Во дворе было тихо. В Хартслабьюле теперь всегда тихо.

Больше нельзя услышать дружеские препирания, смех, радостные крики и жалобы на наставшее время ухаживать за прекрасными фламинго и милыми ежами. Зато красить розы в алый больше нет нужды: почти все кусты, находящиеся на виду, были выкорчеваны из-под земли, а те, что остались, были уже окрашены. Алой-преалой-не-краской.

Ведь в общежитии Хартслабьюл теперь не было никого, кроме двух поломанным душ.

— Красные розы в саду, белые скатерти на столах. Безупречный «День нерожденья», — выдохнул запятнанный, подперев голову рукой. — Всё ли тебе нравится здесь, мой дивный сад?

Звон посуды за накрытым столом нарушил тишину. Юноша приоткрыл глаза, обратив свой взор на сидящую напротив девушку. Та сидела, смотря молча в пол, стараясь не поднимать взгляда с торта на тарелочке.

— Всё выглядит бесподобно, Риддл, — пробормотала в ответ та, опустив голову ещё ниже.

Даже если и не нравится, то сказать ей об этом больше некому, уйти та тоже не может: зеркало, что вело из общежития в колледж, больше не работало. Роузхарт сломал его почти сразу, как избавился от других помех.

— Мой дивный сад, моя Алиса. Ты ведь не оставишь меня, правда?

Соня сомкнула губы покрепче. Сколько она уже здесь? Который раз они по-новой отмечают этот проклятый праздник? Попаданке бы хоть ненадолго остаться одной, подышать полной грудью, без надзора. Но увы, Риддл бы везде — в буквальном смысле. От Роузхарта далеко не отойти. Спала девушка исключительно с ним, ели — вместе, ходили по территории общежития — вместе. Благо мылась та без него, в ванной за дверью которой стоял парень.

Девушка бы не смогла его бросить. Бежать и искать спасения не у кого — все, кто был здесь, давно мертвы. Все до единого. Риддл тогда закрыл ей глаза, но не уши, так что все крики о помощи и агонии были прекрасно слышны. Трупов также не осталось — почерневший сжёг всё до тла, ничего не оставив, лишь пепел покоился на их былом месте.

Она не сможет его покинуть, даже если найдётся выход. Ведь это она виновата, что он такой, что он стал таким. И все жертвы, которые развеяны ветром, были тоже на её совести.

— Конечно же не уйду, Риддл. Как же я могу…

Он просто над ней издевался. И сейчас это было понятно: когда девчушка отвернулась, на его лице появилась издевательская ухмылка.

Роузхарт встал из-за стола, двинувшись к девушке. Заправив прядь волос той за ухо, он нежно улыбнулся ученице, схватив её за руки.

— Не Риддл. Алый король мне больше по душе, — аловолосый хмыкнул. — Хотя, знаешь, называй меня так, как хочешь. Тебе здесь всё можно.

Слова эти никого не успокоили. Темноволосая сжала чужие ладони в ответ, пытаясь не смотреть на безумца. Хотелось сказать «раз всё можно, тогда верни тех людей, которых ты убил». Только слова эти ни у чему хорошему не приведут. Даже похоронить не дал никого. Лишь маленький Грим остался. Точнее, его тельце, закопанное под одним из обгоревших кустов.

— Я подготовил для тебя сюрприз, — вытянув её руку, юноша создал на безымянной пальце веточку с шипами, обхватывающий его. — Я видел, как ты смотрела на меня, когда я был ребёнком, — аловолосый с нежностью прикоснулся к своей работе, а после крепко прижал девушку к себе. — Мы создадим свою семью и будем счастливы.

— Не, — девушка запнулась, распахнув в ужасе и шоке глаза. — Не слишком ли это будет?..

Риддл отодвинулся с непроницаемым лицом, сжав чужие плечи. Темноволосая уже пожалела, что заикнулась против.

— Ты же сказала, что не бросишь меня? Сказала тогда, что не оставишь. А теперь, после всего произошедшего, выясняется, что это всё — лишь обман и ложь?!

С каждым сказанным словом юноша повышал свой голос, который в конце сорвался на крик. Девушка неприязненно зажмурилась, сжав губы.

— Не кричи, пожалуйста, — пробормотала та, разлепив глаза и отведя их в сторону. — С чего ты взял, что ты хочешь со мной семью? Никто не думает о таком после такого малого времени знакомства. Ты меня не знаешь, а я — тебя.

— О, поверь мне, то, что ты сейчас стоишь здесь в целостности, уже говорит о том, что тобой изучено относительно много обо мне, — Риддл оскабился в ответ на рассуждения девчонки. — А если и не так, то у нас будет всё время мира, чтобы познать друг друга.

Закружив с темноволосой в танце, прижимаясь к шее, вдыхая запах кожи и прикрыв глаза, напевая одному лишь парню известную мелодию, тот начал гладить девушку по голове, пропуская волосы через пальцы.

Глаза замылились, и первая слеза скатилась по щеке. Сероглазая вся дрожала, чуть ли не хлюпая носом.

— Не плачь, моя дорогая, — после этого только сильнее хотелось разреветься, даже расцарапать чужие руки, спину, грудь. — Всё, до чего можно дотянуться.

Соня чувствовала смесь омерзения, апатии и небольшой радости. Омерзение от того, что это был не тот Риддл, которого все знали, которого знала она. Грусть от того же и понимания, что Роузхарт никогда не сможет больше так сделать. Мальчика уже было не спасти, если только мёртвым вырвать из лап оверблода. Но несмотря на осознание того, что это чужой человек, он был похож на Риддла. В объятиях было так тепло.

— Моя, лишь моя. И мы всегда будем вместе.

Для Роузхарта, вернее, для того, кем он теперь стал, были не важны прежние ценности, люди, заботы. Риддл — Алый король — видит перед собой единственное достойное его внимания существо, которое выдержит — и поможет в этом ему — его безумие, оставшись в относительно здравом уме.

Как там было? Ах, да…

Никакого хэппи энда.

— Я клянусь в этом.