«Зачем родятся девушки? Чтоб замуж выходить!

Должны мужчины драться и, конечно, побеждать. А женщины — лежать и сыновей рожать.»

Теперь я как нельзя лучше понимаю, о чем думала Мулан, когда ей с самого утра напевали эту чушь… Нет, серьезно, подобные речи начинают заливать задолго до самих смотрин. Клянусь, если еще хоть кто-то в этом доме скажет что-то из этой темы, я разобью ему лицо. Не сказала бы, что во мне дух воина или хотя бы местного мага, да и на войну я не хочу, но замуж тоже не собираюсь торопиться. Нет, конечно, хотелось бы, но я человек совершенно другой эпохи и с другими стандартами! Тут как ни подбирай, мне даже местный принц на породистом ослике не подойдет! И все-таки… выбор своей судьбы тысячу лет назад был невелик.

Японцы, честно говоря, подходят к браку с куда большей ответственностью, чем, например, в Китае. Сваты, или накодо, играют связующую роль, и у нас, как у состоятельный семьи, самый уважаемый из них. Почему я не удивлена тому, что нашим накодо оказался старик?.. Понимаю, мудрость, опыт и все такое, но я не до конца уверена, что у Танаки-сана хватит сил закончить свое дело. Невесты-то у него целых три, а старика трясет от старости, как погремушку в руках у припадочного, к тому же процедура подбора — целое путешествие: гороскоп, хиромантия, нумерология, математика, совместимость характеров. И все это без личных встреч молодоженов. Моя насущная проблема заключается в том, что все эти процессы уже давно проделаны, женихи подобраны, осталась лишь личная встреча. И если верить Танаке-сану, того, кого мне подобрали, я однажды загрызу лично, а все потому, что я заняла тело девочки, совершенно на меня не похожей, и — бум! — карты уже не складываются, но об этом, конечно же, никто не догадывается.

Уж не знаю, действительно ли так сложились звезды или без копеечки не обошлось, но все три дочери феодала Акари удивительным образом оказались совместимы с тремя сыновьями мага Годжо. Вспомним красоту их знаменитого потомка, а затем вернемся к моему зеркалу. Ни мои сестры, ни отец еще не видели парней, знакомство с которыми должно пройти именно сегодня, но я с большой уверенностью могу сказать, что у клана Годжо нет тех роскошных белых волос и небесно-голубых глаз. Почему? Потому что все это отражается в трех зеркалах нашей подготовительной комнаты. Не нужно складывать два и два, чтобы понять: именно семья Акари подарила божественную красоту потомкам клана Годжо. Каковы шансы, что прямым предком Сатору окажусь я? Правильнее будет задать вопрос: что станет с каноном, если сегодня я провалю знакомство? Один к трем — не так уж и мало.

Служанки вовсю пыхтели над нашими длиннющими волосами, из которых изготовить мудреные пучки было не так-то просто. И не так безболезненно. Либо у моих сестер болевой порог высотой с Фудзи, либо они просто давно смирились. Наверное, я никогда не привыкну к тому, что моими волосами манипулирует кто-то другой. Как бы осторожно и мастерски служанка ни плела их, боль прошибала мою голову так, будто туда вбивали гвозди. Разумеется, никто бы не позволил мне сделать прическу самой, ведь как это я могу знать лучше профессиональной служанки, как лучше мне выглядеть в столь важный день? А об этом «знаменательном» дне трещал весь дом с самого утра, даже сестры… Они обсуждали его и за завтраком, и за мытьем, и за причесыванием, и за подбором одежды, и каждый процесс был мучительно долгим.

Знакомьтесь, красотка номер один и старшая из сестер Акари — Сэкера. Дама невероятной элегантности и икона женственности. А еще вселенского послушания. Любую процедуру терпит так, будто вышла на променад, и я бы не сказала, что эта «прогулка» делает ее счастливой. Она не выглядит печальной, но и ее улыбки за три дня я ни разу не видела. Просто камень. Заключение: объект самого сильного родительского воспитания. Именно она из нас троих больше всех готова выйти замуж и нарожать детей тому, на кого покажет отец. И зрелище это… просто непередаваемо тоскливое.

Красотка номер два — жизнерадостное солнышко Саори. Невероятная болтушка ровно до тех пор, пока в комнате не появится мужчина (отец не в счет). На импровизированных уроках этики всегда выглядит как человек, который так и норовит вставить свои эмоциональные пять копеек, причем делая это мило, хотя иногда и раздражающе, но из нее ведь делают тихую и послушную супругу, а значит, она не имеет права говорить без разрешения, тем более так громко. Серьезно, она невероятно громкоголосая барышня, любое ее «ЧТО?» слышно даже на улице. Хотя, стоит признать, у нее потрясающий голос, какого нет у нас с Сэкерой. И больше всего она, конечно же, мечтает, чтобы подобранный нашим накодо жених стал ее любовью с первого взгляда, и все ее переживания из разряда «а что, если этого не случится?» выливаются на нас несдерживаемой сменой настроения.

И напоследок, младшая дочь — Акари Сенджу. С учетом обновленного статуса, вечно всем недовольный ребенок, неумеха и, как мне сказали, с подрастерянной воспитанностью в связи с предсвадебным волнением, не иначе. Ах, простите мою грубость, но не буду же я молчать, когда мне перечисляют, насколько покорной мне следует быть не только с будущим супругом, но и с его братьями и отцом, а похож этот список требований едва ли не на преклонение богам, и свадьба здесь ни при чем. Да, я тут знаю все лучше всех. Я не самая умная, но, хэйанцы, вы хоть раз со стороны послушайте свои собственные идиотские традиции:

«Ни о каком равноправии и речи не может быть. Мужчина — абсолютный глава дома. Добропорядочная женщина должна быть незаметной, как тень. Она должна на коленях вползать и, пятясь, выходить из любой комнаты, где находятся мужчины, и даже мысль о том, чтобы пожаловаться, для нее недопустима». А еще есть такое ходовое выражение как «дансон, дзехи», что буквально переводится как «уважение к мужчинам, презрение к женщинам».

Отлично звучит? Просто прелесть. Теперь понимаете, о чем я? Это законное рабство.

Я перекрутила в голове кучу вариантов. Побег? И куда я пойду? Это средневековая Япония, где у женщины всего две возможности выжить: выйти замуж или пойти в квартал красных фонарей. Отстоять свои права? Даже если начну этот процесс, выйду за придурка из клана Годжо раньше, чем добьюсь результата. Как-то не хочется мне доверяться замужеству вслепую, но, видимо, вариантов особо и не остается. Держать дома лишний голодный рот тоже не станут, ибо: «ты же женщина, Сенджу! Ты должна исполнить свой долг, Сенджу! У тебя всего одно предназначение, Сенджу!»

Да, Сенджу! Рожай, пока не сдохнешь!

А мне ведь всего шестнадцать… И это мне еще повезло. Насколько я знаю, в нынешнюю эпоху абсолютная норма отдавать девочку и в тринадцать, и в двенадцать — на вырост, так сказать. Не представляю, что было бы, не будь у меня сознание девушки, которой на момент смерти перевалило за двадцать, потому как, если бы я реально была шестнадцатилетней собой, у меня бы началась истерика.

Кого я обманываю, до нее и так недалеко…

К полудню все приготовления были завершены, и мы всей семейкой, нарядные и красивые, вышли на крыльцо встречать гостей. Кто с абсолютным чувством долга, кто с волнением, а кто — с фейспалмом. Японцы хоть и пунктуальные, но смотреть на то, как они нерасторопно идут навстречу, дико утомляет, а наш главный двор, от ворот до самого поместья, приличных размеров. Зато я хорошо смогла рассмотреть каждого из них.

Вот открылись главные ворота, и на территорию шагнули гости: четверо мужчин шли ровной шеренгой, совсем как матрешка, расположившись от самого пожилого члена семьи к самому молодому. И если по обычаю не принято выказывать слишком бурных эмоций, кроме вежливой улыбки, то младшенький, кажется, переволновался так, что напрочь позабыл об этом. У малыша немного перекосило лицо, но повинуясь вышеназванной причине, я изо всех сил старалась не заржать. Получалось плохо.

Медленный и мучительно тянущийся процесс приветствия начался с полной остановки гостей перед крыльцом, затем пара секунд ожидания, а после — тягучее знакомство по именам. Прежде всего, конечно, под наблюдением накодо познакомились отцы семейств. Что Сузуму Акари, что Кеиджи Годжо мужчины с приличным процентом седины на голове. Прическа, должно быть, повиновалась клановой профессии: классика и по три волосинки ниже по шее, даже маленькой косички им не заплести. Это вам не загагулька на затылке Сузуму, которая в распущенном виде может дать фору Великому Шелковому пути. И если наш папочка максимально дружелюбно и навеселе кланялся и вел диалог, то папаша-Годжо выглядел так, будто это мы пришли к нему на собеседование мирового значения. Тоже мне важный, хуй бумажный. Отрастил себе усики и ходит недовольный, ладно хоть подровнять не забыл.

Если следовать логике и началу знакомства, то первыми представляли старших детей, а затем уже младших. Тут уже и не нужно быть гением, чтобы разобраться, как нам разбиться по парам. Итак, сестрице Сэкере достался… я парнем-то его не назову, это взрослый мужик! Честно говоря, издалека я не смогла отличить его от старика Годжо. Надеюсь, что пацан просто многое повидал в своей жизни, а не скукожился от возраста. Не сказала бы, что морщины на его лице от старости, но похоже этот человек не знаком со словом «улыбка» (весь в отца). Слишком грубые черты лица, слишком много шрамов, слишком серьезный. И слишком перекачанный! Я боюсь больших угрюмых дядечек. Зовут его, кстати, Эиджи.

Больше, чем за себя, волнение одолевало за солнышко Саори. Я почти ощущала, как она топталась на месте, пока наши медлительные гости шли через двор. И, к счастью, ей повезло больше, хотя и совсем чуточку. Тут у нас парень помоложе, да и лицом вышел неплохо. Рокуро Годжо уже нельзя приравнять к старшему брату и отцу, но и этот, кажется, не особо доволен происходящим. А, нет, это не недовольство. Это у него роза ветров в голове и черная дыра в глазах. По-моему, юноша не особо понимает, куда его привели. Он у вас случайно не умственно отсталый, не? Имя-то свое хоть знает? Я сильно засомневалась в этом, когда на момент его очереди представляться парень втыкал в облака, так что имя мы узнали от его папаши. Очень похоже на человека без особого эмоционального диапазона… Я так и не разобралась, но могу сказать точно одно: Рокуро — совершенно нечитаемый человек и полная противоположность открытой Саори.

Я ведь уже говорила, что моего суженого, скорее всего, будут хоронить со словами «загрызен собственной женой на третий день после свадьбы»? А все потому, что моя трясущаяся на месте тряпка оказалась младше меня на год. Сатору бы со стыда умер… Кто из нас здесь мужик, Шичиро?! Уже предвижу, как я буду кричать это каждый день. Даже не знаю, от чего у него глаза были больше: от страха или наивного личика. Ну куда вы дите привели, ему бегать да резвиться на тренировках. Нет ведь, удумали женить бедолагу. Да он же явно не готов! Но разве кого-то это волнует?..

Едва дождавшись одного конца кошмара, пока каждый выскажет приветствие и радость встречи, мы взялись за другой и прошли в дом, где уселись за накрытый стол. Не знаю, что было важнее: поесть по правилам этикета, как учили наставники, или попытаться сконцентрироваться на знакомстве. А вот и неправильно. Делать это нужно все вместе. Сейчас и посмотрим, многое ли мне дала шестнадцатилетняя программа воспитания, освоенная за три дня.

Поклон, который я оттачивала под строгие взгляды, предназначался для приветствия людей с одинаковым статусом, называется «эсяку» и демонстрируется под углом в пятнадцать градусов, ни больше ни меньше. Думаю, упоминать о неудобной для меня сэйдза, прямой осанке и опущенном взгляде уже не стоит. Браться за хаси сразу так вообще стыд и срам: сначала надо сложить ручки и поблагодарить за еду. И вместо того, чтобы реально насладиться пищей, приходится держать в голове «не стучи палочками, не размахивай, не втыкай в рис, не облизывай, не ковыряйся ими в пище и вообще не клади неровно и не на специальную подставочку». И если это еще не проблема, то доесть до конца для меня — уже сродни наказанию в Дзигоку. Привычки прошлой жизни, в конце концов, просто так не выветриваются. Ну не привыкла я доедать до конца, ну выросла я так. А ведь в качестве вежливого жеста, даже если хозяин здесь ты, нужно доедать до последней рисинки в миске, и это, мать вашу, ни разу не преувеличение.

И все-таки… я терпела абсолютно все. Угрюмый взгляд Кеиджи; щенячьи и напуганные глазки Шичиро, боявшегося поднять их на меня; деловой лепет Сузуму, как и его расстилание в благодарностях о согласии на союз их детей; трясучку Саори; затекшие ноги и даже японскую кухню, с непривычки от которой меня начинало воротить. Все это давило на нервы. Я терпела… пока Кеиджи не открыл свой рот в нашу с сестрами сторону.

— Надеюсь, Ваши дочери, господин Акари, воспитаны надлежащим образом.

— Разумеется, — поддакивал отец на все прямолинейности, будто речь шла о качественном товаре.

— Мои сыновья — наследники великого клана, и для нас нет ничего важнее преемственности. Ваши дочери должны быть не просто хорошими женами.

Ау, мы как бы здесь и все слышим.

— Я это понимаю, господин Годжо, и готов поручиться, что каждая из моих прекрасных дочерей будет достойна стать частью вашего клана.

— Дело не только в достоинстве, — Годжо-старший деловито глянул в свою чашку с рисом перед тем, как поставить на стол, и от этого взгляда мне захотелось блевануть. — Красота и манеры, безусловно, важны, однако мне гораздо важнее знать, что эти девушки здоровы и полны сил. Слабые нас не устроят.

Ему бы самому манерам поучиться…

Я не собиралась, как сестры, пялиться исключительно в стол и выслушивать такие до наглости прямые ожидания. И если бы я не пялилась исподлобья на старикана Кеиджи, как подколодная змея, то, возможно, все бы и обошлось. Заведя речь о здоровье, он вдруг решил одарить Саори прищуренным взглядом, гадким и недовольным. На вид она и правда не настолько крепкая, как сестрица Сэкера, но я бы никогда не подумала, что ее стройность могла кому-то не угодить. А она, как мне показалось, почувствовала око Саурона на себе, иначе я не могу назвать другой причины, почему она вдруг побледнела до цвета мела.

— Что Вы имеете в виду под «слабыми»?

Знаю-знаю, мне целых три дня твердили, что нельзя подавать голос без разрешения, особенно влезая в диалог, и тем более поднимать такой суровый взгляд на старшего мужчину за столом, но кровь у меня начала закипать. Я всей кожей почувствовала, как цепной эстафетой передалась дрожь от одного сидящего за столом к другому. Кажется, сестрица Сэкера даже покосилась на меня, но со взглядом Кеиджи не сравнится ничто.

— То, что женщина, не способная родить хотя бы одного здорового ребенка, будет бесполезна.

— То есть, по-Вашему, это единственная ценность в женщине? Фертильность?

Королева язвительного тона на месте.

В глазах Годжо читалась лишь одна эмоция а-ля «как это ты могла усомниться в столь простой аксиоме, которой учат еще в материнском утробе», — хотя он и не до конца понял, что за словечко такое я сказанула. Дальше эта мысль побежала по его плешивой голове, когда я прочитала в его взгляде «почему отец семейства это вообще допустил?»

Почему-то в тот момент мне вспомнилась фраза Дейзи Бьюкенен: «Для женщины в наше время это самое лучшее… быть хорошенькой дурочкой». Я бы предпочла быть такой. А еще, чтобы Саори превзошла меня в этом. Хотя, по сути своей, она и так дурочка, но именно теперь мне захотелось, чтобы она была ей чуточку больше, потому что в следующую же секунду прорезалось ее самое неприятное для японского воспитания качество.

— Я хорошо питаюсь! И сплю достаточно! Если Вам показалось, что что-то не так, уверяю Вас, мой вид не имеет ничего общего со здоровьем! Честно-честно!

А это называется «финита ля комедия». Аншлаг. Полный и бесповоротный.

Да, она пыталась себя оправдать, выставить подозрения о нездоровье как беспочвенные волнения и, скорее всего, подхватила своеволие следом за мной, пусть и неосознанно. Но всего за десять секунд я насчитала четыре нарушения в правилах этикета общения. Учитывая только ее, разумеется. Все ошибки, которые так усердно пытались вывести из нее эти три дня…

Для ребенка умных говорящих коробочек и повозок на бензине со стороны все могло показаться не таким уж критичным, но поверьте, для коренного хэйанца это провал. Обед был сорван, и закончился он не перепалкой и даже не тяжелым неловким молчанием. Более того, он едва не привел к инфаркту Танаки-сана, ведь в случае неудачного знакомства именно он должен нести ответственность. Для дочерей Акари же все окончилось уединением в отдельной комнатушке, пока отец извинялся перед Кеиджи. И ждала нас, конечно, нравоучительная лекция от старшей сестры.

— Сейчас вы пойдете туда и извинитесь перед господами Годжо, а потом продолжите смотрины как подобает, в лучшем виде.

Как воспитанной японке Сэкере запрещено повышать голос, но это не значит, что она не умеет делать тон давящим.

— Скажи, Сэкера, — я пожалела, что решила продолжить препирания, когда она подуспокоилась, но, как говорится, сказал «а», говори и «б». — Ты правда готова сделать так, как прикажет отец? Выйти за то огородное пугало, у которого одно застывшее месиво вместо лица, что зовет себя «потомком великого клана»?

— А ты еще не поняла… — понуро отозвалась она, по всей видимости, уже без сил на злобу, — у нас нет другого выбора.

В моей голове что-то щелкнуло. Предчувствие то было или, скорее, воспоминание, но оно само по себе уложилось недостающим пазлом в абсурдной картине у меня в голове.

Сузуму Акари разорен. Часть земель отобрал Император, другой он лишился из-за постоянных войн. Нашелся ответ на вопрос, почему нам так не хватало слуг. Быть может, он действительно пытался нас продать, но так или иначе наш папочка старался быть хорошим отцом так долго, как мог: уж лучше нас отдадут великому клану даже с целью репродукции, чем чумазому земледельцу, который и нас погубит, и сам с голоду помрет. Я ведь уже говорила: в древней Японии женщине в одиночку не выжить.

К гостям я вышла как шелковая. Мне не было так тошно кланяться максимально виноватой позой, лбом в пол, как и нарекла Сэкера. Просто мне стало грустно. В лице отца было не столько переживание за дочерей — в нем было отчаяние, а мы с сестрами — последней надеждой. В свое оправдание я сказала, что клану Годжо мне бы хотелось принести больше пользы, чем просто сношение. Кажется, Кеиджи эта ложь удовлетворила, но тем не менее он уверил, что большего от меня никогда не будет требоваться. Почему-то это прозвучало едва ли не благодатно.

Дальнейшее знакомство планировалось в более уединенной для будущих супругов обстановке, и так как мое желание в этот раз учли, что странно, я выбрала прогулку по территории отцовского поместья. Первую половину пути Шичиро молчал как карп, к пруду с которыми мы и направлялись. Мне же не хотелось разговаривать из-за резко нахлынувшей меланхолии. Ветерок стал более теплым, когда солнышко выглянуло из-за густых облаков. Видимо, метеозависимость передается с душой: настроение у меня всегда напрямую зависело от погоды. Честно говоря, в таком состоянии я решила, что и для замужества нам необязательно говорить друг с другом, но для приличия я набралась сил.

Диалог не особо-то клеился и был больше похож на дешевый светский разговор (во-первых, потому, что кое-кто стеснительный почти не шел на контакт), пока речь не зашла о насущном. Как оказалось, да оно, собственно, и так было заметно, Шичиро не хотел жениться. Не то чтобы не по любви, а в принципе. Конечно, парню пятнадцать, он на пике своего развития. Тренировки, как он мне рассказал, у них просто дикие, но отставать от братьев ему совсем не хотелось. Печально узнать, что раньше их было восемь… Бедный старикан Кеиджи: магия цвела, проклятия плодились, война шла полным ходом, а сыновей у него становилось меньше.

Странно, но так плавно и незаметно наш разговор умудрился дойти до смеха. Шичиро расслабился и наконец позволил мне подметить, что у него, между прочим, неплохое чувство юмора. Возможно, это связано с еще неокрепшим возрастом, но я это очень оценила. Его непосредственность в отсутствии родных даже очаровательна, но вызывала у меня больше умиление, чем влечение. А потом настала минутка молчания, он снова замялся и вытащил из рукава своего хаори какое-то украшение, в которое я не стала вглядываться, а предпочла вместо этого насторожиться.

— И что это?

— Э-это подарок, — указал он пальцем, будто пытался объяснить голодному зверю, что хочет его накормить. — Для пакта.

— Пакта?

— Да. У магов так принято. Чтобы ты была в безопасности до свадьбы и… если со мной что-то случится.

Должно быть, речь шла о каком-то связывающем контракте. Пока я обдумывала, к чему такая предосторожность, лапочка Шичиро всем своим подрастерявшимся словарным запасом пытался объяснить мне, пещерному человеку в мире магии, что это вообще такое. Брачный пакт предусматривал верность: с кланом Годжо я буду раз и навсегда, даже если мой муж умрет в битве. При их занятии это весьма предусмотрительно, хотя и не объясняло, почему пакт следовало заключать раньше дня свадьбы.

И именно поэтому я должна все еще раз хорошенько обдумать. Знаю, получасом ранее я была смиренно готова на все, раз уж ситуация в моей головушке вновь прояснилась, но для восприятия необратимость оказалась слишком тяжелой вещью. Поверьте, вы не встретите ни одного человека в своем уме, который в ситуации, где нужно сделать выбор раз и на всю жизнь, решится без единого обдумывания. Как минимум, мне нужна хотя бы минутка наедине с собой.

— Шичиро, — я взяла малыша за руку, — ты очень хороший мальчик. Знаю, что для нас и для наших семей это почти необходимость, но могу я еще немного обдумать все в одиночестве? Отказать все равно не смогу, но если сейчас приму пакт, назад дороги уже не будет, верно?

— Д-да, я понимаю. Но…

Шичиро вдруг замолчал. Я терпеливо ждала ответа, однако его лицо начало меняться: из взволнованного мальчишки он удивительным образом преобразился в готового к борьбе мужчину. Кажется, он и вовсе не планировал заканчивать фразу, зато очень усердно о чем-то думал или… скорее, вслушивался. Невольно прислушалась и я, на миг мне показалось, что я надумала себе слуховую галлюцинацию. Но нет. Топот копыт, тяжелый мужской говор и немного лязга металла приближались к нашим воротам. А затем…

Раздался удар, больше похожий на взрыв, будто в главные ворота нашего поместья зашли с ноги. А они, между прочим, так просто не открываются.

Шичиро приказал мне оставаться на месте, а сам быстрым темпом направился в дом, но мы же гордые и любопытные, мы стоять и ждать не будем. Не знаю, каким таким образом, но малыш Годжо слишком проворно скрылся от меня — явно пошел за своим папашей. А мы что? А мы, как неприученные к критическому мышлению в стрессовой обстановке, решили пойти да поглазеть, что же там случилось. Пришлось обходить все поместье, а моя обувка не слишком-то приспособлена к быстрой ходьбе, поэтому прежде, чем я успела вырулить из-за угла, до которого еле доковыляла, я услышала басистый голос.

— Извините за вторжение!

Ну кто так извиняется? По-моему, самая настоящая издевка. Не знаю, чего так странно до этого взъерошился Шичиро, но я сквозь трясучку попыталась вспомнить, что я все-таки дочь местного барина, а значит, имею полное право если не выгнать, то хотя бы узнать, какого это черта к нам так вломились. В прошлой жизни пришлось силой вырабатывать этот навык, и скажу, что он невероятно полезный. Так я и собиралась выйти к незваным гостям, глубоко вдохнув и воткнув руки в бока.

А потом весь мой грозный вид как ветром сдуло.

Я прекрасно знаю, что сейчас самый пик войны, но чтобы к нам вот так вломился вооруженный отряд… К НАМ? Да ради чего? Старика на войну забрать? Сыновей-то у него нет, а у Императора должен быть список семей. Не будет же армия, как пьяная компашка друзей, заваливаться ко всем подряд и звать на махач. Да вот только взяли и какого-то хера завалились…

Я бы попыталась быкануть и на дядечек в форме, в конце концов, они на частной территории, да только снесенные с петель тяжеленные ворота издалека трещали мне свое предсмертное «не лезь». Во главе японской дружины, видимо, стоял виновник, и то ли расстояние до него играло роль, то ли мой возраст и фактически мизерный рост японской девушки, но здоровенный мужик так неприятно озирался по сторонам, что я предпочла ретироваться обратно в кусты. Больших и угрюмых дядечек я все еще боюсь.

— Господин Акари! — заорал он во всю глотку, а меня от этого голоса пробрало. — Неужели не удосужитесь встретить гостей?

Вооруженные солдаты по-хозяйски осматривались, и это неплохо так подбешивало. Казалось, один думал, что снесет тот прудик и поставит там беседку, а другой — кузницу где-нибудь во дворе. Стервятники, еще и похихикивают. А это действительно императорская армия, а не шайка обнаглевших бандитов?

Может быть, их главарь почувствовал на себе мой взгляд или все дело было в моей белоснежной внешности и примечательной юкате, с которыми скрываться в зелени долго не вышло бы, но он заметил меня. И оставаться на месте явно бы не позволил.

И мое сееееердце остановилось, мое сееееердце замерло.

За все три дня еще ни разу я не была так рада видеть отца. Он выходил из поместья осторожно и очень заметно вдыхал воздух так глубоко, будто пытался найти в нем частицы смелости. Не к добру все это.

— Принц Оусу! Какая честь видеть Вас у своих… ворот, — да, папочка, мне тоже их жалко, но с ними мы разберемся позже. Сузуму прочистил горло, а затем снова натянул свою отточенную белозубую и гостеприимную лыбу. — Не желаете ли зайти к нам на обед? Я уже принимаю гостей, но места хватит всем, уверяю.

Надо же. Папаша назвал его принцем. ЭТО чудище — принцем! Ну, я бы не сказала, что мужик страшный на вид, лицом-то даже симпатичный, но явно не меня одну пугала эта его внушительная мощь: как даст по лбу — не встанешь. И ведь его нельзя назвать гигантом, качком без тормозов или еще кем-то таким. Он просто… вселяет эти сравнения одним своим видом, а видок у него похлеще, чем у Эиджи, и это еще без шрамов на лице. Короче говоря, ничего общего с принцами из сказок. А еще на отцовское предложение у него как-то странно дернулись уголки губ.

— Боюсь, господин Акари, я зашел к Вам не ради трапезы.

Мне показалось или отец только что облился потом? Господи, как же я его понимаю. В моих кустиках, конечно, куда безопаснее, но оставаться в них одной не очень хочется, к тому же после того, как меня в них заметили. Дабы не ободрать ими юкату, я немного приподняла ее руками, прямо как Золушка на балу, и попыталась мышкой проскочить к крыльцу, где к Сузуму вышел и Кеиджи, и его сыновья. Разумеется, проводили меня не самым добрым взглядом, и словно специально сделали паузу для моего героического пути к родне. Уж лучше бы меня так по красной дорожке провожали…

— Помнится, мой отец в свое время великодушно сделал Вам одолжение в тяжелые времена. И, увы, не по дружбе. Неприятно это говорить, но ему надоело ждать свой долг. Он был терпелив и давал Вам целых две отсрочки.

— Господин Оусу… — Сузуму, очевидно, готов вскинуть руки, — мне нечего Вам сейчас отдать. Сами понимаете, война, год неурожайный и…

— Про войну можете мне не рассказывать…

Ну да, пацан, походу, только что оттуда. И как там погодка? Наверняка очень жарко.

— Да и я уверен, Вам вполне есть чем расплатиться.

Я уже говорила о плохом предчувствии? Так вот, оно не покидало меня с самого утра и с каждой минутой нарастало вязким комом под языком и в животе.

— Это Ваша дочь? — из любопытства повышенный тон показался мне склизким. Мужчина немного закинул голову, как обычно делают, когда оценивают что-либо с удовольствием. — Красавица. Недавно у моего отца умерла любимая жена, а он, представьте себе, решил возместить это целой толпой красивых девушек. Думаю, он мог бы согласиться принять долг и в таком виде.

— Вы… хотите, чтобы я отдал Вам свою дочь?

Голова военачальника перекочевала в правый наклон, а уж после вопроса опустилась так, что мужик смотрел почти исподлобья. Не как опытный торгаш вроде моего отца, нет. Это был требовательный взгляд. И почему только сейчас я заметила, что мои сестры не вышли вместе с Годжо? Почему только сейчас я поняла, что за многозначительная пауза висела, пока я шла к крыльцу?

— Господин Оусу. Прошу Вас великодушно простить меня, но моя дочь выходит замуж за сына господина Годжо. Я не могу изменить это решение.

По-моему, этот самый господин Оусу готов в ухе поковыряться оттого, как ему интересно слушать эти оправдания.

— Господин Оусу, — пошла тяжелая артиллерия в виде папаши Годжо. Жги, старик! Он поклонился, и когда я была уверена, что вся та копившаяся годами строгость, с которой он пришел к нам, сейчас тут все и всех порешает, она вдруг куда-то испарилась. — Меня зовут Кеиджи Годжо. У нас с господином Акари заключен договор…

— И меня должно это волновать? — бровь мужчины дрогнула, глаза сощурились, губы изогнулись в странной знакомой манере.

— Позвольте закончить. Эта девушка заключила магический пакт с моим младшим сыном. Даже при желании она не сможет принести Вам и Вашему отцу пользу.

— И где доказательство этого пакта?

— Шичиро? — Кеиджи повернулся к сыну, а того… просто трясло от озноба.

Господи… если бы я только знала, что моя медлительность приведет ко всему этому. Малыш, прости. Если бы я знала. Его трясло, как осиновый лист, и я боюсь представить, о чем он думал. Проклинал ли меня? Ненавидел ли себя? Не думаю. Он выглядел слишком добрым для всех этих низких чувств. Скорее всего, он просто жалел… Жалел о том, что ему не хватило хотя бы дополнительной минутки объяснить мне, непутевой, для чего был придуман брачный пакт в это неспокойное время.

Кажется, моя участь предрешена. В который раз за день… Нет, нет и еще раз нет! Судьба, я так не согласна! Я перешагнула через себя? Перешагнула! Согласилась выйти за мальчишку Годжо? Согласилась! А теперь я должна ехать с этим грубым мужланом хрен знает куда, потому что отец что-то там ему должен?! Это моя награда за послушание? Да иди ты к черту!

Судя по титулу, поехать я должна во дворец, но моя дорогая чуечка почему-то намекает на кочующую деревню варваров, грязных и похотливых. И окажись это действительно дворец, не думаю, что буду ощущать себя лучше, чем среди войска, которому только подай женщину — они разделят ее по кусочкам, прежде чем выебать.

Раздался гадкий смех, чем-то напомнивший мне хихиканье гиены. В поясняющих комментариях никто не нуждался. Отец должен Императору, а платить нечем, и единственное, что могло бы уберечь меня от неотвратимости стать выплаченным долгом, я сама отбросила. Я бегала глазами от одного мужчины к другому: отец, Кеиджи, Шичиро, даже Эиджи и Рокуро. И в каждом я находила лишь какую-то горечь поражения. Никто не мог мне помочь. Ни один. Отец тихо, как мышь, пропищал, что ему невероятно жаль, но при всем своем характере я его не виню. Теперь-то пазл сложился окончательно. Он торопился отдать нас магу Годжо, лишь бы не выплачивать нами долг Императору, потому что… а кто его знает, отчего там у него умирают жены.

Никто ничего не говорил, никто не предпринимал никаких шагов. Я восприняла это как знак, что пора бы мне выдвинуться к этому их принцу. Кажется, личные вещи во дворце мне не понадобятся… В лицо подул свежий ветерок, мимо пронеслись спелые листья. Очень захотелось тут же рассыпаться в такие же и унестись со свободным дуновением куда подальше от всех этих долгов, пактов и семейной чести. Почему при всей простоте все складывается так сложно? Почему…

— Подождите!

Мне не показалось? Только обернувшись, я убедилась — у Шичиро прорезался голос. Он пронесся вниз по лестнице ко мне и загородил собой, а затем очень больно для моих глазок упал на колени и прильнул лбом к земле.

— Господин Оусу! Господин Акари Вам должен, это правда. Но его дочерей этот долг больше не касается! Есть пакт или нет, они уже принадлежат клану Годжо. А мой отец как глава клана, — мальчишка поднял голову и очень твердо добавил: — Вам ничего не должен.

МОЛОДЕЦ, МАЛЫШ. Я горжусь тобой! Он тронул мое сердце, я готова расплакаться на месте. Даже стыдно стало считать его тряпкой. Но еще больше мне захотелось засмеяться этому принцу прямо в лицо. За все время переговоров он выглядел как хозяин положения, но теперь просто растоптан. Ему почти прямо сказали, что он здесь не прав. Как же у него перекосилось лицо от злобы, отряд позади него едва слышно закопошился. А нас точно не казнят после такого цирка?..

— По закону Вы имеете право забрать Акари Сенджу только с письменным указом Вашего достопочтенного отца и через битву насмерть со мной.

— Вот, значит, как… — прикрыл Оусу глаза, чтобы скрыть, как один из них задергался, и пара секунд, пока он так стоял, показались вечностью, а потом принц нарочито широко улыбнулся. — Очень жаль, господин Акари, что мы не смогли договориться. Надеюсь, Вы об этом не пожалеете.

И ни секунды не собираясь оставаться в униженном положении, развернулся и направился к воротам. Отряд рассыпался, уступая ему дорогу, как перепуганные зверьки, а затем вышел следом за своим господином: наш дворик очень быстро опустел. А я… я просто упала на свою пятую точку — до меня таки дошли последствия адреналина, в глазах едва не потемнело, а в голове все поплыло, но я смогла выдохнуть с облегчением. За спиной раздвинулись главные седзи, и прежде чем я смогла бы набраться сил и повернуться к остальным, на мою шею набросилась Саори.

— Сенджу-у-у! Я так испугала-а-ась!

Она ревела в три ручья, и в этот раз ей позволили такой безудержный наплыв эмоций. Невольно и у меня показались слезинки счастья в глазах, пока я благодарно смотрела на моего поднимающегося с колен маленького героя. Кеиджи и братья определенно будут им гордиться. И я тоже.

Правда, перед этим я обязательно влеплю ему смачный подзатыльник. Это что еще за разговоры о битве насмерть, а?! Решил сделать меня вдовой еще до свадьбы?! Не стыдно совсем? Хотя больше меня настораживало другое: принц явно превосходил Шичиро по всем параметрам, да и на труса не был похож. И все-таки он предпочел отступить. Что, решил пойти взять разрешение у папаши? Не слишком-то в это верится.

В свете сложившихся событий отец радушно и крайне искренне предложил нашим гостям в качестве благодарности остаться на ночь. Насколько мы знали, клан Годжо осел далеко в другом месте, а вечер был уже не за горами, так что до темноты они бы точно не вернулись. В этот раз мы с сестрами кланялись с просьбой остаться самым чистосердечным образом, и мужчины не смогли нам отказать. А еще чуть позже…

— Шичиро, — я поймала малыша в коридоре, когда он отправлялся в приготовленную для него комнату, немного замялась, но приложила своей гордыне по затылку и поклонилась, — спасибо за то, что не позволил забрать меня.

В таком положении я могла видеть лишь его носки, но была уверена: он покраснел и не знал, что ответить, пока я сама не подняла голову.

— Ой, ну что ты! Я так и должен был поступить. В смысле… ну…

Каким же он контрастный ребенок. Я не могла не улыбнуться на это самой мягчайшей улыбкой, на какую только была способна. Нет, он точно больше не ребенок. Это мужчина в теле мальчишки. Настоящий, благородный, мужественный и совсем не похожий на принца, на лице у которого было прямо написано «выебу Акари Сенджу раньше, чем доставлю отцу, еще и со своим отрядом поделюсь». Как говорится, все познается в сравнении. Ситуация была не самой приятной, но зато я ясно смогла разглядеть, как мне стоило поступить дальше.

— Послушай, Шичиро. То украшение… оно у тебя?

На секунду он обомлел, пока переваривал в голове мой вопрос, а затем как ужаленный током полез в свой кармашек в рукаве и, вытащив оттуда содержимое, показал длинную шпильку на ладони с плоской формой золотой птички. Сильно сомневаюсь, что сама по себе эта вещь особенная, в магическом плане. Для брачного пакта нужно что-то материальное и не так важно, что именно, так что, догадываюсь, Шичиро лично подбирал украшение. Возможно, из коллекции семейных ценностей. Такое красивое…

Я внимательно посмотрела ему прямо в глаза, его — широко распахнулись, а затем переместились к шпильке. Он глубоко вобрал в грудь воздух, какой решительной стала мимика его лица. Искусственная золотая птичка на конце шпильки оказался у его губ. Должно быть, таким медленным и чувственным поцелуем он вложил в нее свою проклятую энергию. Покорно я наклонила к нему голову, и он рукой, которой немного овладела дрожь, аккуратно продел украшение в мою мудреную прическу.

От головы по всему телу прошел холодок, словно Шичиро передал его мне. Волна мурашек от волнения многозначительного момента то была или так я ощутила наложение пакта — не уверена до конца, но когда я снова подняла глаза на Шичиро, он улыбался. Так добродушно, так мягко и нежно. Боже, какой же он все-таки душка. Я все еще не могу воспринимать его как мужчину целиком, ему больше подходит роль младшего братика, сильного, несмотря на внешность, и способного защитить от кого угодно, но все-таки младшего. А еще Дзюнпея с волей Итадори перед лицом несправедливости. Думаю, такая помесь наиболее точно описывает моего Шичиро. Однако ведь ему всего пятнадцать, он еще вырастет и возмужает. И тогда, я уверена, во мне расцветет то женское восхищение, которое испытывают по-настоящему влюбленные девушки. Во мне есть силы однажды полюбить этого мальчика, я это чувствую. Просто нужно время.

А еще Танака-сан проживет лишний день своей жизни, что тоже можно назвать победой. Хотя его еще долго пришлось отпаивать.

Прошедший день стал очень бурной темой для обсуждения в нашей с сестрами в комнате, где нас готовили к смотринам этим утром. У каждой из нас была своя комнатушка, но за все эти три дня мы ни разу не расходились, не посидев в ней вечером перед сном.

— А ты видела, какие у него глаза?

— Видела, — с хладнокровием отвечала Сэкера воодушевленной сестре, расчесывая свои длинные белоснежные локоны перед зеркалом.

— Они такие глубокие, далекие от чего-то земного. Мне кажется, он бы хотел быть птицей в свободном полете.

Саори у нас та еще мечтательница. Думаю, мы бы все хотели быть свободными птицами… Но я рада, что в конечном итоге парень оказался для нее неравнодушен. Видимо, Рокуро не так плох, как я о нем подумала. А ведь на первый взгляд они казались совершенно несовместимыми. Хотя, вполне возможно, это воздушное чувство влюбленности Саори сама себе надумала.

— А что же ты, Сэкера? Ничего не скажешь про Эиджи?

— А что про него говорить? Мое мнение не имеет значения — я выйду за него, как и положено.

Эта непоколебимость уже надоела в край и нашему солнышку — особенно: она подобрала свою юкату и с угрожающим видом подошла к сестре, плюхнулась рядом и отставила бронзовое зеркало, в которое гляделась Сэкера.

— Если не скажешь, понравился или нет, я скажу Эиджи, что ты в него по уши влюбилась!

Воу, потише с угрозами, малышка. Ты приглядись, Сэкера, я бы с ней связываться не стала. Но, кажется, это и озвучивать не пришлось. Долгих гляделок наша старшенькая не выдержала и попыталась отвернуть голову, вот только щеки вспыхнули румянцем раньше.

— Понравился… — пристыженно пробубнила она, чем заставила Саори завизжать сверхзвуковым писком так, что к нам тут же заглянула служанка узнать все ли в порядке.

Впервые я увидела, как Сэкера улыбалась. Она пыталась прикрывать рот рукой, тем самым удерживая за рвущуюся ниточку свою сдержанность, но попытки рассыпались в пух и прах, когда она наконец решилась рассказать нам про свою встречу.

— Я почти всегда рассудительна, но рядом с ним мне хочется быть мягкой. Мне показалось, он строг со всем миром, а когда я прикоснулась к его руке, он будто потерял всякую способность мыслить, — Сэкера смотрела куда-то в сторону, в угол, где видела воспоминания об уединении с теперь уже нынешним женихом, и мечтательно улыбалась, а еще запускала пальцы в собственные волосы, проводя ими сквозь шелковистые локоны до самых кончиков. Кажется, наша деловая девочка влюбилась. — Еще он рассказал, что получил шрамы во время своего первого задания, и очень переживал по поводу того, как это скажется при знакомстве с будущей невестой.

— Теперь ему точно не о чем переживать, — мы с Саори рассмеялись.

Во мне царил какой-то боевой дух или вульгарное для женщин свободолюбие, но за такими простыми девичьими разговорами я легко почувствовала себя настоящей девушкой, ласковой, нежной, жаждущей в этой жизни только взаимной любви и крепкой семьи. Еще при разборе наших многослойных причесок я заметила у сестер в волосах шпильки, как у меня: у Сэкеры из волос выглядывал один большой алый цветок со свисавшими из пестика двумя цепочками бусинок, а у Саори — пучок маленьких незабудок, часть из которых выглядывали из центра на каких-то мелких камушках, по размеру напоминающих бисер.

Кажется, жизнь начинала налаживаться. Мы с родными сестрами выйдем замуж за мужчин из одного клана, обретем новую большую семью и, учитывая временные рамки, можем остаться с пожилым отцом. По нынешним правилам, вышедшие замуж девушки не просто имеют право, а остаются в своих домах. Их мужья же могут приезжать к ним в любое время дня и ночи и рассчитывать на радушный прием. Словами не передать, как я была рада, когда узнала об этой важной детали. Да и Кеиджи с сыновьями уже не казались мне такими ужасными скупщиками женщин. Думаю, мы приживемся, справимся и все станем по-настоящему родными людьми.

Вернее, хотелось бы мне так сказать, но…

Как мы узнали позже, отряд принца Оусу еще не покинул город…