Держи друзей близко, а врагов — еще ближе.

Лично Акари Сенджу рекомендует держать их у себя в постели, чтоб наверняка.

Хотя поутру я напрочь забыла, где мне пришлось уснуть. Скорее всего, вырубилась еще до того, как оказалась в постели. Разомкнуть глаза удалось не сразу. Понять, что перед лицом у меня вместо Момо стенка — еще сложнее. Зато догадаться, почему, это уже как почуять, для каких целей к тебе пристают в клубе — моментальный эффект. Тут тебе и глаза сразу разлепились, и подъем обеспечен, да еще такой резкий, что все кости и мышцы охуеют, но благодаря мозгу эта боль до него не дойдет — он охуеет еще сильнее.

Я подскочила с постели, как пружина, и тут же получила удар по лицу прямиком от похмелья — аж в глазах все заискрилось. Схватилась за лицо, заныла, но все равно посчитала своим святым долгом повернуться на соседнее место. Оно было пусто. Оусу что… уже ушел? Ну хоть утро пообещало быть хорошим, если не мое самочувствие. Подождите… Я что, голая?! Я определенно точно помню, что не раздевалась до конца! Он же не мог? НЕ МОГ?

Вот как-то так я металась по постели, пока не поняла, что точно так же каталась по ней ночью, а потому запуталась в одеяле вместе с юкатой, которую сама же и развязала вчера. И никто меня не раздевал и тем более не насиловал пьяную во сне. Ну слава богу, а то такое с бодуна можно подумать… Хотя спазмы в нижней части тела меня все равно насторожили. К слову, вылезти трезвой из всей этой груды пышной ткани, в которой я оказалась, как в коконе, было сложнее, чем если бы я была пьяной. Такое чувство, будто ночью мы с Оусу поспорили, что человек не способен быть задушен собственным одеялком. Он бы выиграл. И кто там говорит, что одеялки это убежища, а?! Да они с монстрами в сговоре!

Пришлось пожертвовать своим отсутствующим чувством стыда и вылезти сначала самой, а уже потом разобраться, где у меня одеяло, а где юката. И когда я разняла эту слившуюся воедино любовную парочку, у которой Оусу стоило бы поучиться, я была готова лечь спать обратно — все силы потрачены на то, чтобы не остаться голой. Энергии мне хватило, чтобы лишь накинуть юкату как халат, да и то не завязывая его. По пути к седзи я споткнулась о встормошенную мной же постель и едва не навернулась. Я сегодня отсюда живой выйду вообще?

В соседней комнате все еще открыты седзи на улицу, так что всю мою обнаженку обдало таявшей утренней свежестью. Я прошла к открытым дверям и хорошенько потянулась. О да, чувствую, как захрустели косточки, какой же кайф! Деревья шелестят, птички поют, солнышко светит. Ляпота. И животик урчит. Надо бы вернуться в гарем. Если пропущу завтрак, Киоко-сама ни за что не позволит нагнать его, и придется голодать до обеда, а судя по высоте солнца, я и так встала поздно. Нужно скорее вернуться, но тааааак лень.

Покачиваясь, я повернулась.

— МАТЬ ТВОЮ!

И едва не навернулась с энгавы в сад. Никуда этот Оусу не ушел, а только что открыл седзи из комнаты-прихожей, через которую я и хотела выйти! Стоял и хлопал глазами! Чего, блять, уставился?! На то, что я не сразу сообразила, что стою перед тобой нараспашку?! Еще недовольный, ты посмотри на него! Стучаться надо, и мне плевать, что так только дырку можно проделать! Совершенно не слушающимися пальцами я укуталась в одежду, нащупала оби и попыталась завязать его, пока глаза этого бесстыдника бегали от моего тела до лица. Да не притворяйся, что не смотришь!

— Я распорядился, чтобы завтрак принесли сюда.

Распорядился он… К тому моменту я смогла завязаться потуже и всплеснула руками.

— Отлично! — возмущенно кинула и тут же стыдливо прогнала взгляд с лица его высочайшего величества, остановившись на девушке, зашедшей вместе с ним. Что, одна не успела уйти, ты уже вторую привел? Хоть бы, блять, не при мне.

Оказалось, что это служанка, которую Оусу на кой-то черт вызвал, чтобы она привела меня в порядок. Я так плохо выгляжу с утра?.. Ну, он проснулся раньше, а если вспомнить, в какой позе проснулась я, парня можно понять. Косметику я вчера не сняла, так что она осталась и на постели, и развозилась по моему лицу. Девочка помогла мне умыться, а после попыталась расчесать. Вчера я распустила волосы по привычке: многолетние тренировки на пьянках не пропьешь. Но лучше не стало, все мои распрекрасные локоны смело можно было объявить общежитием для птиц и брать за аренду приличную сумму.

Клянусь, я терпела как могла, но писки, визги, хрюканья и прочие звуки, которым человечество даже через тысячу лет не сможет придумать названия, так и слышались с моей стороны, пока принц, которому, судя по всему, нечем больше заняться, кроме как наблюдать за всем этим, сидел в другом конце комнаты со сложенными ручками. Лицо у него не слишком-то богато на эмоции, зато по глазам через отражение в медном зеркале прекрасно видно, что даже человек, недавно вернувшийся с жестокой войны, не знал о таком количестве и разнообразии звуков, на которые способна девушка. Припоминаю фразу лучшей подружки из прошлой жизни: «У тебя просто реакция живая. Ты такие забавные звуки издаешь», — по ее мнению, это было вполне себе весомым оправданием, чтобы делать в несчастной мне дырки каждый божий день. Но, видать, от правды не убежишь.

В конечном итоге я не смогла больше терпеть этой агонии, ко всему прочему напомнившей мне, как по утрам мама в спешке расчесывала меня в школу, и просто отогнала девчонку от себя. Сама лучше попробую расчесаться позже… Да и не собираюсь я сидеть смирно, зная, что в соседнюю комнату уже принесли завтрак. Ну наконец-то, моя награда за мучения! Я поскакала к своему столику с нарастающей улыбкой, как тут же ей было суждено упасть обратно.

Столика принесли два.

Ну просто свежевыжатый треш. Я буду завтракать С НИМ?! Вы серьезно?! Нет ни слов, ни эмоций. Может, лучше голодной остаться? Ну неееееет, не могу терпеть. Знаю же, что в компании принца еду подают царского уровня, я бы даже сказала императорского. Черт, ладно!

Все слуги поклонились и вышли из комнаты. А мы остались наедине. В который раз. Как и полагается, принц сел во главе комнаты — место слева от главного входа, за которым обычно и располагается токонома, — а меня усадили слева от него. Вспомнила! Вроде бы несколько девочек упоминали, как тоже оставались с принцем на завтрак. Но то ли это традиция такая, то ли своеобразный акт милосердия — не знаю. По мне так не лучше пытки. Оусу давит своим присутствием, ничего не делая. Мастерство, ничего не сказать…

Я сложила ручки и поблагодарила за еду. Сегодня в меню у нас лапша, рис, куда ж без него, небольшая чашка мисо-супа и одно филе красной рыбки. Неплохо. Каждого вида блюда всегда понемногу, зато разнообразию можно позавидовать. Питаться бы мне так в прошлой жизни.

— Божечки, умираю с голоду! — не сдержалась я, чтобы заглушить позорное урчание, и потому, не сдержавшись еще сильнее, как можно быстрее отхватила по кусочку от каждого блюда, будто на все про все у меня всего пять секунд.

Куски при этом я отхватила знатные, так что с трудом проглотила рыбку, когда заметила, как принц на меня косился, и едва не подавилась. Я… сделала что-то не так? Ручки сложила, поблагодарила. Ну да, накинулась на еду, так что ж теперь, убивать за это? Между прочим, каплю манер я сохранила. Какие ко мне могут быть претензии? Едва не закашлявшись, я поставила миску с остатками рыбки обратно на столик, сложила ладошки на колени и склонила голову.

— В чем дело? Не понравилось?

— Н-нет, все очень вкусно, просто… — я приложила кулак ко рту. Меня потянуло блевать с похмельного недомогания и попытки заесть его.

— Плохо себя чувствуешь? — монотонно просил Оусу. — Может, стоит позвать лекаря?

О да, было бы непло… ЛЕКАРЬ! ОСМОТР! Я совсем забыла про лекаря! Черт, черт, черт! Ладно, спокойно. Пока я с Оусу, меня не должны никуда выдернуть. Может, про меня вообще все забудут?

— Нет-нет. Не нужно! Все в порядке. Просто слишком поторопилась, так проголодалась, ахах…

Оусу сидел, облокотившись на колено. Видок у него был настолько заебанным, что моего нервного смешка ему-то и не хватало. Надо же, кое-кого тоже не обошло стороной похмелье. Принц прочистил горло и, бегло окинув свой столик взглядом, ухватился за тяван. Пар оттуда не шел, так что, скорее всего, вместо чая там была водичка с лимоном или местный Антипохмелин в своем первородном виде. Что-то с ним не так, и сомневаюсь, что все дело было чисто в плохом самочувствии.

Минутку. Это что сейчас было… ЗаБоТа? Мое лицо само по себе переключилось в режим «какого хрена это было?» с дополнительной функцией подергивающейся брови. Пока я пыталась разобраться, моя больная головушка выдала все вчерашние воспоминания в обратном порядке.

БОООООЖЕ, что я ему вчера понаговорила?! Твою ж мать, так стыдно. Ах ну да, не так стыдно, как за то, что я, будучи вдребезги пьяной, кормила его со своих палочек?! Ну да, ну да. И вровень не идет с тем, как поила его с сакадзуки, как котенка. Или, например, как я приставала к нему, якобы случайно разок-другой оттянув края его кимоно на груди. Или, еще лучше, пыталась «незаметно» облапать Оусу-младшего. Вот стыдоба-то… Кстати о стыде, без испанского также не обошлось: Оусу вчера ни капли не стеснялся отвечать мне на все это. Посмотрела бы со стороны, в жизни бы его не узнала, и сравнение с котенком подходит как нельзя лучше, потому что, как по мне, ласкаться он был готов именно так. Судя по тому, что теперь он вел себя со мной так послабленно, его величество прекрасно обо всем помнило. То-то мы молчим.

Никогда. Все слышат? НИ-КО-ГДА больше моя нога не ступит ни на один номикай. Все, хватит.

— Простите, что прерываю, господин Оусу, — раздался женский голос за седзи.

— Заходи, Киоко.

Двери разъехались в стороны, и сидящая у порога Киоко-сама почтительно поклонилась.

— Мне нужно отвести Акари Сенджу обратно.

— Она уйдет, когда я ее отпущу.

— Да, но… — женщина выпрямилась и забегала глазами по полу, — ее нужно отвести незамедлительно.

— И что же это за важная причина такая?

Киоко-сама глубоко, но предельно неслышно издала вздох. Впервые мне стало ее жаль. Не хотела бы я так объясняться перед Оусу. Никто бы не хотел.

— Киоко! — рявкнул принц, и смотрительница гарема едва не подпрыгнула на месте.

— Лекарь пришел осмотреть девушек. Все они уже прошли осмотр, осталась только Акари.

ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ.

— Их осматривают, а я не знаю об этом?! — завопил Оусу ни с того ни с сего, а у меня зарезало голову. Зачем так орать-то? — Почему ты не сообщила мне?!

— Я… — Киоко-сама снова устроила гонки глазами и своей следующей остановкой по итогу старая карга выбрала меня. — Акари Сенджу вчера настояла, господин.

Сучка решила свалить все на меня.

— Там Шизуко, ну, она… она жаловалась, и я подумала…

Оусу поднял ладонь, заставив меня замолчать. Поднялся с места и приказал нам следовать за ним. А я судорожно пыталась придумать, что мне предпринимать и стоит ли вообще? Сомневаюсь, что лекарь будет утаивать тот немаловажный факт, что одна из его наложниц по сути и не его вовсе. А может, лекарь не в курсе, что у нас уже во второй раз ничего не выходило, и не будет акцентировать на этом внимание? Да с чего бы! Это же лекарь гарема, чтоб его! Он обязан об этом знать. Пипец, кошмар, ужас, провал.

Киоко-сама провела нас мимо нашей общей комнаты к соседней. Девочки сидели в ряд, и стоило нам войти, все разом перестали галдеть и поклонились принцу. А может, он просто штыки всем вставит, что в гареме что-то мутят без него, и на этом все закончится? Молчание. Он прошел к седзи прилегающей комнаты, Киоко-сама попыталась его остановить, но думаете, он ее послушал? Распахнул. И тут же закрыл с такой силой, что седзи чуть не слетели с дорожек.

Осмотр там был в самом разгаре. О-смотр…

С многозначительным «кхм» он уселся во главе ряда и сложил руки на груди. Несколько девочек со склоненными головами попытались переглянуться. Даже Киоко-саме ощутимо стало не по себе.

— Господин, Вы… останетесь здесь?

— Да. Хочу лично поговорить с лекарем, когда она закончит.

Ну все, приплыли. Уже не так важно, что я больше не смогу оттягивать свой шантаж перед Ооусу, и не то, что ему влетит, когда Оусу поймет что к чему. А то, что убьют меня первой — я-то ближе. Обиднее всего и то, что у меня совершенно нет мыслей, как бы выкрутиться. Всякая мыслительная способность просто отъехала: у меня кружится и раскалывается голова, жутко тошнит, еще и все мышцы таза и ног сводит. Но уважительной причиной пропустить или хотя бы отложить осмотр не является даже смерть, если верить решительному взгляду Оусу.

Совсем скоро седзи открылись, к нам вышла Иоко, одна из младшеньких, и настала моя очередь. Да сохранит Эбису мою душу. Я вообще ненавижу визиты к гинекологу. Если парню есть шанс объяснить, что безболезненным половой акт состоится, если довести девушку до приемлемого уровня возбуждения, то у врача это дело никак не поправить. Хочешь не хочешь, приятно или нет — есть отвратительное слово «надо». А может, и хорошо, что здесь в меня не будут пихать холодные инструменты? Ага, и каков тогда шанс того, что все пройдет без последствий?

Еще большего уровня дилемма достигла, когда к лекарю со мной зашла Киоко-сама, ибо где пиздец, там и я, а эти половые отношения должны контролироваться. Я бы, конечно, не отказалась от ручки рядышком, в которую могла бы вцепиться, но Киоко-сама и «поддержка» — просто несовместимые вещи. Стресс обещал быть двукратным, и отсутствие кресла пыток меня ни капли не успокоило. В центре комнаты лежало два высоких футона друг на друге, куда мне и предстояло лечь. Голова закружилась еще сильнее… А прокатит, если я начну юродствовать, нет?

— Проходи и ложись, пожалуйста, — продиктовала немолодая женщина, даже не удосужившись посмотреть на меня.

— Куда ложиться? — я облилась холодным потом, да и глаз начал подрагивать.

— На футоны.

— А… на эти?

Лекарь обернулась на меня.

— Да, на эти. Или ты еще куда-то хочешь лечь?

— А если…

— Акари Сенджу! — завопила в своей манере Киоко-сама.

Да тише ты, блять! Оусу за стенкой, не хватало еще, чтобы он решил лично присутствовать. В общем, ноги мне таки пришлось раздвинуть, вцепившись в хлопчатобумажный матрас и крепко зажмурившись. Ну все, прощайте все.

— Вставай.

Э? Я подняла голову и решила убедиться, что лекарь не шутит. «Вставай», — настойчивее повторила она и всерьез начала собираться. Ты же даже не прикоснулась ко мне! Господь, у нее что, настолько наметанный глаз, что она с одного взгляда поняла проблему? Или… увидела то, что никто, кроме нас с Ооусу, не должен был знать? Киоко-сама пригласила принца внутрь.

Господи, господи, господи, как же страшно, кошмар! Что делать, что делать?!

Оусу очень пристально вглядывался в лекаря опухшими с пьянки глазами. По-моему, у парня отключился мозг или сломался фокус. Голосую все же за мозг, все-таки мужчине не каждый день объясняют, что такое менструация и для чего она нужна, а попытки лекаря на пару с Киоко-самой выглядели просто уморительно. Мешанина религии и медицины это вам не шутки. По ходу лекции принц пару раз кисло сморщился. Ну да, а ты думаешь, девушкам приятно каждый месяц истекать кровью? Кто бы мог подумать, что такой гадкий процесс может спасти мне шкурку. Шах и нах, господа!

Когда мы вышли, симптомы похмелья еще терроризировали мой организм, но никогда прежде я не выдыхала так облегченно — аж в глазах потемнело, такой груз с плеч.

— Вот видите, все не так уж и плохо, господин, — любезничала Киоко-сама с Оусу, когда мы выходили на энгаву. — Акари Сенджу устроила переполох и напрасно.

— Как видите, не напрасно, — он говорил о малышке Шизуко: у нее действительно обнаружились проблемы. — И кстати, Киоко.

— Да, господин?

Принц повернулся вполоборота и хлестнул женщину таким взглядом, как если бы змея искоса посмотрела на кролика.

— Не знал, что ты так разговариваешь с моими наложницами.

Даже со спины почувствовалось, как она побледнела. Я подобралась. В который раз Оусу доказывает, как умеет давить одной своей аурой и контролировать силу этого ментального воздействия. Мне было страшно, но это триумф, которому я изо всех сил старалась не улыбаться. Не сейчас.

— Неудивительно, что они такие запуганные.

Ну да, не из-за тебя же. Хотя, признаться, Киоко-сама тоже внесла свою лепту в нашу скованность. И стоило принцу сказать, что мы свободны, наша дорогая смотрительница подлетела ко мне, да так по-матерински положила ладонь на мой лоб, что я оторопела. Видите ли, я сразу так бледно выглядеть начала, и вообще, мне бы прилечь нужно, нельзя сейчас напрягаться и все в таком духе. Шелковой она стала моментально. Надолго ли? И пока она лепетала у меня под ухом, я все думала…

Неужели мои слова так сильно повлияли на Оусу?

А еще мне пришлось поучиться завязывать менструальный пояс из куска ткани. Морской узел какой-то… Сама вещица многоразовая, а вот подобие кусочков поменьше, вроде каких-то салфеточек, уже на один раз. Женская проблема на все века. Наконец, появилась причина с достаточно веским аргументом для всего дворца, чтобы не трогать меня, и я смогла отлежаться в спокойствии без задних ног. До вечера.

Момо с несколькими девочками вернулась с прогулки и сказала, что меня хочет видеть служанка, причем дамочка настаивала, чтобы я сама к ней вышла. Если это какая-то ерунда, ушатаю всех. Я ног не чувствую, так сложно понять, что я не в духе?!

А потом оказалось, что это, собственно, и не служанка, а мальчик-прислуга лет четырнадцати. С ума сойти… разве сюда пускают парней? Да, он выглядел совсем как девчонка, но не думаю, что кто-то мог проглядеть этот момент. И угадайте, что же такое важное он хотел мне передать.

— Господин Ооусу желает видеть госпожу Акари Сенджу.

Какой сюрприз, кто это решил со мной встретиться. Готова даже пожертвовать своим удобством, чтобы увидеть ошарашенную рожу этого предателя.

Настоящей неожиданностью оказалось, когда парень повел меня за территорию гарема, причем нас без всяких вопросов выпустили. Надо же, наше высочество подзапарилось и заранее уведомило охрану? Не каждый день удается прогуляться по другим дворцовым территориям, но я бы предпочла сделать это в другой день. Мы прошли Дзекедэн и еще несколько зданий, после чего я окончательно перестала соображать, где мы находимся. А мы точно не вышли за дворец и вообще за Хэйан-ке? Пышные сады, казалось, вмещали в себя все виды японской флоры. Чего здесь только нет, каких только цветов и деревьев. И даже водопад! Не Ниагара, конечно, но впечатляет. Наверное, река стекала с окружавших город гор и проходила через территорию дворца. Водопад высотой в два человеческих роста умещался на холме, на который вполне себе можно забраться в обход по камням. А там располагалась раскидистая глициния в самом своем лиловом цвету. Там меня уже ждали.

— Господин, Акари Сенджу.

— Спасибо, Нобу. Можешь идти.

Принц с трудом оторвался от любования цветением на несколько каменных уровней выше, когда паренек оставил нас одних, и на его лице воцарилась мальчишеская жантильная улыбка.

— Здравствуй.

Я готова наорать на него, но, черт возьми, сердечко-то екнуло. Соберись!

— У тебя что, раздвоение личности?

— Что у меня? — он с улыбкой свел брови.

— То ты приветлив и ласков, то относишься ко мне, как к вещи. Как это понимать? — я выставила указательный палец перед собой, словно Ооусу уже стоял на таком расстоянии, чтобы я прислонила его к губам. — Подожди, не говори, я сама угадаю. Сейчас ты играешь любезность, чтобы выяснить, удалось ли твоему брату затащить меня в постель и осмотрел ли меня лекарь, так? За свою шкуру трясешься.

Принц опустил глаза под ноги и шаркнул обувью по камню, прежде чем посмотреть на меня снова.

— Проницательно. Было бы, если бы я ничего не знал, — улыбка Ооусу продолжила расти и уже показала зубы, когда он, наконец, перестал сдерживать пробиравший его смех. — Подумать только. Дважды оказаться в покоях моего брата и выйти оттуда нетронутой. На такое способна только ты.

Чего это… он. Никогда раньше я не слышала, как кто-либо из близнецов смеется. Конечно, если не считать веселья с алкоголем. Смех с приправой саке звучит совсем иначе, фальшиво, как бутафория. Заливистый и чистый абсолютно другой. Он лучше…

Принц жестом подозвал подойти ближе. Чем выше я поднималась по вычурным архитектурным способностям природы, тем ярче играла старая глициния своим запахом, словно воздух наполнился невидимыми красками, яркими и жизнелюбивыми.

— Знаешь, что это за место?

А это что, шоу риторических вопросов?

— Здесь похоронены все мои предки, — Ооусу заботливо и почти любовно приложил ладонь к витиеватой коре.

— Разве императорскую семью не хоронят в храмах или отдельных гробницах?

— Это делается для народа. Своего рода символ, означающий, что даже после смерти правители все равно будут оберегать своих подданных и помогать потомкам. На самом деле императоров хоронят в этом месте. И однажды мой прах тоже будет развеян здесь, — принц смотрел на ствол дерева с добрым прискорбием, как на неотвратимую судьбу, которую он не желал, но понимал, что не мог обойти, и всецело принимал это. — Я прихожу сюда, чтобы напомнить себе о том, что однажды тоже умру. Поэтому нет никакого смысла бояться или отказываться от желаемого. Я беру, что хочу, когда этого хочу, и никогда не жалею о выборе. А если однажды ошибусь — просто скажу себе: в то мгновение я хотел так поступить, и не изменил бы этого решения.

— Не говори так, — насупилась я. — Когда люди говорят о смерти, обычно это означает, что они уже готовы отдать жизнь.

— Не хочешь, чтобы я умирал? — кажется, только что я услышала ехидство. — Ты считаешь, что я нарушаю правила, ведь так? Тогда ты права. Я действительно часто переступаю через них за спиной у отца и братьев. Но я не хочу потратить свою жизнь, следуя тому, что придумали другие. Я знаю, ты меня понимаешь.

Меня пробрало стужей. И снова это чувство, будто передо мной человек совсем другой эпохи. Я усмехнулась:

— Судьба любит смелых, да?

— Именно.

— Откуда ты такой взялся, Ямато Ооусу?

— А ты?

Вот же жук! Заставил улыбаться…

— А я прямиком из твоих покоев.

— Признаюсь, согрешил, — тяжело вздохнул он и сценически заулыбался. — Зато с каким удовольствием.

Улыбка принца заставила меня покраснеть, и на этот раз нервным смешком не прикрыться. Он стоял достаточно близко, чтобы беспрепятственно дотянуться до моего лица и провести большим пальцем по щеке, как если бы хотел утереть с нее слезу.

— Но если ты снова захочешь войну, только намекни, и… мы повторим мою победу, — я запнулась, когда поняла, что происходит. Или, скорее, разомлела.

— Твою ли?

Ооусу уложил ладонь на мое лицо и подтянул ближе, опаляя дыханием висок, волосы и ухо.

— Сенджу, в войне, где оружием является гордыня, победить нельзя.

Сердечко екнуло снова, а я поняла, для чего принц ко мне наклонился, только после того, как обвила его шею руками и потерлась о его щеку своей.

— Я хотел поговорить с тобой о другом, — усмехнулся Ооусу и выпрямился, так и не убрав своей руки с моего лица, — но уже не важно… — а затем провел внешней стороной ладони от моего лба к подбородку и закончил фразу красивой точкой, — чудо.

Меня снова пробрало насквозь, и в этот раз я не уверена в том, что чувство можно было назвать однозначно приятным.

Чудом меня называли мужчины, когда хотели сказать, как им жаль за то, что они не могут ответить на мои чувства.

***

Прошло две недели.

Две недели без приключений, домогательств, чьих-либо покоев и криков Киоко-самы.

Две божественные недели, наполненные покоем с одной стороны и волнующими тайными встречами с другой. Разок меня чуть не спалили: Момо как-то ляпнула при девочках, что я хожу слишком уж счастливая, улыбаюсь и вся где-то не здесь. Ну еще бы. Можно сказать, у меня открылся конфетно-букетный сезон. Немного неопределенный, правда, зато самый приятный за всю мою жизнь в Хэйан.

Мы встречались с Ооусу следующие две недели, и каждая встреча, безусловно, была невероятно рискованной. Но кто он здесь, если не тот, кто способен выкроить безопасное время и место? Побывать в его покоях снова за эти две недели мне так и не удалось. А очень хотелось… Но даже когда появлялась реальная возможность, ради подогрева интереса я увиливала. Быть сексуальной очень важно, но еще важнее — немного неприступной. Секс это хорошо, но подкрепить его романтикой было необходимо. Вознамерилась ли я целиком и полностью соблазнить брата своего господина? Что вы!

Несомненно.

Или туши все нахуй, или подкидывай дров. И я выбрала второе.

Справедливости ради скажу, что не я одна начала купаться в шоколаде. В тот день, две недели назад, когда я вернулась в гарем, девочки были какие-то переполошенные и все крутились вокруг Шизуко. Момо рассказала, что Оусу прислал ей подарки, и не такие, как обычно — на отъебись. В этот раз это были дорогие юкаты и украшения на целую приличную шкатулку. Казалось бы, подарок одной ей, а радовался весь гарем, да и улыбку Момо я тогда увидела впервые за долгое время.

Но все эти дары были прощальными. Малышке Шизуко предстояло покинуть гарем. Лекарь обнаружила какие-то проблемы, которые и повлекли за собой вердикт. Она больше не годилась на роль наложницы. Все-таки, оказалась недостаточно зрелой для этого дела. Но она сама не слишком-то и расстраивалась. Для нее все звучало, как «тебе больше не придется спать с мужчиной», и раз уж она знала один травматичный вариант, для нее приговор был спасением. Через две недели лекарь провела повторный осмотр, и, убедившись, что она не беременна, отдали прислуживать какому-то важному дяде при дворе. Провожали всем гаремом. Со слезами.

Так нас осталось четырнадцать.

По просьбе господина Оусу девочек начали вызывать в покои через день. И за все время я ни разу не оказалась в этом списке. Обязательно задумаюсь над причинами такого поведения, когда нагуляюсь с твоим братцем, пупсик. А пока в животе у Акари Сенджу плодятся бабочки, жуки и другие насекомые, в голове у нее только одно — как бы привлечь вниманием одного мужчины. И Нана с Нобу стали отличными проводниками в этом деле. Зря, что ли, Ооусу отправил их в наш гарем?

Нана и Нобу — брат с сестрой и такие же близнецы, маленькие проворные шпионы, связывающие нас с Ооусу. Этот хитрый жук навешал брату лапши на уши, что раз уж охране теперь доверять нельзя, пусть Киоко-саме помогают эти двое. Они очень воспитанные, ответственные и вообще я ручаюсь за этих ребят, брат. Вот как-то так. А раз уж наша дорогая Киоко-сама так умело спалилась своим обращением с нами, Оусу даже спорить не стал и теперь совершенно не догадывается, что эти двое таскают туда-сюда наши с Ооусу любовные письма и передают послания о местах встречи, еще и сторожат! Многофункциональные ребята, обожаю их. Правда, частенько ссорятся между собой, но на то они и брат с сестрой.

Нобу, как выяснилось, имел доступ в гарем по одной незамысловатой причине: если у парня нет физической возможности быть с женщиной, то и проблем никаких! Проще говоря, он у нас стриженный. Первый представитель японских евнухов, должно быть. Еще не познал плотских утех, а уже лишился их. Бедняга.

Помимо всего прочего, в гареме было совершенно нечем заняться. Если, разумеется, не брать в расчет любимые лекции Киоко-самы. По сути своей нас ни к чему не обязывали, и мы просто существовали. Однако, чтобы совсем не деградировали, от Ооусу, вернее, конкретно от Наны по просьбе Ооусу, я узнала, что в гареме организовывали кружки по интересам. Музицирование, стихосложение, литература, даже стрижка бонсая! Причем как в отдельных гаремах, так и в общей куче. Под это дело в Дзенэйдэне выделили огромные комнаты для представительниц прекрасного пола, и там девушки любого гарема могли собраться вместе и позаниматься тем, что любят. Здорово звучит?

Вот так на воодушевлении я и поперлась в кружок литературы.

И разочаровалась. Точно… искусство в Хэйан только начинает зарождаться. В историях присутствовала либо нудная повседневность, либо никакой конкретики. Либо предложения из трех слов, либо целая поэма, которая и сама не знает, какие там смысл и связь между началом и концом. Может, и было в этом всем что-то прекрасное, да только я видала и получше. Местным барышням хотелось даже посочувствовать. К слову, почти вся тема крутилась вокруг любви, и как мы все прекрасно знаем, никакой любви во дворце быть не может.

Сказала Акари Сенджу, вздыхая по встречам с одним принцем.

Именно поэтому однажды мне все надоело, и я заняла место в самом углу, рассказывая Мо свои истории. Они понравились малышке куда больше, и она в приступе восхищения тыкнула соседних девочек послушать меня. Совсем скоро у нас образовалась целая команда, которой я рассказывала все прелести выдумок двадцать первого века. Собирала все в одну кучу: и легенды Египта, и истории скандинавской мифологии, и про Татьяну и Онегина, и даже Гарри Поттера. Вы будете смеяться, но одной из самых любимых историй для моих слушательниц оказался «Великолепный век»! Еще бы, ситуация максимально близка к нашей реальности.

Так и прошли благодатные две недели. Самые лучшие. Восхитительные!

Пока одним прекрасным утром не произошел инцидент.

Мы с девочками собрались завтракать, Нана и Нобу уже давно расставили нам столики, Момо что-то рассказывала с уроков литературы, совершенно забыв хотя бы иногда делать паузы. Не зря она напоминала мне Саори — такая же болтушка без тормозов, не затыкалась, даже когда мы сложили ручки, пожелали друг другу приятного аппетита и начали открывать чашки. Моя милая подружка, как и весь наш гарем, разом замолчали и устремили свои любопытные глазки в мою сторону, когда я со звоном рефлекторно закрыла свою чашку.

— Сенджу? Что случилось?

В моей чашке вверх животом распласталась дохлая крыса.

Я до последнего верила в человеческую добропорядочность.

Но, похоже, в этом мире вера осталась только у алоэ.