Глава 11: Лаура

❛━━━━━━━❜



Лип живёт в конце квартала в белом доме с двумя спальнями и одной ванной комнатой. Из небольшой гостиной через арку можно попасть в крошечную столовую, а следом в ещё более крошечную кухню. Честно говоря, это какая-то помойка. Но на обеденном столе стоят свежие цветы. Настоящие, как из продуктового магазина или купленные в киоске на вокзале у той женщины. Либо Тамми пытается «заботиться о себе», вычитав про это в одном из модных журналов, либо у Липа снова проблемы с курением.


— Хочешь перекусить? — Лип ставит на стол тарелку с сыром, крекерами и несколькими яблоками. — Тамми нарезает еду, раскладывает по маленьким тарелочкам и называет это ужином.


— Эй, — доносится голос из кухни, — я всё слышу. И, вообще-то, это обед.


Губы Липа растягиваются в хитрой улыбке.


— Итак, ты получил моё сообщение?


— Ага, — Йен достаёт из кармана вибрирующий телефон: входящее от «Граф». Вот дерьмо. — Погоди секунду. Это с работы.


Он открывает сообщение от Джейн:


«Клэр звонила, она заболела. Сможешь прикрыть её сегодня?»


Боже, Йен ненавидит отказывать людям. Он никогда не был хорош в этом. Слишком легко поддаётся влиянию. Но сейчас он у Липа, а потом планировал наведаться к Микки в «Пэтси» и вернуться домой вместе с ним, так что…


— Просто скажи «Нет», — говорит Лип.


Йен стреляет в него взглядом.


— Ты даже не знаешь, что там написано.


— Зато я знаю тебя и твоё лицо, — Лип засовывает крекер в рот. — Скажи «Нет».


Йен вздыхает.


«Сегодня никак. Извините».


Он смотрит на свой ответ, сомневается, но всё же нажимает на «Отправить» и кладёт телефон на стол.


— Итак, — Лип хлопает в ладоши, — планы поменялись.


Йен тянется за яблоком, но не откусывает от него.


— Ладно, но почему ты просто не рассказал мне об этом по телефону или в сообщении?


— Не хотел оставлять след, — поясняет Лип.


Йен посмеивается, но Лип серьёзен.


— То есть ты не шутишь? — Йен нервно подносит яблоко ко рту и впивается в него зубами.


Лип кивает.


— Значит так, адвоката привлекать не станем. Слишком рискованно. Да и дорого. Даже если это знакомый. Мне в голову пришло кое-что другое.


Яблоко сочное, а Йен откусил слишком большой кусок.


— Фто?


— Но ты должен мне доверять, — говорит Лип. — И будь готов немного исказить реальность.


Йен закатывает глаза.


— Исказить реальность?


— Ну, законность, — Лип откидывается на спинку стула и смотрит на него. — Мы используем приём «Тётя Джинджер».


Йен не сразу понимает, но затем его глаза расширяются.


— Тётя…


Завещание, Йен. Помнишь, какую штуку мы провернули с завещанием? Я не про тело, господи.


С кухни раздаётся грохот.


— Что?!


Лип и Йен одновременно поворачивают головы на голос Тамми.


— Ничего!


— И как, по-твоему, мне это сделать? — шипит Йен. — Как я составлю грёбаное завещание?


Лип оглядывается через плечо.


— Смотри, тот чел, который сделал это для нас тогда, все ещё работает. Цены справедливые, и он может всё. Сколько у тебя денег?


— С собой? Баксов сорок.


— Нет, вообще.


Йен думает о банковском счёте. О деньгах, которые он приносит домой в карманах по ночам, о мятых зарплатных чеках Микки.


Он думает о деньгах, которые отдал Липу на покупку дома. Этого дома.


— Не так много, как у тебя, — говорит Йен, указывая вокруг. Он никогда не упоминает об этом. Не ссылается на тот факт, что ему пришлось затянуть пояс и сводить концы с концами, несмотря на то что у него была его доля, притом приличная.


Лип качает головой.


— Я на мели. Мы с Брэдом пытаемся наладить работу в мастерской, но конкуренты продолжают сбивать цены. Тамми пашет в двух салонах, чтобы удержать нас на плаву.


Йен сжимает челюсти.


— Сколько?


— Восемь сотен.


— Что? За бумажку?


— Документ. Нотариально заверенный, — возражает Лип. — Не говоря уже о проблеме законности в целом. Честно говоря, я в шоке, что он не просит больше.


Йен отодвигает тарелку и наклоняется ближе.


— Если я заплачу за это, то отдам все сбережения. Я наконец-то смог отложить с зарплаты в баре, и Микки теперь помогает со счетами, арендой и остальным, но...


— Слушай, Йен, — перебивает Лип, — думаю, наш единственный шанс — это обратиться к чуваку. Что-то мы можем и сами. Запросить копию свидетельства о рождении Микки, получить удостоверение личности, копию свидетельства о праве собственности. Но мы не можем составить завещание без этого парня.


— Не мы, — говорит Йен, сжимая челюсть. — Я. Я и Микки. Не ты.


Брат кривит губы.


— О, теперь вот как?


— Тебя это изначально не касалось, — Йен пытается скрыть своё раздражение. — Кроме того, если мы расстанемся, у Микки, по крайней мере, будут деньги от продажи, — он смотрит на свои руки. Он не хочет, чтобы они расстались. Никогда. Но это зависит не только от него. Он знает, что не имеет права требовать этого. Но знать и чувствовать — разные вещи. — Уверен, что он не поднимет цену?


— Точно не поднимет, — говорит Лип и тянется к тарелке, снова придвигая её. — Но, когда всё будет готово, информация поступит в управу. И, считай, вот ваш дом. Буквально. Нужно было прийти с Микки. Мы могли бы всё обсудить, и я бы наконец познакомился с этим грёбаным парнем.


Йен ёрзает на стуле.


— Подожди, — догадывается Лип, — ты так ему и не сказал?


Йен колеблется.


— Не совсем.


— Йен!


— Я просто не знал, как. Но я с этим разберусь.


— Да уж не тяни.


Йен берёт свой телефон со стола и вздыхает, открывая переписку.


— Если мне разрешат заступить позже, может быть, я всё-таки смогу прикрыть напарницу. Деньги не помешают.


❛━━━━━━━❜



Он проводит у Липа достаточно времени, чтобы пересидеть обеденный наплыв. Он играл с Фредди и терпел Тамми дольше, чем предполагалось. Но у него не так много времени. Джейн разрешила прийти на два часа позже, а ему ещё нужно заскочить к Микки, чтобы предупредить, что вернуться домой вместе не получится.


Помощник официанта быстро прибирается на столах, а несколько официанток стоят у стойки.


— О, привет, — говорит одна из них. — Я его позову. Хотя он, скорее всего, в запаре. Народ только схлынул.


Йен кивает.


— Я буквально на минуту.


Но Микки выходит быстро. Его лицо раскраснелось от жара посудомоечной машины. Йен думает, Микки его поцелует, но тот этого не делает, хотя улыбается.


— Ты рано, — говорит Микки. Он указывает на кабинку, и они садятся. — Я буду занят ещё как минимум пару часов. Ты бы видел, что там творится.


Йен улыбается в ответ.


— Я не могу остаться. Я взял смену в «Графе». Позвонила Клэр, сказала, что заболела. Надеюсь, ты не против.


Микки пожимает плечами и прищуривается.


— А почему я должен быть против? Подзаработаешь. Я буду ждать тебя дома. Почитаю как раз.


Йен поднимает бровь.


— Серьёзно?


Микки кивает один раз.


— По дороге на работу зашёл в тот книжный. Взял графические мемуары о подростковых годах Джеффри Дамера¹.


— Джеффри Дамер написал мемуары? — Йен в ужасе.


Микки смеётся.


— Конечно, нет. Это какой-то чувак, который знал его в старшей школе. Выглядит пиздец жутко. Самое то перед сном.


Йен улыбается.


— Рад, что ты решил почитать.


— Ага, — тихо откликается Микки. — Это не так уж плохо.


Йен осмеливается шлёпнуть Микки по руке, и тот ухмыляется, отвечая тем же.


— Слушай, — осторожно начинает Йен, — я тут думал о доме.


Микки со стоном трёт руками лицо.


— Господи боже, ты опять за своё.


— Просто выслушай меня, — просит Йен. — Я говорил с... Ладно, я поговорил об этом со своим братом.


— Нафига? Его это не касается, это личное.


Чёрт. Конечно, он прав.


— Потому что он может помочь, — объясняет Йен. — С продажей. С документами. У нас есть план.


Микки стискивает челюсть.


— И? Собираешься посвятить меня в этот план? Или вы двое просто продолжите без меня?


Йен тянется к руке Микки, но тот убирает её со стола. Йен не уверен, то ли он злится, то ли не хочет так открыто демонстрировать привязанность.


— Прости, что не рассказал, — тихо говорит Йен. — Ты ведёшь себя так, как будто тебе всё равно, но я знаю, что это не так. Тебе же не всё равно, правда?


Микки колеблется, но спокойно кивает.


— Ты заслуживаешь того, чтобы освободиться от этого дома, — говорит Йен.


На минуту между ними повисает тишина, если не считать звона посуды и мешанины голосов на заднем плане.


— Ладно, говори, что мы должны делать, — смягчается Микки и снова протягивает руку. — Только быстро.


❛━━━━━━━❜



Парочка опять восседает в баре. «Манхэттен» без вишни и бокал «Совиньон Блан». На блондинке синее платье. Он, по обыкновению, в дорогом костюме. Кажется, они терпеливо ждут. Явно не знают, что Клэр не будет.


Появляется чек, и Йен приступает к приготовлению «Грязного мартини». Подходя, чтобы забрать его, Морган, как всегда, хмурится. После того случая с непробитым чеком она ненавидит их обоих. Да и ладно.


Он посмеивается про себя и возвращается к рабочим обязанностям. «Ласточкин хвост», «Кёльш» и «Пино Нуар» для леди. Расплачиваются наличными, и он получает пятёрку чаевых. Пять баксов! Он кладёт купюру в стеклянный контейнер за стойкой и проверяет наличие следующего чека. Пока ничего. Сейчас народу не так много, но ещё не вечер.


Он видит, как пара тихо разговаривает, на их лицах проступает беспокойство. Он ловит взгляд мужчины и направляется к нему. Бокал его спутницы почти пуст, поэтому Йен хватает бутылку по пути. Обычно она выпивает пару бокалов.


— Повторить? — Йен покачивает бутылкой.


Она делает последний глоток вина и подталкивает бокал к нему.


— Да, пожалуйста.


Бокал мужчины опустел лишь наполовину, поэтому Йен не предлагает его наполнить. Он собирается уйти, когда мужчина окликает, потянувшись к его руке:


— Жасмин интересуется, придёт ли Клэр сегодня вечером.


Глаза Жасмин голубые и полные надежды. Мужчина поднимает бровь.


Йен подумывает заморочиться на что-то вроде: «Она заболела. Вероятно потому, что не может больше выносить вашего постоянного появления», но вместо этого просто качает головой.


— Не придёт. Извините.


Лицо Жасмин немного вытягивается. Она поворачивается к мужчине.


— Говорила тебе, что так и будет. Она уже не отвечает на наши звонки.


Йен не знает, должен ли он уйти или остаться. Но ему любопытно послушать остальную часть разговора.


Мужчина кладёт руку на обнажённое плечо Жасмин, которая выглядит так, будто вот-вот отшатнётся, но она берёт себя в руки и вздыхает.


— Что-нибудь ещё? — тон Йена ясный и решительный. Мужчина отмахивается от него, пока Жасмин крутит ножку бокала, судя по всему, желая оказаться где угодно, только не здесь.


❛━━━━━━━❜



Две недели спустя Йен стоит на своей кухне, облокотившись на стойку и не отрывая глаз от ноутбука. Он в наушниках и не слышит, как открывается замок, поэтому, когда Микки распахивает дверь, он подпрыгивает.


— Извини, — говорит Микки, когда Йен вытаскивает наушники. Он бросает почту на столешницу и поднимает конверт. — Смотри. Доказательство того, что я существую.


Йен закрывает ноутбук и с улыбкой протягивает руку. Микки вручает ему конверт.


— А говорили, ждать придётся дольше! Здорово.


Микки пожимает плечами.


— Это меньшее, что чёртов город мог для меня сделать.


Йен не ходил с ним в офис — взял дополнительную смену, пытаясь заработать как можно больше денег. Он заставил Микки поклясться, что тот сходит сам, и то, как Микки ворвался в «Граф» несколько часов спустя, выплёвывая гневные ругательства о «сплошной проклятой бюрократии», дало Йену понять, что он добился своего.


Теперь он осторожно заглядывает в конверт, достаёт документ и разворачивает. Каждая буковка стоит в отдельном поле: «Михайло Александр Милкович, 10 августа 1994 года».


— Точно не хочешь, чтобы я называл тебя Михайло? — Йен улыбается, а Микки закатывает глаза.


— Нет уж. Только моя мама может называть меня Михайло, но она, блядь, мертва, — Микки сгребает остальную почту, квитанцию сразу отбрасывает обратно на стойку и принимается теребить какой-то купон. — Всё равно никто никогда не произносит это правильно, — ворчит он себе под нос.


Йен хмурится.


— Я сказал неправильно?


Микки сворачивает купон в трубочку.


— Не-а, просто когда другие пытаются это произнести, они добавляют лишнее... как называются эти «и», «а», «у»?


— Гласные?


— Ага, — говорит Микки, продолжая вертеть в руках купон. — Их. Люди добавляют больше гласных. То «и» втиснут, то ещё чего.


Йен улыбается.


— Что? — ворчит Микки.


— Посмотри-ка, кто рассуждает о гласных, — бормочет Йен. — Не думал, что ты слушал меня в тот день. Казалось, тебе было безумно скучно.


Микки позволяет бумажной трубочке развернуться в его руках и упасть обратно на стойку.


— Тебя было не заткнуть. Конечно, я слушал. Плюс ты неплохо выглядел, куда ещё мне было смотреть?


Йен ухмыляется, и ему интересно, начинает ли он краснеть. Щёки кажутся тёплыми.


Микки ухмыляется в ответ.


— В любом случае я его получил. Поздравляю меня. Я родился.


Йен вновь смотрит на свидетельство. В полях аккуратно напечатаны имена родителей Микки. МАТЬ и ОТЕЦ. Он знает, что лучше не говорить Микки ничего об отце.


Он касается имени на бумаге и поднимает глаза.


— Твою маму звали Лаура?


Микки не отвечает, только коротко кивает.


— Красивое имя, — мягко говорит Йен.


— Да, — говорит Микки. — Не то чтобы я называл её так. Ты же не зовёшь родителей по именам.


— Угу, думаю, ты прав. Просто они никогда не вели себя как настоящие родители, поэтому не заслуживали, чтобы их звали как-то иначе.


Микки берёт очередную бумажку из почтовой стопки и просматривает её, не поднимая глаз на Йена. Йен переводит взгляд с письма на лицо Микки и обратно. Микки сжимает челюсть.


— Что такое? Счёт?


Микки качает головой.


— Нет, просто... — он смотрит на Йена, и его глаза выглядят по-другому. Взгляд напряжённый. — Разговоры о моей маме... Не привык к этому.


Йен аккуратно складывает свидетельство о рождении и убирает его обратно в конверт.


— Мне жаль, — мягко говорит он. — Я не хотел тебя расстраивать.


— Я не расстроен, — огрызается Микки, но затем делает глубокий вдох и повторяет нормальным тоном: — Я не расстроен, — он опускает глаза в пол, уставившись на ковёр, не желая встречаться с Йеном взглядом.


Проходит некоторое время, и Йен оглядывается вокруг, тяжесть в воздухе начинает казаться ощутимой.


— Ты… Я разогрел буррито незадолго до твоего прихода. Хочешь? Или я могу разогреть ещё один. А можем приготовить мини-пиццы, или сходить куда-нибудь, или...


— Думаю, я даже не десятого родился, — внезапно выпаливает Микки. — Вроде это было девятое.


Йен прищуривается.


— Что?


Микки поднимает голову и встречается с ним взглядом.


— Ага. Думаю, дата не та.


Йен наклоняется ближе.


— Как они могли не знать дату?


— Ну, я уверен, моя мама знала, — Микки стискивает зубы и тоже наклоняется ближе. — Но важно только то, что говорит Терри. Если она сказала девятое, он, вероятно, сказал десятое, просто чтобы запутать её.


Йен наклоняется через стойку и осторожно берёт Микки за руку.


— Разве они не должны были куда-то сообщить в день, когда ты родился?


— Не-а, — говорит Микки, беря Йена за руку. — Я уже говорил, что мы все родились дома, да? Отец считал, так будет лучше, да и лишних денег у нас всё равно не было.


— Ну… да, — медленно соглашается Йен.


— Ну, ещё не хотел, чтобы кто-то прознал о его незаконных делишках, так что не было ни акушерки, ни любого другого человека, который знал бы, что делать, — Микки качает головой. — Он просто оставил мою маму разбираться самостоятельно. Ей всегда приходилось всё делать самой. Терри орал на неё, даже когда она была беременна, блядь.


Глаза Йена расширяются, когда он пытается представить, как на роженицу кричат.


Микки должно быть считывает его мысли. Он кивает.


— Так что сам понимаешь, почему она не хотела быть рядом с ним. Когда была… Когда должна была родить меня.


— Как это началось? — Йен не хочет давить на Микки, но тот вроде в настроении поговорить.


— Она возвращалась из магазина, когда… Ну, знаешь… Воды, и всё такое. Растеклось по всему грёбаному тротуару. Но она не хотела идти домой. Не хотела видеть Терри. Так что она и не пикнула, просто держала рот на замке и продолжала идти.


Йен вспоминает, как родился Карл. Воды у Моники не отошли дома, как это было с Дебби, но он помнит, как она стонала: так глубоко, что казалось, будто под ней сотрясается земля. Он пытался представить, что эти звуки, звуки, которые она издавала, исчезают. Но это было невозможно. Она выла на одной ноте, издавая всё те же жуткие, животные стоны.


— И что, никто не заметил? — Йен думает о соседях, прохожих на жаркой улице.


Микки пожимает плечами.


— Она никогда не говорила, был ли кто-то рядом, но наверняка кто-то да был. Она просто рассказывала, что не хотела оказаться с Терри и его блядскими нацистскими приятелями.


— Понятно, — отзывается Йен почти шёпотом.


Голос Микки становится напряжённым, и он прочищает горло, делая паузу.


— Она посмотрела вверх, солнце начинало садиться. Она сказала, что небо было всех её любимых цветов сразу. Как подарок лично для неё. Как поддержка, когда ей было больно.


Йен проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони Микки.


Микки снова прочищает горло.


— Она продолжала гулять, пока не стало слишком больно. Темнело, поэтому она вернулась в дом. Она не хотела, но ей пришлось. На ней было платье, и она чувствовала, что моя голова готова выскочить. Она сказала, что протянула руку и коснулась её.


— Господи боже, — выдыхает Йен.


— Ага. Она едва успела. По ступенькам пришлось ползти. Но она по-прежнему не издавала ни звука. Не хотела, чтобы Терри выходил, — Микки снова прочищает горло. — Она заползла внутрь, встала на колени у двери и быстро вытолкнула меня, прежде чем Терри даже понял, что происходит.


— Вау, правда?


— Угу, — подтверждает Микки. Его челюсти снова сжимаются. — Но потом Терри услышал мой плач и нашёл нас у двери. Моя мама лежала вся в крови, и он велел ей всё это убрать.


Иэн невесело усмехается.


— Она только что родила, а твоего отца волновал только беспорядок?


Микки тоже издаёт смешок.


— Ну, ещё он был зол, что я не девочка.


Йен переворачивает руку Микки и проводит по линиям на его ладони.


— И она рассказала тебе эту историю?


Микки кивает и переводит дыхание.


— Каждый год девятого августа. Она указывала на место у двери, где я родился, и всё такое, и рассказывала мне о закате. Всегда девятого, не десятого.


Йен смотрит на свидетельство о рождении в конверте. Он знает, что дата неверна. Он знает это так же, как знает Микки. Он снова смотрит на Микки.


Тот кивает.


— Да. Это то, что я и пытаюсь сказать. Девятое. Даже если и было темно, то прошло не так много времени. Летом солнце садится поздно. Так что я, вероятно, родился примерно в… — Микки смотрит на потолок, затем снова опускает глаза. — Десять или одиннадцать вечера. Так что это всё ещё было девятое, а не десятое.


— Как же так вышло, что записали десятое, если свидетелей не было?


Микки отпускает руку Йена и делает резкий вдох.


— Прошла неделя, прежде чем он потащил её в центр города, чтобы зарегистрировать меня и получать больше пособий. Терри, вероятно, назвал десятое, а мама боялась поправить его, иначе могла заработать хук слева с новорождённым на руках. Но это, чёрт возьми, неважно.


— Конечно, это важно, — тихо говорит Йен. — Готов поспорить, для неё это было важно.


Микки ничего не говорит, но кивает.


Йен убирает руку со столешницы, вне досягаемости Микки.


— Как она выглядела? Твоя мама?


Микки выпрямляется.


— На сестру похожа. А значит, и на меня, наверно. Чёрные волосы, голубые глаза. Плохо помню. Она была невысокой. Худой. Такая… миниатюрная.


Йен собирается сказать что-то ещё, когда Микки прочищает горло и встречается с ним взглядом.


— Ты бы ей понравился, — говорит он. — Ты бы ей очень понравился.


Йен слегка улыбается, борясь с желанием снова взять Микки за руку.


— Она бы мне тоже понравилась.


Микки быстро моргает.


— Да.


Йен колеблется.


— Микки, как она…


— Я больше не могу об этом говорить, — тихо говорит Микки и отворачивается. — Давай просто поедим. Умираю с голоду.


❛━━━━━━━❜



Магазин выглядит как место, где можно сделать ксерокопии и распечатки, что, по мнению Йена, вполне уместно. В окне неоновая вывеска с надписью «Нотариус» и ещё одна: «Обналичиваем чеки». Совсем не очевидно, ага.


Парень за стойкой выглядит сердитым, хотя Йен ещё ничего не сказал. На секунду он теряет самообладание и закусывает губу.


— Чем могу помочь? — грубо интересуется парень. Его руки скрещены, волосы на предплечьях тёмные и густые.


Вспоминая, что велел сказать Лип, Йен говорит:


— Эм, я по поводу Земански.


Парень смотрит на него так, как будто не понимает.


— А что с Земански?


Йен переступает с ноги на ногу. Помни о схеме, Йен.


— Я за нотариально заверенными копиями разрешений на строительство.


Чувак долго смотрит на него.


— Ты не тот, с кем я разговаривал раньше. Откуда мне знать, что ты вообще в курсе, что такое разрешение на строительство?


Йен подавляет в себе желание пролепетать: «Это был мой брат, вы можете мне верить, у меня есть деньги, просто отдайте мне документы». Нужно играть уверенно. Играть уверенно.


У него это никогда не получалось.


Он тщательно обдумывает слова.


— Не зря же я учился.


— Есть что к этому добавить? — парень почти улыбается.


Чёрт, Йен не знает, продолжают ли они ещё свой «кодовый» диалог, или как.


Парень указывает подбородком на руки Йена. Он держит конверт, в котором, как они оба знают, находится восемь стодолларовых банкнот.


— Это твоя заявка? — с осторожностью спрашивает парень. — Ничего не забыл?


— Д-да, — откликается Йен, делая шаг вперёд и кладя конверт на прилавок. — Там всё.


Парень косится на него, прежде чем поднять. Он вытаскивает карманный ножик, и Йен задерживает дыхание, когда он разрезает им верхнюю часть конверта. Парень заглядывает внутрь и опускает конверт под прилавок, видимо, пересчитывая купюры.


— Хорошо, — говорит он, снова поднимая голову и оценивающе глядя на Йена. — Оно у меня тут, — он тянется к коробке и, достав большой конверт с застёжкой, подталкивает его через прилавок к Йену, но не отпускает. Он смотрит Йену в глаза, и его лицо немного ожесточается.


— Если у тебя с этим возникнут какие-то проблемы, решай их с кем-то другим, — твёрдо заявляет он. — Я свою работу сделал.


— Понял, — Йен кивает.


Парень разжимает пальцы.


— Надеюсь, проект твоего дома примут. Сейчас тут много строят. Стоимость домов растёт.


— Ага, — говорит Йен, — спасибо, — он берёт конверт и, взмахнув им, выходит за дверь.


❛━━━━━━━❜



Йен без сил. Он чувствовал себя вымотанным ещё полчаса назад, но Микки, включив лампу на прикроватной тумбочке, сидит и, тихо шевеля губами, читает свою книгу. Йен ненавидит прерывать его, когда он читает, даже если это очередная книга о серийном убийце. Он пристально смотрит на Микки, пока тот не оглядывается торопливо.


— Я почти закончил, — ворчит Микки, — не заводись.


Йен смотрит на свою обнажённую грудь и не упускает возможность сумничать:


— А я уж разделся².


Микки закатывает глаза и загибает верхний уголок страницы — привычка, от которой Йен изо всех сил пытался его отучить, но Микки, должно быть, где-то это подсмотрел, потому что заявил, что так делают настоящие книголюбы. Он откладывает книгу и выключает свет, опускаясь в распростёртые объятия Йена.


Йен радостно тянет:


— Наконе-е-ц.


— Ты такой дурачина, — хихикает Микки.


Йен скользит рукой вниз по спине Микки. Ему нравится, что Микки спит голышом. Йену и самому так нравится. Это было первое, что он начал делать, когда съехал из дома в свой собственный угол.


Микки прижимается бёдрами чуть ближе к бедру Йена.


Йен улыбается.


— Ты пытаешься намекнуть, что хочешь трахаться?


Микки вжимается чуть сильнее.


— Это работает?


— Ага, — отвечает Йен со смешком и тянет Микки на себя. — Хотя я жутко устал, — стонет он, — так что тебе придётся быть сверху.


Микки замирает.


— О боже, — быстро поправляется Йен, — не так. Не в смысле трахнуть меня. Чёрт возьми, нет.


— Хорошо, — откликается Микки. — Потому что я собирался сказать: «Нихуя, спасибо!»


Йен хихикает и наклоняет голову Микки вниз, чтобы их губы встретились. Они целуются, не переставая улыбаться, почти целомудренно, а затем расслабляются, углубляя поцелуи. Вскоре те становятся всё более влажными, и наконец их губы начинают напирать и сталкиваться. Это происходит так естественно, в неторопливом ритме, словно само по себе.


Большие пальцы Йена скользят по скулам и линии подбородка Микки, прежде чем снова оказаться на его спине, одной ладонью он оглаживает его задницу. Микки раздвигает ноги, размещая колени по обе стороны от Йена.


— Люблю, когда ты сверху, — голос Йена глубокий, и когда Микки приподнимается и откидывается назад, Йен хватается за его мощные бёдра.


Микки — едва различимая тень на фоне света с улицы.


— А ещё тебе нравится наблюдать за мной, — дразнит Микки. — Но в темноте меня не видно.


Йен сжимает пальцы на бёдрах Микки.


— Тогда включи свет и достань смазку.


Когда Микки включает свет, на его лице играет широкая улыбка. Он роняет смазку на кровать и быстро ловит губы Йена своими. Его язык, как всегда, мягкий и настойчивый. Язык Йена встречается с ним с такой же осторожностью и точностью. Он никогда не был с кем-то, кто использовал бы свой язык так ловко и уверенно, как это делает Микки. Это невероятно сексуально.


Йен может чувствовать растущую эрекцию Микки у своего живота и знает, что его собственный член упирается в расселину задницы Микки именно так, как тому и нравится. Йен наклоняется и снова сжимает ягодицы Микки, сводя их вместе, чтобы его член оказался зажат между ними более надёжно.


Микки жарко выдыхает в рот Йена, издавая едва слышный звук.


Йен обвивает языком язык Микки, прежде чем втянуть его обратно в рот.


— Тебе нравится чувствовать меня так?


— Ага, — шепчет Микки. — Заставляет меня хотеть этого.


— Сколько подготовки? — спрашивает Йен, убирая руку с задницы Микки, чтобы нащупать на матрасе смазку. Иногда Микки нравится тщательно. Иногда почти без.


— Позволь мне сегодня сделать это самому, — выдыхает Микки. — А ты просто смотри.


Йен почти чувствует, как его глаза темнеют. Блядь. Да.


— Повернись, — рычит он. — Покажи мне.


Микки цокает своим талантливым языком.


— Не так, — говорит он. — Следи за моим лицом.


Йен вздыхает. Чёрт, это горячо. Он сглатывает и протягивает Микки смазку.


Микки ухмыляется и щёлкает крышкой.


— Помнишь, сколько тебе пришлось готовить меня в первый раз?


Йен помнит.


— Из-за твоего размера, — Микки начинает говорить неспешно, дразня. — Потому что ты знал, что я был жадным и ещё не был готов, — пальцы Микки теперь такие влажные, и, потянувшись назад, он берёт член Йена в руку, скользя вверх и вниз с таким давлением, что у Йена пальцы на ногах поджимаются.


Он вздыхает в потолок и встречает пристальный взгляд Микки. Внезапно Микки отпускает член Йена и приподнимается на коленях. Он закусывает губу и закрывает глаза.


Йен знает, что именно он сейчас делает. Микки медленно обводит свой вход подушечкой пальца, дразня чувствительную кожу, заставляя себя жаждать проникновения, — одно из любимых занятий Йена. Мучительно медленные движения, только лёгкие нажатия. Поэтому, когда он наконец оказывается внутри, это всегда вызывает у Микки стон.


— Ты жадный, да, — задыхается Йен.


— Именно, блядь. Я знаю, чего хочу, — Микки размыкает губы и издаёт глубокий стон. В нём сейчас по крайней мере один палец, а учитывая, как приоткрыт рот, может, и два сразу. Йен знает, что Микки любит, когда немного саднит, любит медленную растяжку.


— Чего ты хочешь? — Йен царапает бёдра Микки.


Голова Микки откидывается назад, и Йен видит, как напрягается предплечье его заведённой за спину руки.


— Хочу, чтобы прямо сейчас меня растягивал твой большой грёбаный член.


Йен борется с гордой ухмылкой.


— Ты ещё не готов к нему.


Микки двигает бёдрами, и Йен сразу понимает, что он нашёл простату: Микки задыхается и дрожит с приоткрытым ртом.


— Всё равно хочу его.


Йен хмыкает.


— Сколько их там?


— Д-два,


— Ммм, хорошо. Но я знаю, что ты можешь принять три. Сделаешь это для меня?


Микки быстро кивает, закрыв глаза.


— Вот так, — подбадривает Йен. — Чёрт, ты охуенно выглядишь.


Микки стонет. В нём уже три пальца, Йен может сказать это по дрожащему выдоху, по полностью расслабленному лицу.


— Подвигай ими, — велит Йен низким голосом. — Найди своё местечко снова.


Микки хрипло улыбается:


— Я знаю, где оно.


— Тогда, доберись до него, блядь, — рычит Йен в порыве доминирования, которого Микки так жаждет в постели. — Сейчас!


Микки реагирует практически мгновенно, ускоряясь.


— Здесь. Ох, чёрт!


В этой позиции Йен может почти-почти, почти коснуться головкой ободка ануса Микки. Если тот уберёт пальцы, Йен проскользнёт прямо в него. Но ещё не время.


— Посмотри на себя, — говорит Йен. — Хочешь покрасоваться передо мной?


— Ага, — губы Микки едва шевелятся, он задыхается. Его рот широко распахнут от удовольствия.


— Я вижу, — руки Йена снова скользят по бёдрам Микки, ногти проходятся по груди, дразня соски. Он нежно царапает их, прежде чем сильно потянуть, а затем ущипнуть. Микки дёргается, протяжно застонав, у него почти слюнки текут. — Готов поспорить, ты хочешь показать мне свою открытую задницу.


Микки быстро кивает, зажмурившись, когда Йен щиплет сильнее, это, должно быть, почти болезненно. Когда Йен отпускает соски, Микки судорожно глотает воздух, не переставая двигать пальцами внутри.


— Ага. Можно я тебе покажу?


Йен уклоняется от вопроса:


— Но ты сказал мне просто следить за твоим лицом. И твоё лицо говорит, что ты готов к тому, чтобы я тебя трахнул.


Глаза Микки находят глаза Йена, взгляд фокусируется.


— Я готов. Пожалуйста, — он убирает руку от себя.


Йен хочет увидеть, как Микки объездит его. Он действительно этого хочет. Но он также отчаянно желает войти в него, контролировать темп, оттрахать так, как Микки хочет, как он того заслуживает.


К чёрту.


Йен обхватывает Микки за талию и переворачивает на спину.


Микки задыхается от резкого движения.


— Я думал, ты слишком устал.


Йен приподнимает бровь.


— Ты неплохо так растормошил меня.


Руки Микки скользят вверх по рукам Йена и обвиваются вокруг его шеи. Йен видит желание Микки умолять. Но он не умоляет. Он просто лежит и дышит, одурманенный.


— Ты сказал мне, что хочешь поиграть сам с собой, и отлично справился, — бормочет Йен. Он наклоняется и направляет член ко влажному входу Микки. Он медленно прижимается к нему, едва оказываясь внутри, буквально на сантиметр, и Микки начинает задыхаться. Йен отстраняется. — Но я был бы не я, да? — скольжение, судорожный вдох, отступление. — Тебе нужно больше, чем это, — скольжение. Судорожный вдох.


— Да, — выдыхает Микки. Ещё одно погружение. Снова отступление.


— Ну же, — просит Йен, и у него кружится голова. Микки Микки Микки — выбивает бит в его мозгу. — Скажи мне.


Микки встречается с ним взглядом.


— Мне нужно больше, чем это. Потому что ничто не ощущается так, как ты, — он вздрагивает. — Пожалуйста.


Вес Йена удерживает Микки, он давит глубже и сильнее, и Микки стонет, хватая Йена за плечи.


— Ты такой хороший, Мик, — шепчет Йен и входит по основание.


Несмотря на все их разговоры и поддразнивания, это должно быть неистово, грубо. Но что-то происходит, когда Йен полностью входит в него. Они замедляются и смотрят друг на друга. Микки облизывает губу, его дыхание сбивается. Его пальцы так крепко сжимают плечи Йена, словно от этого зависит его жизнь.


Чёрт, — выдыхает Микки.


— Так хорошо, — снова шепчет Йен, и он не знает, хвалит ли он Микки или пытается сказать о чём-то ещё, но слова слетают с его языка легко.


Бёдра Йена двигаются осторожно. Привычно, но всё равно иначе.


— Полный, — стонет Микки, закатывая глаза. — Чёрт, я так растянут.


— Ты принял всё, — говорит Йен с благоговением. Он сильнее сжимает бёдра Микки, немного убыстряясь. — Люблю то, как сильно ты этого хочешь.


— Йен, — шепчет Микки, — это так... — но он не заканчивает. Глаза Микки не отрываются от него, большие и красивые. Он прикусывает губу и снова закрывает веки, рот открывается, выпуская лёгкий вздох.


— Я знаю, — выдыхает Йен. Потому что это лучшее, что когда-либо было. Они связаны и близки, такие тёплые и страстные, их тела напрягаются и прижимаются друг к другу снова и снова. Пробуждают друг друга во всех отношениях.


Осознание поражает Йена так быстро, что это похоже на вспышку света, как сияние лица Микки, лица, которое выглядит переполненным удовольствием.


Любовь.


Они занимаются любовью.


Йен задыхается. Микки плотно облегает его, идеально растягивается, двигаться в нём так легко и влажно. Глаза Микки всё ещё закрыты, а когда они открываются, Йен тоже видит там это слово. Любовь.


— Я… — задыхается Микки. Он скоро кончит.


Йен замедляется, он ещё не готов. Не готов к тому, что это закончится. Микки фыркает в знак протеста, но, когда Йен снова смотрит на него, он может сказать, что Микки не разочарован. Не на самом деле.


— Хочу кончить с тобой, — шепчет Йен, и доминирующий тон исчезает. Он звучит удивлённо, откровенно. Есть только это. Их торсы соприкасаются, дыхания учащаются, кончики пальцев плотно прижаты друг к другу.


Он проглатывает слова. Проглатывает, прикусив язык.


Они двигаются. Йен задаёт идеальный темп. Не слишком быстрый, не слишком медленный. Такой, как есть, такой, который нравится Микки. Микки облизывает губы, а затем прикусывает их, стон, зарождающийся в его горле, вырывается наружу.


Ощущение нарастает медленно, но неуклонно. Он чувствует, как дыхание Микки срывается. Они кончат вместе, задыхаясь, и им нужно будет расцепиться, а Йен просто не готов. Он не готов оторваться от Микки.


Он не хочет расставаться с Микки никогда.


Он проглатывает слова снова.


Внезапно глаза Микки расширяются.


— Я уже… Я собираюсь…


Йен смещается, чуть изгибаясь, снова и снова задевая самое чувствительное его место, и Микки дрожит. Губы Йена ласкают его губы, язык скользит по языку Микки в приглашении.


— Давай же, — шепчет Йен одними губами. — Мик, покажи мне.


Микки вскрикивает, имя Йена срывается с его губ. Йен снова ловит губы Микки, его собственный оргазм начинает охватывать конечности, обещая освобождение. Дыхание всё горячее, а потом его почти нет, оно почти исчезает, как слова, слова, которые скользят и скользят, как руки. И тогда между ними ощущается влага, а затем и внутри Микки, и они парят где-то, там, где красиво, в месте, где никто не может причинить им боль. В месте, которое принадлежит только им, которое они создали вместе.


Они со вздохом приходят в себя, кожа раскраснелась и потеплела. Йен открывает глаза.


Он отстраняется от губ Микки и замечает его остекленевший взгляд. Не похоже на подпространство. Не совсем. Как будто…


Слеза соскальзывает с внешнего уголка правого глаза Микки и устремляется вниз, чтобы остановиться на ключице. За ней ещё одна. Микки лежит и выглядит удивлённым. Он улыбается. Почти смеётся. Он шмыгает носом и моргает. Падают ещё две слезинки, но он их не вытирает.


— Странно, — говорит Микки, качая головой. — Я никогда…


— Я люблю тебя, — произносит Йен. Он не планировал говорить это. Он не помнит, чтобы формулировал слова на губах. Они словно выпали прямиком из его сердца и поднялись в воздух, чтобы мягко осесть рядом с этими слезами.


Поначалу лицо Микки непроницаемо. Он всё ещё выглядит поражённым слезами и этим большим чувством, о котором всегда говорит. Теперь Йен знает, что это за чувство.


Он касается большим пальцем щеки Микки, прослеживая влажную дорожку, оставленную слезой.


— Микки, я так сильно тебя люблю.


Подбородок Микки слегка дрожит. Он громко фыркает и пытается улыбнуться, но, похоже, сдерживает рыдания. Йен никогда не думал, что увидит его таким.


Йен перемещает палец к нижней губе Микки.


— Ты не обязан отвечать тем же, — бормочет он, — но я больше не могу молчать.


Микки медленно кивает, и пальцы Йена спускаются по его подбородку к ключице, где скапливаются слёзы, прежде чем остановиться на его груди.


Микки открывает и закрывает рот, затем открывает снова. Он смотрит прямо в глаза Йена. Его голос едва похож на шёпот:


— Я никогда никому этого раньше не говорил. Я не знаю, как.


Йен мягко, почти застенчиво улыбается.


— Я сам впервые это кому-то говорю. И я рад, что это ты.


Микки слегка, но всё же кивает. Он выглядит так, будто собирается сказать что-то ещё, но вместо этого встречает губы Йена своими губами. Их поцелуй — ответ на каждый вопрос, слова, написанные чернилами, каждая гласная священна, крошечные успокаивающие звуки. Они целуются секунду, минуту, час. Йен теряет ощущение времени. Он знает только, что когда Микки отстраняется, они оба улыбаются, и Микки шепчет:


— Скажи это снова.


❛━━━━━━━❜

Примечание

¹ Серийный убийца, насильник, жертвами которого стали семнадцать юношей и мужчин в период между 1978 и 1991 годами.

² Игра слов. В оригинале Микки просит: Keep your shirt on. (Не снимай рубашку/ Не кипятись (Успокойся.) А Йен отвечает, что уже снял её.