Я никогда не считала себя уязвимой.

Никогда не считала себя слабой или нуждающейся в помощи. Никогда не считала, что мужчине хватит одного слова, чтобы покорить меня. Никогда не думала, что появится такой, к которому я захочу прикоснуться сама, без задней мысли и намерения соблазнить. Никогда не подозревала, что однажды встречу мужчину, к которому буду мечтать попасть в постель не для собственного удовольствия. Не считаю так и по сей день. Однако…

Секс длится больше того времени, которое тела соприкасаются. Он может тянуться и сутки, и неделю — сколько угодно, пока человек будет ощущать фантомные прикосновения рук, губ и тела. То, как ко мне прикасался Ооусу, сложно было назвать идеальной манипуляцией. Но это мне и нравилось. Он ошибался, а затем исправлялся, сам и с моей помощью, мешал приятное и не очень в один котел, и потому секс с ним казался реальным, настоящим, а не навеянным полудремным недотрахом.

Да, я все еще чувствовала, как он проводил пальцами по моему телу, сжимал бедра с наплывами разной силы, налегал торсом и прижимал к себе за плечи и ноги. Все еще слышала его приятное ритмичное дыхание, разительно отличавшееся от тех хрипов, с какими бы меня насиловал стражник. Все еще слышала, как быстро бьется его сердце…

— Се-е-енджу-у-у.

— Ммм? — томно протянула я с закрытыми глазами и разнузданным блаженством на физиономии, чувствуя каждую клеточку своего счастливо расслабленного тела.

— Все в порядке?

Глаза широко распахнулись, а я подскочила так, что и все мое блаженство, и чеширская улыбка улетучились, обещая не возвращаться.

— Момо?!

— Все в порядке? — подруга наклонила голову набок, будто разгадывала сложный ребус. — Ты ворочалась всю ночь.

Это потому, моя дорогая, что я все еще ощущала моего принца на себе, когда ты разбудила меня и застала мои интимные помыслы на пару с подушкой, которую я, походу, обнимала всю ночь. Если не насиловала…

Точно, вчера Ооусу выгнал меня. Не в моем стиле было взять и уйти без истерики, как красиво говорится, после всего, что между нами было, но я разделяю это его решение: если бы я задержалась еще хоть немного, подозрения были бы не только у Киоко-самы, но и у самого Оусу, что уж говорить о целой ночи. Хотя, откровенно говоря… мне невыносимо сильно хотелось остаться с Ооусу еще и на ночь. Как говорил Вишневский, это невероятно благотворное чувство для женщины — быть желанной почти по-животному и почти беспрерывно. По-животному вышло, а беспрерывно… что ж, обещаю над этим хорошенько подумать. И, возможно, поработать тоже.

А еще над тем, как бы мне весь грядущий день ходить не крабом в раскорячку. Первая попытка встать вылилась в стреляющую боль между ног и горькое чувство пустоты внутри. Ах да, припоминаю молодость и утро после первого раза. И почему расплачиваться всегда приходится женщине?! Мо ненароком подумала, что это Оусу меня вчера так отметелил, пришлось убеждать, что я просто слишком неудобно спала на нервной почве, вот и поза, в которой она меня нашла, была такой странной. Малышка охотно поверила.

Все утро в голове бродили такие невероятные мысли, что они сами краснели от уровня своей непристойности. Поздравляю, Сенджу. Кажется, кто-то вчера целиком отдался, а вот забрать себя обратно уже забыл. Надо бы сходить и исправить. Но вот незадача — по своей прихоти из женской части я даже подышать на передние комнаты не могу, не положено так. Позвать принца или напроситься на визит — еще хуже: Император объявит соревнования «кто оторвет бошку Акари Сенджу первее — Киоко или Оусу». Вот и приехали мы на конечную.

Да черта с два. Я бы не была Акари Сенджу, если бы не смогла найти решение!

Киоко-сама так любит объяснять нам местные правила, что на свою больную полуседую головушку уже давно сболтнула мне кое-что, как и Его Высочество будущий Император. Тут можно было отвесить низкий земной поклон тем самым предкам, придумавшим это: у любого мужчины, содержащего гарем, может быть хоть тысяча наложниц, но, как правило, до этого не доходило, а потому самых любимых он просто обязан посещать лично каждый день. Простите, султан Сулейман, но тут вы в пролете.

Я знаю, что в женской части находится не только наш гарем, и хотя за всю неделю мы ни разу не пересеклись с кем-то, кроме Киоко-самы и служанок, по той причине, что просто сидели в своей общей комнате и выходили разве что в сад, им негде больше находиться — женская часть всего одна, большая и вмещавшая в себя всех представительниц прекрасного пола. Проблемой оказалось найти расположение гарема Ооусу, ради чего мне пришлось пожертвовать завтраком. Попавшиеся на пути немногочисленные служанки подсказали, где находятся комнаты высокоранговых наложниц, устроив мне целый гайд по географии дворца. Не гуляй я по саду, в жизни бы не сориентировалась в эти объяснениях.

Из того, что я поняла, территория женщин находилась в самой северной части внутреннего дворца, как и все, что особо охраняемо, то есть сам дворец Хэйан в масштабах города располагался в самой северной части по той же причине. И эта женская территория состояла из, внимание, шести дворцов. ШЕСТЬ ДВОРЦОВ НА ВСЕХ НАЛОЖНИЦ. Ничего не хочу сказать, но, по-моему, императорская семья немножечко, ну… даже не знаю. ОЗАБОЧЕННАЯ? Ладно-ладно, я ведь уже говорила, им нужно побольше наследников, потому как дело тут с ними туго, вот и наложниц дохренища. Но шесть дворцов…

Они располагались следующим образом: если наблюдать с высоты птичьего полета, то два главных дворца — Дзенэйдэн, дворец «Извечного покоя», и Дзегандэн, дворец «Созерцания истинной чистоты», — находились в самом центре, второй прямо за первым, и принадлежали, конечно, лично всем тем, кто был связан с Императором. Дзенэйдэн содержал в себе императриц — законных жен Императора — и его наложниц высшего ранга, а Дзегандэн занимали чиновники, ведавшие делами женских покоев всего дворца, там же жила и Киоко-сама с остальными смотрительницами гарема.

Как я и сама успела заметить только вчера, дворец для наложниц Оусу, который, как известно, наверное, уже всей стране, обзавелся собственным гаремом не так давно, располагался в правой южной части территории. Отсюда и возник способ так быстро вывести нас с Мо к конюшням. И раз уж мы, новенькие, еще не успели заслужить статус фавориток, то всей кучей в составе пятнадцати человек жили вместе, в Рэйкэидэн, дворце «Живописных видов». Как можно понять, с гаремом второго принца все было куда сложнее.

Его наложницы занимали дворец напротив нашего под названием Кокидэн, но в самом конце женской территории, то есть ту же южную, но самую левую его часть. Казалось бы, в чем тогда проблема его найти, если я знаю об этом? Да в том, что это были наложницы такого же ранга, как мы — низшего. А вот любимицы Ооусу занимали дворец той же западной, левой, части, но уже севернее, где попрестижнее. И в Токадэн, разумеется, другим наложницам вход был уже закрыт. Единственным способом перехватить Ооусу было сторожить его на маршруте от Кокидэна до Токадэна, потому как иначе во второй было не попасть: все дворцы соединялись проложенными помостами с навесами и строго с поворотами в прямой угол — срезы по диагонали в стране восходящего «следуй строгим правилам или сдохни» никто не предусматривал. Так я и сделала и кое-как успела, пока разобралась что, где и как на практике.

А еще успела я только потому, что низкоранговые наложницы Ооусу задержали своего господина в коридоре. Представьте, курочки кудахтали под его милую сдержанную улыбочку, а тут в поворот вписалась я, пока неслась, завидев издалека, как он входил во дворец. Точнее, не вписалась. Челюсти поотвисали у всех без исключения. Я выпрямилась и всеми силами попыталась сдержать улыбку при виде этого прекрасного мужчины, но она поползла до ушей вопреки всему, так что я поскорее сложила ручки и поклонилась пониже, чтобы ее спрятать. Принц же… Что ж, не знаю, как еще он мог отреагировать на мое эффектное появление, но моей физиономии он не обрадовался настолько, чтобы одарить улыбкой в ответ. Он пообещал трем курочкам, что обязательно дослушает их и отправил обратно к себе. Три пары глаз неодобрительно повтыкали в меня и удалились в открытые седзи, которые, походу, не успели даже закрыть — так торопились поймать своего господина. А сам Ооусу на мое «доброе утро» приказал подойти.

И вот, как только меня спросили, что я, собственно, тут делаю, меня прошиб озноб. Так охватило желание встречи, что я даже не подумала о ее причине! Где-то в глубине моих отъехавших на Карибы мозгов я знала, что причина есть и я обязательно смогу вытащить ее, такую обоснованную и важную, в нужный момент. Но, как я уже сказала, мозги отъехали. А еще меня затрясло.

— Я… хотела поговорить с Вами о вчерашнем, господин.

Ну, сейчас мы с ним мило потрещим, подумала я. Ну, сейчас будет пиздец, подумал Ооусу, и вытянув шею и оглядевшись, в частности на недавно закрывшиеся седзи, предложил мне пройти в другое место, а как только мы зашли за первый попавшийся угол, схватил под локоть и втолкнул в спальные комнаты, где было принято проводить время с наложницами, иначе я не знаю, почему они так удачно оказались пустыми. Мы собираемся повторить наше рандеву?

— Акари, — натянул он самую притворную в своем арсенале улыбку. — Не стоит говорить об этом так открыто. Кажется, мы договорились.

— Простите, — склонила я голову. Что-то совсем размякла. Господи, Сенджу, ну чего ты как девочка на первом свидании. Возьми себя в руки!

— Что ты хотела? — вздохнул принц.

Я замяла пальцы, а мои глаза забегали по воздуху, по кимоно Ооусу, по седзи, через которые мне захотелось выскочить от стыда. Да что со мной… Думай же, скажи хоть что-нибудь.

— Я… забыла поблагодарить Вас за то, что вчера Вы заступились за меня.

Повисла тишина. Ооусу вопрошающе дернул головой и оценивающе пробежался по мне глазами.

— Это все?

— Нет, не все, — я тяжко вытолкнула воздух из легких, а вместе с ним всю растерянность. Хватит мяться, Сенджу! Что ты вообще делаешь? — Я подумала, раз вчера все так сложилось, ты бы мог…

— Ничего не сложилось, — грубо перебил меня Ооусу. — Мы договорились, что ты будешь молчать, если я выполню твою просьбу. И я ее выполнил.

— Что?..

— У тебя было всего одно условие.

Так вот в чем было дело… Вчера он просто подыграл мне? Сделал, как я хотела, в надежде, что этого будет достаточно для того, чтобы заткнуть меня. Может быть, специально постарался а-ля несчастной недотраханной девочке так понравится, что она забудет обо всем на свете и даже не подумает сдать меня. Вот, значит, как…

— Почему ты так себя ведешь? Ведь это не я затащила тебя в постель. Инициатором был ты. У тебя была какая-то своя причина так поступить.

Через силу всего разочарования я подняла глаза на принца. Тот нахмурил брови и, кажется, собирался что-то ответить, но почему-то не стал. А я только начинала осознавать, что не будет у нас никакой запретной любви и взаимного обожания до гроба. Глупо было впускать саму мысль об этом. Меня использовали, пора было это признать. Хватит, Сенджу. Настало время включать расчетливую стерву.

— Скажи, что это была за причина? — у меня в горле начала вставать обида. — Ах, ну да. Потому что я красивая, не так ли? А тут все так удачно совпало: расстроенная девушка нуждается в защите. И тебе, видать, захотелось острых ощущений, я права? Наложниц ведь у тебя полно, но ты захотел именно наложницу брата.

Мне хотелось высказать еще массу всего, голова уже давно не фильтровала порядок и тем более качество высказываемых мыслей, но почему-то мне захотелось заглохнуть, язык просто завязался, и очень удачно. В коридоре послышались шаги и голоса девушек, а затем мимо комнаты, в которой мы находились, прошли два силуэта. Крайне удачно расположилась комнатушка, раз солнце светило так, что через бумажно-рисовые стены было видно людей только в коридоре, все равно что двустороннее зеркало, только без отражения. Мы с принцем всполошились, как сурки, и не договариваясь, сохраняли тишину, ради которой забыли как дышать. Мы сверлили стену взглядом, пока шаги не достигли конца коридора и поворота. А как только это произошло, синхронно повернулись друг к другу.

— Что за сцену ты мне устроила?

— А ты хотел избежать ответственности? — на глаза начали наворачиваться слезы от обиды. — Так я тебе напомню, с кем ты связался. Завтра к нам в гарем придет лекарь, девочки начали жаловаться на проблемы с интимными местами, и меня тоже будут осматривать.

Принц так медленно и глубоко вдохнул, что сумел удивить меня объемом своих легких, а его глаза обежали все доступные углы и стены. Он запаниковал, судорожно обдумывая возможность сказанного мной, и всеми силами пытался не показывать этого. Боялся гнева брата или просто таким глупым способом потерять престол — мне плевать, обстоятельства, наконец, встали на мою сторону, и я не собираюсь упускать этот шанс.

— Я поговорю с братом, — опустил принц глаза и пробубнил, как первоклассник, сознающийся в полученной двойке. — Возвращайся к себе.

— О чем поговоришь?

— Возвращайся к себе, — повторил Ооусу членораздельно и подошел к седзи, собираясь выйти, пока я не остановила его всего одним вопросом.

— Был вчера хоть один миг, когда ты был собой?

Он сорвался с моих губ самопроизвольно, и я сама задержалась глазами на татами, чтобы обдумать его. Висела тишина, где-то за стенами шумело утро. А мы стояли и молчали, думая каждый о своем. Когда я повернула голову, чтобы убедиться, что уже давно стою в одиночестве, оно только опроверглось. Ооусу завис у самого выхода, а когда оцепенение мыслей прошло, просто дернул седзи и вышел без ответа, даже не подозревая о том, что его молчание ответило за него.

Вернулась я не сразу. Просто потому, что хотелось побыть одной, и сад был идеальным местом. В воздухе висело непреодолимое желание поваляться на траве или похандрить в комнате, но юкату жаль, да и погрустить бы мне никто не дал, Момо так точно. Казалось бы, мой план работал, шантаж действовал, а мне стоило думать о теме предстоящего между братьями разговора и планах «Б», — признание то будет со стороны Ооусу или же какая-то манипуляция, чтобы все скрыть, — да только думала я совсем о другом.

Матушка-природа слишком предусмотрительна: после секса в организме женщины вырабатываются гормоны, ответственные за привязанность. Эти же гормоны вызывают в женской голове кучу разных вопросов, и это всего лишь после одного раза: я ему нравлюсь? Когда мы увидимся? И классика жанра: К чему это все приведет? Оказывается, никакой опыт не способен напомнить о том, что бабочки в животе при виде конкретного мужчины вовсе не бабочки, а тараканы, готовящиеся к эвакуации. Не то чтобы я влюбилась, тем более после одного-единственного раза… но я ведь женщина, в конце концов, а женщина — не что иное, как ходячая эмоция.

Как бы мне ни хотелось просто отлежаться с нахлынувшей апатией в обнимку, грустить было просто некогда: стоило задуматься о том, как теперь устроить нашему гарему осмотр у лекаря, который к нам и не собирался. А еще, наконец, перестать выкрикивать такие гениальности в приступе обиды. Но что поделать, сказала — будет. Наверное, не только гарем, но и весь императорский дворец давно в курсе, как Киоко-сама любит выкрикивать мое имя. А теперь представьте, как на ее место встала я, а эта лютая женщина, подбирая свои одежды, бегала от меня по всей территории.

Я настаивала на лекаре как могла, но она отмахивалась, мол, вот будете умирать, тогда позову. Говорила же, сказано — сделано. Не знаю, в курсе ли она о нашем несостоявшемся с Оусу вечере, — если назвалась смотрительницей, значит, должна знать обо всем, — так что рисковать я не стала, и следующим, кого подначивала на свою авантюру, стала Момо. Я-то думала, объяснить ей необходимость нашего маленького спектакля Бертона будет сложно, но сложнее оказалось смотреть на ее ужасную актерскую игру и не заржать.

Оказалось, малышка не все схватывает налету и совершенно не знает разницы между припадочной и женщиной со своими женскими проблемами со здоровьем. По итогу Киоко-саме надоело наше представление, и она согласилась вызвать на завтра лекаря только потому, что маленькая Шизуко по счастливой, или не очень, случайности действительно нуждалась в осмотре. Боли у нее были всю неделю, но она стоически молчала о них, считая это нормой. Бедняжка… Говорила же, боль — это никогда не норма!

А вместе с сообщением о назначенной встрече с лекарем Киоко-сама уже к обеду озадачила еще одной новостью.

Меня ждал господин Оусу. На разговор.

Что, уже? Так скоро? Кажется, кое-кто наложил в свои футоси так сильно, что устроил встречу с братом незамедлительно. Надо же, а Ооусу, оказывается, тот еще трус.

Идти к Оусу уже на интуитивном уровне не ассоциировалось ни с чем хорошим. Позвал к себе — жди беды, местная поговорка. Но приключений и утреннего осадка мне еще хватало, так что комки нервного напряжения пробыли во мне меньше обычного. Конечно, я была бы лгуньей, если бы сказали, что они ушли окончательно, но когда Киоко-сама втолкнула меня в его личные комнаты, я все еще не была готова принять обратно бойкость или хотя бы хорошее настроение.

Принц стоял ко мне спиной у распахнутых в сад седзи во второй комнате, так что пришлось пройти к нему. Комнатушка хорошо освещалась полуденным солнцем и воздух свежий, как на открытой местности. А по ощущениям — мрак и удушье: дышать в присутствии Оусу всегда крайне тяжело. Я смирно уселась в сэйдза посреди комнаты и настолько не подготовилась к играм с дедукцией и переговорам, что выдворила из головы любые предположения. А принц стоял, дышал нахлынувшим ветерком и любовался местностью, кажется, напрочь позабыв, что меня привели к нему. Два брата-акробата… Вроде бы совсем не похожи по поведению, а привычка одна.

— Сегодня тех стражников казнят, — без всякого вступления сообщил он, когда я и сама забыла, что пришла не птичек послушать. — Конюх видел, как вас вели. Он все рассказал.

Ну… здорово? Ты немного опоздал, хорошей новостью это было бы вчера. Нет, я правда рада, что справедливость в итоге восторжествовала, но у меня нет настроения с тобой разговаривать.

— Император уже уведомлен о случившемся, — продолжил Оусу после небольшой паузы. — Он лично пересмотрит систему охраны в пределах гарема. Подобные случаи нам не нужны.

И снова заминка.

— Я говорил с братом. Сегодня вечером он пригласил меня на номикай.

Я промолчала. А что я могу сказать? Все равно не знаю, что это такое, да и меня, судя по всему, не касается. Повисла очередная пауза, а затем принц зашевелился и бросил на меня взгляд через плечо.

— Он позволил привести двух наложниц. Настоял на тебе и той девушке, — он говорил о Момо. А я снова промолчала, заставив его повернуться целиком. Кажется, я должна как-то реагировать, а он все не мог дождаться. — Ты меня слышишь?

— Да, господин, — вяло отозвалась я.

— Сегодня ты идешь со мной. Несмотря на то, что встреча неофициальная, вы все равно должны выглядеть подобающе.

Я непроизвольно нахмурилась. Наморщился и Оусу. Я от приглашения, он — от моего нетипичного послушания.

— Можешь идти, — недовольнее обычного кинул он и отвернулся, а я поклонилась и безмолвно покинула его комнаты.

Мне показалось… или он таким образом пытался извиниться за вчерашнее?! ОН? Да нет, бред какой-то. За этим стоит что угодно, только не компенсация нам с Мо за пережитое. Она, к слову, совсем не обрадовалась такому выбору извинения.

Отлежаться мне так и не дали. Вместо этого Киоко-сама в отдельной комнате Рэйкэидэна рассказала нам, как нужно вести себя на таких встречах. А еще как бешеный пес посмотрела на меня, когда я спросила, что такое номикай. Оказалось, это такая пьянка в узком кругу. Неофициальная. Ну, конечно. Какие же приятные посиделки за алкоголем без женщин. Киоко-сама, к слову, не забыла упомянуть, что вести себя раскрепощенно могут только мужчины, а женщины… ну, тут все без изменений — прислуживай так, как делаешь это обычно. Особый акцент она сделала на слове «обслуживать». Специально для меня, конечно же.

Все по правилам: сначала банька, в которой тебе любезно помогают стереть семь слоев кожи; затем причесончик — всегда один и тот же по стандарту, меняются разве что украшения; дальше следует макияж, мертвенно-бледный с ярко нарисованными бровями, губами и даже зубами, — черные вонючие нынче в моде, слава богу, что я никогда ей не следовала и успела смыть это безобразие, пока никто не видел, — и напоследок, самый нарядный наряд из всего нарядного арсенала, и чем больше рисунков, тем лучше.

На все про все ушло часа четыре, не меньше, и поэтому сборы заняли все время от разговора с Оусу до самого номикая. А еще только вчера я думала, что в гареме уйма времени и нечем заняться… Вела нас Киоко-сама при всем торжестве: она спереди, мы с Мо гуськом за ней и в замыкании еще пара служанок. Каково же было мое удивление, когда мы завернули не в специальные комнаты нашего дворца для увеселения господ, а направились в передние комнаты. По виду-то они ничем не отличались от комнат гарема, а вот чтобы попасть в них, нужно пройти пост стражи с предварительным уведомлением от твоем пересечении. Напоминает старые добрые времена прошлой жизни о постоянных погранпостах, бррр. Короче говоря, по своему желанию из гарема не выйти — только по приказу передних комнат.

В этот раз ушли мы недалеко, буквально за наши ворота. Ближайший дворец Дзекедэн, дворец «Одаривающий ароматами», предназначался как раз для номикаев, а также порой для поэтических турниров и музицирования, так что комнаты в нем были вытянутыми, то бишь предназначались для сборищ людей. В одной из них нас уже ожидали. Принцы, подумаете вы? Да как же. Нас привели раньше, чтобы это мы их встретили, а ждали нас наложницы Ооусу. Дамы… что ж, явно привыкшие к местным правилам, обе серьезные а-ля барышни. Сомневаюсь, что Ооусу бы взял низкоранговых с собой, так что дамочки определенно со статусом. А посему нам с Мо стало невероятно дискомфортно уже с первых же секунд пребывания. Ну, ничего. Как-нибудь проведем вечерок. Ага… Рассадили нас, значит, четверых в ряд перед входом в комнату и нарекли ждать наших господ.

— Это ты Акари Сенджу? — раздался вдруг барственный вопрос, а я даже не поняла, кто из курочек-несушек его задал. Не нравится мне такой тон, дружелюбия никакого. По всем правилам я так или иначе должна отвечать как воспитанная девушка. Но настроения с обеда у меня не прибавилось, так что подобным тоном с собой разговаривать не позволю.

— И что, если так? — ответила я, смотря ровно перед собой на седзи.

— Видели тебя сегодня в Кокидэне. Говорят, ты имела честь вести беседу с господином Ооусу.

— Неужели? Слава идет впереди меня, раз вы узнали об этом так скоро.

— Побереглась бы ты.

— Что, прости? — я не удержалась и повернула голову, наконец, выяснив, что говорила самая первая в ряду и, по виду, старшая дамочка.

— Такие «прославляющиеся» здесь не задерживаются.

— Это что, угроза?

Дамочка подтянула уголки губ и поводила глазами по верхней части стен, вскинув бровь а-ля я тут вообще не при делах. М-да, милая компания у нас на вечер собралась.

Продолжать беседу я не собиралась, на змеином все равно не разговариваю, и весьма удачно. Буквально сразу же седзи распахнулись, и мы, прежде чем понять, кто к нам входит, низко поклонились, а когда подняли головы…

— Ха? Вы… вы наложницы?

А это что еще за чмырь? У меня чуть лицо не отпало, ждали мы совсем других личностей. Я бы спросила, не ошибся ли пацан дверью, но выглядел он так, будто ошибочка была как раз с нашей стороны. Молодой парниша, если судить по одежде, уже важная шишка; на голове пучок темных волос, вероятно, в распущенном состоянии не короче, чем у нас; широкий горбатенький нос, широко поставленные от переносицы малюсенькие глазки, короткие пышные бровки съехали по бокам, из-за чего парнишка выглядел как божий одуванчик. Минуточку… только не говорите, что нас четверых ему отдают? Оусу ведь не мог мне соврать, да? Я знаю, как он врет, этого не может быть!

— Ах, брат. Ты уже здесь, — в коридоре показался кто-то из близнецов Ямато. Особо я не поняла, но, позже убедилась, что это был Ооусу: мой господин, спрятав ручки по хаори, шел как раз за ним и такого же радостного лица уже не строил. Ну, слава богу пришли, а то я уже такое подумала…

Когда приветствие между мужчинами закончилось, они вошли в комнату и поставили незнакомого паренька перед нами, чтобы мы еще раз его хорошенько поприветствовали.

— Это наш младший брат, принц Сэйму. Относитесь к нему с таким же почтением, как к нам.

Мне кажется, или тут снова намекают на меня?

Я, конечно, знала, что у Императора полно детей, но как-то не ожидала увидеть еще одного наследника престола. Как минимум не сегодня.

Мы едва дождались пока длинные светские беседы закончатся, а потом перешли через открытые седзи в соседнюю комнату, где уже стояли переносные столики на семь персон. Принца Сэйму посадили во главе пиршества: видать, номикай состоялся в его честь. Братья Ямато со своими наложницами расселись по бокам, а раз правила рассаживания гласили, что ближе всех к лидеру стола должны располагаться родственники и в первую очередь, несомненно, мужчины, наши близняшки сели поближе к Сэйму, по одному на каждую сторону. И почему именно меня посадили поближе к Оусу?! Ладно, это все ради Мо, ей лучше держаться от него подальше…

На столиках уже находились расписные черные чашки с едой. Какова же была моя радость, когда после традиционной благодарности за пищу нам разрешили их открыть: рис, мясо, рыба, овощи — полный комплект на выбор! Ладно, кажется, не все так плохо. У нас полноценный ужин, да еще и мой любимый. Что это, проблески хорошего настроения? От такой радости я невольно кинула взгляд на Момо, а ей меню, наверное, уже не так сильно понравилось… Сегодня она какая-то тихая.

Не хочу жаловаться, но порой мне кажется, что на такие вот встречи местные повара готовят лучше, чем еду в гаремы. Нет, она, конечно, неплоха, но, черт возьми, вкуснее я ничего еще не пробовала! Я уплетала за обе щеки, за что, скорее всего, получила бы по шапке, но мужчины увлеклись своими разговорами, так что на меня особо не обращали внимания. Хотя весь свой аппетит поначалу пришлось попридержать, пока Сэйму расхваливал наложниц своих братьев. Пришлось сидеть и строить из себя умницу-красавицу, но при этом скромно тупить глазки, а делать и то, и другое одновременно крайне трудно.

Совсем скоро диалог исключил из себя женские ушки, когда обрел тему политики, войны и престола. При всем желании я бы разобралась в ситуации и в остальном дворце, и за его пределами, а может, и всего Хэйан-ке, но у меня были дела поважнее. Ооусу. Да, этот парень что-то задумал. Пригласил Оусу на номикай, да еще настоял на том, чтобы я тоже присутствовала, а про наши интрижки, небось, забыл упомянуть. Стоит отдать ему должное — просто так сдаваться и идти с повинной он не собирался. Ну и что же ты задумал?

С охотой бы подумала, да только мысли как камнем вышибло, когда он первый решил уделить внимание своим женщинам. Ойнацу, так звали девушку, с которой у нас состоялся не самый приятный диалог, удосужилась внимания первой, да так слащавые словечки лились из ее поганого рта, что мне хотелось блевануть. Настроение снова начало катиться по наклонной, пока я наблюдала, как Ооусу подыгрывал этому кукольному шоу «помоги налить чай», «ой, он горячий» и так далее. Апогея представление достигло, когда она якобы случайно обожглась, а Ооусу а-ля джентльмен поцеловал ее покрасневшие пальчики.

Знаю-знаю! Выглядело все это наигранно, сопливо и слишком розово, но… у меня в сердце больно кольнуло и разошлось волной по всему телу. И крыса Ойнацу это заметила. Боже, да она намеренно это устроила! Клянусь, не к добру эта улыбочка. Это был вызов. Хочешь поиграть, мерзавка? Посмотрим, куда поползут твои ненаглядные глазки, когда я окажусь в постели ТВОЕГО господина во второй раз. У меня с ним незаконченный разговор имеется.

Настала пора напомнить всей Хэйан, кто тут лучше всего разбирается в мужчинах.

Об ухоженности и улыбке я уже говорила, и это было правилом номер один. Второе правило моего кодекса соблазнения уже многопунктное, и начинается оно с одной простой истины и ответвления от первого — женщина есть сексуальность. Она по природе создана быть красивой и влекущей, а в случае с мужскими инстинктами все это преображается в слово «сексапильность». И пока прекрасная дама держит это в голове, многие дверцы мужчины открывают за нее. Посудите сами, взять любого великого мужчину, да даже нашего Короля проклятий. Он может быть самым грозным, устрашающим и сильным, но только женщина способна подобраться к нему на уязвимую дистанцию, потому как, увы и ах, нет создания уязвимее, чем то, которое хочет спариться. К слову, именно по этой причине некоторые выдающиеся личности исключали из рациона своей жизни противоположный пол: чтобы в постели ненароком не зарезали ни враги, ни сам партнер. Всякое ведь бывает.

К сожалению, сексуальность не идет отдельным пунктом, а исключительно в паре с самооценкой. О да, больная тема для многих и для меня прошлой в том числе. Но важно понять: чтобы быть любимой для других, нужно быть любимым для себя; чтобы быть лучшим для других, нужно считать лучшим себя; и чтобы быть сексуальной, нужно хорошо отдавать себе в этом отчет. А еще иногда отключать всякое чувство стыда, чтоб наверняка. Порой оно чересчур мешает. Но начнем с того, что собственная уверенность заключается не в наработанной походке, мимике, жестах и заученных моделях поведения. Это то, что делает человека свободным, и то, что чувствуется на расстоянии. Так что просто взять, сыграть роль и обмануть не выйдет. Уверенность и есть одна из самых сексуальных вещей на свете, и слава ками, что у меня ее, как у Императора наложниц.

Насущная проблема заключалась в том, что в моем положении короткой юбочкой и глубоким вырезом не похвастаться. Более того, хэйанцы вообще считают самым привлекательным женским телом — плоское: зря что ли нам заматывают груди и одевают в широкие одежды? И что же, Киоко-сама, вы думаете, меня это остановит? Ах, если бы вся женская сексуальность заключалась исключительно в демонстрации тела. Слышала я, что жила-была гейша, способная влюбить в себя мужчину одним движением кисти. Сейчас и проверим, как я близка к ее уровню.

Я терпелива. Весьма терпелива. Я не кидаюсь сразу же доказывать чью-либо неправоту. Поэтому когда Ойнацу, довольная собой, решила, что победа уже за ней, я дождалась конца ужина и чайной церемонии. Служанки поменяли нам столики, на которых расположились токкури с саке и закуски к нему. Да, принц и сам мог налить себе саке. Да, на крайний случай для этого у него была служанка, которая никогда не смогла бы оказаться в его постели. А еще была я, его наложница, которая могла бы поухаживать за ним, сначала подливая саке в его сакадзуки, а после и в постели сделать приятное. Выбор очевиден, и тут я благодарна тому, что оказалась к Оусу ближе Мо.

— Господин, — улыбнулась я той фирменной улыбкой, которая плывет по лицу медленно и заставляет задержать на себе взгляд. — Позвольте мне?

По-моему, я сломала принца. Он завис, приоткрыл рот, нахмурился, даже немного отодвинулся, явно задавая себе вопрос «кто ты, женщина, и где моя наложница?», и на этом закончил. Я сложенной на колене ручкой осторожненько указала на его столик и прошептала «саке». На него это подействовало, как кодовое слово. Все равно свое мне нельзя пить без разрешения господина, даже если оно так совращает меня на моем собственном столике. Клянусь, у принца челюсть отвисла. Сама Акари Сенджу, самая непослушная наложница всех гаремов, с которой он буквально вчера едва ли не подрался, теперь сама предлагает налить ему. Завтра точно настанет конец света.

Я повернулась к его столику со своего места и привстала на колени, чтобы взять токкури. Тут главное немножечко выгнуться, а еще двигаться чуть-чуть помедленнее, но не слишком, иначе медлительность может вызвать раздражение. Дальше горлышко токкури нужно не просто придержать рукой, а пальчиками, и сделать это элегантно, погладить его, как если бы это оказалась любая часть мужского тела, а уже потом наклонить сам кувшинчик и вместе с ним свою головку, не забывая о воздушной улыбке, словно процесс доставляет удовольствие. Когда плоская стопочка наполнилась алкоголем, а Оусу взял ее в руку, он не просто забыл сделать глоток, но еще и выпустил из памяти, что он, собственно, что-то рассказывал. Да, утирание носа Ойнацу мне важнее, чем давиться гордостью, лишь бы не прислуживать Оусу.

Спасибо той же матушке-природе, которая еще утром так подставила меня, что наградила Сенджу хорошим боковым зрением и интуицией. Пока я наливала саке, Ооусу внимательно следил за мной, ради чего я и устроила этот акт заботы. Так вот и вышло, что подливая одному мужчине, я тем самым соблазняла другого. Бестактно и подло, зато Ойнацу сощурилась и вытянула губки бантиком от негодования, такая юморная. И когда наши с Ооусу взгляды пересеклись, он хмыкнул и невесло дернул уголками губ, опуская глаза на свой столик. Уже жалеешь, что отшил меня утром? Очень надеюсь. Твоя Ойнацу так о тебе не позаботится, а теперь соси лапу.

— Яре-яре, — покачал головой принц Сэйму и заулыбался так, что его припухшие щечки покраснели прямо как два наливных яблочка. — Такая заботливая. А у меня вот нет наложниц!

— Так возьми и заведи. Неужели это такая проблема?

— Тоже мне решение! Отец не всем наследникам позволяет иметь гарем, между прочим. Ты представляешь, что бы тогда было? Ну скажи, Оусу, где ты таких взял?

— Сам нашел, — беспристрастно ответил принц. Будто тебя заставили…

— Э? Да ну! Быть не может. Таких девушек разве что в подарок получают.

— Может, Сэйму. Если хоть иногда выходить за пределы дворца.

Младший принц по-детски насупился. А Оусу, обращаясь к нему, почему-то посмотрел на близнеца. Тот попустительски хмыкнул и пожал плечами, а затем наклонился к Ойнацу, потому что стерве что-то понадобилось прошептать ему на ушко.

— О! — воскликнул он, когда шушуканья закончились. — Отличная идея, Ойнацу. Итак! — хлопнул принц в ладоши. — Хватит сидеть и скучать. Почему бы немного не развлечься?

Мне не нравится это слово…

— Девушки предложили станцевать для нас. Что скажете?

— О-о! — оживился Сэйму. — Действительно прекрасная идея.

— А ты, Оусу?

— Я не против.

Он пил уже четвертую стопку. Еще бы он был против.

Курицы-несушки, гордо качая головами, как болванчики, взяли свои веера и вышли на свободное пространство перед столиками. Музыка в соседней комнате, где сидел музыкант с сямисенем, сменилась, и началось шоу.

Алло, шоу? Где оно? Почему так медленно, почему так вяло? Что это вообще? А музыку поживее нельзя? Господи, я сейчас усну… Знаю, что в десятом веке у строгой Японии очень скованные правила к танцам, но это уже слишком скучно. Чуть-чуть присядут, ручки в сторону, пройдутся с веерами по кругу — и все представление. Мужчины, главное, смотрели неотрывно. Да уж, ребятки, с предпочтениями у вас туго и выбор не особо богатый. Мне казалось, это никогда не закончится. Пятнадцать минут длились целую вечность. И когда Ойнацу со своей подружкой уселись, Сэйму принялся их расхваливать.

— Такие красавицы! Такие умницы! Так искусно танцуют!

Мужик, ты явно никогда не проводил время с женщиной, мне тебя жаль.

— Только если незамысловатость теперь считается искусством, принц Сэйму, — невзначай сказала я, наполняя очередную стопку Оусу. Повисшая тишина длилась до тех пор, пока я не уселась на место.

— Тогда, возможно, Акари покажет нам свое мастерство? — заерзала от фактического оскорбления Ойнацу. — Что скажете, господин?

— М-м, хорошая мысль, — задумчиво отозвался Ооусу. — Только если ее господин будет не против.

— Не против.

Ой, да закройся со своим не против, Оусу! Что мне теперь делать? Я не могу так медленно шататься на месте, а большего здесь не позволяется! Чтоб эту Ойнацу, сидит и ухмыляется. Ладно, Сенджу, без паники. Сейчас что-нибудь придумаем. Сейчас что-нибудь… Бинго!

Я поднялась и прошла в комнату к музыканту, объяснила ему, что да как играть, а после вернулась на «подиум» со своим веером. Ну, парни, держитесь за штаны, потому что это мой звездный час показать все, что я знаю и умею.

— Давно ли господам выпадал шанс лицезреть заморские танцы? — встав в позу, опустила я веер до кончика носа и под переглядывания мужчин откинула его в сторону, чем заставила лица всех присутствующих вытянуться.

Если все, что я могу оголить, это руки, то я использую их по максимуму. Спорим, никто здесь еще не успел продемонстрировать навыки арабских танцев. Так вот, султан Сулейман бы сейчас упал в обморок. Природа не зря наделила женщину плавностью движения, особенно кистей. Волнообразные не просто притягивают, лично я предпочитаю добавлять к этому поглаживания собственных рук, ведение кисти вдоль ног, бедер или талии, не прикасаясь к ним. Такой метод вызывает наисильнейший эффект.

Ну, право слово, разве не хочется прикоснуться к тому, к чему касаются за тебя? Проведи по своей шее рукой, и человек, наблюдающий за тобой, почувствует твою кожу на своих руках. Потяни его за невидимую веревку, и он подастся вперед, как заколдованный. А принцам очень этого захотелось. Кто просто наклонился, кто выправил грудь и водил головой вслед за моими движениями, кто облокотился одной рукой на свое колено. И самое эффектное из заманивания телом — ведение руками от покачивающихся бедер, словно кисти получают энергию от тела через воздух и продолжают их, как волны. Но что еще важнее самого танца, так это зрительный контакт.

Можно станцевать неважно, можно двигаться как бревно, но если уметь держать глазами, попытка все равно будет выигрышной. Будь в зале один мужчина, дело было бы плевым. Еще было бы легче, не будь моего господина здесь. Играть в гляделки с Ооусу было очень опасно, так что, чтобы не вызвать подозрений, я играла глазами поочередно с каждым из принцев: с Сэйму и Оусу пришлось поменьше, первый и так шел не в счет, а второму понравиться было не менее опасно, чем спалиться на флирте с его братом.

Чем дальше заходил танец, тем быстрее становилась музыка и тем резче становились мои движения. Танец это такой же секс: ему нужны нежность в начале и страсть в конце. Держать баланс между красотой арабского танца и правилами японского было трудно, очень трудно, но я начинала их нарушать, больше и больше, смелее и наглее — пока принцам нравится то, что они видят, о правилах забудут все, и никакие жалобы Ойнацу меня уже не достанут. А запретный плод ой как сладок.

Когда я закончила, в воздухе разом повис синхронный выдох зрителей, разразившийся хлопками Сэйму. Каким бы горячим ни был танец, поклониться учтиво я не забыла. А вернувшись на свое место под пристальный взгляд завороженных мужчин, так и чувствовала, как по мне ползают не только их глаза.

— Ты сказала, это заморский танец? — подал первым голос Ооусу. — Чей именно?

— Южных островов, господин.

— Южных островов! — воскликнул Сэйму. — Это невероятно! Такая красавица! Такие танцы знает! А у меня вот наложниц нет. Где ты таких нашел, брат?

А Оусу уже было по барабану. Он сидел, облокотившись на колено, и наблюдал за мной. Лицо у него как-то изменилось. Разгладилось, что ли, да и глаза как-то… затуманились. Он указал на мой столик, где стоял все еще нетронутый токкури. Мне наконец разрешили выпить. Не очень-то хотелось, но отказывать было бы неуважением, а неуважение, как я уже давно выучила, было самым страшным проступком по отношению к Оусу. Пришлось послушаться. И вот, когда я поднесла наполненный сакадзуки, чтобы понюхать алкоголь и убедиться, что мне точно не хочется пить японское спиртное, мой господин вдруг решил, что будет очень любезно помочь мне, поэтому потянулся и наклонил сакадзуки к моим губам — я выпила все залпом не без помощи, едва ли не поперхнувшись. Ну и гадость этот ваш саке! Горький еще и со вкусом соевого соуса! Господи, как это вообще можно пить?! Закашлялась я знатно и, наверное, задохнулась бы, если бы мне не подсунули лосося и угря для закуски. Никогда больше не буду пить с мужчинами…

Через три стопки я попросила дополнительный токкури и разговаривала с мужчинами на равных. То, что у пьяной женщины на уме, у пьяного мужчины никогда не получится. То, что на уме у пьяной Акари Сенджу, лучше вообще не представлять, хотя я упорно старалась помочь в этом принцам. Туристическая брошюрка была права, когда еще в прошлой жизни рассказала мне о том, как японцы любят пить. А еще о том, с какой скоростью они напиваются. Совсем скоро не осталась места ни для каких правил. Кто-то валялся на татами, как обычно делали бы перед телевизорами (это я о Сэйму), а кто-то не стеснялся заигрывать со своими наложницами ну слишком открыто. Так, стоп. Отставить. Сегодня все внимание будет принадлежать мне!

— А что, звучит волнующе.

— Когда люди ищут чего-то волнующего, обычно это бывает не в одиночку и в темноте.

— Оооооу. Вот как?

— Прррощу прощения, ик!

А это я, оттолкнувшись от Оусу, потянулась за токкури, чтобы налить еще. Давно мы уже пьем с одного кувшинчика? И вообще… как это так мне пришлось отодвигаться от принца, что мне аж тесно стало? Ооусу так вообще давно с девчонками в обнимку сидел. Сидел, смотрел на меня и… ухмылялся. О БОГИ!

Так, спокойно. Сейчас разберемся. Вот знаете, когда по пьяни с щелчка отключается голова? Обычно такое происходит по утру, вот раз — и ничего не помнишь, что вчера было. Так вот, со мной произошло то же самое, но прямо посреди пьянки! Я совсем не заметила, что разговаривала, смеялась и совершенно не чувствовала, как сижу к Оусу вплотную. Может быть, потому, что этот такой же пьяный скот уже давненько не подавал голоса. А еще потому, что с саке меня знатно так покачивало и ровно сидеть в сэйдза я уже не могла. Но не это было самым страшным…

А так же давно Оусу сидел и наглаживал мое бедро под столиком? Пока я беспомощно валялась у него на плече, эта сволочь воспользовалась случаем. Я смогла понять это, когда мое опьяненное сознание снова начинало просвечиваться, а я, попытавшись собраться с мыслями на груди у Оусу, очень четко чувствовала, как его пальцы елозят на моем бедре, а скулы трутся о мою макушку. Вот вроде бы просто поглаживает круговыми движениями, но посидеть подольше — и станет ясно, что юката-то задирается, мать вашу, от этих поглаживаний! Но и не это, блять, было самым ужасным осознанием! А то, что с ухмылки Ооусу я только и смогла понять… все было подстроено.

Нас пытаются помирить и свести.

Это ходячее ссыкло, зная о завтрашнем осмотре у лекаря и о том, что с Оусу я еще не спала, устроил праздник с алкоголем. Он знал, что его братишке захочется уединиться с женщиной, и потому настоял на моем присутствии. А еще знал, что я слишком гордая, чтобы не купиться на выдергивания Ойнацу и не посоревноваться с ней, соблазнив тем самым Оусу и просто вынудив его рано или поздно отвести меня в покои. А завтра — бум! — и ничего я уже не докажу. Не будет у меня той ниточки шантажа, которой я крутила и вертела. Ооусу все просчитал… Все.

Но, пожалуй, настоящий пик ужаса — это, что уже слишком поздно сопротивляться. Я напилась вдрабадан, и когда все гости опьянели настолько, что уже подумывали устроить «парные номикаи», я не была готова сопротивляться, потому что пьяная Акари Сенджу — это флиртующая без тормозов Акари Сенджу.

Примерно три раза я чуть не упала на ровном месте, пока Оусу прощался с братьями. Четыре — пока шла с ним по коридору, спотыкаясь о собственные ноги: давно бы уже слетела с энгавы на камни, если бы он не держал меня за рукав сзади. Еще парочку — перед входом в гарем, и разок — по пути к Рэйкэидэну. Весь путь, если я немного сдавала назад или отклонялась от курса, рука Оусу держалась на подстраховке у меня за спиной. И именно она втолкнула меня в уже знакомую комнату, в которой я хотела бы никогда больше не появляться. Мы остались наедине. Снова…

Удивительно, с какой скоростью охмелевший человеческий мозг способен сменять чувства: секунду назад я навеселе объясняла Оусу, что черепахи умеют быстро бегать, а теперь меня одолела такая тоска, что я уже чувствовала, как у меня пощипывает глаза от подступающих слез. Причина? Да просто потому что. Оказавшись в специальных комнатах, где по обычаю принцы ночевали со своими наложницами, я ощутила себя хозяйкой и прошла в соседнюю комнату, чтобы открыть седзи на улицу, потому что мне стало пиздец как жарко. Конечно, по пути я не смогла устоять и рухнула на татами со сведенными внутрь коленями, по итогу открыв седзи на четвереньках. Целлофановых мешочков-то тут нет, если меня вдруг блевать потянет. Я прислонилась виском к внешним седзи, пока принц у меня за спиной орудовал внутренними: закрывал ведущие в сами комнаты и открывал в давно приготовленную спальню.

Ну и что, Сенджу? Мы приехали? Я даже думать не могу о том, как теперь отвертеться. Я почти не способна отказывать в таком состоянии. И Оусу не способен принимать отказ в таком же. Пьяная Акари Сенджу — это без всяких прелюдий возбужденная Акари Сенджу. А допустить ночи с Оусу я никак не могу…

— Вот же черт, — выдохнула я режущее горло дыхание со спиртным.

Оглянулась на Оусу, он как раз усаживался недалеко от меня, и судя по движению, вся его хваленая координация тоже начинала отказывать. Сощурилась.

— Потуши свет. Глаза режет.

Секунду он смотрел на меня так, будто впервые видел, затем тяжело выдохнул и поднялся, поочередно погасив каждую из свечей во всех прилегающих комнатах, пока я выползала на середину той, которая считалась комнатой для знакомства перед самой спальней, где я как раз открыла седзи для свежего воздуха. Единственное, что в ней было, это ширмы по углам, такие же находились и в самой спальне. В этот раз Оусу уселся совсем рядом, пока я, упираясь руками в пол, пыталась поднять голову. Он подтянул меня к себе и помог сесть, а я, как с включенной кнопочкой On, запрокинула голову а-ля «ну привет, красавчик». По интуиции в пьяном состоянии уложила руки ему на плечо и за шею, чтобы окончательно не съехать, а он посчитал своим святым долгом придерживать меня за спину.

— Ну и? — вздернула я бровями. У пьяной меня мимика становится очень живой, хоть в актрисы иди. — Где моя похвала?

— Что? — свел принц брови.

— Я была хорошей девочкой?

Оусу провел своей мясистой ладонью по моим волосами — я распустила их, пока он тушил свечи — и переместил к моему лицу, а я, как ласковая кошка, с улыбкой улеглась в нее щекой.

— Ты была умницей. Такой и должна быть всегда, понятно? — расслабленно проговаривал Оусу, бегая по мне помутневшими глазами.

— Мяяя.

Я прошлась щекой по его ладони пару раз, пока он сминал пальцами мои волосы на затылке. Мне очень не хватало музыки. Какого-нибудь диско или чего-нибудь клубного. Как же не хватает телефона с плейлистом! Пришлось порыться в своей головушке. Получилась какая-то примесь из разных песен, но я довольна — всяко лучше унылого сямисена. Настроение стало максимально игривым.

— Я знаю одну игру, — позабыв о всякой ненависти к Оусу, стеснении и правилах поведения с господином, я залезла на него, предварительно развязав оби и немного открыв юкату, потому как та слишком сильно сковывала мои ноги, которые, к слову, мне пришлось раздвинуть, лишь бы усесться на ногу принца. Руки уперлись в его плечи, а я оказалась выше него. — Она заключается в том… — медленно опустилась лицом к принцу и опалила его дыханием, — чтобы не поцеловаться.

Знала я эту игру еще с прошлой жизни, маленький забавный тренд между «друзьями». Парень и девушка трутся лицами, но ни в коем случае не должны целоваться, как бы ни хотелось. Я прекрасно знала, что Оусу был не из терпеливых и сорвался бы с первых же секунд. И именно поэтому я захотела сыграть с ним.

Я прошлась кончиком носа по его щеке. Вернулась, прошлась по переносице. Вернулась. Приоткрыла губы и приблизилась к его рту — он повторил. Подтянулась к нему за шею — он попытался прижать меня к себе обеими руками, но лицами мы так и не соприкоснулись. Он молчал, но разок усмехнулся тому, как был близок.

— Ты думаешь, я захочу спать с тобой? — прошептала я, когда остановилась у его уха, в очередной раз пройдясь носом по щеке. Он замер.

— Я твоего желания не спрашиваю.

— Вот в этом все и дело.

Я оттолкнулась от принца и попыталась слезть, но, конечно же, этого мне уже не позволили. Пришлось стукнуть кулачками по грозным плечам и заныть.

— Ну не хочу я спать с тобой, понимаешь? Не хочу! Ты понимаешь, что никогда не удовлетворишь женщину, если она не хочет тебя?

Я была готова устроить истерику, расплакаться. А все потому, что пока игралась с Оусу, перед глазами у меня был другой мужчина. На секунду я запустила в голову мысль о том, что Ооусу сейчас с другой женщиной. С Ойнацу, например. «Ну и что?» — подумала я. А потом эта мысль разрослась, как виноградная лоза, и мне стало так больно от этой идеи, что я не сдержалась. Я обнимала Ооусу через его брата, игралась с ним через брата. Но этого оказалось мало. Я не хочу просто представлять, потому что понимаю, что лицо, которое передо мной, хоть и похоже на желанное один в один, им не является. Это обман. Гребаная ложь.

— Я не хочу спать с мужчиной, которого не люблю. А ты никогда не добьешься моей любви. Слышишь ты?!

Оусу, даже будь тысячу раз пьяным или раненым, никогда не потеряет сноровки — он вцепился в мою шею так лихо, что мне показалось, он только строил из себя пьяного. За шею подтянул меня ближе и прошипел хмельным дыханием прямо в лицо:

— Не нужна мне твоя любовь! Я без нее вырос, без нее и умру.

«Вот и сдохни!» — подумала я.

— А я тоже так говорила, — сказала по итогу, и мы оба на секунду замолчали, глядя друг другу в прояснившиеся глаза. — А потом оказалось, что это единственное, о чем я мечтаю.

Я крепко-накрепко зажмурилась. Как же заныло сердце. Будто разошлись старые швы и из ран снова посочилась кровь. Не хочу видеть это лицо… Ненавижу его.

— Тысячу раз я видела таких, как ты. Мужчин, которые просто берут то, что хотят. Говорят, что любят, а в итоге пользуются. Никогда такие не будут любимы по-настоящему, — из моей груди вырвался смешок, а я давно пустила по щекам струйки слез. — Хотя какая тебе разница? Тебе, выросшему во дворце, и не нужна чья-либо любовь, верно? Тебе бы только убивать да девушек похищать. Ты нежишься в постели от развлечений с нами, пока девочки плачут, возвращаясь от тебя. Льют слезы оттого, как ты имеешь их, совершенно не представляя, каково это, когда в тебя входят. Это больно. Очень больно. Все равно что катана проткнула бы насквозь. Ты даже не представляешь, сколько усилий нужно вложить ради того, чтобы мы сами согласились лечь под тебя. А ты нас, как всегда, не спрашиваешь. Думаешь, и так сойдет. Ну и каких наследников ты после этого ждешь?

Оусу тяжело сглотнул, и я только теперь заметила, как с моей тирады у него сморщилось лицо. Так, словно он съел что-то очень горькое.

— Не хочешь спать со мной, говоришь? — он опустил глаза к моей шее, через которую смотрел куда-то в себя. — Тогда почему так вертелась передо мной весь вечер?

Ну и что я скажу? «Потому что пыталась соблазнить твоего брата, а не тебя?» — так что ли? Все… у меня больше нет сил спорить. Я прислонилась лбом ко лбу Оусу и закрыла глаза, крепко обняв его за шею. Он глубоко вдохнул и провел ладонью по моим лопаткам. Я все еще обижена на него за все, что он сделал. Все еще злюсь за руку Шичиро, за похищение, за девочек и за свое лицо. Но впервые он прикоснулся ко мне так, что я почувствовала что-то приятное. Хотя этого все равно мало.

— Ложись спать, — прошептал он, а я снова включила ребячество, недовольно поморщилась и сползла ему на грудь, уложив на ней голову.

— Сказала же, не буду я с тобой спать.

— В постель, говорю, ложись и засыпай.

— Мммм… А поцеловать на ночь?

— Чт…

— Не усну, пока не поцелуешь.

— Ты что, маленький ребенок?

— Ну пожааааалуйста. Твоя наложница тебя просит.

У меня сбилось чувство времени, так что не знаю, сколько он мялся. Не уверена даже, поцеловал ли он меня в итоге, но что я терлась о него головой — помню точно. А еще, что закапризничала и сказала, что не могу идти, что я пьяна и вообще устала. Пришлось ему нести меня до постели.

Я никогда не считала себя уязвимой…

Но пьяной женщине разочек можно.