Нам бы с тобою не строить из пепла счастье.

Нам бы забыться в брусничной живой заре.

Там, где целую ожогом твоё запястье,

Там, где в разбитом согрелся моём тепле.

Я не хочу поминать наше детство лихом.

Ты своим нравом безбрежным уж слишком горд.

Сколько чертей в синем омуте сладко тихом?

Там приглушает все краски шумливый порт.

Там в тёмноцветной и мрачной ночи вороньей

Всласть просыпался единственный твой актёр.

Я не внимаю: какое из зол исконней?

Я все догадки заброшу навек в костёр.

Пусть обнимает лучами светил подсолнух.

Солнце прельщает, даруя знаменье дня.

Там, где бушуют шторма на искристых волнах,

Там, где сгорают те пальцы в слезах огня.

Воды и пламя боролись в тебе упрямо,

Чёрное с белым, и ненависть, боль, мечта.

На берегу на портовом зияла яма,

Капала кровью вся чернь на твои уста.

Видел напрасно, как пахла цветами шея,

Как ты календулой жгучей дышал в кнутах.

И панацеей под сердцем бутоны грея,

Я вспоминаю о прежних, былых летах.

Жаль, но нельзя нам никак воротиться в детство,

Что мы прожили так тленно и наугад.

Астрой прогнившей испили смертей кокетство.

Нас разделили две стороны баррикад.

Я же запомню твой облик в невинном свете,

Хрупкие руки и талую соль в глазах.

Там же, смеясь, погибали душою дети.

Мы хоронили ту юность в чужих стихах.

Нас обучали убийствам почти с пелёнок.

Нам говорили: «Не бойся, с размаху бей».

Я же уверен, в тебе ещё жив ребёнок.

Больше не страшен мне омут твоих чертей.