окно ее протащить.

- «Её»? – Евгений еще раз недоверчиво уставился на камни. – Ты что курил, Славик? Нет, я могу понять, что, но почему без меня?

Старокостов на его замечание лишь отвел взгляд, вспоминая не самые лучшие моменты жизни Жени. С парнем он сошелся быстро, познакомились еще в приемной комиссии, позже даже выбрались выпить вместе, хотя на тот момент никому из них не было восемнадцати. Инициатором был сам Славка, стащивший у деда настойку. «День откровений» прошел достаточно весело, если не считать того, что оба парня на протрезвевшую голову осмысливали услышанное друг от друга и клялись никогда больше не пить приготовленные родственником Старокостова горячительные напитки.

- Ой, да забей, ляпнул, не подумав… - Тут же смятенно произнес Евгений, осознав свою оплошность. Конечно же Славка знал. Знал и о его жизни до переезда в общежитие, знал о том, что происходило раньше, и что есть сейчас. «Конечно, теперь он думает, что я курил травку с Петровым…». Павел был местным криминальным авторитетом, несмотря на учебное заведение, являющееся академией. – Нормально все, ты же знаешь, что я в завязке. – Как и у любого человека, у парня были свои скелеты в шкафу, доставать которые было тяжело в первую очередь для него самого. 

С запрещенкой удалось познакомиться благодаря нелепой случайности, которая позже переросла в проблему с весьма печальными последствиями. И Слава об этом тоже знал. Старокостов являлся ему самым близким другом за долгое время, если не считать бывшую одноклассницу, с которой общение парень поддерживал до сих пор, но лично виделся очень редко, так как Кристина жила и училась в другом городе. Две тысячи второй выдался несказанно паршивым, и это если не учитывать всех событий, преследующих Евгения с самого Нового года.  Тогда он впервые сорвался, после всех вложений дяди в нарколога и прочих врачей, а так же незамысловатых «подарков», лишь бы единственного племянника не поставили на учет. Что бы не говорили доктора – после той оплошности оправиться парень так и не смог. Ломка настигла неожиданно, казалось, что хватит нескольких минут, чтобы отправиться к брату и матери на тот свет. Он не хотел становиться зависимым. Старался держаться, пытался вновь бросить, испытывал дичайшую вину перед Николаем Алексеевичем, который все еще не знал о том, что племянник вновь время от времени закидывает в себя сомнительные таблетки и порошки, что так любезно предоставляет Павел, который Евгению крайне симпатизирует, находя полезным.

- Ага… - Ярослав обреченно вздохнул, присаживаясь на край кровати и полопав ладонью рядом, предлагая другу присоединиться к просмотру внутренностей коробки. Оставалось лишь думать, что это за загадочный «кто-то», о котором так задорно заявил сосед. – Только вот все равно мне не по себе как то… Еще и отец твой…

Евгений особо не вдавался в то, что Михаил, как никак, являлся ему всего лишь отчимом. Однако именно этот мужчина в свое время стал для матери лучшим. Зыков впервые пришел к ним в дом, когда парню было всего лишь пять лет. Но уже тогда юный Евгений знал, что Мария определенно кого-то нашла. Возможно – нового папу. Однажды она просто начала заново улыбаться, хотя до этого мальчик часто слышал, как мать плакала ночами в подушку, по какой-то лишь ей одной известной причине. Он плохо помнил свое детство. Теперь помнил плохо. Родной отец – Альберт – так вообще стерся из памяти, словно этот человек был лишь игрой воображения, имея при себе из опознавательных черт только неточные контуры силуэта и ломаные движения. Евгений только к своим десяти годам узнал, что свадьба родителей была инициативой дедушки, который, кажется, внука вообще видеть не желал и на дух не переносил. Алексей был очень предприимчивым и хватким человеком, который старался ко всякому делу – даже самому мелкому – подойти серьезно. Николаем он в какой-то степени гордился, и на то были причины – у мужчины было свое дело, пусть и не особо прибыльное, но доход мужчины в нынешнее время был выше среднего.  

Дядю юноша крайне уважал и ценил, одновременно с этим испытывая дикий стыд за себя и свое отношение к жизни. Николай столько времени, сил и денег потратил, чтобы его вытащить… Если так подумать, то отчим запил после смерти младшего сына, периодически выходя из своего состояния, но не так уж и надолго, а после и вовсе подсел на разные таблетки, которые стал приносить домой по-тихому. Евгению из-за подобного случая и повезло познакомиться поближе с таким понятием, как наркотики. Совершенно неожиданно и даже незапланированно. Привыкание возникло, вероятно, уже после одного-двух приемов. Мать долгое время ничего не знала, а после того, как все вскрылось, окончательно слегла. Через несколько дней после очередной пьянки, устроенной отчимом, у Марии не выдержало сердце. Парню этот момент до сих пор снился парню в кошмарах. Казалось, что она просто спала.

Через некоторое время после смерти матери Евгений переехал к своему дяде, а уже потом перебрался в общежитие, чтобы не напрягать мужчину и не попадаться на своих маленьких слабостях. Николай никогда не лазил в его вещи, не заходил в комнату без стука, но дикий страх преследовал парня оттого, что сам он мог по чистой случайности что-то забыть или выронить. Да и дядя не был глупым человеком – догадался бы через некоторое время, чем промышляет племянник. А ведь все так хорошо начиналось… Но, к сожалению, счастье продлилось недолго. В реабилитацию Евгений никогда не собирался, Николай же его прекрасно понимал, поэтому поверил на слово, что парень выкарабкается без крайних мер. Восемь месяцев наигранных улыбок на людях казались адом. В первую неделю все было не так уж плохо, но потом все постепенно ухудшалось, и юноша наконец понял, что вляпался по полной. Это бы ли не «просто таблетки от головы». Евгений и так подозревал нечто подобное, так как занимательные пилюли, практически сразу устраняющие боль и все негативные ощущения от жизни, не имели названия. Отец хранил их в простой пластиковой емкости, закрывающейся на такую же слабую пластиковую крышку, и носил в кармане своей ветровки, изредка оставляя в комнате. «Как же я сразу не понял?..» даже спустя столько лет парень не представлял, как мог быть настолько слепым. Никогда не бывает после обычного обезболивающего такого прилива сил, после которого уснуть ночью невмоготу, а конечности так неохотно шевелятся, что даже поделать ничего нельзя. Только лежать, как будто целый день отпахал в огороде под жарким солнцем, и смотреть в потолок, в слабом лунном свете, проникающем в окно, кажущийся чрезмерно искаженным и жутким. А, может, в то время это уже были галлюцинации.

Теперь же, уже на пороге «взрослой» жизни, до которой осталось не так уж и много – восемнадцатилетие было не за горами – Евгений осознавал все вытекающие из своего состояния последствия. Юноша не мог назвать себя зависимым – он всячески пытался бросить, самыми разными способами, но получалось так себе. Думать о том, что он, возможно, просто не хотел бросать, парень не хотел вовсе. От подобного на душе становилось просто отвратительно, а сам он поверить не мог, что какие-то жалкие колеса будут неотъемлемой частью его жизни вынужденно. Иглы Евгений терпеть не мог с детства – боялся их больше стоматологов – да и опасно было применять что-то подобным образом. Летом хочешь не хочешь, а приходится носить футболки. «Но вот если совместить и стоматолога, и иглу…». У парня от одной лишь мысли о подобном чудесном дуэте по спине прошлась армия мурашек, а тело пробило мелкой дрожью.

Подобным образом начиналась ломка. Евгений поставил перед собой одно единственное ограничение – не употреблять, пока не станет действительно нужно. Поначалу определять это самое нужно было сложно: то знакомые соберутся вместе покурить травы или кто-то притащит снюс, то все те же знакомые предложат «оторваться» в клубе. Евгению же хотелось оторвать себе только руки, особенно когда те непроизвольно тянулись за предложенной самокруткой или цветной таблеткой, манящей своим термоядерным окрасом. Парень научился одергивать себя, игнорируя предвзятые взгляды и всяческие «слабо». Для него подобное уже было достижением. Хотя бы некоторое время. Наступление ломки Евгений научился улавливать за два-три дня до момента «пика» и ноги сами несли на поиски новой дозы, чтобы не сдохнуть от адских мучений, которые этот период времени приносил. Голова, если не успеть вовремя, просто отключалась, не позволяя думать в нужном ключе. Уже после начинались неприятные мышечные боли, перерастающие в судороги, сковывающие тело, и вынуждающие безвольной куклой валяться там, где суждено было упасть, хрипя так, что любой старый и больной шакал позавидует. До подобного он старался не доводить. Хотя на наркотики тянуло и «до» нужного момента, у парня выходило противиться своим желаниям, пусть это и способствовало психическому неудовлетворению. Частые перепады настроения от внезапного всплеска радости до апатии уровня мертвеца удавалось списать на юношеский максимализм и удачно складывающиеся в некоторый раз ситуации.

Единственное, пожалуй, и самое сложное в сокрытии – внезапная потеря веса. Не так много и не критично, но и без того длинный и складный Евгений, ранее способный похвастаться гармонично выделяющейся мускулатурой, сейчас был похож на спортсмена на «сушке», чем сам был совершенно недоволен. Восемьдесят два кило на рост почти метр девяносто превратились в семьдесят пять слишком резко, чтобы это не осталось незамеченным.

«А Славик все равно не отвернулся, и еще никому ничего не сказал…» с легкой грустью подумал парень, бросив на Старокостова полный сожаления взгляд, но тот был занят поиском живого «чего-то» в своеобразном террариуме.

- Смотри! – Внезапно гордо заявил юноша, подсаживаясь ближе, и указывая пальцем куда-то вбок коробки, туда, где по дну были рассыпаны сухие древесные стружки вперемешку с рваной бумагой. Слава сошел с ума и притащил какую-то помойку, дабы не мелочиться постоянными походами туда? Евгений пригляделся, силясь в подстилке рассмотреть дремлющего микро-бомжа. Но нет… Зеленоглазый резко побледнел, а зрачки его расширились и без употребления запрещенных веществ. – Это Ипполит!

Среди бумажек, в этой куче листьев, ранее незамеченная Евгением кольцами свернулась змея. Похожая по окрасу на рыбу-клоуна, она, отнюдь, совсем не веселила. Животинка спокойно могла бы обвиться вокруг предплечья студента, наподобие татуировки, расположенной на левом.

- Слава, Господи… - Хотя тут бы больше вместо имени подошло «О». Змейка Евгению, вопреки реакции, понравилась, но беспокоило только одно. – А Пална если узнает? Она же этого червяка рыбам на съедение выбросит… В реку…

- Не смейте трогать моего Ипполита! – Тут же вспыхнул Старокостов, чуть ли не выхватывая явно спящую рептилию из коробки, но удержался, просто возмущенно складывая руки на груди. – Ему было одиноко и грустно! А от Павловны мы его как-нибудь защитим, ты не переживай… Он хотя бы в рюкзак поместится, али в коробке от сока тайник сделать, если она проверять решит…

Представлять подобное Евгению было катастрофически страшно и смешно. «Змея в коробке из-под сока…». Он еще раз недоверчиво взглянул на дремлющего Ипполита.

- Не влезет.

- Ну мы все равно что-нибудь придумаем…

Так в чудесном общежитии при академии появился новый, незарегистрированный студент, который порой получал право посещать пары всеми любимого историка, которого так и прозвали Историком Васильевичем. Мужчина был забавным и добродушным человеком, хотя одновременно с этим умудрялся студентам не потворствовать и расслабляться не позволял. Было, конечно, у него одно плохо скрываемое пристрастие – душа лежала к алкоголю, а когда мужчина выпивал – лежал вместе с душой, но это его совершенно не портило. Свой предмет он любил и подавал соответствующе, а внеочередного Ипполита, которого Славка однажды выронил из сумки прямо на его стол, принял и оценил вместе с другими взбудораженными одногруппниками, согласившись приютить зверюгу в случае раскрытия его незаконного проживания на территории Антонины Павловны.

***

- Выздоровел? Да нихера подобного, чтоб тебя… - Сиплый голос Петрова на том конце провода не сулил ничего хорошего, и Евгению казалось, что скоро его просто ударят дубинкой по голове, телепортировавшись прямо за спину. – Я скоро сдохну от этого нас… - Раздался оглушительный чих и очередной поток отборного мата в трубку. – Насморка…

Павел Петров собой олицетворял самое что ни на есть вселенское зло и хаос. Забитые татуировками руки и шея, вечно хмурый вид, байкерская одежда и внушительный вид кричали о том, что этот человек спокойно может кого-нибудь убить. О своем прошлом Павел говорить не любил, а спрашивать у него – себе дороже, так что какими судьбами он оказался здесь, а не возглавил какую-либо криминальную группировку – неясно. «Хотя он не просто возглавил, он ее основал…». Все люди из его окружения были той самой «плохой компанией» которой Евгения часто пугали в детстве и говорили не связываться ни в коем случае. Петров же, однако, думал совершенно иначе, и сам заметил невзрачного на вид парня в такой же безликой серой толпе студентов. Может быть, его подкупил рост юноши, сейчас уже сложно понять. Насколько знал Евгений – да и вообще это единственное, что он знал о своем странном «друге» - у того был влиятельный отец. Но точно так же в этом можно было усомниться, ведь на слуху никогда не было фамилии «Петров». Только Павел, и то – в участке, когда было очередное внеплановое происшествие.  

- Ну и зачем ты тогда собираешь приходить?.. – Евгений устало опустился на подоконник. В коридоре сегодня было на удивление немноголюдно, а может все потому, что пары уже давно закончились.

- Не твое уж точно дело, литературник. – Усмехнулся Петров, отчего юноша невольно задумался над тем, что его родители всерьез решили поизмываться над сыном. Нет, не то, чтобы все было катастрофически плохо. Всего лишь был Альберт Новиков, над которым тоже поиздевались родители, и Мария Онегина, оставившая себе фамилию при замужестве. И по логике Евгения хотели назвать Алексеем – в честь деда, но имя выбирал дядя, причем на пьяную голову. Евгений, мать его – Онегина. У Николая всегда был своеобразный юмор, и парень не сомневался, что если бы он был противоположного пола, или будь у него сестра – мужчина окрестил бы дитё Татьяной.  – Хочу и прихожу. Дела есть.

- Не боишься, что тебя Эмилия найдет и засадит?  - Паша недовольно заворчал что-то о том, что никакая Эмилия для него не авторитет.

Эмилия Викторовна Копиева имела большой авторитет среди студентов. Многие старшекурсники, да даже ребята с начальных – в числе которых был и Онегин – прониклись к преподавательнице светлыми чувствами, которые, увы, в многом не могли быть взаимны. Во-первых, женщина была замужем. Но, к слову, всем было давно известно, что семейная жизнь не ладилась, Эмилия не носила кольца и фамилию мужа не брала. Во-вторых – она была намного старше многих молодых преподавателей, и почти на семнадцать лет старше Евгения. Парень не считал разницу в возрасте чем-то страшным, но порой все же сомневался, действительно ли он думает о том, о чем нужно думать семнадцатилетнему юноше-студенту. Копиева же относилась к подобным «влюбленностям» на удивление спокойно, и в итоге лишь смеялась вместе с учениками, если дело доходило до абсолютного абсурда. Преподавала она право, и занятия проводила ничуть не хуже историка.

- Да плевать я хотел. Эти все «жесткие проверки» херня на постном масле. Бред сивой кобылы. – Продолжал негодовать Петров. – Если бы все было так критично, как многих пугают, половина наших была бы давно за решеткой, друг мой, а другая половина – и ты вместе с ней – в ПНД.

Евгению после подобных заявлений становилось совершенно не до смеха, хотя ржач Петрова в трубке был весьма заразителен.  

- Мило… - Кислая улыбка, наползшая на лицо, парня вообще не красила, и пара проходящих мимо девушек даже испуганно покосились в его сторону, наверняка подумав, что Онегин под чем-то. – Но я вынужден отказаться от столь щедрого предложения.

- Как хош. – Судя по тому, что в трубке послышались помехи и хруст, Петров начал что-то открывать. Возможно чипсы, возможно – что-то другое. – В любом случае просто найди Илью, и скажи этому дебилу встретить меня.  Бывай.

Что могло в этот раз понадобиться Петрову – Евгений понятия не имел. Особенно от мрачного Ильи, который, если бы не положение, выглядел бы как эмо. В любом случае парня дела Павла не особо интересовали, учитывая, что в основном они всегда заканчивались не очень хорошо: как и сказал Петров – либо решеткой в участке, либо другим нелестным заведением. «А ведь только-только сентябрь начался…». Связывать свою жизнь с криминалом не очень-то и хотелось. И так уже хватает. 

Очередной раздавшийся звонок заставил Евгения вздрогнуть от неожиданности, растерянно смотря на небольшой экран кнопочного мобильника. «Элис».

***

Отношения парня никогда особо не привлекали. Вернее, иметь рядом человека, который готов выслушать, поддержать и просто пообщаться – было безумно приятно, но для таких случаев у Онегина был Славик, а о большем юноша и не просил. А вот девушки… Сколько Евгений себя помнил, он всех их считал странными. Особенно после Кристины Самойловой, которая с ним в отношениях не состояла(и слава Богу), но была подругой детства и одноклассницей по совместительству. За собой же Евгений замечал только одну особенность – он не мог выносить ни одну свою партнершу больше месяца. Их было за все время не так уж и много, но в голове закрепилось точное понимание – либо отношения, либо зависимость. Последнее, казалось, преследовало парня попятам, не давая спокойной жизни. О создании семьи Евгений никогда и не думал, понимая, чем подобное может обернуться, о наследстве, которое ему рано или поздно придется получить – подавно. Смотреть дяде в глаза было просто страшно, уж слишком велики были риски увидеть плещущееся в их глубине разочарование.  Фраза «Женя, ты что, опять принимаешь?» стала сниться в кошмарах чаще, чем смерть матери. Особенно невыносимо было ее сопровождение вполне себе осознанными образами дяди. Когда Евгений просыпался в холодном поту после очередного такого бреда, он хотел лишь перегрызть себе глотку, чтобы больше вообще ничего не видеть, и заснуть, наконец, навсегда и без сновидений.

Но сейчас же где-то под боком дрыхла Элис, с которой полночи пришлось провести в каком-то клубе по ее же инициативе, а потом припереться в общажную комнату, пока Старокостов отсутствовал. Брюнетка мирно сопела, уткнувшись лицом в подушку и занимая половину и без того узкой кровати, отчего Евгению приходилось беспомощно занимать оставшийся край, силясь не свалиться вниз и начать отдельную «половую» жизнь. Элис предложила отметить месяц официальных отношений. Конечно же Евгений считал все это дуростью, но отказывать не особо хотелось. Тем более, что в том же клубе тусовался Алик, у которого всегда было чем поживиться. Казалось, что Кирславин в этой жизни знаком со всеми, с кем только можно. У парня был странный акцент, почти как у продавцов арбузов на рынках, и куча проколов на лице. В брови, в носу, на нижней губе – Алик был явно фанатом золотых украшений. Прозвище «Цыган» себя окупало. Кирславин был ненамного старше Евгения – недавно исполнилось всего лишь двадцать пять, но его уже можно было назвать состоявшимся в жизни человеком. «Мда, это только у меня последние джинсы на грани протирания…». А здешнюю форму юноша не любил до внутренней дрожи. Впрочем, как и своеобразные пытки, всегда именуемые «трудом на благо». Чего в этот труд только не входило: и мытье асфальта щеткой, и подметание воды на улицах после дождливых дней, порой доходило до покраски травы и остальных прелестей здешней жизни. Николай, вероятно, именно поэтому не хотел, чтобы племянник пошел по его военным стопам, но жизнь распорядилась иначе – праздники разные, конкурсы одни и те же. Только в академии тамадил отнюдь не бывший начальник Николая, а Виталий Миндирович Державин. Человек он был строгий, но справедливый, с аристократическими чертами лица и пронзительным взглядом, который каждого студента мог просветить насквозь, подобно рентгену. Ректора боялись и уважали, но были и такие люди, как Петров, и мужчину ни во что не ставили, хоть и предпочитали с ним не пересекаться.

И лишь бы он сегодня не заявился с внезапным визитом. Как Евгению и Элис удалось проскочить мимо вечно бдящей Антонины – не помнили даже они сами. Хотя девушка, может, и помнила, но сейчас она крепко спала, и разбудить ее не выйдет. «Вот она – старость в двадцать…». Элис училась, слава всем богам, не здесь. Познакомиться с ней удалось все в том же клубе, и, на удивление, с Онегиным она продержалась куда больше месяца, и еще не успела «вывести из себя». Брюнетка не наскучивала, не бесила, разве что совсем немного любила влезать в личное пространство с постоянной жаждой объятий, но Евгения это уже давно не смущало и не раздражало. Было как-то… все равно? Единственное, что знал парень, так это то, что Элис он нравится всерьез – уж слишком часто она любила заводить речи о будущем. В такие моменты у Евгения кровь леденела в жилах, и он не представлял, что говорить ей в ответ, поэтому просто молчал, стараясь заглушить странную боль в сердце и понимание, что он всего этого не хочет.

Не хочет, потому что не может, или не хочет, потому что подобное его просто не привлекает – он не мог ответить даже себе. Не хочет, потому что зависимый. Какая семья может быть у наркомана? Никакая. Да и разочаровывался юноша в своих пассиях, когда понимал, что любовь крепла не «со временем», а стоило в его жизни промелькнуть дяде с наследством. Элис пока была единственной, кто отличался от предыдущих. Онегин себя бабником не считал, как и шибко привлекательным, но отчего то был в тройке лидеров самых популярных ребят с курса. Первым шел, конечно же, Петров. Была у Павла некая «харизма», позволяющая за короткое время становиться всеобщим любимцем. Удивительно то, что юношей подобный интерес никогда не руководил – ему достаточно было иметь место лишь в определенных кругах. После брутального Петрова был Дмитрий. Синицын жил по соседству – пройдись по коридору, повернись налево – крайняя дверь. Рыжеволосый паренек с неземными васильковыми глазами обитал там, и был объектом обожания многих новеньких девочек. Впрочем, чего еще ожидать от веселого и жизнерадостного, но тем не менее галантного и интеллигентного молодого человека, который по совместительству являлся старостой студенческой группы? Дима был вторым человеком, узнавшем о новом жильце в их комнате – Ипполите – и змееныш почти сразу же стал его любимцем, так как всех своих животных парень был вынужден оставить в другом городе у родителей. Синицину повезло куда больше, чем Онегину и даже Старокостову в свое время – родители парня, как и он сам, до ужаса любили всякое зверье. Евгению не разрешали завести ни кота, ни собаку, потому что у матери была аллергия, и приходилось довольствоваться соседской псинкой – Булькой, - которая была неизвестной человечеству породы, с гладкой шерстью, не выделялась размером и была похожа на ходящий бочонок. В детстве Онегин считал, что это просто перекормленная такса – так забавно Булька семенила на своих коротеньких ножках по улице, глухо пыхтя и почти заваливаясь на бок. Как собака поднималась по лестнице на второй этаж их хрущевки – вообще отдельная тема. Иногда она могла скатиться вниз, опрокинувшись на спину, и так и лежала кверху пузом, смотря в потолок огромными, полными грусти глазами, очевидно преисполняясь в своем познании. Потом лежать ей надоедало, она переворачивалась, вставала на лапы, и продолжала свой подъем, начиная все сначала. Булька была живым доказательством того, что дорогу осилит идущий.

Славику же запрещали всякую живность просто потому, что парень бы сразу начал тащить в дом все, что попало. Заведет кота, а следом за ним тому и друга, и брата, и супруга, потому что «ну Мурзику же будет одиноко». Его родители, судя по всему, были первыми жертвами синдрома Плюшкина, который проявлялся у Славика с рождения. Со слов самого Старокостова – тот в пять лет стал разводить хомячков. В итоге за полгода из двух хомяков у него получилось двадцать два, и это учитывая, что половину бедные родители раздарили знакомым. Хомяков даже рассаживали, сортировали, лишь бы те не начинали спариваться снова, но Слава, судя по всему, был против подобного, и каждый раз взрослые обнаруживали, что все звери вновь сидят в одной клетке, топчась друг на друге из-за нехватки места, или дерясь за колесо. Хомяки так бы и продолжали приумножаться стараниями Славки, но лавочку быстро прикрыл отец, всех грызунов сплавив знакомому в зоомагазин. С тех пор парню запрещали даже думать о животных.

Дима с историй друзей хохотал до упаду и боли в животе, стоило всем собраться вместе. Только тихий Рафаэль – второй сосед Евгения и Ярослава – слабо улыбался, пытаясь понять, зачем его вообще позвали.

После Синицына как раз в рейтинге популярности был Онегин, которого многие дружки Петрова кликали «литератором», а профессора и некоторые близкие друзья обращались просто «Женя». Парень ничего против не имел, хотя поначалу было очень непривычно, когда совершенно незнакомые люди начинали дергать его сразу так фамильярно.

Элис заворочалась во сне, полностью стягивая одеяло на себя, и парню оставалось только удрученно вздохнуть, принимая вертикальное положение, свешивая на пол босые ноги. Казалось, что только Славка во всей этой общаге вежливый скромник-девственник, всячески бегающий от отношений, и даже слышать о них не желающий. Так было, конечно, только на первый взгляд, и только Евгений, как близкий друг знал, что Старокостов еще с прошлой весны встречается со студенткой филфака. Насколько Онегин помнил, звали ее Света, и он очень надеялся, что ее фамилия не Конец или Отключение. Ярослав просто не любил выносить все это в люди.

Еще раз убедившись, что Элис не разбудил скрип пола и собственный топот, Евгений на цыпочках добрался до двери, медленно проворачивая всунутый в скважину ключ, чтобы тот не щелкал слишком громко, и, когда замок поддался, выскочил в коридор, направляясь к дальней стене, де располагалось одно единственное окно в этой части здания. Узкий коридор перестал пугать уже давно, хотя раньше казалось, что кто-то преждевременно откроет дверь, и в толкучке студентов можно будет потерять глаз или разбить нос.

На подоконнике, освещенные слабым лунным светом и отблесками фонаря, проникающего с улицы, стояли в своих расписанных девчонками горшках странные цветы. Вроде как фикусы, а может еще какая растительная дрянь – Евгений хорошо знал только фиалки. За всей этой оранжереей, которая не позволяла посидеть на прохладной поверхности с потрескавшейся от времени краской, ухаживали в основном Ира и Настя. Даже консьержке не было до цветов никакого дела.

«Остается только надеяться, что Павловна в отключке…». Или опять смотрит свои стремные передачи по шипящему телевизору с помехами, закрывшись на вахте.

У горшков и цветов был один существенный плюс – один из поддонов, на котором расположился непонятный парню засохший кустик в пластиковом контейнере с кучей отверстий, служил пепельницей. Под импровизированным горшком студенты, которым часто было невтерпеж, прятали окурки и стряхивали в поддон пепел. Потом это все можно было незаметно убрать, поливая растения. Учитывая, что Павловна еще не пресекла озеленение подоконника, она совершенно не догадывалась о таком незамысловатом тайнике.

Щелкнула зажигалка, на секунду развеяв тьму вокруг ладоней язычком пламени, затлела сигарета. Сквозь приоткрытое окно в коридор ворвался прохладный сентябрьский воздух. К концу месяца погода была все еще приемлемой, и природа отыгрывалась лишь ночами, когда температура опускалась до своего возможного в этом регионе минимума. Дожди шли тоже преимущественно под вечер, не мешая жить в учебное время. Разве что по утрам было чересчур слякотно и печально.

- Забавно… - Слабым шепотом проговорил Евгений, выдыхая дым почти вплотную приблизив лицо к приоткрытой щели между гладким пластиком. За окном виднелся промокший от прошедшего дождя тротуар, в воздухе витал характерный запах озона, хотя грозы, вроде бы, не было. Чуть дальше росли уже почти голые деревья, тянущие свои в ночи кажущиеся черными ветки к небу. Звезд не было видно за тяжелыми свинцовыми тучами, и лишь благодаря заливающему улицу желтому фонарному свету можно было нормально ориентироваться в этих похожих друг на друга поворотах возле здания общежития. С третьего этажа все было видно достаточно неплохо.

Что именно Евгений посчитал забавным - не понял он и сам. Возможно, это были дрожащие о напряжения руки, отчего пепел мелкой пылью с подожженного кончика осыпался прямо на землю в широком горшке. Или же внезапное помутнение в голове, что в глазах даже потемнело, и пришлось ухватиться свободной рукой за край оконной впадины, чтобы удержаться на месте.  

- Ты чего не спишь? – Из комнаты выглянула Элис, сонно растирая глаза кулаком, второй рукой придерживая накинутый на плечи плед, чтобы было не так холодно в распахнутой помятой рубашке. – Еще и раздетый весь… - Ее голос был тихим, девушка тоже осознавала всю опасность вахтерши, слуху которой позавидует любая собака.

- Разве здесь холодно? – Безучастно поинтересовался Онегин, понимая, что его голос больше похож на запрограммированный текст, который нужно произносить строго по алгоритму. Как эта девушка может любить наркомана? Как он вообще имеет право принимать, если он хоть кому-то нужен? Дядя, друзья, отец – пусть и не родной, и сейчас беспросветно пьющий, но умудряющийся работать и зарабатывать, чтобы содержать хотя бы себя, так как больше никого не сталось, а ведь в свое время жизнь с Мишей казалась сказкой, потому что мама была счастлива…

- Я тебе больше скажу, здесь пиздец как холодно! А ты еще и босиком! – Возмущенным шепотом произнесла Элис, подходя ближе в наспех нацепленных кроссовках с замятой пяткой и смотря на парня снизу вверх. Евгений выглядел весьма меланхолично, будто еще не до конца проснулся. – Что-то случилось?

- Не хотел тебя будить сквозняком. – Так же тихо отозвался Онегин, туша недокуренную до конца сигарету о поддон и убирая бычок в пачку. Там, в комнате, и правда было намного теплее, чем здесь. Там был и Ипполит, который наверняка спал в террариуме под кроватью Славика, укрытый темным покрывалом и замаскированный под кучу ношенных вещей, тем не менее с обеспечением доступа кислорода.  – Ты-то чего встала?

- Мобильник загудел в кармане. – Девушка со вздохом уткнулась лбом в чужое плечо, сильнее кутаясь в плед. – Отец чего-то хотел.

- М, оте-е-ец… - Лениво протянул парень похлопав Элис по плечу и отстраняя от себя, кивком головы предлагая вернуться в комнату. – Очень жаль, что он тебя разбудил. Наверное очень способный, ибо подобное даже мне не под силу. – Заговорил юноша уже кода дверь была надежно заперта на ключ, а Элис вновь прошла в спальную зону, брякнувшись на постель и включая торшер. – Но мне в любом случае такое пробуждение не грозит. Я отца не помню. – Брюнетка с сожалением взглянула на вновь закурившего оставшийся бычок Евгения. Она знала о ситуации, произошедшей в его семье, точно так же, как знала и Николая Алексеевича, проникнувшись глубоким уважением к этому мужчине. Виделись всего один раз, где-то в конце августа, когда Женька предложил съездить, забрать часть его вещей, необходимых для дальнейшего существования, но этого времени хватило, чтобы понять, что его дядя представляет из себя. Элис было очень обидно за юношу. «Брак, судя по всему, с Марией у Альберта был просто по расчету, а вот как получилось…» мать Онегина, судя по всему, всерьез полюбила этого мужчину, а он просто ушел, больше никогда не появляясь ни в ее жизни, ни в жизни сына. – …но да, я понимаю, что он бросил нас, бросил мать… - Евгений отзывался об Альберте так, будто именно он, а не Михаил был ему реальным приемным отцом. – Я понял это слишком рано. Хотя, наверное, это было правильно…

А, может, если бы не ушел, в жизнь парня никогда бы не пришли наркотики. Может, тогда все было бы совершенно по-другому. Может… может, это была бы очередная неблагополучная семья… Какой исход был хуже Евгений не мог представить. Этого человека просто не было в его жизни. «Пожалуй, этого достаточно», последняя затяжка заставила сдавленно закашляться и поспешно избавиться от окурка.  У Альберта в памяти юноши осталось только имя. Ни внешности, ни голоса, ни обличия. Это была просто серая, въевшаяся в мозг тень. Безликий силуэт, помеченный сознанием как воспоминание, которое останется навсегда, хотя и не имеет нужной яркости.

- А тебе-то чего отец звонил? – Тут же переключился парень на более непринужденную тему и присаживаясь рядом. Мысли об отце внезапно заставили переключиться на ощущения. А что он чувствует, находясь рядом с Элис? Только отвращение. Не к ней – к себе. Потому что иначе он не чувствует равным счетом ничего. Ничего из того, что, наверное, хотела бы получить девушка в ответ. На душе становилось просто омерзительно, и Евгению пришлось поежиться, обнимая себя руками, пока Элис что-то не особо радостно рассказывала про своего папашу, речь о котором зашла впервые за долгое время. Онегин только знал, что Элис на деле – Алиса Юльевна. Это было отнюдь не матчество, как думали многие и забавлялись, наблюдая со стороны. Отца девушки на полном серьезе звали Юлий. Вроде как, если Евгений правильно понял – Львович. Парень как будто пребывал в бессознательном состоянии, не в силах понять, что прямо сейчас втолковывает ему девушка, очевидно заметившая направленный куда-то сквозь нее взгляд. Зеленоглазый же обреченно опустил тяжелые веки, неожиданно склоняя голову и копируя недавний жест брюнетки, просто уронив голову ей на плечо, вызывая замешательство у последней.

- …Женя? – Поток ленивого будничного повествования сменился на обеспокоенный тон, отчего еще больше появилось желание рвать на себе волосы. Несправедливо. Онегин покачал головой, слабо приподняв уголки губ, что так и осталось незамеченным из-за скрытого волосами и тканью чужой рубашки лица.

- Нет, все нормально. Давай просто ляжем спать, иначе утром не удастся удрать от Павловны.

***

Компания Петрова была не самой лучшей из тех, в которых доводилось оказываться Евгению. Студенты вообще сбивались в своеобразные «стаи» или группы по интересам: были среди них и книголюбы, и просто творческие люди, другие тащились по механике, у кого-то из старших были даже свои машины, или они приезжали на учебу на родительских ВАЗах, некоторые и вовсе на Фордах. Не все жили в общежитии при универе, как, например тот же самый Павел.

«Интересно, как надолго здесь подобные люди задерживаются?..». Собирались в обычное время так же у него в квартире, и Евгению в такие моменты становилось не по себе. Жилище было вполне обычное, не особо большое – стандартная двушка с широким, просторным коридором, тут же ведущим в кухонный зал, но… Что-то Онегина все же пугало и заставляло чувствовать себя неуютно. Вероятно, причина крылась в самом восприятии жизни этим парнем, ибо дядя зачастую говорил, что Евгений слишком походил на бабку – мать Марии и Николая. Гелла была весьма специфическим персонажем, часто могла нести что-то странное, и виной тому был отнюдь не возраст – со слов все того же Николая она и в его молодости и детстве была немного с приветом. «Может, у меня тоже какое психическое отклонение, и мне бы в санаторий, подлечиться?». Хотя проблем с головой, по крайней мере – подтвержденных, у бабки не было. Женя видел ее лишь пару раз, сначала в очень раннем детстве, когда вместе с мамой и дядей пришлось посетить Испанию, где и жили пожилые родственники. Тогда паренек ничего толком и не понял.

Алексей Маркович все время был хмур и сдержан, Николай часто пропадал в его кабинете на протяжении всей недели, что пришлось провести заграницей, и к внуку относился достаточно холодно. С дочерью мужчина тоже вел себя отстраненно, соблюдая свою непоколебимую вежливость, граничащую с равнодушием. Гелла же была полной его противоположностью, живо обсуждая что-то с Марией и попутно пытаясь научить юного Онегина языку, что получалось весьма неплохо. Евгений быстро полюбил произношение, а голос бабушки звучал очень гармонично. Единственной странностью, которую заметил юноша, но не предал должного значения в силу возраста, были странные обращения Геллы к матери. Бабушка постоянно за что-то извинялась, пока негодующая и явно растерянная Мария пыталась отнекаться, сообщая, что все хорошо. Но женщину от постоянного раскаяния это не останавливало, и она продолжала говорить, что если бы знала, что так произойдет – дочь бы никогда замуж не отдала. Мария в те моменты слабо бледнела, ее привычная светлая улыбка приобретала оттенок грусти, и она лишь в очередной раз отвечала, что все хорошо, и вспоминать былое не стоит.

Это самое так осознать полностью удалось только через определенное время, когда сам Евгений стал старше, и во время очередного визита в Испанию – уже только с дядей, так как мама оставалась с маленьким Стасом – парня стал дергать Алексей, постоянно комментируя Альберта. Причем в негативном ключе.

«Шесть лет уже прошло с тех пор…». Евгений сидел в комнате один, пока в гостиной происходила очередная «тусовка», в которой участвовать не было абсолютно никакого желания. Юноша пришел лишь в дань уважения Петрову, а еще из-за Ильи, у которого всегда были колеса. Не сорваться, не переборщить, это потребность, а не зависимость. Это просто нужно, чтобы не быть агрессивным, не испытывать физической и душевной боли. Чтобы не ломало, будто по телу проехались, как катком по асфальту. «Я не наркоман. Я не хочу всего этого, по-другому просто никак…». Не наркоман же?

Да?

Иногда, когда Евгений задавался подобным вопросом, начинало казаться, что он не человек, а все происходящее вокруг – вовсе не реальность.

- Женя, понимаешь… - Голос дяди. Не осуждающий, не разочарованный, просто чуть усталый из-за постоянной беготни и перенапряжения на нервной почве. - …Ты должен вначале сам признать проблему. – И парень признавал. Ой как признавал, признавал до такой степени, что хотелось содрать с себя скальп и закопаться с головой в сырой прибрежный речной песок, по которому ходить он просто ненавидел. Так было бы справедливо. Сырой, зыбучий песок, от которого было не отделаться точно так же, как и от преследующих мыслей о следующем приеме, стал бы отличной могилой. – Врачи тебе помогут, но только если ты сам поможешь им понять, что именно не так, и чего ты хочешь. Это первый шаг к тому, чтобы вновь вернуться в обыденную жизнь.

- Да, я… понимаю. – То что не было изначально осознанным приемом переросло в непомерную тягу к волшебным таблеткам от головы. На них не было написано «наркотики», они лежали в самой обычной пластиковой баночке, парень не видел их состава и старался отбрасывать мысли о том, что в них может быть напихано: от стирального порошка до соды. Это были просто таблетки. Волшебные таблетки. Женя понимал, что ничего хорошего они в его жизнь не принесут, но… Волшебные таблетки уже имели свое место в его организме, со временем перебираясь в сознание. Они воздействовали на мозг, на нервную систему, буквально породнившись с парнем и обитая с ним в одном теле. Оставалось признать не проблему, а то, что проблема – уже он сам. Она именно в нем.

- Да ну, ересь какая-то… – Евгений вздрагивал всякий раз, когда накатывали воспоминания о первом серьезном разговоре с дядей. Он не считает себя наркоманом. Наркоманом является только отдельная его часть. Онегину не нужно было отрубать от себя кусок, чтобы относится к этому подобным образом. Если бы он хотел принять помощь, которую ему предлагали – он бы принял. Вероятно, он не хотел. – Твою мать, ну почему я все время об этом думаю…

- Уже сам с собой говоришь? – В комнате появилась стриженая башка Генхаузена. Парень протиснулся в дверной проем, заходя в небольшую спальню и пряча руки в карманах. Илья был старше на два года, собирался работать в сфере страхования, и в целом, в «свободное от Петрова» время, выглядел как приличный человек. Всегда одевался аккуратно и опрятно, был вежлив, профессора его уважали, а родители у него часто были заняты на работе, так что в свои девятнадцать юноша был предоставлен сам себе, хоть и жил в семейном доме. Предки, по его словам, часто мотались на родину отца, и могли проводить там более месяца, так что Илью «не свое жилье» не особо ущемляло. – Или мультики уже начались? – Генхаузен вгляделся в лицо Евгения, проверяя, насколько все плохо, но тот лишь отмахнулся, отодвинув неожиданного гостя в сторону. Из-за стены все еще слышалась музыка, чьи-то громкие голоса и смех. Илье, вероятно, это уже наскучило.

- Да какие мультики, я не настолько упоролся. – Возмущенный взгляд парня говорил сам за себя.

- Кальяном тоже побрезгуешь?

- Спасибо, воздержусь.

Илья понимающе хмыкнул, растянув губы в подобии улыбки, и быстро запрыгнул на подоконник, садясь рядом с Онегиным и отодвинув его ноги чуть в сторону.

- О новом преподском составе слышал?

- Неужто отец Петрова? – Саркастично протянул Евгений. Судя по насмешливому взгляду Ильи подобный вариант пришелся тому по душе. – Нет, на самом деле ты первый человек, который сказал мне лично. До этого я думал, что слухи врут. Надеюсь, Историка не заменят.

 - Да, мужик отличный. Но менять, вроде как, философа или психолога собрались турнуть, или он сам ушел.

- Он вообще существовал? – Евгений в это просто не верил, так как ни одной пары по подобным предметам у него не было за весь первый курс.

- Да я хрен знает… - Призадумался Илья, вытягивая из кармана брюк пачку с самокрутками. – Будешь? – К стаффу зеленоглазый тяги не имел, поэтому скептично осмотрел подобие сигарет с виднеющейся травяной набивкой, и отрицательно помотал головой. – Ну и черт с тобой, уговаривать не буду. Потом на ломку не жалуйся, до следующего месяца нихера не дам. – Евгений пренебрежительно скривился. – А, еще менеджер слился. Ну типа… - Илья с задумчивым видом уставился в окно на темную улицу, потянувшись к открытой форточке и распахивая ее пошире. – Товарищ Калинин. Или Малинин. Меня не парило особо, я даже имени его не помню.

- Грушевский что ли?.. – Вскинул брови собеседник.

- Сука. – Темноволосый от досады стукнул себя ладонью по колену, отчего послышался хлопок, напоминающий удар выбивалкой для пыли по ковру. Удар у Ильи был сильный несмотря на его весьма хрупкий вид пай-мальчика в учебное время. – Так и знал, что и здесь меня наебали.

«Грушевский» было, конечно, не очень похоже на «Калинина», но в любом случае и таковой педагог имелся. «Значит, его тоже скоро не будет…».

- А чего еще в августе всех не переформировали? Или что вообще происходит?

- А я то откуда знаю? Миндирович крышей поехал просто, вот и все дела.

Евгений скупо улыбнулся, вновь переведя взгляд на улицу, наблюдая за проходящими внизу людьми. Время всего девять вечера, а уже становится так темно… «Раньше было лучше». Онегин мог говорить так про все, что происходило.

- …еще и Петр этот дотошный, чтоб его Эмиля переехала на пешеходнике… - Илья уже тоже начал вести свое отстраненное повествование, а у Евгения просто не получалось уловить изначальный смысл его слов. Зачем речь начал? От несчастного Петра Осипова поток речи Ильи дошел до ректора, его дочери, с которой вышеупомянутый будущий следак какое-то время мутил, затем Генхаузен вспомнил и самого Женю, что-то втирая про слухи, и опять завел песню о профессорах. Стало понятно, что парень и так был слегка подшофе, а травка ударила в голову, окончательно добивая и так помутневшее сознание.

- Тебе бы поспать. – Все же встрял Онегин, сползая с окна, на что получил расфокусированный, но недовольный взгляд. – Там, - Он кивнул на дверь. – Все наверное тоже уже в зюзю, правда?

- Да кто как. В любом случае Степанов опять чето учудил, чуть саботаж не устроил, сжег чайник. Но да и хуй с ним, Павлику походу дела не до этого…

Тимур Степанов был неплохим человеком, но с весьма запоминающейся кличкой – Террорист. Юноша постоянно умудрился сотворить что-то, что выходило за рамки понимания окружающих его людей, и от этого многие начинали невольно бояться на деле безобидного Тимура.

- И чем же таким занят Петров? – Варианта два: либо он уже тоже поддатый, либо с кем-то кувыркается в другой комнате. «М, интимная жизнь…». Не сказать, что сам Евгений был святым в этом плане, но все же со временем он понял, что наркотики как-то даже поприятнее… вообще всего в этом плане. Да и вообще даже Элис, которая была года на три постарше, порой относилась к нему, как к ребенку, и ни на что не намекала, хотя в некоторые моменты это казалось чрезмерно раздражающим.

- Да… - Илья расплылся в улыбке, что-то вспоминая, и расслабленно растекся по подоконнику, забравшись на него с ногами, как ранее поступил Онегин. – К нему, кажись, старший брат приезжает. Или что-то такое.

- В смысле старший… - Нахмурился Евгений, совершенно забыв, что собирался уже по-тихому свалить. Сначала он, как и полагается «верному товарищу Павла» послушал о его планах, заключающихся в походе на какую-то стрелку, о которой Онегин недавно и понятия не имел. Сейчас же привычное «собрание» переросло во внеплановую вписку, а ночевать здесь у Евгения не было никакого желания. Уж лучше в родимой общаге, со Славиком, Димой и Рафом. Рафаэлем парня называть язык не поворачивался как минимум потому, что уже через три подобных произношения все начинали заговариваться. – Это сколько ему лет то? Уже за тридцатник перевалило? – Самому Павлу, казалось, уже больше, чем Историку. Тот выглядел как уже состоявшийся человек, даже чуть старше Алика.

Илья лишь вытаращил глаза на Онегина, сдерживая желание покрутить пальцем у виска.

- Ты че, совсем уже? Двадцать два ему, он ненамного старше.

- Двадцать дв… А Петров на каком курсе?..

- Какой из?..

- Ну Илюха, блять! – Подходя к впавшему в ступор парню почти вплотную, Евгений схватил его за щеки, вынуждая посмотреть на себя. – Иди проспись! Юлий, наверное!

- Кто такой Юлий…

Поняв, что до Ильи уже не достучится, парень обреченно взвыл, зарываясь пальцами в отросшие волосы, и все же направился к двери. «Бошку помыть надо». Шевелюра уже приобрела структуру соломы, что Евгения также не радовало.

Как-то слишком тихо…

Подозрительно тихо. 

Музыка, что удивительно, звучала не так громко из-за завешенной шторы, отделяющий зал от основного коридора, верхней одежды на вешалке поубавилось, хотя до этого ее тоже было е очень много: пара ветровок, столько же кожанок и какое-то обветшалое пальто. Онегин с себя ничего не снимал, так как под спортивной ветровкой была лишь футболка с принтом в виде какой-то абстракции, и парень бы замерз в своеобразном проветриваемом «отрезвителе», в который сам и ушел. Из зала выскочила какая-то малознакомая девушка, чуть ли не путаясь в шторе и на ходу впрыгивая в оставленные у двери ботинки, даже не удосужившись воспользоваться ложкой для обуви или натянуть их как следует. Евгений отсутствующим взглядом проследил за ее действиями, отчего шатенка повернулась, улыбаясь немного виновато, и коротко попрощавшись выбежала из квартиры, оставляя парня стоять в непонимании.

- Павел, чтоб тебя, какого хрена происходит?! – Внезапно раздавшийся голос показался смутно знакомым. «Итак, что произошло за эти пятнадцати минут, пока меня домогался Генхаузен?». Решив, что зайти, и приоткрыть завесу тайны вместе с портьерой все же стоит, Онегин смело прошагал к арке, тут же отдергивая плотную ткань и теряя все – всю смелость, решительность и даже дар речи. Челюсть тоже грозила отвиснуть, но это Евгений пока хоть как-то контролировал.

- Элис? – Девушка стояла над забившимся в угол дивана Павлом, который выглядел так, будто увидел свою смерть, но на голос Евгения отреагировал быстро, одновременно с брюнеткой повернув голову в сторону вошедшего.

- Женя?

- Женя?! – Павел воскликнул это в адрес отнюдь не самого парня, а Элис, явно ошарашенный.

- А что… - Онегину договорить не дали.

- Да, Женя. – Сердито отозвалась Алиса, все еще сурово глядя на подсобравшегося Павла. – В отличие от тебя у нормальных людей есть стабильные отношения!

- Отношения?! Ты ахуе… - Договорить не дали уже Павлу, так неожиданно влепив затрещину по затылку, что сам Евгений вздрогнул, невольно попятившись назад. Петров схватился за ушибленное место, шипя от боли.

- Ты как с сестрой разговариваешь, щенок?! – «Сестрой?!». Евгений решил промолчать, но менее ошеломленным не стал. Наоборот. – Я так тебя воспитывала?! – «Воспитывала?!». Элис в гневе была воистину страшна, ибо прямо сейчас схватила, как оказалось, брата, за воротник футболки, хорошенько встряхнув, а тот все еще пытался отодвинуться как можно дальше. – Вот и оставляй тебя одного, дебила кусок! У Арсения самолет уже того, он через пару часов, а ты тут… Ух-х… - Резко отпустив брюнета, да так, что Петров даже впечатался спиной в обивку дивана, будто его просто отшвырнули, Элис скопировала недавний жест Евгения, запустив пальцы между темными прядями. Но, кажется, она быстро вспомнила, что они с Павлом здесь не одни, и обернулась к стоящему в ступоре Онегину, слабо улыбнувшись и подходя ближе. – Жень, ты не подумай, что он умственно отсталый какой-то, просто немного в развитии задерживается… - Покрывшийся багровыми пятнами от возмущения и стыда Петров не издавал ни звука, хотя хруст его сжатых кулаков слышали, наверное, в соседней квартире. «Интересно, как соседи не пришли?..». – Ты… удивлен? – Девушка все еще обреченно улыбалась, подойдя ближе и обвив руками Евгения, смотря на него снизу вверх, упершись подбородком в грудь. «Не то, чтобы совсем…». Запретивший себе несколько минут назад материться Евгений готов был сказать, что он в простом человеческом ахуе, который к шоку даже не приближен, но получилось немного иначе.

- У тебя же фамилия…

- Мамина… - Неловко уточнила Элис, отведя взгляд, а после злобно зыркнула на сидящего сзади братца, который сдавленно захрипел, глядя на эту идиллию. Павел тут же замолк, отвернувшись к окну. «Реально щенок, если она его так выдрессировала…». Чтобы Петров кого-то боялся… Бред сущий, Онегин думал, что так не бывает. Оказывается бывает. – Ну, нет, вернее фамилия то отцова… - Вновь замялась брюнетка, а Евгений с каждой секундой находил в ее чертах что-то, отдаленно похожее на Павла. Вот чем-то похоже, но только если знать, что они, оказывается, родные… В любом другом случае, даже окажись они просто рядом, юноша бы совершенно не понял, кем Элис и Паша приходятся друг другу, как это было в самом начале. – Но представляюсь я маминой. Папа просто проблем не особо хочет… с этим.

Теперь от одного только упоминания Юлия становилось не по себе. Сука, Юлий.

- Юлий… - Одними губами пробормотал Евгений, уставившись куда-то сквозь Элис, хотя смотрел прямо на нее. Павел же тоже был Юльевичем… Хотя про это просто забываешь, когда его постоянно называют только «Петров». – Как я сразу то… - Виноватый взгляд Элис и напряженный – Павла, его уже не смущал. Парень отодвинулся, мягко отстранив брюнетку от себя и стараясь не спрашивать, кто такой тогда Арсений. «Очевидно старший брат, которому двадцать два…». – И когда ты собиралась… сказать? – Евгения волновало не то, что ему так просто что-то не договорили. Куда больше интересовала причина по которой Элис это делала. «Ну сказала бы она сразу, что Петрова. Да, я бы был ошарашен, но какая, нахрен, разница?..». И даже уже будучи в отношениях девушка ни разу ни о чем подобном не упоминала. Так что теперь Евгений ошарашен куда больше, чем могло было быть.

- Ты злишься? – Очевидно, что девушка всерьез переживала. Евгений задумчиво посмотрел куда-то в сторону, и, приметив на столешнице откупоренную бутылку и кучу стаканов, под двумя удивленными взглядами протянул руку, схватив гладкое стекло. Следующего шага не ожидал никто из Петровых. Стаканы зеленоглазого, судя по всему, не прельщали, и парень просто выдохнул, тут же прикладываясь губами к горлышку и запрокидывая голову, понимая, что осталось не так много.

- Нет. – Совершенно спокойно ответил Евгений, сам не ожидавший от себя столь ровного тона, когда отставил опустошенный сосуд обратно. – Я просто в шоке. – Сейчас свое состояние он оценивал именно на этот балл. Чуть лучше, чем было.

- Но это же…

- Нет. – На попытку Элис вновь подойти, Онегин беззлобно вытянул руку, с улыбкой покачав головой и глубоко задумавшись о том, что в комнате так-то еще остался Илья, очевидно уснувший или смотрящий на «мультики», которые пророчил Евгению. – Мне… просто нужно время. И подумать. И заберите Ильдаровича из комнаты, а то вашему Арсению будет, наверное, не очень комфортно. – На тихий шипящий мат Петрова, который тоже вспомнил об Илье, парень никак не отреагировал, ровно так же, как и Элис. Та выглядела слегка переполошенной, как будто Онегин прямо сейчас ее бросил. Нет, Евгений бы так не сделал, особенно резко, толком не поговорив, но… На самом деле, он всерьез задумывался о том, чтобы все же разойтись. Мирно, желательно. У него не было никакой «другой», Элис была просто замечательной, но… Нет. Не его. Какая-то часть упорно твердила, что ему все это попросту не нужно, и парень даже знал, какая именно это была часть.

- Но мы же… - Брюнетка вновь обреченно потянулась к нему и вновь наткнулась на жест защиты в виде сложенных на груди рук, слабой улыбки, и покачивания головой.

- Нет, не сейчас. Давай встретимся… - Сегодня была суббота. Кошмар. – Во вторник, и все обсудим. Я позвоню сам, если ты не против.

- Же…

- У вас приезжает какой-то Арсений через пару часов, и ты ради этого приехала проверять, что происходит тут. – Многозначительно взглянул на замолчавшую девушку Евгений, отчего та внезапно ощутила себя нашкодившей школьницей. – Определенно тебе и Павлу… - Из-за него было стремнее всего. Он и убить может в случае чего, кому, как не Евгению об этом знать… - Будет, чем заняться в эти дни. А в понедельник у меня совершенно не будет времени… - Он вспомнил о встрече с Николаем только что, и это было очень даже вовремя.

И Элис бы очень хотела сказать, что ради него она во вторник отменит все дела и запланированные встречи, но тут же вспомнила, с кем именно придется видеться в указанный Евгением день. Отец и брат. Вдвоем. И Павел. Семейный обед. Как здорово.

- Извини, я… - Девушка замялась. – Я не смогу во вторник…

-  Значит в следующий вторник. – На шокированный взгляд Элис парень пояснил. – Нас в среду гребет куратор и мы едем на практику. Да, до субботы. – Опередил он последующий вопрос. - В воскресение я обещал Славику и Диме помочь на дежурствах. Но ты можешь мне звонить, не думай, что я обиделся или злюсь. Это глупо. – Отметил парень на всякий случай. – Однако это не тот разговор, который следует вести по телефону.

Павел все же выглядел так, словно сейчас действительно собирается кого-то убить, и этим кем-то будет явно не его сестра, поэтому Евгений поспешил распрощаться с четой Петровых не в полном составе – не дай бог увидеть в полном – и поспешно удалился, тихо притворив за собой входную дверь.

Лестничные пролеты парень миновал быстро, выскакивая на холодную осеннюю улицу. По обыкновению моросил дождь, а небо было вовсе не черным, как казалось через блеклое стекло окна, а серым. Словно кто-то поменял фильтр, изменив привычную цветовую гамму. Но было и правда темно, и, если бы не фонари - парень бы точно заблудился в этом районе. Денег на то, чтобы вызывать такси, хватало. Бумажника Евгений не имел никогда, купюры и монеты зачастую просто валялись в карманах. «Автобусы сейчас точно не ходят». Идти пешком под дождем?

Идея внезапно показалась парню не такой уж и плохой, учитывая, что это помогло бы избавиться от последствий выпитого. Горло все еще немного жгло, так как за вечер это был первый раз, когда Евгений приложился к алкоголю. Он толком не понял, что это было, и был уверен, что если бы даже в бутылке по ошибке оказался отбеливатель – он бы не понял. «Лишь бы не травануться…». По вкусу отдаленно напоминало ром. На вино или шампанское вообще не тянет, хотя бутылка была очень похожа. «Хотя они все друг на друга похожи…». В алкоголе Евгений не разбирался, с подобными вопросами лучше обращаться к историку.

Странное раздражение и нервозность, преследующие с самого выхода из подъезда, только усилились через полчаса ходьбы, точно так же, как и дождь. Холодная влага, пропитавшая одежду, вообще не помогала успокоиться, но немного отрезвила. «надо просто отвлечься. Подумать хотя бы о…». О чем можно вообще подумать в десятом часу вечера идя по сырой улице под дождем? Евгений уже давно понимал, что думать ему особо не о чем.

Еще в школьные годы, когда он только принял решение уйти после девятого и мотануться в колледж, дядя его поддержал. Но оставался лишь один неразрешенный вопрос – в какой? Многие одноклассники Онегина, даже та же самая Кристина – еще в начале средней школы знали, с чем они хотят связать свою жизнь. У кого-то это выливалось из увлечений – как у Самойловой, например. Та всегда знала, что не хочет работать на кого-то, потому что ей просто лень, и сейчас спокойно училась в какой-то шараге, попутно занимаясь маникюром и прочими своими «женскими штучками». Ей подобное нравилось, и она на этом зарабатывала. Не радость ли?

Другие ребята тоже избрали подобный путь, кто-то пошел в техникум, некоторые парни сразу в армию. Евгения подобное не очень прельщало, ибо дядя точно так же был против подобной затеи, хотя дед часто наседал на него со словами: «Мужик должен служить. Посмотри на себя, кем ты стал, через что ты прошел и чего достиг. А он так и останется…». Николай же тогда не сдерживался и осаживал отца, порой в весьма нелестной форме, практически затыкая ему рот грубым «Да, прошел, и никому увиденное пережить не пожелаю». Насколько Евгений знал, дядя прошел и Афган, и Чечню уже в девяностые, пока сам парень таскался по всяким улицам вместе с Кристиной и прыгал по гаражам.

Его знакомых объединяло одно - все готовы были пахать для своей цели, мечты. Заранее хотелось помянуть будущих медиков. Евгения же не привлекало ничего, и когда со все той же помощью дяди ему удалось проскочить не просто в технарь, а в институт, где он учился сейчас… парень вообще не понимал, что он будет делать. Славик хотел стать ментом, как бы прискорбно это не звучало для Онегина, который знал, что тот просто помрет в первый же день на новой работе, Ира – юристом, даже Рафаэль удивил, решив связать свою жизнь с криминалистикой. Евгений просто уподобился ему, так как все остальное его совершенно не интересовало. «А дальше то что? Что?». И это всего лишь второй курс, начало. А впереди еще три. «Хочется еще раз пожелать здоровья медикам…».

Отчего то парню казалось, что он будет счастлив умереть рано от наркоты или очередной спонтанной попойки, работая до этого слесарем в какой-нибудь конторе, или обычным уборщиком. Нет, умирать, конечно, не хотелось, но Евгений знал, что ему подобные долго не живут. От силы лет семь. Может восемь, если повезет. А то и вообще всего-навсего четыре-пять годиков. Хотя бы кота до того времени завести, или собаку. Потом, возможно, сердобольный Старокостов заберет себе после похорон.

«Отвлекся, чтоб его…». На душе стало еще хуже, чем было. Об Элис думать сейчас было сложно. Да, девушка не сделала ничего страшного, но Евгений не мог перестать корить себя за то, что он просто обрадовался возможности закинуть удочку о фразе из разряда «давай останемся друзьями». Омерзительно. Нет бы как все нормальные люди жить счастливо, рядом с человеком, который действительно тебя любит, кому ты нужен, завести семью, порадовать дядю внучатыми племянниками годам к тридцати пяти, потому что у Николая своих детей не было и ему было не суждено подобное… «Но нет, Женя, давай, дерзай, хлещи свои таблетки… А ведь можно было бы накопить на врача…». Можно. Но это сразу же учет. А таких возможностей, какие были у Николая – у него нет. Они будут, если парень вступит в наследство, но тогда… Доступ к делам, деньгам, и всему остальному получит та самая его часть. Деньги подарят чувство вседозволенности. Деньги его испортят.

Евгению и так казалось, что он ползает по самому социальному дну, выбрав себе карьеру водолаза. Была лишь одна несосотыковочка: «социальное» не «морское». Но деньги были, пожалуй, последним, на что бы он повелся.

Возможно, какая-то часть только и ждет, когда они будут в шаговой доступности. И когда это случится, Евгений просто не сможет ее контролировать.

***

- Какое безобразие, какая похабщина! – Загробным скрипящим голосом выдавила из себя консьержка, выходя из небольшой комнатки вахты, и вставая прямо перед ввалившимися в дверь парнями. – Развелось тут голубизны!

Евгению и сидящему у него на закорках Ярославу очень хотелось сказать, что живой пример голубизны, именуемый историком, напился уже до синевы, растеряв весь свой природный оттенок, и парни добровольно дотащили его до кабинета, разув и уложив на диванчике, услужливо оставив на столе рядом пачку с таблетками, пару шоколадок и бутылку минералки, чтобы мужчине было не так грустно просыпаться, но они лишь натянули вежливые улыбки, стараясь побыстрее сгруппироваться. Старокостов спрыгнул со спины друга, вставая рядом с ним, но даже он был не столь низок, как Антонина перед Онегиным. Однако бабку это не очень смущало, и была бы ее воля – сейчас бы происходила самая что ни на есть настоящая БДСМ-сессия с поркой, причем доминировала бы определенно вахтерша. Парни переглянулись, словно прочитав мысли друг друга, и чуть снова не начали ржать. Только закончили упарываться историком, когда подходили к общаге.

- Что это вообще такое происходит?! – Скрипуче возмущалась Антонина, но молодые люди всего лишь делали вид, что ее слушали, на деле же обдумывая, как пройдет сегодняшний вечер. Благодаря Историку Святому, все несчастные грешники вернулись досрочно, на радостях отблагодарив мужчину парой бутылок. Правда, ввернулись навеселе все – студенты потому что наслушались историй о жизни в СССР, а Историк…

- Да, мы очень спешим, все похабщина, извращения, да… - Слава мягко подталкивал товарища в спину, стараясь побыстрее отделаться от назойливой Павловны, которая почти что брызгалась слюной и тянулась к швабре. – Нам очень жаль, нам правда очень стыдно.

- Да мы геи. – Закинув руку Славику на плечо под его дикий ржач, Онегин в шутку чмокнул парня в макушку, провоцируя еще большую волну хохота. Осталось только удержать Старокостова на подогнувшихся ногах. – И сейчас мы опаздываем, потому что нам надо делать детей.

- ЕЩЕ БЫ ВАМ РАЗМНОЖАТЬСЯ?! – Подавилась воздухом Антонина, когда парни проскочили мимо, улепетывая по лестнице совершенно не в свою часть.

- Привет, Ира. – На ходу поздоровался Евгений с испуганной девушкой, на которую он вылетел из-за поворота, таща на руках все еще хохочущего Славика. – Пока, Ира. – Он собрался было бежать дальше, слыша приближение рванувшей за ними Павловны, чье правило они нарушили уже трижды, и включил заднюю, вновь поравнявшись с низенькой девушкой, прижимающей к груди книгу. – О, ты покрасилась? – Державина шокировано распахнула глаза, чуть краснея. На самом деле она только осветлила кончики, но это не слишком выделялось.

- Так заметно?

- Тебе очень идет. – Улыбнулся Онегин, пока Старокостов, тоще щурясь и смеясь, закинув ногу на ногу из удобнейшего положения «трон из чужих рук» просто показал большой палец вверх, все же рассмотрев переход. Сзади показалась бегущая Антонина, размахивающая шваброй. – А вот теперь пока.

Евгений так же быстро стартанул с места, как Ярослав вновь скрючился в позу креветки, вцепившись в его плечи, дабы избежать тряски и потери равновесия от неудержимого хохота.

Ира же лишь непонимающе смотрела на то, как их пытается нагнать взбешенная вахтерша, которая запрещала бегать по общаге, кататься друг на друге и вести себя вызывающе. У нее вообще было много ограничений…

«Каждое утро в этом заведении начинается одинаково…» - Со вздохом подумала Державина, пытаясь вспомнить, в какую сторону ей нужно. Где то вдалеке раздался визг Славы и звук упавшей деревяшки. «Не попала…». На самом деле это был ликующий клич, который осознать могли только избранные.

***

- Напомни еще раз, что я здесь делаю? – Евгений скептично изогнул бровь, пока ему на руку цепляли какой-то браслет. Принести левый паспорт с красивой датой рождения, которая уже делала его восемнадцатилетним, было не сложно. Вернее сложно, если бы полезли его смотреть. Но юноша продемонстрировал свой документ одновременно с Ярославом, да так уверенно, что сомнений не возникло. Было бы фиаско, если бы держащийся на одной лишь улиткиной слюнке напечатанный листочек выпал и проехался по полу. Но, вероятно, докапываться не стали лишь потому, что у Евгения, несмотря на светлые серые от природы волосы, отчетливо виднелась щетина. «Надо бы купить бритву. Когда-нибудь…». А, может, сыграл хмурый и серьезный вид, так как Слава утверждал, что бороды у него вообще не видно, только если провести рукой можно нащупать что-то.

- Веселишься! – Радостно сообщил Старокостов, практически силком затаскивая едущего пятками по полу друга в главный зал. – Ну а еще ориентацию свою проверишь.

- Из всех клубов ты выбрал именно этот… - Обведя взглядом помещение, в котором оказался, Евгений для себя отметил, что здесь, в целом, неплохо. Нет безумно пьяных людей, все сидят небольшими компаниями или по двое, музыка не бьет по ушам, как это бывало обычно, да и нет столпотворения людей. – Светка то твоя не против?

- Ну… Я сказал ей, что я с тобой. - Широко улыбнулся Ярослав. – А вот как бы что уж мы будем делать и где это она пусть сама додумает, если ей будет так хотеться…

- Есть у меня такая подруга… - Кристину вспоминать, зайдя в гей-клуб, святое дело.

- Ну вот, здорово. Тем более теперь я уверен, что ты тут точно… - Старокостов резко замолчал, на секунду нахмурившись, но тут же вернул себе радостный вид, таща его к бару. Евгений понял, что договорить «ничего не примешь» друг посчитал неэтичным. – Отдыхать будешь, а то ходишь со своим вечно уставшим видом, да и девушки тебя уже раздражают, а тут они с тобой точно не будут пытаться познакомиться… - Хотелось разочаровать Славика и сказать, что будут пытаться парни, так как сам Евгений боковым зрением уже успел заметить пару заинтересованных взглядов. – Да и вообще, какая разница. Все равно завтра суббота, вернемся под утро, отоспимся… - Про ситуацию, сложившуюся с Элис, Славик узнал первым и единственным. Даже Ире Евгений не мог просто так о чем-то рассказать, ведь Державина с Петровой дружили, и никого из девушек задевать не хотелось. Он знал, что его бы поняли, но все же… «Хотя они такие разные, ужас просто…». Ира была скромной и неконфликтной, светловолосой и предпочитала базовые вещи, а Алиса… Достаточно того, что она просто отвесила леща своему брату, будучи ростом метр шестьдесят с кепкой, и намного уже шкафа-на-ее-фоне-Павла. «Да, пожалуй…».

- …и придя в клуб ты будешь просто пить газировку?! – Возмутился Старокостов глядя на то, как парень пьет обычную колу без виски. Евгений закатил глаза, понимая, что пить сегодня все же придется. – Нет ну это совсем уже того… - Дальнейшие его возмущения и поучения парень успешно прослушал, чуть не заржав от упоминания Антонины, от которой придется прятаться за поворотами и пробираться в общагу так же, как в нее пришел Ипполит. «Пришел блять, ага, змея…». Судя по всему, кола все же была не просто колой, и Слава зря переживал. «Гей-клуб… Здорово…». Онегин не часто посещал клубы и подобные заведения, тем более такие своеобразные. Разве что если Илья или Паша звали. Но в тех он уже был своим, с него даже паспорта не требовали на входе, что было, конечно, не есть правильно, но в целом не так уж и плохо.

- Слушай, Слав, а у этого заведения есть название?.. – Отчего то поинтересовался парень, не совсем помня, была ли на входе какая-то вывеска или надпись внутри. Старокостов непонимающе замолк и пожал плечами.

- А я не помню. – Честно ответил он, отпивая из своего стакана. – Да и какая вообще разница, сиди, слушай музыку и отдыхай. Хотя вон, девушки… - Он кивнул в сторону небольшой группы, наверняка пришедшей сюда как раз за этим. – Иди, обрадуй, что ты натурал. – Евгений бы сказал, что Слава не угадал, и его ориентация начинается так же на «Н», а заканчивается, к сожалению, котиками, но язык не повернулся.  

Пара часов пролетела совершенно незаметно, и Евгений, как и обещал себе, почти не притронулся к крепкому алкоголю, спокойно допивая свой мохито и понимая, что чуть более поддатый Слава не соврал – здесь действительно неплохо.

- И часто ты бываешь в подобных местах? – Поинтересовался у друга парень, пытаясь высосать лед через трубочку в бокале. Злосчастный кубик не поддавался, а сок лайма только оседал на языке, заставляя поморщиться.

- Вообще редко.

 - Но бываешь. – Лукаво подметил Евгений, на что Славик лишь закатил глаза, ткнув его локтем.

- На самом деле да. И не скрываю. – Он обвел взглядом светодиоды над баром и некоторые столики, попадающие в поле зрения. – Нет, вообще не понимаю, чего ты прикопался. – Тут же надулся он, в шутку хмуря брови. – Если ты об «этом», то нет. С парнями у меня никогда не было. – Но тут же добавил, заставив Онегина подавиться. - Я только пару раз видео смотрел… А че ты на меня так пялишься? Могу себе позволить.  – Старокостов добродушно рассмеялся, запрокинув голову, пока Евгений старательно пытался выкашлять мятный листочек, вполне способный стать причиной его своевременно кончины. «Вот же а… Умереть от травки, но таким образом…».

- Кстати, тот чел на тебя уже полвечера пялит. – Внезапно с улыбкой сообщил Слава, глазами указав куда-то в сторону, а Евгений слишком резко и палевно обернулся, наткнувшись на заинтересованный взгляд какого-то молодого человека. «Шатен, одет совершенно обычно, на бомжа не похож…» последнее, пожалуй, было главным критерием, потому что сам Онегин зачастую считал себя именно таковым. Похожим на бездомного, человеком. Юноша, заметив обернувшегося Евгения, вежливо улыбнулся, слегка кивнув головой, и продолжил как ни в чем не бывало сидеть на своем месте, попивая что-то из своего бокала, откинувшись на спинку дивана. «Вообще не похож на тех, кого я обычно вижу…» внезапно задумался Евгений. Хотя кроме Петрова и однокурсников он обычно ни на кого и не смотрел, так что сравнивать не с чем. Здесь все выглядели ухоженно, по-своему привлекательно, как бы странно не было об этом думать. Да и этот незнакомый шатен был вполне себе опрятен, хоть одежда выглядела достаточно заношенной. Обычные джинсы, которое можно было заметить из-под стола, накинутая на плечи куртка из такого же материала, какая-то темная кофта… - Ты слишком долго на него смотришь…

- Но не полвечера же… - Тут же смятенно пробормотал Евгений, отворачиваясь обратно и чувствуя себя весьма странно после комментария друга. – На ковбоя вообще чем-то похож.

- Разве? – Теперь из-за его плеча уже сам Старокостов недоуменно уставился на незнакомца, который все же заметил это, вновь коротко улыбнувшись и прикрыв глаза, и салютовал Славику бокалом. – Да, знаешь, что-то есть… Скорее всего из-за одежды. – Старокостов обратился уже к Евгению, который ошарашенно смотрел на него. – Чего?

- Нет, ну вот нахрена ты мне про это сказал, я теперь его взгляды спиной чувствую. – Парень потерянно смотрел на Славика, понимая, что ничего не принимал уже почти неделю и ему точно не мерещится всякая чушь.

- А, все понял. – Тут же просиял Славка, широко улыбнувшись, а Онегин совершенно не понимал, за что ему все это. – Он, наверное, подойти хочет, а думает, что ты со мной…

- Не неси чепухи, пожалуйста. – Всерьез испугавшись того, что полупьяный Слава сейчас свалит, оставив его одного, Евгений постарался зацепиться хоть за какую-то ниточку, чтобы продолжить разговор. – Кстати, чего там с правоведником?

- Каким проповедником?.. – Поднявшийся Слава тут же сел обратно, покосившись на стакан Евгения. Парень лишь хлопнул себя по лбу, посмеявшись.

- Ну Грушевский то от нас сваливает, судя по всему.

- А-а-а, ты про это. – Тут же вспомнил сероглазый. – Да я хрен знает так то. Новые преподы на следующей недели вроде будут, пару в деканате уже видел…

- Когда успел?

- Когда Василичу за анальгином ходил в мед.кабинет… - Задумчиво постукивая пальцами по барной стойке пояснил Слава. – Радует одно – у Эмильки появился помощник, и теперь она не одна на все пять курсов.

- О, ого… - Это действительно была хорошая новость. – А психолог чего?

- Кто?

- Я то же самое у Ильи спрашивал.

- А, точно! – «Нет, вот и откуда он обо всем всегда знает?..». – Не, вообще прошлый постоянно то на больничных был, то еще где, но он был. Это я знаю. – Евгений манерно закатил глаза, сжимая пальцами переносицу, и пробормотав тихое «я и не сомневался», будто Славик перед ним был воплощением вселенского познания. – А психолог… Ну а что он. Какой-то мужик, как я понял. Имя не помню, фамилию тоже, отчество Сергеич. Это почти как «Василич», только поэтому я запомнил.

- Ну вообще не Сергеич, а Сергеевич, но тут нет форточки, чтобы открыть, так что плевать. – Покачал головой собеседник, отставляя стакан и ощущая странную смесь эмоций, вспоминая сидящего за спиной паренька. Из-за расстояния, расфокусированного зрения и снующих людей было сложно понять, какого он роста и как выглядит в целом, но все же это не мешало запомнить его черты. «Ну все, это капец. Полный пиздец и провокация…».

- Да похуй. – Внезапно ругнулся Слава. – Главное, что Ипполит у Димаса перекантуется эту ночь… - Это прозвучало еще страннее, чем было для знающих людей. – Ну да и вообще. Наверное ровесник Эмилии, это я точно знаю. Ну… Разве что вот жаль имя не помню. С философом та же хрень. Только он постарше этого будет.

- Кого? – Вновь потеряв суть уточнил Евгений.

- Сергеевича. – Слава еще раз многозначительно посмотрел за его спину, после чего резко поднялся на ноги. – Ну это. Ты давай. Удачи. – Он похлопал друга по плечу, а тот только в очередной раз подавился от неожиданности, гладя на Старокостова, который исчезал в толпе. «Что за…».

- Слава, твою мать! – Возмутился было он, но соседа и след простыл. Идти его искать идея отвратительная, учитывая, во что это может вылиться. Но парень, словно подтверждая догадки Евгения о своем всезнании, как обычно угадал, ибо через некоторое время зеленоглазый понял, что к нему кто-то идет. «Ну Слава блять, ну ты, конечно…». Хотя Евгений все больше и больше понимал, что его пугает не столько возможность того, что незнакомец счел его симпатичным и просто хотел познакомится, сколько простая неизвестность. В любом случае всегда можно вежливо сообщить, что он пришел сюда просто посидеть, а не за тем, чтобы кого-то себе найти.

- Привет? – Нельзя. Сердце резко бухнулось в желудок и решило задержаться там подольше, а волосы на затылке, кажется, встали дыбом. Интонация и голос… Евгений неуверенно поднял голову, поворачиваясь на звук и понимая, что тело будто окаменело. Он чуть было не завопил, что он не гей, скорее пытаясь убедить в этом себя. Почему его так зацепило только одно слово? Почему оно заставило что-то глубоко внутри странно зашевелиться? Шатен скромно улыбнулся, садясь на стул, где недавно крутился Славик. «Очевидно, что мы не знакомы, хотя, может, кто-то со старшего курса, но хрен знает, с чего бы ему тут оказаться…». Парню точно уже есть все двадцать, в то время как Евгению все еще стремно за то, что кому-нибудь сейчас приспичит проверить его паспорт еще раз, чего, конечно, не произойдет. – Ам… - Видя замешательство и внезапную зажатость шатен задумчиво склонил голову, как-то обеспокоенно нахмурившись. – Я помешал? Или, может, испугал?

«Господи… Слава…». Только здесь теперь же не «вместо». Здесь добавочное «где ты?» подходит так же, как и «тебе». От этого осознания стало еще больше не по себе, но Евгений все же улыбнулся на выдохе, покачав головой, и полностью повернулся к парню.

- А, нет, извини… Просто это… - Просто усомниться в СВОЕЙ ориентации от одной лишь ЧУЖОЙ речи Евгению еще не доводилось. - Это просто слишком неожиданно. Да.

- О, так ты здесь впервые? – «Как он догадался?..». После Старокостова Евгения было сложно чем-то удивить, но такое случалось. Но черт возьми, ежедневно Онегину улыбались десятки, а то и сотни парней и девушек. Почему именно сейчас, почему именно это?

- А, ну… - Тихо рассмеялся юноша, неуверенно комкая пальцами ткань на своих джинсах. – Вообще да. Но… - Сглотнув вязкую слюну, словно мешающую говорить, и отметив, что парень примерно одного роста со Славиком, Евгений задал неожиданный даже для себя вопрос. – Извини, а… Мы раньше не встречались?..

Шатен удивился так же, как и Онегин, когда друг сказал ему о чужих взглядах.

- Отчего… Ох… - Он внезапно задумался, внимательно рассматривая лицо Евгения. – Ну, если ты не с военной кафедры местного универа, тогда нет.

Евгений облегченно выдохнул, на что собеседник только улыбнулся. Но облегчений тут же сменилось шоком. Военное?

- Подожди ка, ты призывник? – Как-то неверующе поинтересовался парень, не зная, насколько вопрос уместен, но шатен лишь охотно ответил.

- Нет, я уже давно не в той стадии. – «А-а-а, получается, он с выпускного курса или по гражданским…». Такой радости юноша еще никогда не испытывал. Хотя бы не из их шараги, шанс, что он и там будет странно чувствовать себя в обществе нового знакомого, пропал. – А кстати, тот паренек он с тобой, или…

- Нет, он просто друг. – Евгений выпалил это резче, чем планировал, наткнувшись на изумленный взгляд, и тут же пожелал провалиться сквозь этот чертов пол, куда-нибудь к ядру земли. – Лучший… - Зачем-то добавил он, думая, что это хоть как-то улучшит ситуацию.

- Мило. Думаю, он тебя и привел. Я часто его здесь вижу.

Судя по всему, этот юноша тоже постоянный клиент, а вот к Славке вопросов все больше. «Точно ли Света, а не Савелий…». И не важно, что он видел девушку лично.

- Верно. Ты очень… проницателен. – Странные ощущения. Евгений не знал, как вообще отреагирует на новоявленный учителей, которых видел Славик, но очень надеялся, что вот такого не будет. Не будет живот сводить от одного лишь голоса и ласкового взгляда, что за дьявол?.. А это парень еще не видел профессоров по философии и психологии, с которыми предстоит провести времени куда больше, чем с этим первым встречным юношей. Стало совершенно не по себе еще и оттого, что не к месту вспомнилась Кристина. – Пойдем, может, покурим? – Евгений сам себя уже загнал в ловушку и старательно пытался из не выпутаться. Собеседник на его внезапное предложение лишь вскинул брови, но, подумав, кивнул, поднимаясь с места и вынуждая Евгения последовать его примеру. Намного ниже. Что там за видео вообще смотрел Старокостов?.. «Почему я, блять, вообще об этом думаю?».

 - Я могу потом тебя угостить?

- Извини? – Опешил Евгений, а парень виновато улыбнулся, внезапно кивнув куда-то за его спину. Странное дежавю. Славка с каким-то челом. В их сторону даже не смотрит, увлеченный беседой.

- Думаю, твой друг уже нашел компанию на вечер… Но если ты против…

- Нет. – Евгений вновь сказал это быстрее, чем осознал сказанное, тут же идя к курилке, пока его пытались догнать из-за чрезмерно широких шагов. – Я… я вообще не против. – «Это уж лучше, чем я все оставшееся время буду думать о наркоте…».

- Замечательно. – Улыбнулся собеседник, наконец его догоняя. – Кстати, ты… действительно очень высокий…

***

Как все произошло Евгений не помнил вообще. Вернее помнил, как уже со Славиком заползал в такси, и, пожалуй, все. Ни поездку, ни как им удалось проскользнуть мимо Антонины, тем более в ночи. Утром раскалывалась голова. Хотя каким утром? Настенные часы показывали два часа дня, а с небольшой кухни, расположенной в коридорчике, доносился запах жареной картошки и звук льющейся воды.

- Слава, родненький мой, анальгин… - Беспомощно зашевелился Евгений, в итоге свалившись на пол и с головой укрывшись стянутым одеялом, пока шум крана прекратился, сменился усталым вздохом.

По полу прошлепали босые ноги, Старокостов, кажется, пока парень дрых, успел сходить в душ, и теперь шатался по комнате с спортивной футболке и шортах, попутно слушая радио, которое Онегин вначале принял за воду.

- Поднимайся давай. – Юноша потянул было одеяло на себя, но быстро бросил это дело, услышав нечеловеческие вопли соседа о ярком свете. – Давай-давай, родненький мой вампир, яви личико свету, авось загоришь. Как ощущения?

- Какие ощущения? – До конца проснувшийся Евгений с головной болью высунул голову, сильно жмурясь. Слава пошел завешивать шторы, чтобы соседа не так плющило.

- После вчерашнего.

- Все хуйня! – Справедливо заметил Евгений, принимая все же сидящее положение на ничем не застеленном полу и понимая, что Старокостов умудрился его переодеть. Святой человек. – Я больше с тобой никуда не пойду и пить не буду.

- Не, я не про это. – Слава неожиданно рассмеялся. – Твой друг нам такси вызвал, так еще и умудрился тебя мне отдать. Ты сколько вкинул вообще?

Евгений резко побледнел, всерьез соответствуя статусу «вампир».

- Какой… какой друг?

- Сережа, по-моему, его звали, или я что напутал…

«Сережа?...». Осознание пришло быстрее, чем Слава принес заветный анальгин. Тот самый шатен.

Онегин внезапно закашлялся, так и не допив до конца предложенную воду и чувствуя, как от такого выкрутаса голова еще больше напомнила о себе, грозясь разорваться изнутри черепной коробки. Главное, что проглотил таблетку.

Главное, что…

***

…он не помнил.

Не помнил, сколько выпил, и как до подобного вообще дошло, учитывая, что Евгений знал, что ему нельзя, ибо три порции коньяка были его максимумом, после которого все могло стать очень плохо. Не помнил, о чем они начали говорить с шатеном, на которого он начал пялиться уже в открытую, но тому это явно льстило. Он не помнил практически никаких причин, но вод следствия в голове закрепились намертво.

Больше никогда не пить в клубах.

Самое главное следствие.

Помнил он только, как сам(!) убрал чужую прядь волос с лица, уже практически распластавшись по столу и лежа на своей руке, и как на удивленный взгляд, улыбаясь словно чокнутый, начал затирать что-то про изумительный голос. Помнил, как парень спросил, точно ли все хорошо, и стоит ли ему вызвать такси.

Совершенно не помнил, как его тащили, или он шел сам, но точно знал одно – спутник, пусть и не обладал столь выдающимся ростом, но нес его практически на себе. А, может, это уже проблема потерянного веса, что его так спокойно можно таскать из стороны в сторону. Под тканью темной рубашки ощущались крепкие мышцы. Военная кафедра? Онегин, пусть и не помнил, но и не хотел вспоминать, зачем стал ощупывать чужое тело, проверяя, показалось ему или нет. Это все еще было странно.

То, что было дальше, зато, помнилось хорошо. Холодная плиточная стена, щелкнувший дверной замок, собственный заплетающийся язык, чужие руки, тепло которых контрастировало с неожиданно ледяной водой, которой юноша весьма резонно решил его умыть, надеясь хоть как-то привести в сознание, и постоянно спрашивающий о самочувствии.

Такой же холодный, как и стена, кафель раковины, бегущие под одеждой заливающиеся с лица и волос струйки воды, сбитое дыхание и дезориентация в пространстве. Судя по всему - не только в пространстве. Вспоминать, как он первый обхватил чужое лицо руками, накрывая горячие губы парня своими, как раз на его очередном вопросе о том, точно ли все нормально, было сложнее всего. Не то, чтобы не хотелось, скорее было сложно осознавать, что он не помнил ни имени, ни даже не взял номер.  

Слава же безмолвно стоял на месте, глядя на впавшего в ступор Женю снизу вверх, так как тот все еще сидел на полу, укрыв ноги одеялом, сжимал кружку перед собой, и явно намеревался отморозить себе почки, чтобы потом было нечего продавать. Старокостов так же не знал, что перед глазами соседа пролетала абсолютно не жизнь, а воспоминания о том, как в уборной на раковине его трахал какой-то первый встречный. И ему понравилось.

Вот этого Славке точно знать необязательно.

- А… это он такси вызвал?.. – На всякий случай поинтересовался Онегин будто бы у стены, не смотря на друга. Тот все же склонился, чтобы забрать у Евгения кружку.

- Ага. Я же говорю, он тебя, очевидно, утащил трезветь… - «Ну, судя по всему, он так и планировал…». Хотя в тот момент, когда его собственную голову полоскали под спасительной ледяной струей, Евгений уже понимал, что пряжка ремня так в его бедро так выразительно упираться не может. – Не, ну реально, сам говорил, что ты не притрагиваешься к крепкому, а вот оно как… Вышло…

- Что там у тебя блять вышло, у тебя картошка горит… - Безучастно пробормотал Онегин, среди фантомного запаха какой-то смазки чувствуя горелые корнеплоды.

- Твою мать! – Слава тут же бросился к плите, перемешивая свой кулинарный шедевр. – Нет, ну ты то давай вставай уже, жрать пора, не всегда ж тебе своими пилюлями питаться. Еще и в понедельник первой парой к Эмильке тащиться, ну что ты, вот серьезно…

***

- Короче если профессора не будет через пятнадцать минут - уходим. – Справедливо заметил полулежащий на парте Дима, на что получил одобрительное гудение в аудитории. Евгений слепо пялился в потолок, пытаясь пересчитать все трещины, пока сидящая рядом Настя обеспокоенно смотрела на него. Ильина наслушалась от Иры кошмаров про Антонину, и подумала, что та все же добралась до парней и избила их шваброй, выбив худому Евгению мозги.

- А ты на зомби похож…

- Я знаю. – Безэмоционально бросил он, насчитав уже тринадцать трещин. – Кого мы вообще ждем?

- Владимира Сергеевича… - Удивленно вскинула брови Настя, потеребив юношу за плечо. – Женя, проснись, пожалуйста, мне страшно. А если тебя студенты по обмену спалят в таком виде?

- Какие студенты?..

- Ну, вы на практику уезжали, а эти вот, как бы… Они с этого понедельника и до четверга…

Евгению оставалось только молиться, вспоминая Славкино «ну как там Сережа?».

«Это будет номер года, чтоб его…». Старокостов, походу, и правда знал все. В том числе и о том, что о нем кто-то думал. Особенно если этот кто-то – Женя. Парень тут же повернулся назад, заползая коленями на лавку и чуть подтягиваясь, чтобы устроиться поудобнее. На него никто не обращал внимания, но выглядело со стороны происходящее весьма забавно.

- Земля вызывает Женю, прием. – Слава пощелкал пальцами, но парень никак не среагировал, и сероглазому пришлось устало посмотреть на Настю. – Вот до чего доводит Эмилия.

- Слава, завались, я трещины считаю и сбился…

 Студенты не стесняясь переговаривались между собой, отчего гул голосов напоминал пчел, жужжащих в своем улье. Только вместо кропотливой работы над заполнением сот здесь происходило живое обсуждение какого-то трэша.

- А как будет проходить сессия?

- Кто взял мою резинку? Настя!

- А?

- Да вы можете уже помолчать? Вдруг услышат?

- Плыли мы по морю…

- Дай свою!

- Лови!

- Блять, прям в глаз, вы дуры, девки!

Евгений отрешенно слушал голоса товарищей, изредка слабо улыбаясь на особо забавные комментарии.

- А ну ка тихо! – Все разом замолчали, когда дверь в класс распахнулась, но вместо ожидаемого профессора на пороге появился Историк Васильевич, цепко осматривающий помещение и присутствующих задумчивым взглядом из-под половинчатых очков. – Я бы сказал всем встать, но суд, к счастью, не идет. Идет только Владимир Сергеевич, и если хоть кто-нибудь из вас дебилов заставит его думать, что у вас эволюционирует вирус умственной отсталости – виноваты будете сами. – На поднявшийся хохот историк лишь закатил глаза. – Цыц! – Выглянув в коридор, и поняв, что там никого нет, он продолжил. – Постарайтесь не опозориться в первый же день. Понимаю, не все раньше на этот предмет ходили, будем исправлять. Особенно… - Мужчина погрозил пальцем собравшимся, но все поняли, кого именно касается предупреждение. – Мои будущие криминалисты и следаки. Вы народ шебутной, не съешьте бедного Владимира в первый же день.

- А сколько ему? – Тут же заинтересованно поинтересовалась одна из девушек, а Настя синхронно с Евгением закатила глаза, вздыхая.

- Кхем… - Историк было собирался возмутиться, но тут же перенял ход, внезапно поправляя и без того уложенные темные волосы с редкой проседью. – А как же я? Я же лучше собаки… В самом расцвете сил… - Присутствующие снова залились смехом, пока профессор похлопал в ладоши, призывая к тишине. – Стар он уже для вас, как и я, собственно. Так что учеба-учеба и только учеба. Не забываем про сессию дополнительную нагрузку… Оставляю вас одних, надеюсь на понимание… Дмитрий!

- А?! – Синицын тут же подскочил, чуть не отдав честь воинским приветствием.

- Отставить «уйдем через пятнадцать минут». Витаминкин дежурит.

- Витаминкин?...

- А у ректора то мать Кинеева. – Широко улыбнулся историк, отчего Евгений, до которого дошел смысл, согнулся пополам, упав лицом в руки.

Историк поспешил уйти, а студенты стали переговариваться очень тихо, дабы услышать шаги в коридоре в нужный момент.

- Кх-х, Витаминкин… - Сдавленно просипел Славик, садясь на место. Евгения же не покидали мысли о студентах, которые наверняка будут появляться у них на виду, и… - Капец конечно, я развидеть не мог…

Дверь открылась во второй раз, и все замерли, ожидая увидеть ровесника историка, но дед, как оказалось, преувеличил. Владимир – а сомнений, что это был он, не было – был вполне себе обычным мужчиной, поспешно вошедшим в аудиторию легким быстрым шагом, на ходу извинившись и обаятельно улыбнувшись присутствующим, тут же приковывая к себе взгляды женской половины. Славик просто уперся щекой в кулак, пытаясь понять, что этот человек из себя представляет, а Настя пнула под партой все еще втыкающего в потолок Евгения. Тот болезненно сморщился, но все же повернулся к ней, вопросительно нахмурившись.

- Прошу простить. – Владимир, явно запыхавшись, оперся о кафедру, оглядывая присутствующих, и, кажется, пересчитывая их. – Ваши выпускные меня ненавидят, пришлось задержаться подольше, объясняя, что я буду требовать, чтобы они успешно выпустились. Мы достигли полного взаимопонимания, и теперь я полностью в вашем распоряжении. – Он развел руками на театральный манер, как обычно приветствовали публику выступающие или же прощались с ней. – Владимир Сергеевич Трошин. Сегодняшняя тема «основы психологии», а теперь попрошу присутствующих представиться и рассказать, что было до меня.

- Женя, у тебя сейчас глаз лопнет и вытечет… - Прошептала Настя, пока Владимир отвлекся на беседы с первыми рядами, подходя к вездесущему Диме, который тут же радостно взял инициативу в свои руки, посвящая профессора в курс дела. Онегин же не понимал, в какой момент его жизнь превратилась в театр, в котором он, очевидно, вовсе не зритель, а главный персонаж, и отчего его вновь накрыло сомнением в себе и своих предпочтениях. Его всерьез так ведет от людей с бархатистым, звучным голосом, а до этого он просто не подозревал?  Нет, проблема, скорее, была не в этом. Проблема изначально была во Владимире Сергеевиче, мать его, Трошине, в его белой рубашке без кровавого подбоя, но тем не менее кавалерийской походкой вошедшего в этот кабинет, как и завещал некогда Булгаков. Проблема была в том, что, как и сказала Настя, у самого Евгения сейчас лопнут и вытекут глаза, но хуже этого может быть только одно. Если Владимир сейчас отвлечется от допроса первых парт, поднимет голову, переведет взгляд чуть выше и поймет, что на него озабоченно таращится не выспавшийся паренек, похожий на дохлого потрепанного голубя, стараниями шаманов возвращенного к жизни. Посмотрит и поймет, что тот на него откровенно пялится, кое-как умудряясь окончательно не сойти с ума только из-за присутствия людей. Было ли дело в его голосе, в его внешности, или кистях рук, покрытых заметными выступающими венами – Евгений не знал. Знал он только одно.

 - Ебаный в рот… - Одними губами прошептав заветную фразу, Евгений сполз ниже по спинке лавки, складывая мелко дрожащие руки на животе. Нет, это была даже не ломка. Простое осознание. Фетиш это называется, или как? Нет, скорее действительно просто осознание.

Осознание того, что первым встречным, выебавшим его на раковине в клубе, оказался его же профессор. Владимир Сергеевич Трошин.

Владимир Сергеевич Трошин, прямо сейчас исполнивший его самый страшный комар, появившийся пять минут назад, и поднявший голову. Да, это тот же самый взгляд. Просто более официальная одежда и идеально уложенные волосы. Очень жаль, что Настя вообще не понимала, по какой именно причине у Евгения чуть не лопнул и не вытек глаз, и из-за этого она беспокоилась только сильнее. Мужчина же вообще не заострил на произошедшем внимание, тут же переведя взгляд на Старокостова, отчего у зеленоглазого чуть не отвисла челюсть. Все просто по очереди представлялись, а они в тот день даже имен друг друга не узнали… Хотя, кажется, Славику то Владимир представился, просто тот слишком зациклен на Сергеях.

- Молодой человек за последней партой. – Голос то был Трошина, а вот сердитый тычок от Насти под ребра не его. Онегин подскочил от неожиданности, как будто реагируя на чужие слова, а обернувшиеся однокурсники заржали, так как Женя был единственным, кто отреагировал подобным образом. Они не знали, что Насте сейчас было очень неудобно за то, что по ее вине над парнем стали смеяться, а самому ему было на это глубоко плевать, и единственное, что сейчас интересовало – взгляд Трошина, направленный на него. Голубые глаза, яркие, практически гипнотизирующие, и точно такие же, как и в тот день. Владимир же лишь улыбнулся на подобный подскок, осознав в чем дело, так как Анастасия Ильина, представившаяся раньше, выглядела слишком виноватой. – Мило, меня так еще никто не встречал. – Евгению вновь стало не по себе от «Мило» произнесенного уже знакомой интонацией. – Вы наконец то проснулись. Все в порядке? – Недавний свой комментарий Онегин произнес уже у себя в мыслях, быстро закивав и натягивая на лицо как можно более широкую улыбку. Славика это красило, а он теперь похож на психа.

- Все прекрасно, спасибо. У вас как дела?.. – Пиздец. Евгений вновь ощутил острую необходимость прямо сейчас сдохнуть от передоза. Вот прямо в этот момент, больше не отсрочивая. Присутствующие вновь захихикали, кто-то засмеялся в голос. Несложно понять, что одним из этих «кого-то» оказался Старокостов. «Чуть не ляпнул «давно не виделись», как бы на меня смотрели?..». Мозг отключался слишком резко, а и без того дрожащие коленки подгибались, и виной этому была уже накатывающая тоска по дозе. А как сидеть на парах Трошина теперь? А что теперь будет?

Владимир же вообще не изменился в лице, все так же улыбаясь, и лишь прикрыл глаза, сдержанно кивнув.

- Аналогично.

- Же-е-еня, скажи ему уже кто ты, и он отста-а-а-ане-е-ет… - сквозь зубы вбок процедила Настя, топчась ногой по носку его ботинка. Евгений в очередной раз понял, что делает что-то не так.

- А, да… Здорово. Я это… - «Пидорас…». – Евгений. Ну Женя я, да…

- Онегин! – Все же выкрикнул за него кто-то, отчего парень на секунду заметил в глазах Трошина удивление, смешанное с непониманием. – Ага, да, кстати…

- А реально он как у Есенина в сказке…

- Это был Пушкин, идиот…

- Евгений… - Либо парень уже был настолько озабоченным, либо Владимир действительно произнес его имя нарочито медленно, словно пробуя на вкус и свыкаясь с произношением, отчего по спине вновь побежали мурашки.

«Да как так-то блять?..». Извечный вопрос «почему именно я?» преследовал до сих пор и всегда.

- Что ж. – Наваждение спало так же неожиданно, как и появилось, когда Трошин вновь спокойным голосом прервал невеселые мысли, привлекая к себе внимание присутствующих. – В любом случае, если полагаться на Александра Сергеича… - Славик восторженно завозился на месте, очевидно вообще не помня Трошина или не обратив на того той ночью должного внимания, но был рад, что хоть кто-то его позицию в произношении разделяет. - …на дуэль мне вас вызывать не стоит, хоть я и не Ленский. – Аудитория вновь одобрительно загудела, кто-то шепнул, что Владимир классный мужик, и у Евгения началась дискотека века. Левого. Зато глаз не вытечет. – Однако к понятию дуэли доска не относится. – Улыбнулся Владимир в очередной раз заставляя желудок напряженно сжаться, дабы сердце вновь не свалилось к нему на свидание. – Итак, если весь второй курс в сборе… - Оказывается, все это время мужчина просто записывал присутствующих в блокнот. – Предлагаю не тратить время на обсуждение литературы и перейти к сути…

Онегин никогда еще не был в таком замешательстве, просто молча слушая чужую речь, приятно ложащуюся на слух, и не особо вникая в эту самую «суть». Да, у него, походу, есть фетиши на голоса. На голос. На голос конкретного человека. Вскрылось это слишком внезапно, что вовсе не радовало. Завтра вдобавок вторник.

А тот самый парень из клуба вовсе не парень. Вернее, можно сказать, что парень, но этот парень на деле мужчина, на черт пойми сколько лет старше него самого и очень даже неплохо сохранившийся.

Евгений на полном серьезе больше никогда и никуда не пойдет со Славиком. И уж тем более не будет пить.

Наверное.