Когда Геральт просыпается, уже раннее утро. Чувствует себя выспавшимся и отдохнувшим – впервые за долгое время. Настроение улучшается даже больше после простого, но сытного завтрака, и вчерашняя ссора начинает казаться далеким сном. О’Дима, правда, нигде не видно, и после стольких дней, проведенных вместе, Геральт чувствует легкое беспокойство. За других.

Йен все еще колдует в башне, когда он поднимается. Выглядит подавленно, и чувство вины вонзает свои маленькие коготки в Геральта.

– Йен, – окликает он ее, а она, взглянув на него, сразу же отводит взгляд. Приблизившись, он касается ее плеча, но чародейка молчит. – Прости за вчерашнее. Я вспылил. И о’Дим…

– Ты в самом деле ничего не чувствуешь? – спрашивает она тихо, прервав его жестом. Не плачет, спокойна, хоть и печальна.

– Ничего, – подтверждает Геральт. Йеннифэр тихо вздыхает.

– Мы оба вспылили, – говорит она, потирая переносицу. – В любом случае, отношения выяснить сможем потом. Сейчас главное сосредоточиться на поисках Цири.

Геральт кивает и убирает ладонь с ее плеча.

Ламберт, кажется, с о’Димом уже познакомился, потому что Геральт слышит его отменные ругательства. Предположение оказывается верным: молодой ведьмак стоит на четвереньках, а о’Дим прогуливается рядом, с явным удовольствием глядя на перекошенное болью лицо.

Странное чувство. Горькое и острое. Геральт хмурится.

Будто на месте Ламберта должен быть он.

Тряхнув головой, Белый Волк приближается.

– Что здесь происходит?

О’Дим скалится.

– Всего лишь расплата за неуважение.

– Заканчивай. Хотя, зная Ламберта, он, наверное, это заслужил.

Ухмыльнувшись, о’Дим все же прекращает истязание. Ламберт вскакивает.

– Это еще что за лысый хер, Геральт? Не потрудишься объяснить? – Ламберт тянется к мечу. Геральт его останавливает. Гюнтер тихо говорит что-то вроде: «Сам-то почти лысый».

– Успокойся. Он помогает мне искать Цири.

– Гюнтер о’Дим, – представляется со смешком Господин Зеркало. Ламберт производит не очень приличную лексическую редупликацию, но уже более-менее успокаивается.

– Твоя новая пассия? – с издевкой спрашивает он у Геральта. Дергается. – Да хватит уже меня держать. Не порублю я его в капусту, не волнуйся.

– Я за тебя больше волнуюсь, дубина, – бурчит Геральт, все же отпуская его. О’Дим прохаживается по комнате. – Что тебе поручила Йеннифэр?

– Нужно зарядить филактерий, – Ламберт косится на Стеклянного человека. – Он же с нами не пойдет, верно?

Геральт пожимает плечами.

У о’Дима куда искуснее получается уговорить горных троллей пропустить их. Ради этого, конечно, в нужный момент приходится заткнуть Ламберта.

– Какой же нетерпеливый ведьмак. И как это ты жив до сих пор? – подшучивает Господин Зеркало, когда они оставляют филакторий на месте и ждут. Геральт отводит взгляд в сторону.

– Я просто знаю, что и как хочу, – фыркает Ламберт. – К чему тянуть кота за яйца?

– Пока что удача была на твоей стороне. Но это не будет длиться вечно.

– Что ты вообще городишь? – огрызается Ламберт, сверлит о’Дима взглядом янтарных кошачьих глаз. – Удача? Да к черту мне такая удача. Ты ничерта обо мне не знаешь.

– Такой острый язык, – посмеивается о’Дим. – Но ответить отцу, который, напиваясь, приставал к тебе, было нечего, верно?

Геральт вздрагивает. Неприятное чувство, что как раз этого он и не должен был услышать, сворачивается в кишках склизкой змеей. Ламберт, кажется, на секунду лишается дара речи, а затем Геральт видит, как перекашивается болезненной судорогой его лицо.

– Я знаю о тебе больше, чем ты можешь себе представить, Ламберт. Больше, чем ты знаешь о себе сам, – говорит о’Дим.

– Заткнись. Ни слова больше.

Ламберт отходит в сторону, поворачивается к ним спиной. Геральт смотрит в землю. Лишь спустя какое-то время замечает на себе заинтересованный, внимательный взгляд Господина Зеркало.

– К чему все это было? – спрашивает Геральт, опускаясь в бадью. Горячая вода приятно обволакивает кожу. – Зачем?

О’Дим опускается на край кровати. Смотрит издалека.

– Потому что я могу, – говорит он, но через секунду встает и приближается к бадье. – Он должен знать свое место.

– Тебе важно, чтобы тебя уважали?

– Мне важно, чтобы ко мне не проявляли неуважения.

– Похоже на черты древних божеств.

О’Дим посмеивается.

– Гадай дальше, Геральт.

Ведьмак закрывает глаза, запрокидывает голову, пытаясь расслабиться. Но одна вещь все еще его отвлекает – чужое присутствие.

– Может, выйдешь? – обращается он к Господину Зеркало. Слышит, как Гюнтер усмехается. В воду что-то капает, и, открыв глаза, Геральт видит, маслянистые разводы на воде. – Это еще что такое?

– Поможет расслабиться. Хочешь узнать ингредиенты? – улыбается о’Дим. – Бальзамин.

Геральт прищуривается, вспомнив другое название – Недотрога. Символично или нет? С любовью о’Дима к «маленьким деталям», вполне возможно, что да.

– Волчеягодник.

– Он ядовит, – напряженно замечает ведьмак.

– Хорошо, что у тебя иммунитет к ядам. Не бойся, Геральт. Я пока не хочу тебя травить. Ты даже не давал мне повода в последнее время! – с притворным разочарованием вздыхает Гюнтер. От запаха масла приятно кружится голова. Геральт вновь закрывает глаза, и каждая клеточка тела расслабляется. Разжимается тугой клубок нервов. Даже несмотря на еще одну причину для беспокойства.

– Будь к Ламберту снисходителен, – просит Геральт, блаженно выдыхая. – Он, хоть и редкая козлина, все же неплохой.

О’Дим молчит. Но нет в этом молчании ничего осуждающего, оно невесомо ложится на плечи, осторожно извлекает из сознания занозы мыслей.

– Что ты хочешь взамен? – нехотя спрашивает ведьмак, лениво приоткрыв один глаз. – Ты же явно не просто так дал мне это масло.

– Взамен? – переспрашивает Гюнтер якобы удивленно, но лисья улыбка его выдает. – Просто хочу, чтобы ты снял напряжение и отдохнул. Хорошее самочувствие положительно сказывается на поисках Цириллы.

– Решил побыть полезным? – бормочет Геральт. Сам не замечает, как расслабленность плавно перетекает в сон.

Что-то ласкает тело. Что-то скользкое, но приятное, оставляющее влажный след. Геральт приоткрывает глаза, видит прозрачные щупальца воды. Видит разводы масла. Блаженно жмурится от волны приятных ощущений, которые дарит эта вода. Одно из прозрачных щупалец поднимается к горлу, оглаживает кадык, обводит ключицы, а затем, вновь поднявшись, слегка сжимается на шее. Достаточно сильно, чтобы вызвать нехватку воздуха, но недостаточно, чтобы действительно задушить. Геральт тихо стонет.

Вода проникает, кажется, в каждую клеточку тела. Скользит между раздвинутых ног, трется, податливое, но вязкое. Медленная, неторопливая ласка. Вечность наслаждения. Горячая масса прижимается к его телу, поглощает его. Она пульсирует, пульсирует, а потом посылает волну вибрации, от бедер до шеи, и Геральт тоже дрожит, выдыхая. Тонкое щупальце собирает каплю слюны, показавшуюся из-за уголка рта, как что-то драгоценное, а затем и вовсе пробирается внутрь, между зубов, мягкое, поддающееся языку и губам. Терпкое, но приятное на вкус.

Это напоминает поцелуй: вода ласково обволакивает язык, играется с ним, едва задевает небо и внутреннюю сторону щек. Геральт позволяет ей проникнуть глубже, в горло, хотя дышать становится невозможно. Горло сжимает спазм, и щупальце испуганно дергается, высвобождается, гладит Геральту щеки, будто извиняясь. Снова пульсация, на сей раз сосредоточившаяся в паху, то усиливается, то уменьшается, и Геральт сжимает пальцами края бадьи, запрокидывает голову и выдыхает. Приоткрыв глаза, видит над собой лицо Господина Зеркало.

Заинтересованный взгляд отрезвляет лучше ушата ледяной воды на голову, и Геральт резко садится. Плеск. Никаких щупалец, никаких пульсаций, хотя по-прежнему в воздухе вьется дразнящий аромат масла.

– Ты, кажется, задремал… – замечает о’Дим. Геральт чувствует на затылке его взгляд. Осторожно отпускает края бадьи, понимая, что вцепился в них слишком сильно. Волнение медленно, волна за волной, отступает, и он прикладывает ладонь к лицу.

– Признавайся. Ты что-то еще добавил в масло, – говорит он глухо, протирая глаза.

– Думаешь, тут дело во мне, а не в твоей усталости? – голос Господина Зеркало искрится насмешкой. Ответить нечего. О’Дим подает Геральту полотенце. Геральт встает из бадьи, чувствуя не просто расслабленность – слабость.