Уэйд любил своего мальчика больше всего в своей грёбаной жизни. Больше этой самой гребаной жизни.

Но, знаете, у всего есть край. Или как там?

«Жёлтый, помоги»

Чем? Ты опять забыл слова?

Ну, видимо, да, он забыл. Ты имеешь в виду, что твоя чаша терпения переполнена?

— Бля, да. Именно.

А чё случилось?

— Чувак, ты в моей голове и не сечёшь? Питти!

А что Питти?

— Он говорит нам «нет»!

А я говорил, что он рано или поздно пошлёт тебя.

— Да что бы ты понимал! Питер просто милая душечка. С клёвой задницей, да! И сейчас эта милая задница говорит нам «нет»!

На самом деле Дэдпул ужаснейшим образом драматизировал. У Питера Паркера, того самого «душечки с клёвой задницей», сейчас трудное время, а по-простому — время итоговых тестов. Вот и приходилось парню отвечать отказом на любое более-менее интересное предложение наёмника.

И, конечно же, Питер предупредил своего парня с две недели назад о том, что не сможет с ним тусить, пока не напишет все тесты. И это гребное «НЕТ» сыпалось как из рога изобилия. Мать-то твою.

— Нет, милый, — отвечал парнишка со смехом, — у меня послезавтра итоговый тест по физике! Я должен готовиться. Потом, ладно? — Питер поцеловал Уэйда в щеку, тут же уткнувшись в учебник и тетрадь с конспектом.

— Нет, Уэйди, — с уставшим стоном отозвался Пит, — не сейчас. Завтра по химии контрольная, я не могу. Потом, ага? Кстати, там пицца ещё осталась, если хочешь…

— Нет, Уэйд! Посиди тихо, пожалуйста! Алгебра, Уэйд! Понимаешь?! Алгебра! Я должен вызубрить и понять кучу формул! — Питер нервно говорил, почти кричал (словно не знал ровным счётом ничего, а это не так, окей?); заметив, что Уэйд с виноватым видом отвёл взгляд, он сделал глубокий вдох и попытался улыбнуться: — Ну, прости. Ладно? Скоро всё это закончится. И я сделаю всё, что угодно. Идёт?

— Всё-всё, что я захочу?

— Да, детка, — Питер прошёлся пятерней по волосам, — всё-всё.

О да, он знал, на что только что дал согласие. Ну или думал, что знал.

— Тогда поцелуй меня. Сейчас.

— Но…

— И я замолчу, окей? Честно-честно! — жалобное выражение на испещренном шрамами лице выглядело, может, и жутковато, но Пит давным-давно привык к внешнему виду своего парня.

Он пристально уставился в лицо мужчины, в его яркие голубые глаза — о, об их оттенках в разные моменты настроения Уэйда он мог бы написать целую серию книг, и как раз на днях ему нужно сдать эссе по английской литературе… но — нет. И да, он поверил ему. Ведь тот понял, что всё очень и очень серьезно. Верно?

— Ладно, — Питер в мгновение оказался напротив него и положил ладони на его щеки. Большие пальцы нежно огладили скулы, а губы Пита коснулись невесомым поцелуем шершавых от шрамов губ. И он отстранился.

— Извини, мне и правда… нужно заниматься.

И Питер самым предательским образом ушёл от него к своим книгам.

Мне кажется, или этот поцелуй был самым охуенным за всё то время, что мы с ним встречаемся?

Не, самый охуенный — это тогда, в подворотне. Мы после него как раз и начали встречаться с этой сладкой задничкой, мечтательно протянул Жёлтый, как сейчас помню этот вой сирен полицейских машин, мычание того мудака, которого наш Паучишка прилепил к стене, рёв Железной Банки где-то там, что звал нашего мальчика. Помню, как мы с Белым хотели пальнуть в него, но отвлекаться от Питти совсем-совсем не хотелось.

Да уж, чуваки, мы тогда и подумать не могли, что эта малютка с девчачьи голосом так целуется. А как он нас лапал и хватал за задницу!..

Ага! Тут у них мысли сходятся, оба ведутся на задницы!

Ну, нам это на руку! Ему понравилась наша задница, а потом и всё остальное. Нет, после задницы точно был наш язык.

«А нам нужно расписывать для читателей подробности? Какой у нас на этот раз рейтинг, парни? Ау!»

Но увы и ах, Дэдпула они не слушали, болтая между собой. Вот и как Уэйду быть, если любимый Паучишка игнорирует, а собственная шиза общаться не хочет?

Белый, твою мать, когда ты успел стать таким пошляком? Обычно у тебя роль того-самого-занудного-парня.

«Кстати да, какого?..»

Парни, расслабьте булки. Я просто не хочу быть заложником одной роли.

Ага, как этот уродец — со всеми строг и ужасен (а ещё ужасно пиздлив), а рядом с мальчишкой — зефирка, блядь, розовая.

«Кто бы говорил! А сами-то, когда он на нас утром смотрит своими сонными глазками и улыбается своей первой за день улыбкой именно нам? Кто затыкается, оставляя в моей башке лишь миллионы точек в окружении грёбаных сердечек?»

Ну, точно не мы.

Нам нужно сделать подарок для него!

«Ты как бы в курсе, что мы только что пообещали ему быть паиньками?»

Ага. Именно поэтому мы, как самые настоящие паиньки, сделаем сюрприз нашему любимому ботанистому паиньке-заиньке.

Меня аж затошнило от такого количества сюсюканья. Белый, ты отвратителен.

Дэдпул на это громко заржал, но поглощённой учёбой мальчишка ничего вокруг не замечал, и Уэйд, осмелев, ответил нормально:

— Жёлтый, мы знаем твои тайные розовые мечты и секретики, так что можешь не выёбываться и не строить из себя брутала. Нам предстоит охренительная работа, так что лучше начать её прямо сейчас.

Дэдпул уже знал, что именно приготовит для Питера.

Это будет самый неожиданный подарок в его жизни.

Сегодняшний день должен был выйти самым сложным, но одновременно с этим и самым лёгким. Питеру оставалось написать ещё один тест и сдать эссе. И тогда всё, он сразу же станет свободным! И сделает «всё-всё» для Уэйда, как и обещал. Потому что, говоря честно, он и вправду вёл себя с ним не самым лучшим образом. Вчера, к примеру, обычно спокойный Питер накричал на него. Ему, конечно, было стыдно за это, но… вынужденная мера, окей?

Урок физкультуры, который поставили самым первым не иначе как под какими-нибудь запрещёнными средствами, прошёл довольно ненапряжно и хорошо всех взбодрил. Наверно именно поэтому они с Нэдом таки вспомнили про эссе, сдав работы раньше срока сразу после физкультуры. И теперь друзья могли немного передохнуть на перерыве перед самым-самым последним тестом. Вчера к нему, «святые чимичанги!», не лез Уэйд, и все формулы и правила улеглись в голове как надо.

Питер полусидел на высоком подоконнике и читал университетский учебники по химии, когда к нему вразвалочку подошел Флэш Томпсон. Паркер напрягся. Все его чувства в миг обострились, хоть внешне он остался таким же увлечённым чтением ботаником.

— Эй, Писюн Паркер, — учебник был выдернут из паучьих лапок, и Пит с тоской проводил его взглядом.

— Чего тебе, Флэш?

— Дело есть, — коротко и ясно отозвался блондин и ухмыльнулся, и это заставило напрячься ещё сильнее.

«Ну неужели, блядь, опять?»

— Какое же?

— Ты мне даёшь ручку, а я до конца года притворяюсь, что тебя и твоего дружка-задрота не существует.

Первой мыслью Питера было то, что, возможно, этому качку отбили-таки мозги на тренировке, а второй — то, что для него же лучше, разве нет? А уж насколько просьба-приказ Томпсона выглядела смешной и чокнутой… Ну, не его это дело, собственно.

— Хм. Ну, раз до конца года, — полностью скрыть сарказм не удалось — до конца учёбы оставалось буквально полторы недельки, — то нет проблем. Можешь взять в пенале, он на рюкзаке лежит.

— Ботан — есть ботан, — покачал Флэш головой и подошел к месту Питера, который вновь взялся за отобранный учебник. И всё бы, блин, было хорошо и интересно, если бы на весь класс, в котором сидел и учитель, не заорал очень громкий и игривый голос:

— СЛАДКИЙ МОЙ, БУЛОЧКА С КОРИЦЕЙ И МАРШМЕЛЛОУ ТЫ МОЯ НЕНАГЛЯДНАЯ! СЕГОДНЯ ПОСЛЕ ЭТОГО ДЕБИЛЬНОГО УЧЕБНОГО ДНЯ ТВОЯ СЕКСИ-ПОПКА БУДЕТ МОЕЙ! УДАЧНОГО ИТОГОВОГО ТЕСТА, МОЙ МИЛЕЙШИЙ МУСКУЛИСТЫЙ СЛАДУН!

А затем наступила минута тишины, в которой все наблюдали за выпучившим глаза Флэшем. Он был шокирован не только содержанием непонятного послания, но и тем, что как только он открыл чёртов пенал чёртового зубрилы Паркера, то его прямо в центр лба ударил огромного размера член. Сейчас эта, с позволения сказать, конструкция колыхалась из стороны в сторону прямо перед лицом бледнеющего, а затем тут же краснеющего задиристого парня. Абсурда ситуации прибавляла мелодия, неизвестно откуда шедшая.

Паркер, что с первых же слов понял, чей это голос, краснел и белел вместе со своей главной головной болью на эти две недели и грязно проклинал долбаного Дэдпула, что вообще посмел сотворить такое.

Он же, блядь, обещал.

Или это очередной анализ просьбы по-дэдпуловски? Определенно, мать его. Срань господня, ну он ему и устроит, когда вернется домой.

— Мистер Томпсон!

— Это… Это ты!.. — когда Флэш наконец-то обрёл дар речи, то тут же ткнул пальцем в сторону Питера.

— Я?! — ну, притворяться даже не пришлось, потому что это сделал не он. Да, его парень, но не он сам. Чёрт, да, Питер бы до такого дебилизма не додумался даже!

— Мистер Паркер? Вы что же, — учитель встал и начал их отчитывать, что было довольно затруднительно, ибо искусственный член всё ещё колыхался, и не обращать на него внимание было невозможно, — решили таким вот образом оказать знаки внимания мистеру Томпсону?

У последнего при этих словах голос дал петуха, рот стал открываться как у рыбы, а среди их одноклассников пронёсся смешок.

— Я?! — дерьмо, кажется, у него закончились слова.

— Вы, мистер, вы!

— Да я же всё это время был здесь, у окна и читал. И откуда Флэш взял, кхм, это — не знаю.

— К директору. Оба.

Как ни странно, но ситуацию удалось разрулить, списав на каких-то там соперников Флэша по игре. Когда парни вышли от директора, то Флэш отшатнулся от Паркера и, что ему было несвойственно, молча почти убежал прочь. Питер даже боялся предполагать, что же происходило сейчас в его голове.

К концу дня по школе ходили слухи, что Питер Паркер отчаянно и давно влюблён во Флэша Томпсона и решил таким странным образом привлечь его внимание, признаться. И иной версии не было, потому как вместе со слухами ходила и полная цитата той фразы. И «мускулистый»? Питер-то Паркер? Первый, кто предположил, что это всё-таки было адресовано именно ему, Питеру, оказался осмеян. Потому что да, ботаник-задрот явно не тянул на такое определение. Вот и решили школьники, что всё было спланировано Питером заранее: и внезапно переставшая писать ручка, и пенал, что так невинно лежал на парте, и факт, что ни у кого больше запасных ручек и карандашей не было. Ай-яй-яй, злодей Питер Паркер! Боги Асгарда, узнай Мстители или его любимый шизофреник, что Пита прозвали злодеем, то их сразу бы увезли на скорой с неостанавливаемым приступом смеха.

Флэш от таких невероятных теорий шарахался как от чумы и до конца дня ходил молча с на удивление сосредоточенным лицом.

А Питер и Нэд, которому было рассказано, кто автор такого громкого во всех смыслах послания, тихонько хихикали. Невероятный дилдо, как его прозвал всё тот же Нэд, Пит конфисковал, чтобы позже отпиздить этой штуковиной её непосредственного создателя.

Дэдпулу досталось, конечно же. Питер, правда, к моменту наказания уже остыл и дулся по старой памяти, но задница Уэйда была очень, очень близко ознакомлена с поющим членом.

— Сладун, значит, мускулистый? — дыхание у Пита тяжёлое, губы — пересохли.

Шлёп.

— Задница, значит, моя «секс»? — Шлеп. — И твоей, значит, будет?

— Питти-пай, может, уже хватит, а?

Тут раздается звук от особенного сильного шлепка.

— Нет, мой дорогой, нихера не хватит! Раз выходки у тебя идиотские, детские, то и наказание как для ребенка!

— Но, Питти, — проникновенно заныл Уэйд, вильнув красной задницей, — обычно детишек лупят по заднице ремнем или, на худой конец, рукой, хотя по моему скромному мнению это уже что-то от БДСМ, и детишек к такому лучше не приучать!.. Но ты-то лупишь меня этим прекрасным, пусть и не как мой или твой, членом! Знаешь, как мне будет неловко перед братанами-напарниками? Да и какое это наказание, если… — но он не договорил.

— Да кто там твою задницу увидит, если она постоянно обтянута спандексом?! Или что, — Уэйд кожей ощутил, как его милый мальчик сощурился, и его пробрала дрожь неясного характера. Не то предвкушения, не то ещё чего, — сверкаешь там своими булками?

— Нет-нет, пирожочек!

Но было поздно: задница Уэйда Уилсона вновь ощутила довольно сильный удар самодельной игрушкой. Мужчина попытался увильнуть, но ничего не вышло. Да и удивляться тут нечему: у его очаровательнейшего гика силы было немерено. Удивление пришло, когда при следующем ударе он ощутил ладонь:

— Воу!

— Так что ты там говорил? — о да, как он любил этот голос «Я-серьёзный-малый-и-совсем-не-краснею-от-шуток-про-жопы»! Потому что когда Питер говорил им, то дальше становилось ну очень интересно. — Про то, что это не наказание, а?

— Я говорил, — голос самого Уэйда очаровательно (по мнению все того же мистера Паркера) охрип, — что наказание это не то, что ты делаешь сейчас! Потому как во время наказания у меня стоять не должно! А у меня ещё как стоит сейчас!

— Блин, Уэйд! — воскликнул Питер и захохотал, — ты неисправим!

А через неделю Питер хохотал ещё больше, потому как Уэйд так смешно ревновал его к Флэшу, что всерьёз решил, будто Паркер и вправду в него влюблён.