Примечание
Перенесено из твиттера
Хуа Чэн с выдохом выпускал дым изо рта. Дым завитками поднимался вверх и растворялся во влажном мутном воздухе.
— Ты правда думаешь, что можешь ему нравиться? — ещё одна струйка дыма поплыла в серое осеннее небо, — Этому.. Цинсюаню?
Повисло молчание. Они стояли в тени колонн-столбов на высоком университетском крыльце прямо под знаком перечеркнутой красной полосой сигареты. Хуа Чэн подпирал стену справа, Хэ Сюань слева.
— Не знаю, — последний сложил руки на груди, пряча ладони, словно замерз (так и есть), — Я идиот. Наверняка он ведёт себя так со всеми, а не только со мной.
Голос у него был хриплый, словно курил здесь не Хуа Чэн.
— Вероятно, — он пожал плечами, изображая всем своим видом безразличие, — Ты уж прости, конечно.. Но не похоже, чтобы он как-то тебя выделял среди остальных.
Хэ Сюань смерил приятеля мрачным взглядом рыбьих, полупустых глаз. Кажется, он даже не моргал. Хуа Чэн не обратил внимания, а может не смотрел в ответ намеренно. Стеклянные глаза посветлели, Хэ Сюань вздохнул.
— Ладно, ладно, ты прав… Я и не собирался ждать от него чего-то, не думай.
Хуа Чэн издал сдавленный смешок.
— Ты-то? Да он как появляется в твоем поле зрения, ты становишься похож на завидевшего хозяина пса — только хвостом не виляешь. И это только потому, что он пару раз с тобой добровольно парой слов перекинулся, — конечно, всё было не так, холодно-пустое выражение лица Хэ Сюаня едва ли менялось от вида того ветряного мальчишки с потока. Тем не менее, слова Хуа Чэна заставили того задуматься.
— Да нет, не может быть, — резко отсёк он, — Ты издеваешься. Прекращай, я серьезно с тобой говорю.
— Конечно-конечно, я сама серьезность, — издевательски протянул Хуа Чэн, туша наконец истлевший до фильтра огарок, а после наконец принимая прилично-участливый вид, — Вот я тебе и говорю: такому как ты тут ловить нечего. Ты думаешь, ему такие интересны? Только разочаруешься в себе и в мире в очередной раз — я тебя снова из твоей конуры вытаскивать не буду.
Огарок полетел вниз на полумертвый газон.
— Да и потом — насколько тебя хватит? Ты же собственник, каких поискать, а он со всеми ведёт себя будто с близкими друзьями. Сам себя изведёшь, ещё пацана того расстроишь — ляпнуть чего обидного ты тоже прекрасно умеешь, — рассуждения Хуа Чэна звучали здраво.
Насколько здраво, что Хэ Сюань окончательно перестал напоминать своим видом живого человека. Серые полупрозрачные глаза медленно моргнули, в них отражалось лицо Хуа Чэна и глубокий мыслительный процесс.
— Да… — голос звучал словно сквозь давящую толщу воды, — Ты прав. Какому как я тут ловить нечего.
Он повторил фразу приятеля, словно дополнительно убеждая себя. Медленно, заторможенно вдалбливая тяжёлыми фразами себе в сознание: с Ши Цинсюанем у него нет шансов. Поджал бледные тонкие губы, вдохнул, выдохнул.
— Ну ладно.. Спасибо. Пойду я.
И пропал, растворившись в серой измороси — такой же бледный и тусклый, как и здания по улице вдоль. Хуа Чэн следил за ним взглядом с крыльца, единственный глаз окрашивает глубоким багровым удовлетворение, затушенный чужим разочарованием огонь ревности, превратившийся в едва теплящиеся в резко-тёмном зрачке угли.
Хэ Сюань его. Хэ Сюань не убежит, не утечет сквозь холодные пальцы. Это правильно, это то, что нужно — только Хуа Чэн разглядит глубину в его мутных глазах, только ему под силу верно истолковать мерцающую рябь серой радужки. Только для него из черного омута зрачков поднимется призрачно-бледное, но такое настоящее сияние — даже если придётся для начала заставить его померкнуть.
Постояв ещё немного, Хуа Чэн спустился с крыльца, прячась от всего мира под ярко-алым зонтом. Скрытому за красной завесой, им не был замечен взгляд лазоревых, будто безоблачное небо глаз, что сначала наблюдал за ними на крыльце, а после долго и печально смотрел вслед ушедшему в пелену дождя Хэ Сюаню.