— Чего, Мих, веселая была ночка? — беззлобно усмехнулся Балу, забираясь с ногами на тумбу и затаскивая на колени гитару.

Горшенёв полулежал на диване с закинутыми на стоящий напротив стул ногами и отчаянно пытался задремать, ссутулив плечи и сложив на груди руки. Однако реальность — беспощадная сука: поза была неудобная, комнату заливал яркий свет, а голова-предательница раскалывалась так, будто кто-то со всей дури дал по ней топором. Словом все обстоятельства сложились не в пользу Миши, и сон презрительно обходил его десятой дорогой. Краем сознания подумалось о том, что стоило бы уже купить сюда тяжелые тёмные портьеры и завесить все окна к чёртовой бабушке.

— Шур, давай не сейчас, ёлки-палки, — едва шевеля губами, страдальчески произнес Горшенёв с закрытыми глазами.

Балу очень понимающе перестал наигрывать внезапно пришедшую ему в голову простенькую мелодию. Друг явно не был сегодня настроен творить, так что бесцельное треньканье пришлось отложить на потом. Однако гитара осталась в объятьях музыканта, потому что это в купе с тишиной, воцарившейся на обычно шумной точке, дарило последнему странное умиротворение. Молчать вместе с Мишей было комфортно так же, как и безудержно беситься. Вот оно дружеское единение…

Саша встрепенулся, когда в дверь постучали. Кто и зачем мог стучать к ним в то время, когда тут не творилась очередная репа с её громкими адскими звуками — тайна покрытая мраком. Обычно, если кто и приходил, то это недовольные шумной обстановкой соседи, хоть точка и находилась в частном секторе на периферии города.

— Там открыто! — прокричал Балу, чуть склонившись в сторону двери, а значит ближе к Мише.

— Шур, ну ёб твою мать… — процедил тот, кривясь от невыносимых мучений.

Дверь действительно открылась. Медленно так. Сначала из-за неё выглянула голова. Русая такая. Балу внимательно следил за тем, как их внезапный гость вошёл внутрь. Им оказался парень в косухе. Выглядел безобидно и весьма незнакомо.

— Кто из вас Горшенёв Михаил Юрьевич? — после небольшой паузы, наконец, заговорил незнакомец. Ни здрасьте тебе, ни вопросов про погоду.

— Ну я, — ляпнул Балу раньше, чем успел достаточно подумать.

Миша же решил притворяться частью интерьера, совершенно не заинтересовавшись пришедшим.

— Я из агентства. Я звонил вам, но вы не брали, пришлось узнавать у близких контактов ваше местонахождение. Сегодня крайний срок нашего знакомства, так что имел наглость заявиться без договоренности, — незнакомец медленно крутил головой, осматривая помещение.

Саша слушал с самым заинтересованным выражением лица, на которое был способен. Затем скосил взгляд на, кажется, наконец, задремавшего Горшка. Последний стал выглядеть так умиротворенно, словно святой апостол ни дать не взять. Балу разрывался между продолжением представления, которое могло вылиться в цирк с конями, и прерыванием сна безмятежно сопящего друга.

— Какого агентства? Модельного? — вроде как и поддел, а вроде как и отпустил комплимент Саша, решив, что еще пару минут сна выгадать Горшку он сможет.

— Нет, из агентства по помощи нарко- и алкозависимым в реабилитации, — спокойно ответил тот, сунув руки в карманы штанов. — Меня зовут Князев Андрей Сергеевич. Можно просто Андреем звать.

Балу присвистнул. Приплыли.

— А вы эта. Точно по адресу. Я очень пьющий. Да, Шур? — с озорным блеском в глазах выдал парень и пнул ногой колено Миши.

— Бля, Балу, заебал. И ты тоже заебал, — Горшенёв посмотрел на Андрея. Тот никак свою реакцию на это не обозначил. — Я — Михаил Юрьич, не этот придурок, — медленно и устало пояснил Горшок, массируя закрытые веки.

Он опустил ноги обратно на пол и чуть сгорбился, уперевшись в колени локтями. Тёмные волосы завесили лицо.

— Это я понял, — улыбнулся Князев.

— Как? — с любопытством поинтересовался Саша.

— Из вас двоих алко- и наркозависимым выглядит только один, — хмыкнули в ответ.

Балу отпустил смешок, а Горшенёв метнул на Князева злой взгляд.

— Слыш, ты, — прозвучало хриплое, — на улице поговорим.

Миша, чуть покачнувшись, встал на ноги и прошел ровнёхонько мимо нежданного гостя, едва не задевая его плечом. Музыкант махнул ему рукой, мол, за мной иди, чего встал. Андрей не спорил, и Балу проводил их спины взглядом.

Лицо обдал прохладный порыв ветра, и Миша вдохнул поглубже, на ходу выуживая из кармана пачку сигарет. Оперся предплечьями о перила крыльца, согнувшись над ними. Жестом он предложил подошедшему Князеву курево, но тот лишь мотнул головой, отказываясь.

— Из агентства говоришь, — пробубнил Горшенёв с зажатой между губами сигаретой.

— Да. Как я сказал, вы не отвечали на звонки…

— Давай на «ты», — оборвал его Миша, тщетно пытаясь добиться желанного огонька от зажигалки, но вскоре стало очевидно, что она пала смертью храбрых. Нужно не забыть её потом заправить. — Есть спички, зажигалка там?

Миша обернулся к Андрею, вынув изо рта сигарету указательным и большим пальцами. Тот пошарил по карманам и протянул коробок спичек. Горшенёв благодарно кивнул.

— Так чего ты там обязан по контракту делать? — закурив, спросил музыкант и вернул спички.

— Конкретно в вашем… твоем случае прописано поддерживать клиента во избежание срыва в период реабилитации после наркозависимости. Пресекать посещение наркоторговцев, притонов, бонусом следить за количеством потребленного алкоголя. Ну и агитировать ко всякой полезной деятельности вроде спорта, походов к психологу, на групповые терапии.

— Следить? Это ты меня от бутылки оттаскивать собираешься, что ли? — Миша выпустил дым сквозь зубы, внимательно смотря на Андрея исподлобья.

— Нет, просто просекать момент, когда выпить для блеска глаз перетекает в наебениться в слюни.

Горшенёв хмыкнул и отвернулся, смотря прямо перед собой. На улице состояние стало получше, и музыкант словил некоторое подобие спокойствия, из-за которого гнать Князева взашей уже хотелось не так интенсивно.

— А я могу как-то расторгнуть договор с твоей этой конторой?

— Только вместе с двумя другими участниками, подписавшими его. Если лицо зависимое, в данном случае ты, пытается расторгнуть его в одностороннем порядке, агентство в любом случае уведомляет об этом остальных участников, — Андрей опирается о перила поясницей и чуть откидывает назад голову. — Варианта, что ты бухой или обдолбанный захочешь быстро избавиться от надзора, нет. Расторжение к тому же дело не быстрое, пока оно происходит, ты двести раз протрезвеешь, придёшь в себя и, вероятно, тебя уговорят этого не делать.

Андрей говорил очень обыденным тоном, будто произносил это очень много раз на протяжении многих лет.

— Часто спрашивают, да? — понимающе усмехнулся Горшенёв.

— Каждый первый клиент интересуется тем, как можно расторгнуть договор в случае чего, — кивнул Князев. — Даже те, кто действительно добровольно соглашается на это.

Горшок поморщился. Не сказать, чтобы он относился к их числу. Он даже не особо прислушивался, на что, собственно, соглашается. Просто в какой-то момент его родители решили, что это прекрасная идея — приставить к своему непутевому сыну няньку, неусыпно за ним бдящую. Когда он ставил свою подпись в договоре, в памяти музыканта очень свежи были воспоминания о тех мучениях, что пришлось пройти во время… какое там умное слово употребляли врачи?.. абстиненции. В народе ломка. Ощущать себя настолько хреново в очередной раз не хотелось, и в Мише горело желание бросить эту дрянь любой ценой. Сейчас услужливая память смягчила и размазала те воспоминания, и они не казались настолько ужасными, чтобы добровольно соглашаться на такой маразм, как наймит, следящий за тобой денно и нощно.

— И ты чё, реально будешь таскаться со мной все время и следить, чтобы я не бухал и не ширялся? — скепсис в голосе Миши можно было потрогать руками.

— Не все время, — покачал головой Князев. — После концертов, в турах — в наиболее опасные моменты. Бонусом, мне можно и нужно звонить, если чувствуешь, что близок к тому, чтобы сорваться.

— То есть я, получается, навязчивого дружбана завел, которому еще и плачу.

Князев не терял спокойствия. Похоже и эти слова не являлись для него новостью. Это даже начинало немножко раздражать.

— Не рассматривай меня как поставленного над собой опекуна. Если ты сам не захочешь, я, даже если очень постараюсь, удержать тебя не смогу. Я поддержка, а не сдерживающий фактор.

Звучало даже разумно.

Горшенёв затянулся в последний раз и задавил окурок о дерево перил. Медленно выдохнул дым.

— Не боишься в табло получить, если я в неадеквате вдруг буду? — медленно и задумчиво спросил музыкант.

— В мою страховку входят телесные увечья. Не думаешь же ты, что работа с зависимыми людьми — это полностью безопасное дело? Вот и я так не думаю.

Пробивало на смешок от того, как старательно этот парень избегает «нарики» и «алкоголики», заменяя одним нейтральным, сука, словом — зависимые.

— А чё выбрал тогда такую работу-то? — в тоне проскользнуло непонятное раздражение, хотя в сути своей Князев не сказал ничего оскорбительного. К тому же Горшок сам прекрасно понимал, что если его под градусом начнут оттаскивать от продолжения банкета, то он вполне может отстоять своё право на саморазрушение кулаками.

— Платят неплохо, да и сам я от алкоголизма лечился. Типо альтруизм, сочувствие все дела, но без фанатизма. Я ж за деньги все это делаю, а не только от доброты душевной, — ответил без обиняков Князев.

Горшенёв посмотрел на Андрея с недоверием. Тот не выглядел как человек, который бы в принципе мог пить, как не в себя, и при чем регулярно. Очень уж моложавым казался и здоровым, если исключить синяки под глазами.

— И эта ерунда действительно кому-то помогает? — Миша пообещал себе, что это последний вопрос, потому как даже, казалось бы, совершенно не желая того, уже поназадавал кучу всего.

— Кому как, — пожал плечами Андрей. — Тем, кто серьезно хочет избавиться от зависимости — помогает, а тем, кто не хочет, даже, если думает, что готов — нет. Тут от случая к случаю. Всякое бывает.

— Какой ты честный, ё-моё. А как же уверять, что эта хрень панацея и точно поможет? — усмехнулся Горшенёв и выпрямился. Сжал ладонями перила и отклонился корпусом назад. Голубые на грани серого глаза посмотрели спокойно и открыто.

— А смысл? Ни ты, ни я в это не будем верить. Тут же главное, чтобы ты сам для себя решил, как тебе поступать и надо ли оно тебе. А эффективность… Ну, поживем увидим, что еще сказать.

Повисло молчание. За закрытой дверью послышались звуки игры на гитаре. Видимо, Балу надоело греть уши, и он решил заняться делом.

— О, Мих, здорóво.

Беседующие на крыльце обернулись к вошедшему во дворик Поручику. Удобный момент разойтись настиг их самостоятельно, не дожидаясь, пока они наиграются в гляделки.

— Я пойду, — ожил Князев первый. — Вот номер, — протягивает небольшую карточку с последовательностью цифр. — Звони в любое время.

— Ага, — машинально принял Горшенёв карточку и скользнул по ней взглядом.

Андрей разминулся с барабанщиком на ступеньках и широкими шагами стал удаляться прочь.

— Мих, а это кто? — кивнул Поручик в сторону Князева.

— Да так, — лениво ответил Миша и потер ладонью шею. — Пойдем, а то там Шура в сольник походу собрался. Слышишь, как бацает?

~

— А чё это, Гаврила, ты без этой своей новой няньки? — насмешливо и в то же время с искренним интересом спросил Балу, когда вся группа приятной компанией собралась после концерта. Уставшие, но страсть довольные, они планировали культурно отдохнуть и выпить за ещё одно удачное выступление. — Он разве не должен следить, чтобы алкашка в твоей крови не заменила плазму?

Горшенёв, бывший мгновение назад в благостном настроении, тут же как-то скис и приложился к бутылке с бухлом.

— Сказал позвонить ему, если мне будет надо. Типо самостоятельно. Он там как-то красиво загнул. Что-то вроде… Ну типо пока он… — Миша запнулся и почесал указательным пальцем кончик носа, пытаясь вспомнить слово, — интегрируется в мою жизнь его присутствие может напрягать. Чтобы всё постепенно происходило.

Кто-то из парней присвистнул.

— Ты хоть слова-то такие знаешь? — подколол Ренегат и закономерно получил в свою сторону фак.

— Иди нахуй.

— Мих, а нахрен он тебе сдался-то? Я всё ещё не уловил сути, — влез Поручик.

Горшенёв открыл было рот, чтобы, наконец, закончить эту тему, но его опередил верный друг Саша, который полез поперёк батьки в пекло. Его прекрасную мать за ногу и букет цветов за такого ребёнка.

— Он ангел-хранитель типо. Должен вытаскивать из всякой задницы и пилить за пагубные привычки.

Взгляд тёмных глаз Миши был способен убивать, но тот, кому он предназначался, чувствовал себя как ни в чём не бывало.

— Для этого жены существуют.

— Вот-вот.

— Да ладно, не всякая жена будет таскаться по притонам, чтобы вытащить оттуда.

— И Михе как-то не везет на таких святых спасательниц…

— Пилить зато любая способна.

Начался активный балаган, который, как это водится, плавно перетёк к темам далёким от первоначальной. В итоге всё как всегда свелось к весёлой придури и пьяным философствованиям в накуренной комнате. В общем приличный отдых приличных людей.

Где-то к концу, когда половина компании уже была в нокауте, а вторая половина с чересчур серьёзным видом слушала, как Горшенёв пояснял за вселенную, историю, имеющиеся у человечества политические устройства и какие они в сущности хуёвые — словом обо все сразу и ни о чём в частности, у знатно перебравшего оратора затрезвонил телефон, который он порывался разбить о ближайшую стену. Однако Балу, до этого осоловевшим взглядом смотревший на друга, удержал его руку от замаха с тихим «Ш-ш-ш» и помотал отрицательно головой, мол, не надо таких радикальных решений. К счастью, телефон заткнулся, но, к сожалению, ненадолго.

Звонок раздался снова, и на этот раз пришлось все-таки взять.

Прочитать, кто именно звонит, Горшенёв не удосужился, поэтому голос Князева в динамике очень его удивил.

— Алло? Миша?

— Я за него.

На несколько секунд Андрей замолчал.

— У вас вроде выступление было, как прошло?

— Все заебись, — продолжил односложно отвечать музыкант, развалившись на диване и прикрыв глаза.

— Это хорошо, я рад.

— Ага. А ты нахуя позвонил-то? — язык после долгого вещания начинал заплетаться, но упорству, с которым Миша старался проговаривать все слова, можно было только завидовать.

— Хотел узнать, всё ли в порядке.

— Все заебись, — повторил Миша, только подтверждая то, что всё далеко не заебись.

— Понятно. Мне вызвать тебе такси до дома?

В голосе Андрея не слышалось ничего, кроме какого-то безграничного спокойствия. Тон был ровным и даже почти не раздражал.

— Нахера?

— Просто спросил.

Саша залез на диван почти вплотную к Горшеневу.

— Там твой Андрюха? — шёпотом спросил Балу. Ну то есть он думал, что говорит шёпотом, на деле это было намного громче.

— Бля, Сань, отъебись, — прошипел Горшенёв, отодвигая лицо друга растопыренной ладонью.

— Андрю-юх, он в говно, — выкрикнул Саша и пьяно захихикал, когда ему попытались дать затрещину за абсолютно тупые и безвкусные шутки по типу тех, когда во время пьянки кому-то звонят родители, и товарищи с шилом в одном месте специально начинают нести всякую околесицу для подставы.

От возмутительно шумного поведения басиста вздрогнул и проснулся Яша, сонно моргая.

— Можешь сказать адрес, где вы? — после небольшой паузы спросил Андрей.

— А ты присоединиться хочешь? — Миша, прижав ухом телефон к плечу, открыл пачку с сигаретами, но пока он возился, сидящий рядом Балунов выхватил у потерявшей бдительность жертвы телефон.

— Андрюха, записывай… — стал диктовать адрес Саша.

Завязалась нешуточная борьба за трубку, плюс Миша старался закрыть кое-кому рот, но тот продолжал диктовать из чистой вредности. Со стороны это, конечно, смотрелось как абсолютно несерьёзная детская возня.

Князев на том конце терпеливо записывал, попутно выслушивая пьяные переругивания. То, что Горшенёв был под градусом, он понял сразу, но вопрос об этом в лоб все равно бы ничего не дал. Наверняка, музыкант уже дошел до той кондиции, когда считаешь себя абсолютно трезвым.

Записав адрес, Андрей задумчиво постучал по столу обратной стороной ручки. В динамик тем временем начали орать какие-то песни, совершенно позабыв, что висят на линии, и вызов пришлось завершить за его бессмысленностью. Князев цокнул, посмотрел на время. Полпервого. Не так уж и поздно. С другой стороны тащиться на противоположный конец города тоже хотелось мало. Дела бы обстояли намного проще, если бы в графе с экстренными контактами Миши не стояли его родители, а жена, например. Или друг какой-нибудь, на худой конец. Но, увы, жены у Миши не имелось, а все друзья уже были с ним и тоже в состоянии нестояния — догадаться об этом нетрудно.

Родителей тревожить не хотелось. Это же такая подстава для Миши, после неё доверительных отношений может и не выстроиться, а они очень важны.

И пришлось вызывать такси, потому что везти пьяного человека на байке — плохая идея. Князев аргументировал свой поступок тем, что это его работа — раз, и что когда-то то же самое делали для него — два. В общем успокоил свои здоровые эгоистичные порывы, говорящие, что ему хочется отдохнуть, а не заниматься альтруизмом в ночи.

К удивлению Андрея, Горшенёв сидел на ступенях перед входом и неспешно курил. Полдела сделано — не пришлось вытаскивать его на себе из здания.

— Приехал все-таки. Это типо в твой контракт входит, да? — говорил Миша медленно и с трудом, щурясь при каждой последующей затяжке.

— Типо того, да, — согласился Князев. — Пойдем что ли? — неуверенно предложил он.

Точной реакции Горшенёва Андрей знать не мог, однако звезды, украшавшие полотно ночи над головой, явно благоволили ему.

— Ну пошли.

Андрей помог музыканту встать, дойти до такси и сесть внутрь на заднее сидение. Устроился он тут же, шепнув:

— Если совсем хреново будет — не молчи, договорились?

Ему с задержкой, но кивнули, и Князев продиктовал водиле адрес. Повезло, что таксист не залупился на очевидно пьяного вдрызг пассажира, сблевать для которого — дело времени, а не вероятности.

Ехали в молчании. Горшенёв вообще умудрился убаюкаться мерным качанием машины и привалиться к стеклу. Князев же изо всех сил старался держать глаза открытыми, но вскоре и сам задремал, склонив голову набок.

~

После некоторой адаптации к похмельному синдрому Горшенёв задался очень животрепещущими вопросами. Во-первых, где он? Во-вторых, какого хера? Все, что случилось после того, как он с горем пополам выполз на ступеньки, помнилось смутно. Вспоминались ночные огни, чья-то тихая матершина и слишком яркий свет ламп. Как в тумане. Так что то, где он оказался и каким образом — загадка, которую предстояло разрешить.

— Ты что ли, ё-моё, — подслеповато прищурился Миша, увидев сидящего за кухонным столом Князева, флегматично потягивающего кофе из кружки.

— Я что ли, — не стал упираться тот, обернувшись от окна к стоящему на пороге кухни человеку.

— Мы у тебя?

Горшенёв плюхнулся на стул напротив и стал упорно тереть глаза до еще большего их покраснения.

— Нет, это номер в отеле.

— Фига. Нахер такие сложности?

— От твоей квартиры ключей у меня не было, а шарить по чужим карманам — неприлично. К себе тащить — неэтично. Отель — нейтральная территория и ещё… — начал объяснять Князев обстоятельно, но его собеседник словил себя на том, что от этого монолога ему как будто становится хуже.

— Да понял я. Чё за стихи-то пошли с утра?

— Сейчас полдень.

— Нудный ты пиздец, Андрюха, — цокнул языком Миша. — Когда проснулся, тогда и утро.

Андрей внимательно проследил за тем, как его знакомый усиленно трет бледное лицо и подвинул к нему стоящий рядом стакан с мутной жидкостью — с растворенным лекарством. Музыкант посмотрел на него с каким-то сомнением.

— Может лучше клин клином? — без особой надежды спросил он, тем не менее беря стакан в руку.

— Твоей печени и так сейчас плохо.

— Ага, а от фармпрепарата ей станет охренеть как хорошо, — пробурчали в ответ, но все-таки осушили стакан и поморщились. — Ну и гадость.

Князев ещё какое-то время помолчал вместе с приходящим в себя Мишей. Однако сидеть весь день и сторожить взрослого человека не входило в его планы на день да и в целом на жизнь, поэтому он начал вставать из-за стола.

— В холодильнике есть еда, номер оплачен до восьми, так что можешь отлежаться сколько надо. Я пошёл.

— Даже пилить меня не собираешься? — в тоне сквозило почти детское любопытство.

— Миш, я же тебе не жена и уж тем более не мать. Твоя жизнь — твоя ответственность.

Горшенёв хмыкнул, пока Андрей уже вышел из кухни и стал шелестеть в прихожей своей курткой. Сам не понимая зачем, Миша поднялся и доковылял до дверного косяка, привалившись к нему плечом. Князев зашнуровывал берцы, сидя на корточках. Внутри грудной клетки что-то неприятно поскреблось. Совесть.

— Андрюх, — тихо позвал Миша.

Князев оторвался от своего занятия и поднял голову.

— Прости за это. Я должен тебе что-то?

— Всё нормально, никаких долгов. Оставляйте просто хоть кого-то менее пьяного в следующий раз, — Андрей улыбнулся, встал на ноги и, махнув на прощание рукой, вышел за дверь.