Ветер гулял под рубашкой, забирался под низ широких штанин. Качели взмывали вверх под плавными толчками Чонгука.

– Ещё? – спросил он.

– Чуть-чуть, и посильнее, – скомандовал Тэхён, заёрзав и переместив руки повыше, и уже в следующую секунду охнул от того, как подбросило вверх. Вот-вот, и слетит или сделает солнышко.

В спину, в грудь и лицо ударяли хлёсткие порывы, обволакивая прохладой.

– Ладно, всё.

Чонгук позади тихо рассмеялся, тормозя качели и поднимая сидушку на вытянутых руках.

– Чонгук! Всё!

Тэхён и не подумал спрыгивать, возмущаясь до последнего: какое безрассудство, мол, что вообще на Чонгука нашло, и как быстро он разрушил доверие, подвергая свою пару опасности.

– Тц, и какой из тебя оборотень? – аккуратно опуская качели, выдал Чонгук, стянул чуть дезориентированного Тэхёна и переплёл пальцы.

– Аккуратный, – попытался чуть дольше сыграть недовольного и оскорблённого Тэхён, на самом деле счастливый всякий раз, когда Чонгук ребячился, выходя из состояния тотального спокойствия и разумности. Он стал раскрепощённее и увереннее.

Попрощались, расцепив нехотя руки, и разошлись.

Добираясь одной и той же дорогой пятый месяц подряд, Тэхён всё равно оставался гостем этой вселенной, не похожей ни на одну из фантазий перед сном. Действительность тоже не разочаровывала. Стремительная и путанная, она гнала вперёд без времени тишины. Одномоментно Тэхён осознал, что, кроме самого факта поступления и переезда, он никогда не заходил дальше, мучаясь фактом лишения и пространными мечтами о студенчестве.

Разобравшись с бумажной волокитой, обследованиями и всевозможными тестами, Тэхён ударился в подготовку. Голова пухла от количества предметов, учебников, конспектов, преподавателей, терпеливых и отстранённых, добродушных и негативно-настроенных – да разных в общем-то, но одинаково далёких. Тэхён хватался за всё, будучи глупее любого городского школьника младших классов. И не будь он оборотнем из закрытого поселения, для которых государство делало исключение и составляло льготные программы, с ним бы наверняка не носились как с китайской вазой династии Сун.

Со сверстниками Тэхён не нашёл особого контакта, зато подружился с оканчивающим магистратуру омегой с исторического. Тот был ровесником Юнги, и Чонгук шутил, что Тэхёна тянет на постарше.

С Юнги расставаться было тяжелее всего, не хотелось оставлять в одиночестве, но довольная морда Чимина, пославшего Тэхёна на все четыре стороны, утешала. К тому же Юнги достал из коробки старый телефон, которым не пользовался долгие годы. Он вообще-то не включился, но суть не в нём, а в купленном новом. Тэхён свой первый смартфон получил от Юнги. Хён поехал вместе, разорив набитый нерастраченной зарплатой кошелёк.

Тэхён долго привыкал. Первые дни, недели, месяцы окружающий мир погряз в вязком тумане. Оглядываясь, Тэхён помнил нечто, сбившееся в кучу. Но он не смел жаловаться, не позволял опускать руки. Мотивировали и поджатые в недовольстве губы матери, не подарившей на прощанье объятий, но попросившей не забывать и навещать.

В городе не была сказка. Тесная квартира долго напрягала. Посторонние звуки. Люди за стенами. Чужая территория. От прежнего – пара вещей, отличающихся от новых потёртым цветом, запахом и заложенным временем смыслом. Подушка с цветочной обивкой на купленном почти первым диване так и просилась обратно к старой подруге – кровати из тёмного дерева в комнате Чонгука. Тэхён сравнивал себя с этой подушкой, отчаянно пытаясь избавиться от синдрома недостойного самозванца. Юнги успокаивал, вновь и вновь рассказывая, как перебирался с концами в поселение сам и что сейчас его мало кто отличал от местных перевёртышей. Тэхён слушал, соглашался, но поныть иногда любил (такова натура и привычка), пока Юнги однажды не написал: «Мы с Чимином приедем и надерём твою унылую задницу». «Мы» так резануло по сетчатке глаз, что переключиться на подтрунивание Юнги всеми возможными способами стало делом чести.

Тэхён уставал. Доверху усложнив жизнь подработкой в кафе, он приходил домой и вырубался. Он горел идеей сдать вступительные к концу года, а кафе... Тэхёну нравилось быть постоянно на ногах после застоя, длиною в вечность, нравилось быть в окружении чуждых существ, наблюдать за ними, узнавать, нравилось иметь личные деньги, которые тратились на всякие мелочи или подарки Чонгуку. Сам тот никогда не покупал себе ничего, но Тэхён нашёл способ это исправить. Стало совсем спокойно постоянно находиться рядом в маленькой комнатке, привычно прижиматься к плечу, класть голову на колени, бросаться шутливо на спину. Чувствовать любовь и дарить взамен оказалось не сложно.

В один из дней, когда солнце догорало, а Тэхён думал о стакане сока и крепких объятьях, Чонгук поцеловал как-то особенно, забираясь пальцами под майку и помогая с завязками шорт. Бесконечно влюблённый и позволивший признавать это чуть чаще, Тэхён пунцовел от одной вспышки в голове со словом близость, но он не был против, и Чонгук стал смелее. Может, они тогда зашли бы дальше почти невесомых, но обжигающих прикосновений, если бы Тэхёна не сморило сразу после.

Их отношения снова переменились, выросли, обретя желание, которое, наверное, было всегда, просто возгорало постепенно.

***

Четверг – ужасно тяжелый день, а сегодня – отвратительно выматывающий. Тэхён готов был перекинуться в волчицу от усталости, лечь, свернувшись в клубочек, и поскулить в ожидании чуда.

Всё началось с того, что Тэхён проспал занятие, проснувшись в семь. Семь тридцать! Собравшись наспех, он выпил кофе без сахара, горький и гадкий, домчался до остановки, а на ступеньках в университете упал, разбив колено. На занятие профессор, тоже горький и гадкий, не пустил, зато минут на пять развёл демагогию о невежестве. Тэхён делал вид, что слушал, а на деле смотрел на девушку, едва сдерживающую смех. Опаздывала она всегда. А Тэхён впервые! Накатав огромное сообщение Чонгуку, он застыл, не дойдя до столовой, где надеялся позавтракать. Застыл как по щелчку.

Квартиру… не запер!

Тэхён частенько забывал о ключах по привычке, которую в конце концов переборол, но теперь дело было в банальной усталости и следующей за ней рассеянности. Тэхён был на пределе.

Вымотавшись и изведясь самобичеванием, он кое-как повторил путь туда и обратно. Занятия прошли ужасно. Конспекты вышли корявыми, и тестирование Тэхён завалил. А это означало, что ранний допуск к экзаменам отклонили до следующей попытки.

В кафе Тэхён отлаженным механизмом принимал заказы, отмахиваясь от попыток девчонок его подменить.

Чонгук зашёл перед самым закрытием, успев заказать кофе. Рухнув за столик, уложив голову на вытянутую руку, Тэхён пару раз мотнул ей в воздухе. Ладонь тут же сжали.

– Секундочку, и я буду готов, – пробубнил он и прикрыл глаза, наслаждаясь ласковыми поглаживаниями.

Сколько прошло на самом деле, он не знал и очнулся, почувствовав, как его потрясли за плечо. Чонгук по-рыцарски предложил спину. Дорамное клише. Тэхён был в восторге, пусть и притуплённом от дрёмы.

Кафе было недалеко от дома, но если бы идти пришлось целые километры, Чонгук бы и слова не выдавил, что ему тяжело. Напротив, отнекивался бы, аргументируя простым «я альфа, а ты пушинка». Пух нынче шестидесятикилограммовый, но кто его взвешивал? Разве что спина Чонгука, которую Тэхён опоясал ветвями, привалившись удобным рюкзаком.

На площадке Чонгук скинул ношу на лавочку. Тэхён разочарованно захныкал, но, потянувшись и размявшись, с радостью встретил полюбившиеся качели.

Темно, пусто, свежо, и раскачиваться нет нужды. Приятно и просто сидеть, держаться за холодные железки, запрокидывать голову к небу.

– Тэ, – приземлившись на корточки рядом, Чонгук обхватил колени Тэхёна, – тебе бы отдохнуть. Просто наслаждайся, м? Ты ведь только начал, и мы никуда не спешим. Не хочу, чтобы ты потом оглянулся и не вспомнил ничего, кроме головной боли.

Тэхён кивнул, давая понять, что прислушался. Может, и чёрт с этим экзаменом… Разум соглашался. Сердце возмущалось: ему подавай высоту полёта птиц. Притормозить – не значит сдаться. Но внутри всё переворачивалось, главное ведь опять не потеряться.

Для маленькой квартирки ванная была чересчур большой, вместила бы двоих. Чонгук быстро принял душ, отправляясь на кухню, где был шеф-поваром. А вот Тэхён уснул прямо там, в гуще ещё не опавшей пены, и даже аромат жареного мяса не разбудил.

Выбравшись не без помощи Чонгука, заглянувшего проверить утопленника, Тэхён окончательно пришёл в себя, бодренько отужинав. В приподнятом духе он ринулся начисто переписывать корявые конспекты, завернулся в одеяло, не надевая пижамы, и лёг на живот.

– Много ещё?

– Осталась «Статистика и теория вероятностей».

– Тэхён, – Чонгук тяжело выдохнул, вплетая руку в кудри не высохших волос, – зачем тебе статистика и вероятность на литературном?

– Ну, – не нашёл, что ответить Тэхён.

Чонгук подошёл к столу, на котором громоздилась макулатура, и взял тетрадь, одну, вторую, третью, в каждой глядя на первую страницу:

– Биологическое происхождение видов, общая топология, теория чисел…

Тэхён закрыл лицо руками и, отпружинив, поднялся на расставленных коленях.

– Я такой глупый?

Послышался приглушённый смех.

– О, ты не отрицаешь.

– Я не думал, что всё так плохо.

– Всё бесполезно, – проскулил Тэхён, сталкивая на пол всю эту «Статистику».

Чонгук оказался рядом, посмеиваясь и ловя в кольцо почти нагое тело.

– Прости, – он чмокнул родинку на носу, как делал всякий раз, пытаясь утешить.

– Нет, ты прав. Просто я хотел, не знаю, всего… – неопределённо слетело с языка.

– Понимаю, – кивнул Чонгук, и оба замолчали, намагниченные потянувшись к друг другу.

Одеяло спало с плеч вместе с грузом, тянущим к срыву. Ни лёгкие поглаживания, ни горячие губы на шее не будили неловкость. Тэхён трогал Чонгука и сам, немного нервно стягивая футболку и штаны: неправильно ведь, что они не на равных. Полностью обнажёнными друг перед другом они были единожды, и то, пыльное воспоминание скользнуло в мысли согревающей грустью.

– Уверен? – нежил поцелуями Чонгук и трепетно, ловя вдохи, едва ощутимо водил кончиками пальцев по внутренней стороне бедра.

– В теории, вероятно, – покрывшись мурашками, попытался пошутить Тэхён, но поймав потяжелевший взгляд напротив, прошептал: – Выключи свет.

Люстра погасла. Тэхён дышал через раз в ожидании исчезнувшего Чонгука. И пусть тот вернулся скоро, секунды длились минуты.

– Ты долго.

– Захватил кое-что, – сказал Чонгук густым, хриплым голосом и с жадностью припал к губам. Не разрывая поцелуй, он завалился на спину, утягивая Тэхёна на себя.

Жар сцепил голову. Тэхён подобрался удобнее. Он явно переоценил себя, думая, что будет раскованным и смелым. Он мог лишь горячо отвечать, упав на грудь, и до духоты краснеть, случайно проезжаясь по чужому паху.

Распалённый чувствами, слишком разморенный, Тэхён дрожал от непривычной, пока слабой наполненности. Чонгук был аккуратен до смешного, сосредоточен и ласков, зацеловывая щёки, шею, ключицы. Тэхён хотел сказать, что готов, что естественной смазки хватит, но наслаждение было сильнее способности складывать звуки в слова. Он совсем распластался на альфе, ослабевший, способный только отзывчиво мычать.

Перевернувшись и поменявшись местами, Чонгук навис сверху, даря как можно больше касаний, просил довериться и вошёл так плавно, что Тэхён на грани сознания выругался за собственный страх. Чонгук не сделал бы больно. Брал он нежно, толкаясь быстрее, не по-животному – любя. Остатки робости размылись, и Тэхён, ухватившись ногами за поясницу, кое-как сдерживал выступившие клыки.

– Я тоже хочу п-пометить тебя, – он заставил себя выстонать желаемое, таившееся с тех пор, как получил укус. Омеги почти никогда не ставились в положение равное альфам. Если на обряде заявляли иное, метка на пару всё же была одна.

– Хорошо, – вдохнул Чонгук в самую душу, и Тэхён влюбился сильнее, рванувшись вперёд и вонзившись в изгиб шеи. Вцепился так сильно, жадно, что перед зажмуренными глазами заискрило.

Толкнувшись особенно глубоко и замерев, Чонгук приглушённо простонал. Как только его отпустили, он выпрямился. Тэхён уселся сверху, сосредоточившись на зализывании раны, и задвигался сам, помогая восстановить прежний темп. Мозги плавились. Запах тяжёлый, смешавшийся, взывал к звериному.

Долго продержаться накалённым металлом не было сил. Погружаясь в забвение, Тэхён выгнулся, сжимаясь, и неразборчиво захныкал. Кажется, он отключился на миг, но, прозрев, нашёл полный упоения замутнённый взгляд и потянулся к губам.

Чонгук оказался до ужаса тактильным в разморённом состоянии, лез обниматься и тыкался носом в метку, очерчивая языком, требуя от Тэхёна того же. Уснули они далеко за полночь с распахнутым настежь окном, а утром не могли вылезти из постели, прилипнув клеем как в период гона или течки.

Тэхён снова опаздывал, но, оказавшись в университете, первым делом направился в деканат и отказался от кучи предметов, решив сосредоточиться на действительно нужных. С расширением кругозора он как-нибудь в интернете справится.

Дни стали свободнее, легче, счастливее.

Чонгук подумывал о курсах или заочном, но строить планы было тяжело, клонило домой – в леса. Подбирались каникулы, и идея вернуться и посмотреть назад всё заманчивее звучала вслух. Как там? В том прошлом?

Дом нагрянул сам в виде исполнившего угрозу Юнги. Приехал он с Чимином под руку. И хотя Тэхён был рад видеть обоих, не уставал ворчать.

– Так вы вместе? – поинтересовался он, оставшись с хёном наедине. От него пахло иначе.

– Ты же уехал, вот мне и стало некого нянчить.

– Ну, конечно, – протянул Тэхён, жалея, что с Юнги они больше не живут в десяти минутах ходьбы.

– А, да, твоя мама передала. Она до сих пор в шоке от телефонов.

Из недр сумки появился конверт. Погладив бумагу, Тэхён благодарно кивнул, отложив на стол.

– Намджун всех с ума сводит железяками. Взялся по-крупному. Мы с Чимином… О, да, брось, – осёкся Юнги, слыша смешок. – Мы с Чимином, – сделал упор, – достали Намджуна, выбили реформу образования.

– Тц, стоит уехать, происходит всё лучшее, – Тэхён скрестил руки на груди, ударившись о спинку дивана.

– Там хорошо, где нас нет, ой, то есть тебя, – не сдержался Юнги, за что и поплатился, не избежав щекотки.

Тэхён навалился, не отпуская жертву. Возились они, по-сумасшедшему хихикая, не долго.

– Что ты с Юнги сделал? Он бы мне за такое руку откусил, – ворвавшись с пакетами из магазина, заныл Чимин. – И вообще, цветочек, у тебя уже есть пара, мою не трогай. Эти твои поползновения…

Подушка попала в цель. Правда в другую – в Чонгука, выросшего за спиной пригнувшегося Чимина, заржавшего гиеной.

– Если это благодарность за вот это, – Чонгук протянул распакованный новенький фотоаппарат, – то я требую дополнительную плату.

Несмотря на то, что фотографией изначально занялся Тэхён, призвание в этом нашёл Чонгук. Он забивал память в пару гигабайтов любимым лицом, разыскивал родинки, ловил движения, позы, сохраняя в кадре эстетику тела. Тэхёну не верилось, что всё это он. Он ведь не такой красивый, а значит дело в другом... В таланте, который требовал развития, и, к счастью, долго уговаривать Чонгука обучиться основам не пришлось.

А ещё уговаривать не пришлось о домашнем питомце. Сошлись на том, что заведут хомяка. В выходные они собирались в зоомагазин, но в пасмурный день наткнулись на слепого котёнка в коробке, брошенного рядом с мусоркой. Тэхён чуть не расплакался, прижимая крохотный комочек. К середине лета рыжее чудо вымахало в прожорливого, пушистого котяру.

Пространства в квартирке стало маловато. Однушка не выдерживала, и её сменили на двушку поближе к центру. Из кафе Тэхён уволился, добираться было неудобно, зато нашёл подработку в цветочном магазинчике. Там же собрал букет сестре. На полунки к Боми попасть не получилось, но познакомиться с её парой и поздравить Тэхён примчался в первый же день каникул. Чонгук тоже взял отпуск.

Альфа сестры производил впечатление разумного молодого человека. Крайне молодого. Ему было всего семнадцать, но в совете ни он, ни Боми не нуждались, а Тэхён не желал никого поучать, уподобляясь матери, и решил не мучиться попусту. У каждого свой путь. Тоска всё равно подкрадывалась, смыкая тиски, но их гнала тёплая ладонь Чонгука, державшая крепко.

Совсем смирившись с беглецами и растаяв, Лиён не сдержала слёз, узнав о парных метках, и язык за зубами тоже не сдержала, наговорила опять всякого. Не со зла. Тэхён больше не обижался.

Поселение стало иным, воздух переменился, но до изменений умов было далеко. Все наладится, нужно время. Один пример Тэхёна многого стоил. Пройдет пара лет, и, может быть, он вернется преподавать в совсем другую стаю, незнакомую. Впереди – другое, но не пугающее, от которого подгоняет сбежать, наоборот заглянуть бы хоть мельком.

– Может, распишемся, – как бы между прочим предложил Тэхён, когда они с Чонгуком, набегавшись и навалявшись в лесу, обратились в доме. – А что, почти год вместе выдержали. Пора.

– Метка вернее бумажек.

– Чонгук. Я хочу.

– Ладно, – одевшись, пожал плечами тот.

– Ладно? – не удовлетворённый реакцией с возмущением повторил Тэхён, оставшись в одном нижнем белье. – Ради меня что ли согласился?

– Не совсем, – повернулся и засиял яркой луной. – Я всё ещё слишком эгоистичен и слишком люблю тебя.

– И я тебя. Веришь?

Всё в Чонгуке шептало о том, что у него хорошие добрые руки, Тэхёну нравилось держаться за него. И всё же он оставался своим, даже отдаваясь в добровольное вместе навсегда, даже принимая с ответственностью сердце, стучавшее так бойко, пока его хозяин выцеловывал грудь.

– Как называлась та песня? – краем глаза заметив радио, очнулся на миг Тэхён. – Та, что тебе нравилась. Её всегда крутили по вечерам.

– М? – плохо соображая, отозвался Чонгук, сжимая талию и входя до основания.

Тэхен нахмурился, приоткрыв рот и поджав пальцы ног. Собравшись в целое, он напел первую строку дрогнувшим голосом.

– Слова помнишь, – усмехнулся Чонгук, убирая Тэхёну чёлку с вспотевшего лба, – а название нет.

– Содержание, мх, было важнее…

– Она называлась... «Не вспомнить».

– Не помнишь?

– Название «Не вспомнить»…

Смысл утонул в тяжелом сбившемся дыхании. В слиянии тел. В признаниях снова и снова. В разделённой на двоих тайне любви.