«Я пепел, где когда-то был огонь…»
Джордж Гордон Байрон
Трандуил закрывает лицо руками, пальцами зарываясь в волосы. Из горла рвется тихий смешок, и вот он уже заливается хриплым, надрывным хохотом.
Конец, это конец… Они умрут, все умрут, умрут…
Король Тингол убит, сила королевы Мелиан покинула леса Нелдорета и Региона, и не защищает больше Дориат, а войско проклятых Наугримов уже почти у стен дворца… Это конец.
Мысль молнией вспыхивает в разуме, парализуя, и он застывает, широкими от ужаса глазами глядя в пустоту.
Хлесткая пощечина обжигает щеку, отец напротив что-то с глухой яростью шипит, трясет за плечи, а после, крепко стиснув запястье сына, тащит за собою. Трандуил не слышит, безвольной куклой подчиняясь, и лишь смотрит во все глаза на багровые пятна крови на привычно белоснежной отцовской тунике.
Наверное, останутся синяки, — отрешенно думает он, глядя на кисть, зажатую в железной хватке отцовских пальцев. Тот же, уверено ведет сына путаными переходами дворца, и Трандуил, как ни пытается, дороги разобрать не может.
В голове гремит бешеный ураган эмоций, воспоминаний и мыслей, отзываясь тупой болью в висках, и звоном в ушах.
В нос бьет горький, со странно солоноватым привкусом запах крови, металла и пота. Он случайно наступает в темную лужу, едва заметную в кромешной темноте коридоров, с трудом сдерживая приступ тошноты — то была кровь. Вязкая, насыщенно красная, все еще чуть теплая. Эльфийская кровь.
Она хлюпает под подошвой легкого сапога, натянутого случайно в спешке, и Трандуил зажимает рот ладонью, шарахаясь в сторону.
В углу, прислонившись к стене, переломанной игрушкой лежит чье-то тело; в дрожащем свете одинокого факела, чудом до сих пор не погасшего, Трандуил замечает мертвенно-серую кожу и жуткие, пустые глаза.
Значит, они давно уже не у стен, нет, в самом сердце замка…
Эру всемогущий…
Никогда прежде не чувствовал он себя настолько слабым, чудовищно беспомощным и потерянным. Прежний, уютный мир, столько горячо любимый словно в одно ужасающее мгновение разрушился карточным домиком, рассыпаясь по ветру пеплом былых воспоминаний, унося с собою и прах прошлого.
Их общего прошлого, прошлого многих поколений, создаваемого столетиями и разрушенного вот так просто, за миг. Из глупой прихоти, стечения обстоятельств и ударивших в голову эмоций, не более.
Начало морготова конца.
Что теперь будет? Куда они пойдут, что будут делать, что дальше? Дориат уничтожен, король мертв, а с ним и сотни, тысячи собратьев. Друзья, родичи, случайные знакомые, внезапно ставшие до безумия важными, ценнее всех сокровищ мира.
Кто он теперь вообще? Эльф, без рода и племени, сын никому более неизвестного Орофера из несуществующего Дориата, никто. Нет ведь больше ничего. Совсем ничего.
Трандуил на мгновение прикрывает глаза, силясь успокоиться, утихомирить бешено бьющееся в груди сердце, но тщетно. Слишком горько, слишком страшно, слишком пугающая неизвестность впереди, просто слишком.
Валар, он боится, да, правда, боится. Так просто и жалко до омерзения боится. Боится настоящего, будущего, просто боится.
Трандуил со свистом втягивает воздух, прикусывая губы. Ему страшно. Страшно и все. Потому что вокруг смерть, кровь и боль, потому что он один, потому что его дома больше нет. Всего его мира, своей жизни нет больше. И он, наверное, имеет полное право бояться. От чего, впрочем, лишь горше.
Отец внезапно останавливается, резко разворачиваясь. Пару мгновений он молча смотрит на Трандуила, а после, поморщившись, пальцами подцепляет подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза.
Трандуил пораженно хмурится, со смутным испугом замечая проскользнувшую в синей глубине тень отчаяния и еще некоего странного чувства, истолковать кое он не может, как ни пытается. Не обреченность ли то?
— Успокойся, — сухо произносит отец бесцветным, будто выцветшим голосом. — Все будет в порядке, я обещаю тебе это, дитя мое. Я все решу, все устрою, позабочусь… Все будет в порядке, вот увидишь. Идем.
Трандуилу отчего-то кажется, что отец говорит это, больше, чтобы убедить самого себя, нежели его, до конца не веря в правдивость сказанных слов.
Но внезапно становится легче, словно тяжелый груз падает с плеч. Отец обо всем позаботится. И все, разумеется, будет в порядке, как было всегда. Это ведь отец. Он обязательно все решит, сделает, как правильнее, позаботится… И все будет хорошо.
Трандуил неуверенно кивает, позволяя отцу вновь схватить себя за руку, уводя вниз по очередной запутанной лестнице. И лишь многими мгновениями позже он внезапно застывает на месте, заставляя остановиться и отца.
— А как же nana?.. — робко вопрошает он, глядя на отца снизу вверх. — Разве мы не должны найти ее или…?
Отец медленно оборачивается, окидывая сына долгим, тяжелым взглядом. Трандуил невольно отступает на шаг, пораженно хмурясь. Отец выглядит бесконечно усталым, будто за миг постаревшим на несколько тысячелетий.
— Твоя мать мертва, ion, — жестко чеканит он наконец, и Трандуил вздрагивает, услышав странную хрипотцу неестественно холодного голоса. — Нам незачем возвращаться. Пойдем.
Он, помнится, называл это «концом»? Бред, да и только. Кажется, все только начиналось.
Трандуил горько рассмеялся.
Все будет в порядке, правда ведь?
***
Трандуил не знал, каким чудом у них все же получилось выбраться из дворца, позволив отцу вести себя и не пытаясь разобрать дороги — бесполезно.
Да и зачем? Он никогда не смог бы проделать этот путь в одиночку, не после всего, не так. Отец был единственным во всем мире, внезапно ставшим столь чужим и жестоким, кому он мог довериться без малейшего сомнения, до самого конца.
Отец был причиной, почему он был все еще жив: отчасти оттого, что спас жизнь, не бросив, вернувшись, отчасти из-за того, что просто был. Этого сейчас было с лихвой достаточно.
Трандуил не знал бы, что делать, если бы он умер. Да и был бы смысл? Зачем жить, когда больше нет ни единой причины? Лучше уж сразу сдаться врагу на милость, надеясь на скорую смерть.
Юноша судорожно цепляется сильнее за грубые, истертые пальцы, больше всего в мире в это мгновение боясь отпустить их, потеряться окончательно, оставаясь в одиночестве.
— Пообещай, что не бросишь меня, — еле слышно просит он, не поднимая головы. Звучит до тошноты жалко, но ему действительно нужно, просто необходимо знать.
Отец тихо фыркает, сквозь зубы цедя снисходительный, чуть язвительный ответ:
— И не мечтай, — а после, секунду погодя добавляет нарочито спокойно: — Ах, и Трандуил, вынь-ка лучше меч из ножен.
Он молча повинуется, не задумываясь ни на мгновение, и вот уже рукоять привычно ложится в ладонь. Трандуил невольно хмурится.
Это было странно. Странно для него, странно для них обоих. Странно доверять друг другу вот так просто, разговаривать без единого намека на раздражение и неприязнь, без которых раньше не обходилась ни единая встреча, странно вновь быть просто отцом и сыном.
Они не были особенно близки последние несколько лет; да давно перестали — как только Трандуил стал достаточно взрослым для того, чтобы проявить характер чересчур сильно похожий на отцовский, что и было концом некогда теплых отношений. Но вновь почувствовать это было неожиданно приятно.
Трандуил приподнимает уголки губ в неловкой улыбке, ощущая, как узел в груди будто бы медленно распускается, а сердце больше не стучит так часто.
Он, без сомнения, поразмыслит об этом позже; позже будут и страх, непонимание и гнев, лавина воспоминаний этого проклятого дня обрушится на него со всею силою, придавливая к земле и вырывая из горла хриплый смешок, но то будет позже.
Сейчас от него требуется лишь спокойствие и холодный рассудок; судорожное же, едва не животное желание жить — позаботится обо всем остальном.
Отец рядом глубоко вздыхает и Трандуил машинально напрягается, покрепче перехватывая руками меч. На периферии сознания разгорается свербящее чувство опасности, и юноша морщится, ощутив укол недовольства вперемешку с тревогой: кроме меча у него не было ни лука, ни парных клинков; один только маленький кинжал в сапоге.
— Держись рядом, дитя, — хмуро цедит отец. Трандуил отрешенно отмечает, как белеют костяшки, когда тот сильнее стискивает пальцами собственный меч.
— Все обойдется, — затем тихо произносит он, словно мантру, и отчего-то юноша вновь верит, пусть, быть может, и не стоило бы. — Обойдется…
Первая стрела со свистом рассекает воздух, вонзаясь в землю в дюйме от ноги Орофера, и, не успевает было Трандуил подивиться комичной нетипичности выбранного оружия, как осознает, что их окружили.
Четверо гномов, которых Трандуилу до сих пор доводилось видеть лишь на картинках, двое ранены, а один вряд ли и до рассвета доживет.
Но все же четверо вооруженных, потенциально смертельно опасных гномов, готовых броситься в бой прямо сейчас, против них двоих. Далеко не лучшая расстановка сил и Трандуил не видел смысла тешить себя ложными надеждами, что победить будет легко. И что вообще удастся сделать это.
Орофер лишь оборачивается на краткое мгновение, криво усмехаясь побелевшему лицу сына, прежде чем клинки с оглушительным звоном скрещиваются в первый раз.
Трандуил не замечает, когда отец успевает сделать быстрый выпад, и когда коренастый рыжеволосый гном его отражает; не смотрит на скрещенные меч и секиру в тщетной попытке и вовсе забыть о том, что рядом есть кто-то, кроме него самого. Так проще, так легче.
Уклониться, припасть к земле, наугад метнув вправо кинжал, прогнувшись, вскочить на ноги, вновь перехватывая в руках меч. Все точь-в-точь как на одной из бесчисленных тренировок, когда противником выступал лишь вечно ехидно фыркающий на каждое движение насмешливый наставник, не чурающийся отвесить лишний раз удар-другой.
Разве что вместо наставника в этот раз отвратительное отродье наугримов, а кинжал, прошив воздух, вонзается прямиком в податливую плоть, к горечи Трандуила, всего в нескольких дюймах от сердца.
Отразить удар, уклониться, но пока не нападать, проверяя выставленный «щит» противника на предмет проплешин. Вновь уклониться, уходя в глухую оборону, возможно, отнимающую чуть больше сил, чем он был готов отдать, но все еще действенную.
Выбирая меж идеальным, выполненным по учебнику, боем и жизнью, Трандуил всегда предпочитал последнее, не слишком волнуясь о цене.
Вновь уклониться, невольно отшатнуться, уворачиваясь от удара. Нога предательски выворачивается, подгибаясь. Трандуил тяжело дышит, лихорадочным взглядом смиряя противника.
Трудно, очень трудно. У него есть все шансы, если получится заставить гнома прыгать. Тогда его вес обернется против него же и наугрим начнет задыхаться; уж тем более в такой, далеко не промозглый день, когда на небесах жарко полыхает Анар. Юноша морщится, пытаясь отделаться от липкой мысли, что, по правде сказать, это — его единственная надежда.
Вольт. Наклониться, делая точно вымеренный шаг назад, плавно отставляя ногу и перенося на нее весь вес. В голове звенит странная тишина, будто все мысли разом пропали, но так, верно, и лучше.
Смешливые глаза наставника, зеленые-зеленые, с ехидными яркими огоньками в травянистой глубине, предстают в памяти, вселяя необъяснимую уверенность и мягкое, обволакивающее спокойствие.
Рипост. Меч прямо, пальцы сжать до боли, что угодно, лишь бы не выпустить мокрую от пота рукоять; дрогнет рука — все, конец.
Ухмылка кривит губы, и Трандуил громко вдыхает. Ударить, вкладывая в одно-единственное движение все силы, парировать ответный выпад, с трудом устояв на дрожащих от напряжения ногах, а после вновь отступить, уходя с линии удара противника.
Багровое от ярости лицо напротив искривляет уродливая гримаса гнева и Трандуил через силу сдерживает рвущийся наружу истеричный смех — пока что такой роскоши, как время на слабость, у него нет.
Кроазе. Поддаться вперед, покачнувшись на носках, выбивая огромный тяжелый меч вскользь, мгновенным ударом по его слабой части.
Сталь пробивает кольчугу, с тошнотворным хлюпом пронзая податливую плоть. Слишком мягкую, слишком живую, слишком… Просто слишком.
Трандуил отшатывается, с молчаливым ужасом глядя на рухнувшее к ногам тело. К горлу подкатывает ком.
Его первое убийство.
Осознание накрывает с головой, меч выпадает из враз ослабших пальцев, и Трандуил, пошатнувшись, едва удерживается на дрожащих ногах. Он только что убил живое создание. Лишил жизни. Вот так просто оборвав в одно мгновение, положив конец всему.
Нет времени на то, чтобы опомниться, прийти в себя; ни на что нет времени… Трандуил знает это слишком, пожалуй, даже чересчур хорошо, но отчего-то все так же стоит, замерев на месте, слово окаменев.
Но вдруг, словно из ниоткуда, перед ним появляется другой гном, кажется, тот самый, в кого он еще несколько минут назад кинжал метнул. Бородатое лицо застыло отвратительной маской ярости; луч солнца на миг огнем вспыхивает на поднятом лезвии, но Трандуил все так же стоит, не в силах сдвинуться с места.
Внутренности сковывает ледяными цепями ужас, дыхание вновь сбивается, и он лишь прикрывает глаза, до боли прикусывая губу — смотреть просто нельзя. Но спустя миг гном тяжело оседает на землю, и на полянке повисает абсолютная тишина.
Трандуил осторожно приоткрывает глаза, не веря до конца в то, что происходящее — реально, чтобы тут же столкнуться взглядом с пристально глядящим отцом.
— Цел? — тихо выдавливает тот из себя, облизывая пересохшие губы и рукавом вытирая щеку. Трандуил лишь цепляется на миг глазами за глубокую царапину на скуле и наливающийся синяк над бровью, с облегчением поняв, что и сам отец более никак не пострадал.
— Да, кажется, — хрипло отвечает он наконец, делая неуверенный шаг вперед. Ноги подгибаются и его чуть заносит вперед, что, впрочем, не мешает Трандуилу уже спустя несколько мгновений восстановить равновесие в той или иной мере.
— Хорошо, это хорошо… — рассеянно говорит отец, смотря, будто бы сквозь него, туда, где когда-то проходила незримая граница меж Дориатом и всем остальным миром. — Готов идти? Нам следует торопиться, мало ли…
Договаривать нужды нет — без особого труда Трандуил понимает, что он имеет в виду; в куда больший шок приводит сам вопрос.
Идти? Идти туда?
Его все еще немного трясет от шока, мысли в голове путаются, сливаясь в единое топкое болото, и Трандуилу больше всего хочется верить, что и сейчас он что-то не так понял.
Глупо, да, но Эру… Покинуть дом, где он прожил всю свою жизнь, покинуть собственное прошлое, перечеркнув все, бросить, вот так просто?
Покинуть разрушенный теперь дом, место, где им места больше нет и ожидает лишь неминуемая смерть?
Готов ли он?
— Да, adar nin. Конечно, готов.