6
Сукуна дохера на себя берёт.
Фушигуро весь на нервах от злости, от раздражения к Сукуне, сующему нос туда, куда не просят.
Мегуми стоит огромных усилий не наломать дров на подработке, не наговорить гадостей очередному тупому клиенту, который говорит по телефону вместо того, чтобы сделать нормально заказ и дальше потом говорить. Мегуми стоит огромных усилий нормально отреагировать на требование переделать ебаный кофе. Мегуми стоит огромных усилий улыбнуться, потому что так положено, так нужно. Ему платят и за улыбку тоже. И за испорченные к херам нервы.
Пора предъявить и Сукуне счёт.
Мегуми всё это стоит огромных усилий, но он справляется.
Справляется даже тогда, когда Акайо пытается потрепать языком между заказами о раздражающей херне: об учёбе, о фильме, о манге, о девушках. О том, что обычно не вызывает ни капли раздражения, только усталость. Иногда даже приятную.
Сейчас это — раздражающая херня. И дело не в учёбе, не в фильме, не в манге и даже не в девушках. Просто всё раздражает. Бесит. Выводит из себя.
Его бесит Сукуна. Не Акайо со своими разговорами. Акайо ни при чем. Акайо не виноват. Акайо всего лишь старается быть, пускай не другом, но хорошим приятелем.
А Мегуми просто кроет. Вот и всё. Вот поэтому он сдерживается. Поэтому находит способ успокоить себя до конца смены и кажется (на самом деле только кажется), что его вовсе отпускает. И что как только он стянет с шеи коричневый фартук, даже и не вспомнит, чего злился-то. Но что оказывается по итогу? Он всё так же зол.
Так же, как и после злосчастного перекура в университете. Так же, как и на протяжении всех пар. Так же, как и на целом пути до работы. Так же, как и в начале смены. Так же, как когда грёбаный придурок, клиент, сам — Мегуми клянётся, что сам — неправильно озвучил заказ.
И как только Фушигуро оказывается на улице, появляется ненужная возможность дышать: огонь внутри заряжается кислородом и горит, горит, горит. Разрастается по лёгким, палит рёбра, скребёт по костям.
Как только Фушигуро оказывается на улице, лицо опять становится таким же, как пару часов назад — брови ломаются, глаза темнеют, кожа на острой челюсти натягивается.
Путь до дома — минус три сигареты из новой пачки. И неоправданная злость, упрямо отведённый взгляд от соджу в магазине. Потому что ни хрена это не так.
Ни хрена этот придурок не знает. Ни хрена он не прав.
А потом, уже дома, собранный мусор возле стола. Собранные в пакет пустые бутылки и не начатые в холодильнике. Всё туда. Всё в мусорный пакет.
Сукуна дохера на себя берёт — такой вывод делает Мегуми, когда не доказывает ни себе, ни Сукуне, что у него нет проблем. Такой вывод делает Мегуми, когда железно решает, что ни черта и никому — тем более, Сукуне — он доказывать не обязан.
Вот просто пускай сходит на хуй. И всё.
Без доказательств.
Не обязан.
Не.
Обязан.
И Мегуми, несмотря на позднее время, туго завязывает чёрный пакет, чтобы выбросить все бутылки со спиртным, даже с самой маленькой его долей, что он вообще нашёл в доме. Чтобы выдохнуть рядом с огромным мусорным баком и покачать головой.
Он не доказывает. Фушигуро никому ничего не доказывает. Он просто…
К чёрту Сукуну.
7
Фушигуро никому ничего не доказывает — не должен — именно поэтому следующим утром в его термокружке опять кофе с коньяком.
8
Последующие пару недель у Мегуми складывается впечатление, что он и есть единственная и самая главная забота Сукуны. И это странно. Выглядит, как повод прилипнуть к нему, Фушигуро. И не отлипнуть.
Игнорировать Сукуну, на самом деле, не так уж сложно. Он пересекается с ним дома у Юджи, но даже там Сукуна почему-то не влезает и ничего не говорит, хотя мог бы, например, растрепать свои дикие догадки Итадори. Или подшучивать над Фушигуро, цеплять, задевать. Но ничего такого.
Только вот у Сукуны есть его номер. И это так хреново — получать сообщения в стиле, ну, беспокойства? И это беспокойство очевидно очень тесно граничит с неудачным стёбом — так, сидя на лекции, думает Фушигуро, когда Сукуна на полном серьёзе присылает ему ссылку на сайт АА. То есть, да, Сукуна присылает ему долбаный сайт анонимных алкоголиков.
Можно не брать трубку. И можно не отвечать на сообщения. Это легко.
Но не пялиться на входящий вызов нельзя. И не читать новые сообщения — тоже. Не получается. Не выходит. Рука тянется к мобильному с той же нуждой, что и к термокружке. И не дай бог кому-нибудь из неё отпить также бесцеремонно, как Сукуна.
И когда Мегуми видит сообщение — адрес, где происходит собрание АА, и предложение сходить туда вместе, он задаётся вопросом, как далеко зайдёт эта шутка. Потому что уже нихрена не смешно.
К сожалению, Сукуну устраивает двухнедельный монолог с передышкой в краткие сообщения Фушигуро длиною в два-три слова, преимущественно состоящих из «отъебись» и «ты больной?». Сукуну устраивает, а Фушигуро выматывает.
Один раз Сукуна совершает отчаянный поступок и заявляется прямо к нему на работу. Мегуми понятия не имеет, откуда он мог узнать адрес. Хочется ткнуть пальцем в Юджи, но Сукуна заявляет, что это была «чистая случайность, хотя как посмотреть, возможно, знак свыше, и вообще-то я проходил мимо и случайно увидел тебя в окно за прилавком» (Сукуна решает упустить часть, в которой у него прихватывает дыхание от вида Мегуми в фартуке и тёмно-синей рубашке с закатанными рукавами, сдержанно улыбающегося клиенту).
И больше Сукуна не пытается. Во-первых, потому что обслуживает его, кажется, Акайо, парень из университета Фушигуро: то ли по той же чистой случайности, то ли с подачи Мегуми. И если всё же с подачи Мегуми — пытаться нет смысла. А во-вторых, Фушигуро действительно нет дела до него на работе.
После этого Сукуна на несколько дней пропадает, и Мегуми с облегчением в голове и тяжестью в груди думает, что, наконец, он сдался, выдохся и успокоился. Перебесился. Этого стоило ожидать, этого нужно было ожидать. И Фушигуро рад, правда, рад, а паршивость на душе не имеет никакого отношения к Сукуне. Но потом он снова появляется. И становится менее паршиво и…
Блядь.
Мегуми не хочет об этом думать. Ни о Сукуне, ни о его словах, тем более, потому что да, он выпивает, но… не напивается же. Он сохраняет ясность ума, а значит, всё под контролем.
Мегуми уверен — ему не нужна помощь.
9
Вечером субботы Мегуми настойчиво отрицает, что чувствует облегчение, потому что не придется ничего скрывать. Его никто не просит оправдываться, не требует с него лишних слов, но в голове — Сукуна и противостояние ему.
Этим субботним вечером Мегуми заталкивает его мнение подальше, старается отвлечься и точно знает, что в конце концов отвлечётся, выпив с Юджи и Минами в баре. И этого ему хватит до понедельника уж точно, потому что завтра он весь день будет отсыпаться. Так что пошёл этот Сукуна.
10
Всё идёт не по плану в тот момент, когда Мегуми, который накатил один шот, замечает, что Юджи, не отрывающийся от телефона последние минут десять, поглядывает на него. И Фушигуро в полной уверенности, что этот вечер имеет все шансы остаться приятным впервые за две недели, не обращает на это должного внимания.
Он также чувствует на себе другие заинтересованные взгляды, но последнее, что Мегуми нужно сейчас — новые знакомства, поэтому он опять же никак не реагирует. И Минами в этом хорошо помогает. Они вместе выпивают ещё, ещё и ещё немного. В конце концов заказывают целую бутылку виски, и вот здесь уже влезает Юджи, уводя этих двоих от барной стойки к их столу.
— Так, не спаивай её, — нарочито укоризненно говорит Юджи, глядя на Мегуми, наливающего в три стакана виски.
— Больно надо.
— Я разрешаю вообще-то, — успокаивает парня Минами, погладив по плечу. А Фушигуро поднимает брови, мол, видишь, она разрешает. И Юджи хоть без энтузиазма, но сдаётся. А через два выпитых стакана Мегуми понимает, что ему пристальное внимание Итадори не померещилось, когда он спрашивает:
— Вы не будете против, если Сукуна приедет? В смысле сюда, — обращается он вроде как к двоим, но Мегуми точно чувствует, что именно к нему. Только к нему. Потому что у Минами, к примеру, нет причин отказаться. Она вообще к Сукуне хорошо относится: вежливо интересуется, как у него дела; угощает тем, что изначально готовила для Юджи; дарит скромные (как знаки внимания) подарки по праздникам. И Сукуна не отстаёт от неё. Юджи рад, что хоть у них контакт налажен.
С Мегуми всё сложнее. Вопрос больше адресован ему, чем Минами. И звучит он обнадеживающе, потому что… А что он должен сказать? «Нет, пускай твой брат не приходит, потому что он меня раздражает, а ещё донимает», — это уже как-то слишком.
— Он сказал, что пить не будет и развезёт нас по домам потом.
— Не будет? Так неинтересно, зачем тогда вообще в бар ехать-то? — непонимающе спрашивает Минами.
Мегуми уж знает зачем. Точнее, догадывается. И правильнее за кем, а не зачем.
— Пускай, если хочет, — отвечает Мегуми, не меняясь в лице, хотя, честно, уже подыскивает причины, чтобы улизнуть. И как назло в голове ни одной подходящей.
11
Радует, что хотя бы Юджи и Минами весело. Они выпили, станцевали в баре, где вообще-то никто не танцует, потому что им, видимо, слишком хорошо. А потом пошли за раменом, потому что им захотелось лапши, потому что они пьяные и потому что почему бы и нет?
Ладно, Мегуми это не радует. И если для этого нужно признать себя эгоистом, Мегуми признаёт. Ведь теперь он один на один с Сукуной, к приезду которого Фушигуро подготовился, как мог, — выпил ещё больше. И даже взялся за вино для Минами, потому что, кажется, теперь он зол на всех.
Нельзя. Нельзя разрешать Сукуне приехать, приглашать его, а потом оставлять с ним. Это нечестно.
— Давай я отвезу тебя домой, — предлагает Сукуна, поднявшись с места.
— Юджи и Минами ещё не вернулись, — заплетающимся языком отвечает Мегуми и тут добавляет:
— Тебе ещё не надоело?
— Хотелось бы конкретики.
Фушигуро закатывает глаза, поджимает губы. И слова Сукуны воспринимаются им как очередная игра, попытка увлечь в разговор ни о чём без понятной для Мегуми цели. Цели более осознанной, чем слушать голос Фушигуро.
— Ты ведь понимаешь, о чём я.
Сукуна отрицательно качает головой. Да, умышленно.
Мегуми тяжело опьяневше вздыхает и, прихватив недопитую бутылку вина за горлышко, тоже встаёт с места и кивает головой, чтобы Сукуна пошёл за ним.
— Куртку захватить не хочешь?
Фушигуро сейчас стошнит, ей-богу. Шёл бы Сукуна со своей деланой заботой. Тоже, блять, альтруист нашёлся.
12
— Тебе нужно остановиться, — говорит Сукуна, кивком указывая на бутылку в руках Мегуми. И тот незамедлительно отвечает:
— Тебе тоже.
Мол, тебе тоже нужно остановиться: прекратить ходить за мной, пытаться навязать дурацкую, совершенно несуразную, мысль о зависимости и помогать. Навязчиво плечо своё подставлять. Как будто оно мне нужно. Как будто я в этом, правда, нуждаюсь. Как будто ты с какого-то хера решил, что имеешь на это всё право — на проблемы мои несуществующие указывать; на то, чтобы стараться притереться ко мне, место в моей жизни занять. Как будто тебе не всё равно.
Сукуна усмехается и кивает, как отмахивается. И это серьёзно раздражает, буквально выводит из себя, словно всё, что говорит Фушигуро — мимо него, и он списывает все слова на спиртное.
Мегуми думает, что находится всё ещё в трезвом уме. Думает, как кричит: отнесись серьёзно к моим словам, кусок мудака! И думает: почему ты так спокоен? Почему меня рвёт изнутри, а ты спокоен?
— Я не понимаю, что с тобой не так. У тебя долбаный синдром спасателя или что? — Мегуми качает головой и старается. Очень старается выбрать слова, чтобы сделать неприятно. Чтобы прыснуть ядом сильнее. Пускай, сука, тоже страдает. — Так ты ошибся адресом. Себе помоги, в своей жизни порядок наведи. Откуда у тебя только время берётся…
Сукуна даже не пытается рот открыть. Только послушно внимает. Как бы «я не против, выговорись, мне несложно, а тебе легче». Но Мегуми всё меньше похож на себя, когда говорит:
— Или, может, тебя так задевает отказ? Поэтому ты прицепился? Всех, кому присунуть хочешь, так задалбываешь?
Это…
Это пиздец. Что он несёт? Совсем умом тронулся. Сколько же он выпил-то, прежде чем Сукуна приехать успел?
Когда Фушигуро подносит горлышко бутылки к губам, Сукуна выбивает ту из его руки, отчего она с характерным звуком разбивается вдребезги о землю, расплёскивая по ней остатки.
И тишина.
Мегуми заторможенно смотрит в ту сторону, куда полетела бутылка, а Сукуна — только на него.
— Эй, какого чёрта?
— Ты достал нести херню, — всё ещё спокойно говорит Сукуна, как будто его вовсе не заботит происходящее. Как будто всё под контролем. Всё так и должно происходить, всё в порядке. Всё идёт по плану: и задний двор бара, и дрожащий ни то злости, ни то от холода Фушигуро, и мерзкие слова, льющиеся сумасбродным потоком из его рта.
Нет, Сукуна не спокоен. Он напряжён.
— Хочешь сказать, я не прав? — Мегуми подходит ближе. Сжимает челюсти.
Пальцы — холодные, изящные, покрасневшие — хватаются за ткань на груди Сукуны, сжимают, притягивают ближе. Глаза мегумовские блестят от злости — Рёмен восхищён, заворожён и привязан.
У Мегуми такое лицо, такие резкие движения, будто ещё немного — и он сорвётся. Будто Мегуми сам себя старается убедить, что крайние меры ни к чему, но безуспешно. Все старания бесполезны, пока есть искушающий Сукуна — этот мудак вытянет наружу из него все внутренности, ничего не оставит.
— И чего ты ждёшь? Двинь, Фушигуро, тебе же хочется, — он знает — у Фушигуро давно руки чешутся.
Мегуми держится. Честно, держится. По крайней мере, очень старается. Но… Но потом Сукуна говорит:
— Только потом поцелуешь. Чтобы не болело.
И Фушигуро бьёт — Сукуне прилетает кулаком в челюсть.
Как же он достал со своим мудачеством. Поперёк глотки встрял. Свою дерьмовую жизнь жить не даёт.
Сукуне удар больше напоминает пощёчину, но неожиданный второй — отрезвляет окончательно, заставляет отшатнуться. Совсем немного, ведь фушигуровские руки всё ещё не отпускают. Толкают назад, сжимают ткань и придавливают лопатками к стене.
Сукуна уклоняется в сторону и сплёвывает кровь на асфальт, чтобы сквозь ухмылку обнажить белые зубы с красными разводами:
— Теперь ты мне должен целых два поцелуя, Фушигуро.
Затуманенным разумом Мегуми слова Сукуны воспринимаются, как провокация.
Почему ты просто не можешь замолчать? Вовремя закрыть рот?
И ему хочется опять врезать по наглому лицу, но Сукуна не даётся и бьёт в ответ. Тут же ругает себя: по лицу нельзя было, оно красивое, жалко ведь. Скула тут же наливается краснотой. Хватка на груди у Рёмена немного ослабевает. Голова Мегуми опускается к его плечу. И Сукуна поступает по-своему безрассудно — тянется руками к рукам Фушигуро, хватается. Утыкается взглядом в его чёрный затылок всего на несколько секунд, пока Мегуми не вскидывает подбородок и опять не смотрит на него свирепым волчонком.
— Не трогай меня, — получается сипло и тихо, но Фушигуро горло не прочищает. Отпускает Сукуну первый, выныривает из-под его рук, а тот и не противится.
Сейчас не хочется противиться. Сейчас и дотрагиваться лишний раз самому не хочется, когда под взъерошенными волосами на осунувшемся лице виднеется наливающийся синяк.
У Сукуны что-то болит. Посередине грудной клетки и разве что немного левее.
Блядь.
— Да что ты, — хрипло шепчет, — хочешь? — и зарывается ладонями с красными костяшками в отросшие на затылке волосы. — Просто скажи.
И Сукуне становится его жаль от этого тона. От фигуры, опустившейся на бордюр и сгорбившей спину. Как собака подбитая. Но он знает, что стоит Мегуми протрезветь — и снова натянет лицо невозмутимое, ровное, безразличное. Беспроблемное.
Наверное, сейчас Сукуне стоит что-то сказать — Мегуми ведь даёт возможность. Мегуми здесь, слышит и ждёт. Но это что-то встаёт поперёк горла, костью застряёт.
Потому что… С чего бы ему говорить что-то? Делать что-то?
Его интерес изначально не был чем-то чистым и искренним, и платоническим на худой конец. Всё изначально было именно так — красивый Мегуми, его скверный характер, тяга Сукуны к нему и иногда, только иногда, брошенные ему крохи внимания, как безобидные ошибки. Как то, что не должно было случаться. Как то, о чём Фушигуро сожалеет.
Сожалеет ведь, да?..
Сукуна изначально руководствовался физическим влечением. Только и всего.
Чего он хочет?
Он не знает. Язык не поворачивается. Он онемел. Атрофировался. Стал жертвой некроза. Сукуна сам по себе — одна сплошная жертва некроза, когда дело касается Фушигуро, когда оно заходит в такой тупик.
Сукуна не из тех, кто станет говорить, что внешность не важна. Он сначала смотрит на лицо, затем — разбирает по частям внутренности.
Сукуну тянет к нему — и всё тут. Ничего не сделаешь, просто тянет, притягивает в этой ядрёной смеси односторонней неприязни и одностороннего влечения, как катион и анион — получается разъедающая кислота.
Шипящая, опасная и приносящая саднящее неприятное ощущение.
Конечно, дело во внешности. Во взъерошенных чёрных волосах, бледной коже, пальцах рук, аккуратной шее, выразительных глазах. В том, что хочется увидеть больше, дотронуться до скрытых под одеждой частей тела. И в том, что хочется услышать больше. Что-то кроме «отъебись, Сукуна».
Сукуна выдыхает, сжимает челюсти. Принимает тот факт, что дурацкие слова из него не лезут. И подходит к Фушигуро, которого очень хочется за этот жалкий вид встряхнуть. Чтобы он снова ощетинился, чтобы снова глаза засверкали. Пускай лучше злится, пускай лучше язвит.
— Поднимайся, — выходит ровно. Для Сукуны слишком ровно. — Пойдём вовнутрь. Тебе нужно приложить что-то холодное.
— Как заботливо.
— Не ёрничай.
Рёмен протягивает Мегуми ладонь, чтобы он поднялся, но тот лишь бросает на неё такой тяжёлый взгляд, что Сукуну точно прибивает им к земле. И он опять упрямится, стоит на своём. Даже несмотря на то, что чертовски устал — по помятому виду всё понятно.
Сукуна не уверен, что должен сейчас стоять на своём, он точно знает, что ему бы стоило исчезнуть с глаз Мегуми. По-хорошему. Но, кажется, он тоже устал. Сукуна всего лишь хочет затолкать его обратно в бар, где скоро должен появиться Юджи — так Фушигуро будет для кого взять себя в руки. А потом Сукуна обещает не давить, не лезть хотя бы ближайшее время, потому что… ему самому хочется сбежать и хорошенько в себе покопаться.
Однако пока на первом плане — Мегуми.
— Я без тебя сейчас никуда не пойду, понимаешь? — тише спрашивает. — Не говори со мной, не трогай, — он опускает руку, выдыхает сквозь зубы, рыщет в поисках терпения, ведь с Мегуми оно всё иссякает. — Только зайди обратно.
И Фушигуро с раздражением слушается, плетётся впереди и всё ждёт, что Сукуна с ним сравняется, но он теперь как будто перед глазами специально не мельтешит. Только за спиной слышны шаги. И это не напрягает, но… на душе становится паршивее.
Почему одолевает такое неправильное чувство? Почему Сукуна заставляет чувствовать себя виноватым?
Мегуми одёргивает себя, потому что так он и хотел — стереть ухмылку, раздавить, вывести из строя, поломать, заставить замолчать. И у Мегуми это получилось даже лучше, чем он надеялся, чем мог себе когда-либо представить.
В конечном итоге в голове оседает звенящая прилипчивая мысль, что это не совсем то, чего ему хотелось.
13
Когда Сукуна и Мегуми возвращаются в бар, первый берёт на себя обязанность объясниться перед вернувшимся Юджи, у которого, конечно, возникают вопросы, почему они оба такие потрёпанные. И Сукуна, хоть и без особого энтузиазма, выдумывает абсолютно неправдоподобную (что даже Юджи не поверил) байку о том, что они вдвоём всего-то нарвались на каких-то пацанов, которые хорошо выпили. Между тем он просит у бармена лёд для Мегуми и тот, скрипя зубами и закатывая глаза, заставляет Сукуну приложить и себе.
Честное слово, достал уже спасатель хренов.
И Минами, стоящая под боком у Юджи, не выдерживает, тихо шепча ему на ухо:
— А тебе случайно не кажется, что не было никаких парней?
Обычно Минами вообще не лезет не в свои дела (по крайней мере, если они не касаются Юджи), но игнорировать то, что очевидно напрягает Итадори, судя по его виду, сложно. И по вздоху она понимает, что попала в яблочко. Только вот не знает, какие слова нужно подобрать, чтобы хоть немного успокоить Юджи, который разозлился, сам не понимая на кого. Но одно Минами знает точно — если разозлился Юджи, то дела и вправду не очень.
— Соберитесь с Мегуми и выходите на улицу, — говорит Юджи, когда видит, как Сукуна пробирается к выходу, натягивая куртку. — Сукуна развезёт нас по домам.
Минами останавливает его, хватая за руку.
— А ты куда?
— Хочу поговорить с Сукуной. Не волнуйся, — улыбка получается скомканной, зато искренней.
Минами отпускает его только когда Юджи мягко целует её в лоб. А затем он быстро ускользает и быстрым шагом идёт к выходу. Тогда она переводит взгляд на тухлого Фушигуро и поджимает губы.
А ведь неплохо сидели.
14
— Это был ты? — у Юджи голос не дрожит, он настроен серьёзно.
Его могут считать глупым сколько угодно, но это не так. По крайней мере, он достаточно хорошо знает Сукуну — ухмылку его, взгляд колючий, — чтобы не понять, не разглядеть, что в нём что-то изменилось. И дело определённо не в том, что он с кем-то подрался. Юджи встречал дома Сукуну с побитой рожей огромное количество раз — тому по боку, фиолетово. Сукуна оставался Сукуной.
Дело не в каких-то несуществующих «пацанах». Дело в них. В чём-то между ними — Мегуми и Сукуной.
Рёмен выдыхает сквозь стиснутые зубы — и не выдыхается тяжесть, легче не становится. Вынимает из кармана пачку сигарет. Нужно куда-то это чувство, дрожащее в конечностях, деть.
Юджи по играющим желвакам понимает — это был он. И в груди становится горячечно. И из груди рвётся желание (очень ему не присущее) тут же Сукуну к асфальту прибить, сровнять с землей.
— Это был ты, — твёрдо. Как факт.
Конечно, Юджи замечал и раньше — они не ладят, но он не думал, что может быть такое. Что Сукуна, который на нём, Фушигуро, зависает может его ударить. Юджи казалось, что Сукуна к Мегуми безответно питает слабость, неровно дышит. Не сходит с ума, не воздыхает, не любит без памяти. Но, правда, серьёзно залипает.
Юджи теперь думает, что он всё это время ошибался.
— Будешь? — Сукуна предлагает закурить, зная, что Юджи откажется. И курит сам. Ждёт. Сейчас из пацана повалит шквал эмоций и предупреждений, чтобы следил за руками и держался от Мегуми подальше.
Сукуна тоже хорошо знает Юджи.
— Я не знаю, что у вас там произошло, но если ты ещё раз полезешь к Мегуми с кулаками, клянусь, я…
— Что? — перебивает Сукуна. — Ты что? Ударишь меня? Да ради бога, — он качает головой и жуёт фильтр сигареты.
Юджи не приходит в голову, что Фушигуро мог первым поднять руку, ударить. Фушигуро не такой. Он рассудительный человек. Он не решает конфликты грубой силой. Ну, больше не решает, это всё осталось где-то в совсем юношеском возрасте, если верить словам самого Мегуми. А вот Сукуна, думает Юджи, запросто мог.
Поэтому Рёмен почти не злится на него. Он просто понимает. И его Юджи… бесит, раздражает, но не злит.
— Слышь, — зовёт Сукуна. — Я и сам не хотел его трогать, понятно? — неприятно морщится, потому что вспышкой чувствует костяшками пальцев мегумовскую кожу.
Блять, не так. Не так это должно было быть.
Не кулаком он должен был к Мегуми приложиться. А только пальцами, ладонью горячей. Не грубо, а нежно, цепко и жарко. Должен был с обожанием провести по коже, тело чужое взбудоражить. И не где-то на заднем дворе бара, на улице, а желательно в той же ванной. Ещё лучше — на его кровати, в его комнате, которую Фушигуро так старательно обходит каждый раз.
— Тогда зачем? — голос пропитан недоверием. Юджи даже не пытается чувство это скрыть. Но что-то ещё за этими словами — непонимание. Интерес, желание помочь. И ради этого он говорит с Сукуной, даже с грёбаным Сукуной.
Юджи знает, что Сукуне его помощь не нужна, но он всё равно хочет помочь не только Мегуми. Было бы хорошо, если бы эти двое поладили.
Сукуна косится взглядом на Юджи и только усмехается. Хороший вопрос.
Зачем?
Он не знает. Честно, блять, не знает. Так вышло. Как-то очень быстро и необдуманно.
Может быть, так должно было выйти. Может, должен был Фушигуро окончательно на Сукуне крест поставить. Может, должен был Фушигуро наполниться не привычной неприязнью, а ненавистью.
Он ведь ненавидит его теперь, да? Он ведь теперь точно к себе не подпустит.
И, может, так лучше? Чтобы без путей отступления?
Сукуне нечего ответить Юджи. Ему самому бы подумать, переварить произошедшее, не то что в голову кого-то впускать. Ему хочется самому побыть. Помолчать.
И это уже клиника: Сукуне хочется побыть одному в тишине. Тяжёлый случай. Неоперабельный. От такого не оправляются и из такого не выкарабкиваются.
— Эй, — зовёт Юджи, потому что с удивлением замечает, насколько переменилось настроение Сукуны. Юджи его таким никогда не видел. Что бы ни происходило — никогда. — Эй. Ладно, просто скажи, вы разберётесь?
Сукуна щурится от ветра, смотрит на сигарету в руках, а внутри так кисло, так едко. Так неприятно, даже мерзко. Тушит её о мусорку, выкидывает. И тут же приподнимает уголок губы в ухмылке. Роняет лишь бы не трогали его сейчас:
— Ага, разберёмся.
— И не трогай его больше.
— Да понял я, не суй свой нос лучше.
Юджи очень хочется одним взглядом дать понять Сукуне, что он тоже настроен серьёзно, но как назло взгляд получается мягче, чем он рассчитывал. У него такого ещё тоже не было — чтобы на Сукуну было сложно злиться.
15
Мегуми ценит Юджи за лёгкость в общении, за непринуждённость, поэтому когда та пропадает, это сразу ощущается кожей. Чувстовать неловкость рядом с Юджи — ненормально. Так у них не бывает. Но спустя несколько дней после вечера в баре Мегуми постоянно чувствует исследующий взгляд Юджи на себе. Как будто у Фушигуро на лбу написан весь пиздец, что в нём творится. И этого пиздеца так много, что неловкость между ними вообще ни к месту. Её ещё не хватало. Поэтому Мегуми надолго не хватает, и он не выдерживает внутреннего давления.
— Ты ведь всё понял, да? — спрашивает Мегуми на выдохе. Тянуть уже невозможно. Глупо считать, что Юджи может повестись на слова Сукуны, который, к слову, мог бы и поднапрячься, чтобы придумать легенду и получше, чем пьяная драка.
Говорить об этом сейчас не лучшая идея, потому что Фушигуро приходится отвлекаться на работу, но терпеть нет сил.
— Да, — быстро отвечает Юджи, будто только и ждал, что Мегуми поднимет эту тему сам. Значит, не только у него наболело.
— Дай угадаю, считаешь Сукуну скотиной, да? — спрашивает Фушигуро, выливая молоком сердечко в свежесваренный кофе (потому что по-другому Юджи пить откажется).
— А кто его таким не считает? — насмешливо фыркает Итадори и добавляет:
— Теперь я просто… убедился?
Мегуми продолжительно смотрит на него и кивает, пододвигая к его рукам приготовленный напиток.
Ладно, это было ожидаемо. Однако это всё ещё несправедливо по отношению к Сукуне. Да, мыслями Фушигуро вновь возвращается к нему, потому что долбаный гештальт не закрыт. И Юджи определённо заслуживает знать, что его брат не такая уж и задница. Во всяком случае не больше, чем Мегуми.
Наверное, это лишь малая часть, которую он может сделать, чтобы загладить вину перед Сукуной, — сказать правду.
— Но, знаешь, — он откашливается и Юджи кажется, что мнётся. И это настораживает, — я первый полез к нему с кулаками. Вроде как, — Мегуми трёт переносицу и поджимает губы. — Да, это был я.
Но Юджи опять же ожидаемо не верит, качает головой и…
Что между этими двумя, чёрт возьми, происходит? Почему Мегуми делает это? Он…
— Что? Ты типа его покрываешь или что? Это, конечно, благородно и всё такое, но даже я понимаю, что это глупость. Ты не должен делать этого.
— Нет. Я выпил лишнего и распустил руки. Сукуна, конечно, подбешивает, но не так, чтобы не сдержаться… — Мегуми понимает, что речь вообще не об этом, поэтому аккуратно подводит черту, не желая больше говорить об этом:
— В общем, я это к чему говорю — не будь к нему так строг.
Юджи непонимающе хмурится. Не отводит от Мегуми взгляд. И чувствует что-то странное в его голосе. Неразборчивое. И он совсем теряется, когда Фушигуро добавляет:
— Сукуна неплохой человек, — Мегуми говорит (признаёт) это, не глядя на Юджи. А затем он решает перевести тему и кивает на стаканчик под руками Итадори:
— Ещё полчаса до конца смены ждать, так что…
Они договорились вместе сходить в кино, поэтому Юджи приходится ждать Фушигуро взамен на плюшки в виде кофе и сладостей.
— Хочешь что-нибудь перекусить пока? Моти хочешь? Годжо они здесь очень нравятся, он пробовал, когда приезжал. Или, может, тайяки? Есть с шоколадом, как ты любишь, — предлагает Мегуми, глядя на остатки роскоши на витрине в конце рабочего дня.
Но Юджи не слушает его и хватается за возможность поговорить с Мегуми пока он сам даётся, пока след неожиданного откровения не остыл. И резко спрашивает:
— Что-то происходит?
— Нет, ты же знаешь, мы не ладим, — Мегуми только отмахивается. Пожимает плечами и осознаёт, что это было неизбежно — сам нарвался.
— Я не о Сукуне. С тобой что-то происходит? Можем поговорить об этом, я постараюсь помочь.
Юджи смотрит на Фушигуро с надеждой, что он не закроется в себе, потому что Фушигуро очевидно не тот человек, который остро нуждается в общении, в пребывании кого-либо рядом, но это уже давно перетекло во что-то большее.
Юджи думает: скажи только, что нужно делать, потому что я не понимаю.
— Нет, — Мегуми улыбается. — Всё в порядке.
Юджи растягивает губы в ответ. И не верит. Кажется, впервые не верит улыбке Мегуми, когда тот тут же отводит взгляд и чешет затылок. А затем переключается на нового клиента, и Юджи больше не отвлекает его до конца смены.
16
Мегуми не знает, как именно ему нужно реагировать на то, что Сукуна вновь пропадает — не пытается позвонить или написать. Когда Фушигуро приходит к Юджи, тот как бы между прочим упоминает, что Сукуны нет. И вообще, что он погряз в работе, что притих — устаёт, наверное. Упоминает между прочим, чтобы Мегуми перестал прислушиваться к посторонним звукам в квартире, думая, что это может быть Сукуна.
Он пропадает. И это хорошо. Просто замечательно. Так и должно быть. Мегуми изначально именно этого и хотел.
А потом Юджи между прочим упоминает, где работает Сукуна.
— Тебе придумать повод или ты так поедешь? — не глядя на Мегуми и продолжая залипать в экран телевизора с очередной глупой развлекательной телепередачкой, улыбается Юджи.
— Ты… — Мегуми не находит, что сказать сразу. Наверное, очень подошло бы «спасибо»? Но вместо этого получается лишь:
— Разберусь.
Мегуми тут же поднимается с места и, схватив ветровку, выходит в прихожую. А Юджи возбуждённо вслед за ним.
— Эй, ты сейчас собрался?
— А когда?
— Не сейчас? — шутливо предлагает Юджи, глядя на обувающегося Фушигуро. — Ладно, передай этому придурку, чтобы купил чипсы по пути домой.
— Что-то ещё? — застегнувшись, спрашивает напоследок Мегуми.
— Да, не набейте друг другу фингалы.
Мегуми в ответ бесшумно выдыхает и качает головой, потому что ответить раздражением, даже наигранным, не получается. Сейчас у него нет на это права.
17
Приехав по нужному адресу, Мегуми начинает сомневаться в импульсивной затее. И сомнение это разрастается с каждой минутой, что он выискивает Сукуну в ангарах, замечая на себе внимательные косые взгляды, которые очень, очень напрягают. Это происходит до тех пор, пока один из местных рабочих не спрашивает, не потерялся ли он.
Ещё как потерялся. Во всех смыслах.
Мегуми старается сохранить лицо, говоря о том, что ему нужен Сукуна. Точнее, поговорить с ним. И уже через минуту как незнакомец делает звонок ему на плечо знакомой тяжестью приземляется ладонь. Мегуми поворачивает голову в сторону Сукуны и даже не успевает сбросить с себя его руку, когда он скользит нею от плеча к лопаткам и спине, подталкивая за собой. Говорит:
— Привет.
— Ага, привет.
А потом благодарит кивком парня, который помог Мегуми. И тот бы в свою очередь тоже сказал «спасибо», но Фушигуро неожиданно затихает на несколько секунд, разглядывая Сукуну в выпачканной местами белой майке и спущенном по пояс сером комбинезоне, рукава которого завязаны вокруг таза. И Мегуми становится не по себе от того, что даже при таком раскладе, когда Сукуна грязный и еле заметно за лёгкой усмешкой уставший, он кажется ему… привлекательным?
Мегуми благодарен, что Сукуна, сам того не осознавая, отвлекает его от несуразных мыслей, говоря:
— Я, конечно, очень рад тебя видеть. Но приходить сюда… — Сукуна замолкает, чтобы не говорить «хреновая идея», вместо этого добавляет:
— Уже без разницы.
Он отводит его в укромный (насколько его возможно было таковым создать) уголок и расчищает место заваленное всякими металлическими деталями, в которых Мегуми ничего не понимает и не узнаёт, потому что никогда не интересовался внутренностями машин.
Фушигуро напрягается.
— Не понял. В чём проблема? — если это хоть как-то связано с тем, что Сукуна вычеркнулся из расписания Мегуми, то он уйдёт. И конфликт будет автоматически исчерпан. Тем легче для него.
Фушигуро думает, что лучше бы причина была в другом.
Сукуна бросает взгляд через плечо сначала на него, потом за его плечи, чтобы убедиться, что они на безопасном расстоянии и могут свободно говорить.
— Как ты думаешь, чем я здесь занимаюсь? — заговорщецки спрашивает Сукуна и кое-как закончив с уборкой на столе, приглашает Мегуми присесть, а тот морщит нос, хоть и опускается на стул.
— Тут грязно.
— Ебать ты кисейная барышня, Фушигуро, — пускает смешок Сукуна и складывает руки на груди, упираясь бёдрами в стол боком к Мегуми.
Он почти уверен, что у него не все дома и ему только чудится с тоски, что здесь и вправду может сидеть Мегуми. Что он мог узнать место работы, приехать сюда и искать его. И теперь сидеть на расстоянии вытянутой руки, если не ближе.
И Сукуне неприятно смотреть на понемногу желтеющий синяк на лице Мегуми. Почти физически больно — вдыхать и выдыхать сложнее. Наверное, поэтому он избегает смотреть в лицо. Выходит так себе, потому что всё равно хочется смотреть, смотреть и смотреть. Кто знаёт: когда ещё ему представится такая возможность?
Сукуна сжимает ладони в кулаки, прячет в карманы.
— Чинишь машины? — Мегуми вырывает Сукуну из переменного на восхищение самоугнетения.
Когда Сукуна загадочно улыбается, Фушигуро хмурится, переспрашивает:
— Что?
Что-то не очень хорошее, думает Мегуми.
— Ты скажешь или нет?
— Если не станешь говорить Юджи. Мелкий мне плешь проест.
Фушигуро не уверен, что хочет знать ответ, но всё равно с опаской кивает. И наклоняется к Сукуне, как и тот к нему.
— Это угнанные машины.
Мегуми явно пора сваливать отсюда. Но он очень надеется, что ему послышалось.
— Ты угоняешь машины? — ещё тише переспрашивает Фушигуро. И в его голосе почти слышится осуждение вперемешку с недоверием.
— Нет, я нет, — улыбается Сукуна. — Я только привожу их в порядок для перепродажи.
— А, всего-то, — кивает Мегуми, как будто да, так намного лучше. Совсем другое дело.
Фушигуро точно знает, что в это ему лезть ни к чему. И вообще он здесь не за этим. Поэтому Мегуми не продолжает эту тему, хотя не думать об этом теперь сложно.
— Как твой нос? — спрашивает, глядя на пластырь на переносице Сукуны.
— Значит, мы всё-таки поговорим об этом, — Сукуна сам удивлён своей слепой наивности.
— Да. Точнее, я бы хотел извиниться. Я не хочу оправдываться тем, что выпил. Так что извини. За то, что не смог себя сдержать.
Мегуми начинает серьёзно волноваться, потому что Сукуна не ухмыляется. И молчит. Только смотрит. А ещё выглядит сбитым с толку. Ничего не понимающим.
Сукуна всё это время, эти дни был в себе разочарован (что ему в корне не свойственно). И он всё ещё.
Сукуна твёрдо решил, что после того, как он ударил Фушигуро, обязан отступить. Действительно выпасть из его жизни, потому что так честно. Так справедливо. Чтобы у Мегуми не было одной проблемой больше. Ему ведь своего дерьма (а оно определенно есть, сколько бы он не отрицал) хватает.
— Ты шутишь? — Сукуна недоверчиво прищуривается. — Это я должен был извиниться.
— Я ведь первый ударил тебя, — хмурится Мегуми. — Я не должен был.
Нет, он не прав. Абсолютно не прав, думает Сукуна, и даже не осознаёт это. Правда не осознаёт?
— Дело в другом. Не в том, кто первый. Для тебя это значит не то же, что и для меня. Ты мог ударить меня хоть десять раз, и я бы забил. А ты… — Сукуна переводит дыхание. — У тебя принципы, всё такое.
Всё такое. Да.
Мегуми смачивает сухие губы кончиком языка, чтобы не улыбнуться. Ладно, это до смешного глупо.
Кажется, они оба серьёзно проебались. Но Мегуми не впервой. Сукуне тоже. Поэтому через несколько секунд напряжённого молчания Фушигуро предлагает:
— Можем считать, что этого вечера не было?
И Мегуми становится неловко от того, как загораются глаза у Сукуны, как выпрямляется спина. Как он весь включается.
Блядь, это очень неудобно.
— Было бы хорошо, — отвечает Сукуна. — И ты тоже меня извини.
— Проехали, — успокаивает его Фушигуро. — Только ты не лезешь в мои проблемы, понял? Мои проблемы на то и мои, — резко добавляет Мегуми. И Сукуна улыбается, потому что это уже больше похоже на Фушигуро.
— Я не собирался что-то предпринимать. Сначала собирался, но сейчас я просто… — не сказанные в тот вечер слова внезапно хотят найти выход. Но всё равно даются с трудом.
Как бы так это сказать, чтобы не выглядеть полным идиотом?
— Эй, ты чего? Всё нормально?
Нет, не нормально. Всё давно уже не нормально. Всё давно уже пошло по пизде.
Похоже, что всё же придётся побыть полным идиотом.
— Я бы мог, ну, знаешь… Рядом быть, — лучше сказать быстро. Также как лучше быстро ввести иглу во время укола.
— Я не…
Сукуна перебивает:
— Ты не умеешь принимать помощь. Да и хер с тобой. Но хотя бы это.
Мегуми отводит взгляд в сторону. Как-то разговор совсем не в ту степь ушёл.
Быть рядом — это вообще как? И зачем? Для чего? Звучит слишком расплывчато, непонятно. Эфемерно.
— Я не понимаю, что ты этим подразумеваешь, — честно отвечает Фушигуро.
— Тебе ничего не нужно делать. Просто не отталкивай, — просит Сукуна, но у Мегуми, как сказал тот, действительно есть принципы, жизненные правила и одно из них мешает.
— Я не могу этого пообещать.
Воздух между ними опять заряжается. Молчание натягивается. И всё вроде кое-как, криво-косо становится на свои места — Сукуна для Мегуми, по сути, никто. И как он может обещать что-то настолько для него громкое?
— Я мог бы попытаться, но не кормить тебя обещаниями.
Сукуну сложно поставить в тупик, в неловкое положение, заставить зависнуть, но у Мегуми это чудным образом получается, потому что тот не знает, как это воспринимать. Единственное, что остаётся понятным — Фушигуро не отказывается от него совсем. И этого вроде как достаточно. Очень много. Многим больше, чем ничего.
— Для начала неплохо, — с оптимистичной уверенностью заявляет Сукуна, как будто после «начала» обязательно должно быть «продолжение».
Мегуми очень хочет съязвить, испортить момент, но вместо этого он прикрывает рот. Со временем Сукуна сам успокоится, остынет, а интерес пропадёт, нужно только подождать.