— Доброе утро, — шепнул нежный и тихий голос какого-то мальчика.

Я быстро дёрнулся в испуге, задев говорящего со мной впереди паренька. Светлые волосы, бледные губы, невысокий рост, подведённые коричневыми тенями глаза, голубые, чёрные ресницы, тонкие брови, аккуратное и миловидное лицо – это был гость со дня рождения Эвелины. Через мгновения я заметил саму Лину, вместе с остальными её друзьями. Мальчик нежно заулыбался, опустив печально брови, а затем спросил:

— Как думаешь: сколько прошло времени после того, как тебя сломали?

— Я не знаю, — странно было слышать свой голос, будто чужой, — Мгновение словно, а что? Прошли месяца?

— Мне нравится твой настрой, приятель, — показались зубки, вырисовывая белоснежную улыбку, а глаза его заблестели, — Неделя прошла, пока мой папа восстанавливал тебя.

Рыжий парнишка встал с кресла, нацепив свой рюкзак, который был усыпан яркими значками. Он подошёл тихим шагом к своему другу, судя по всему, и слегка его похлопал по плечу:

— Надо ж его как-то проверить, что он рабочий, — веснушчатое лицо изобразило насторожённость, — вдруг он с ума сойдёт и сделает из нас люляки.

Пока шло глобальное обсуждение того, как проверить мою исправность, я решил самолично этим заняться, никого не предупредив. Процесс самоанализа запущен:

«Целостность кэша… норма.

Данные… не повреждены.

Функциональность отдельных элементов…»

И вот я пытаюсь сделать упор на ногу, чтобы осуществить данное предложение в жизнь. Мои ноги немного заскрипели, но следом я выпрямил спину, ловя на себя удивлённые взгляды ребят. Неожиданно и в такт мне отворилась дверь. Стали слышны шаги: коготки ударяли плавно по кафелю. Я дома, и опять он, мой верный и преданный друг, который точно меня не пристрелит, в отличии от моего другого САМОГО ЛУЧШЕГО друга на свете. Я поднял пушистого котика, и стал рукой гладить его шёрстку, следом задался вопросом вслух:

— А что с Виктором?

— Не переживай, — усмехнулся Савелий, — он не спился от чувства вины.

— Не говори так о моём папе! — крикнула Эвелина, ударив шутника в руку, — Я понимаю, что он сделал плохую вещь, но все же живы, — а я так понимаю, что она своей вины вообще не ощущает? — Он просто хотел меня защитить, — голос стал уверенный и пропитанный… гордостью.

— Прости, но что ты сказала? Он защищал тебя? От меня? — решил я возмутиться, пока рядом нет хозяина, — А ничего, что это меня надо было защищать от тебя? Ты вообще не могла бы пояснить, что тобой двигало в тот момент? — Эвелина шикнула, а я просто продолжил, — Просто, зачем ты накинулась на меня и хотела поцеловать?

— Охохо, — Савелий залился в смехе, а остальные молчали, — Ага, даже так. А что тут пояснять? По-моему, и так всё ясно, — он облизнул губы.

— Савелий, прошу, не надо, — одёрнул голубоглазый мальчишка, — Давай без этого.

— Ладно-ладно.

А я вот окончательно перестал понимать, о чём говорила компания этих друзей. Кстати, вот и первая неполадка: почему-то левым глазом вижу всё будто в чёрно-белом «фильтре». Кот начал смотреть мне в лицо и мяукать, наверное, все забыли о нём – надо восполнить недостаток любви. Счастливый кот = счастливый хозяин. А для этого кота похоже другого хозяина, кроме меня, и не найдётся.

— Эээээй, ты с нами? — голубые глаза будто залезали в душу, — Не пугай нас, пожалуйста.

— Что? — мой взгляд стал бегать.

— Аркаша, кажется, что это мы его больше пугаем, — вполголоса промолвила Эвелина, убирая тёмные и распущенные волосы за оттопыренные ушки.

— Да, просто страхуюсь, ты же знаешь меня.

— Конечно, — Лина тяжело вздохнула, — я тебя знаю.

— Боже, — Савелий топнул ногой, — Мы вам не мешаем?

— Тише, — послышался испуганный голос девочки со светлыми волосами.

Котик тем временем уснул на моих руках, тихо мурлыкая. Я решил воспользоваться их склоками и медленно уйти, но стоило подойти к двери, так моя нога задела открытый ранец. Ребята увлечены так успокаиванием друг друга, что и не заметили того факта, что я залез в сумку. Когда-нибудь это любопытство меня погубит. Моё внимание привлекла абсолютно чёрная тетрадка без единой надписи и рисунка. Думаю, что это будет хорошей платой за мою голову. Тетрадь я забрал с собой.

Выходя из дома, мы с котиком устроились под большим деревом, на стволе которого ещё было что-то нацарапано. Я положил своего пушистого друга себе на коленки и стал держать находку двумя руками, пролистывая страницы. Мои глаза наткнулись на странную запись:

«30 марта 2066.

Отлично, в кавычках, прошло день рождения Савелия. Моё сердце будто горит от эмоций. Я почти призналась Кошко во всём. Блииин, это было очень близко. Дура, дура! Опять не смогла ничего ему сказать. Почему ты не покидаешь мой разум? Я вижу каждый день один и тот же сон, где ты стоишь и смотришь, но ничего не делаешь. Поцелуй же меня! Пока еще мы что-то чувствуем, пока мы еще здесь. Целуй меня, я ненавижу, когда ты так нужен! Потом ведь все намного может быть хуже... Почему я не могу найти тебе замену? Нет никого, кто может мне заменить тебя. Я знаю, что ты не будешь со мной. Но я очень СИЛЬНО тебя люблю. НО мы НИКОГДА не будем вместе. Я привыкла не видеть от мужской стороны внимание. Я привыкла расти без отца…Я привыкну жить одна? Нет, я уже пыталась закончить СТРАДАНИЯ, которые мне приносит ТВОЯ дружба. Я медленно брала лезвие и проводила его по руке. Нет, это не было фальшью. Я резала вдоль по дороге на тот свет. Кровь стекала так ярко по моей руке, окропив пол в бардовые тона. Жаль, что пришла Вита и позвонила в скорую. Я тогда потеряла сознание и видела тебя, как ты протягиваешь мне руку и тянешься для поцелуя. Ох, если бы кто-то на этом свете мог заменить тебя…»

— Так вот о какой замене она говорила, — начал говорить я вслух, — Вовремя я попался под руку.

Услышав моё изречение, кот поднял голову и издал своё милое мяу, будто подтверждая мои мысли. Интерес к найденному дневнику прибавлялся, я стал буквально поглощать букву за буквой, погружаясь в океан самоистязания Эвелины. Она так ярко и подробно описывала свои чувства. Мне даже показалось, что она романтизирует свои проблемы. Синие чернила тем временем блестели на белой бумаге под лучами солнца. И тут я наткнулся на одну из записей, посвящённой Виктору:

«…

Ужасный день. Сегодня мама оставила меня с папой, хотя, я думаю, что он не достоин того, чтобы я его так называла. Я хотела провести с ним время, как можно больше. Я до сих пор скучаю по нему. Я не хочу отдаляться. Он снова сделал всё так, как не надо. Я просто зашла на порог, он стоял и улыбался. Я думала, что всё: сейчас сядем и будем разговаривать. Я хотела спросить у него совет по поводу моей симпатии к Аркаше. Почему всё так… плохо? Боже, я же постоянно прошу и молюсь, чтобы у меня и моей семьи было всё хорошо. Почему ты не слышишь меня, Господь? Дьявол? Хоть кто-нибудь? Почему дети отвечают за грехи взрослых? Папа, почему ты не исправим? Почему? Ты даже помочь мне не в силах. Хотя какой помочь? Даже поговорить не можешь. Аркаша постоянно проводит время со своими родителями, а у меня никого и ничего. Мне ведь хочется простых и человеческих объятий и разговоров. Ну смогла б без телефона нового я прожить. Почему нельзя поинтересоваться чем-то? Я же не такая скучная, бесполезная. Я не достояна такого отца. Виктор, я тебя ненавижу.»

— А что произошло-то в тот день? Кстати, тут она уже говорила более кратко. Ладно, полистаю ещё немного.

«День моего отстойного существования 2:16–17

Я пролистала столько много сайтов…

Я всё, видимо, окончательно спятила. Решила сделать приворот. Сегодня ночью я вышла из окна дома и пошла на кладбище, взяв с собой букет из 8 хризантем и плюшевого медведя. Хорошо, что мама не заметила пропажу одного из подарков своих хахалей. Дойдя до своей цели, я нашла верную могилу. Пришлось сесть на колени и сказать заветные слова…

"Как в темной непроглядной ночи луна и демон вместе обитают, так через них к тебе любимый мой, Раб Божий…"

И меня прервали: прибежал сторож и сказал, чтобы я убиралась восвояси. Вот тебе и копилка позорных историй пополнилась очередной срамотой…»

— Похоже на манию какую-то, а не любовь, Эвелина.

— Не могу не согласиться с тобой, слепой товарищ. Это полнейшее безумие, я тоже так думаю, — я вздрогнул и поднял голову, увидев над собой Савелия.

— Ты расскажешь ей, что я сделал?

— Что? — яркие губы вырисовывали улыбку, — Я никому не скажу, но верни дневник на место. Если она узнает, — он начал смеяться, — что ты прочёл её дневник, то беды не миновать.

— Она кажется очень доброй, — вырвалось из моих уст.

— Понимаешь, — Савелий почесал затылок, — каждый нормальный человек, который уважает своё лично пространство, — глубокий вдох, — Короче, любой будет в ярости, если узнает, что его мысли кто-то прочёл, а уж тем более комментировал. Судя по моему спокойствию, ты мог подумать, что я знал о кладбище. Нет, я не знал, мне тоже интересно. Но я думаю, что это будет неправильно.

— Ты тоже прокомментировал. Погоди, — мне не дали договорить.

— Да-да, — хитрая ухмылка, — Я тож успел ознакомиться с её рукописями, за что получил в своё время.

— Осуждаю.

— Да мне фиолетово, — Савелий посмотрел на безоблачное небо своими зелёными глазами, а его кудрявые и рыжие волосы по-особенному блестели на солнце.

Дальше он забрал у меня дневник, уверяя, что подложит его без лишних проблем и вопросов на место. Савелий взамен попросил помочь ему с переносом вещей, а я согласился, чтобы вернуть должок, да и хочется отложить встречу с Виктором.

Так мы и отправились в путь по пустым улицам посёлка городского типа. Савелий оказался довольно-таки молчаливым, когда его не трогают. Руки его в карманах, немного сутулится, хромает на одну ногу. Конечно, вид у него из компании самый нищий, если можно так выразиться. Штанам, видно, уже куча лет: потрёпанные и рваные в некоторых местах. Лямка рюкзака вот-вот оторвётся, буквально на паре ниток держится. Когда он стоял рядом со мной, то я заметил, что его глаза куда-то прищуриваются.

— Ты плохо видишь?

— А? — он повернул голову ко мне, — Представляешь, — доброжелательная улыбка, — Да, я подслеповат.

— Почему очки не носишь?

— А толк в сломанных линзах?

— Справедливо.

— Ага, — показались зубы, а глаза засверкали — а я о чём? Я вообще человек справедливый и честный.

— И скромный.

— Что есть, то есть, — его рука похлопала меня по плечу.

Забавно, что рукав рубашки был тоже порван, я заметил следы швов. Наверное, Савелий был самый высокий среди ребят: где-то 170 сантиметров ростом. Резко он остановился и достал фотоаппарат из ранца, повидавшего время. Присев на колени с хрустом в костях, он медленно и на цыпочках двигался к цели, которая была известна только ему. Щёлк. Поларойд «выплюнет» сейчас фотографию. Не знал, что ими ещё пользуются. Савелий слегка улыбнулся и шепнул: «Чудесно». Я решил подойти к нему и спросить, заодно можно было и узнать его поближе, всё равно нам ещё долго всем общаться:

— Что ты фотографировал?

— Я заснял бабочку, которая сидела на этом цветке, так давно их не видел здесь, — в голосе послышалась печаль, губы его сжались, — Ладно, давай идти дальше, до моего дома осталось чуть-чуть.

И вот Савелий снова шёл впереди меня, хранив партизанское молчание. Интересно, и почему он хромает? Если я его спрошу, то он не ответит, верно? Слишком много лишних мыслей. Наблюдая по сторонам, я всё никак не мог отвлечься, поэтому по итогу решился на разговор.

— Сав, а ты чего хромаешь-то?

— А у тебя почему из двух голубых глаз теперь один серый?

— Так, последствие травмы.

— Я ответил на твой вопрос? — Савелий улыбнулся и повернул голову назад, где был я.

— И что это значит?

— Всему своё время, — он остановился, — как тебя звать?

— Чарли.

— Всё время покажет и расставит на свои места, Чарли.

Наконец-то мы дошли до дома, где жила семья моего рыжего знакомого. Я уже хотел сделать шаг вперёд, как вдруг он меня одёрнул назад и сказал, что пойдёт первым.