— Ой, Ники, подбери вон тот камешек.
— Чего? — юноша остановился и обернулся, пытаясь сообразить, о чём это Эри говорит.
— Ну вон, справа от тебя. Я же не могу — руки заняты.
Руки у него, и правда, были заняты целой охапкой веток, которую он нёс к месту стоянки.
— Какой камень-то? — Ники бросил взгляд себе под ноги. Да он издевается что ли?! Тут же их десятки.
— Тот, что светлый, ровный такой, маленький. — Пришлось перехватить котёл с водой в другую руку, чтобы, наклонившись, взять первый попавшийся. — Не тот.
Эри подошёл ближе и носком сапога указал на другой невзрачный кругляш, по мнению Ники мало чем отличавшийся от остальных. Он со вздохом откинул первый, подобрал тот, что надо и, поднявшись, двинулся к лошадям.
Пока Эри разводил костёр, юноша промыл крупу, закинул к ней несколько вяленых кусков мяса и поставил на огонь. Сегодня подходил к концу уже второй день их совместного пути, и пока Ники ни на секунду не пожалел о своём спонтанном, порывистом решении — с Эри ему было интересно! Перед выездом из Гонхо он оставил отцу послание о том, что на какое-то время берёт перерыв от охоты, и чтобы ему не присылали заданий, если сам не попросит. А потом он сунул магическое зеркальце на самое дно седельной сумки, туда, где уже покоились мантия, маска и кулон, старательно завёрнутые в старую рубаху и заваленные сверху другой одеждой. К полудню того же дня руку укололо лёгкой болью, оповещая о том, что пришёл ответ, но у него до сих пор так и не появилось возможности незаметно достать зеркальце и проверить. Да он, честно говоря, и вспомнил-то о нём лишь сейчас, когда Эри сел у костра и достал своё.
Выудив маленький кусочек бумаги с магией пространственника, парень приложил его к стеклу, активируя передачу посланий, произнёс имя «Лоир» и чётко проговорил, где сейчас находится и куда направляется. Ники призадумался: Лоир точно не был одним из советников, тогда кому Эри сообщает о своих передвижениях?
Вскоре парень полез в сумки, составленные у ствола толстого дерева, вытащил походные одеяла, тёплую куртку, штаны, пару рубах, десяток пустых флакончиков, сложенных в длинный кожаный держатель со специальными кармашками, ещё один такой же, баночку с какими-то сушёными чешуйками, свёрток бумаг… Боги, да сколько же у него там барахла?! Ники всё смотрел, как из глубин сумки появляются новые и новые предметы, и это только одна, а ведь у него их три! И вот, наконец, Эри добрался до холщёвого мешочка, с тихим «Ага» открыл его и бросил внутрь подобранный недавно камешек, и, судя по глухому стуку, тот ударился о несколько десятков таких же.
— Для чего они? — не выдержав, спросил Ники.
— Я накладываю на них чары.
— Какие?
— По-разному: смотря что требуется. Я ведь не могу колдовать напрямую, только через какие-нибудь предметы, потому и заклинатель. Заколдовать камни, бумагу, зелья, амулеты, оружие — этим обычно и ценятся такие как я.
— Обычно? А ты, что же, не ценишься?
— Ну... я могу делать то же что и другие заклинатели, но, как выяснилось, от меня больше пользы на заданиях.
— Ты хороший боец?
— Нет, я хороший искатель.
Ники чуть вздрогнул, когда из кармана на его руку переползла ящерка, касаясь кожи прохладными лапками. Он погладил её пальцами, как делал всякий раз за последние два дня — уже почти привычка. Зверушка напомнила ему, что пора бы оторвать взгляд от того, чем занимается Эри, и помешать кашу.
После того как парни поужинали, раскатали одеяла и устроились на ночлег, Эри достал лист бумаги и, нарезав его на маленькие треугольнички, стал карандашом вычерчивать на каждом символ. Эти бумажки выглядели точь-в-точь как те, что использовались для посланий через зеркальце. Это их Эри создаёт сейчас? Ники впервые видел, как заклинатель создаёт что-то подобное, подсел поближе и с любопытством сказал:
— Расскажи: что ты делаешь?
— Это для связи.
— Нет, подробно: объясни пошагово.
Эри удивлённо глянул на него, но потом пожал плечами.
— Если тебе это интересно…
— Очень!
— Для начала я взял бумагу: плотная подходит лучше всего, хотя бы потому что она дольше хранится, ведь маги порой месяцами носят с собой эти зачарованные треугольники. Вообще-то форма может быть любой, главное — содержимое, но так уж повелось, что у сподручных чар, которыми пользуются все маги, есть своя узнаваемая форма, размер и цвет, да это и удобно: едва увидав, всегда знаешь, что перед тобой. Вот этот символ, — парень указал на уже начертанный знак, чем-то схожий с буквой «Н», только с парой лишних закорючек, — он, собственно, и есть — мои чары. Я вкладываю в него силу, когда черчу, и она соединяет простую бумагу с магией пространственника.
Эри достал небольшую склянку с переливающейся розоватой, густой массой и тонкую кисть. Откупорив крышку, окунул в неё ворс, а затем провёл по маленькой заготовке. Символ на секунду окрасился в алый, а потом исчез, будто впитываясь в бумагу.
— Вот и всё — готово, — он приподнял треугольничек и показал Ники.
— В этой склянке магия пространственника? — юноша задумчиво глянул на клубящуюся в бутылке розовую не то жидкость, не то энергию. Он, конечно, знал, что маги часто делятся с заклинателями своей силой, но сам этого ещё не делал, да и вообще слабо представлял процесс.
— Именно так. Похоже, тебе и правда интересно, — Эри тепло улыбнулся.
Интересно… О, и не только это! Последние несколько дней для Ники вообще стали сплошным открытием: просто ехать рядом с кем-то оказалось на удивление приятно. И разговаривать с Эри — тоже, хотя в основном говорил парень, а Ники спрашивал или коротко отвечал. Необщительный и замкнутый — так сказал про него Эри, и юноша очень хотел бы это изменить, да вот только не знал как: не так-то просто поменять годами устоявшуюся манеру общения.
После того как Эри зачаровал последний кусочек бумаги, он тщательно всё собрал и отправил обратно в седельную сумку, лишь часть треугольничков сложив в поясную. Это тоже было интересно — наблюдать за ним. И не только за магическими действиями: Ники нравилось смотреть, как он двигается, как меняется мимика на его лице, когда он задумчив, говорит или улыбается. Хотелось изучить этого человека, как одну из тех книг, над которыми провёл полжизни, но, в отличие от книг, Эри всё время удивлял.
Вот сейчас парень повернулся к нему, и их взгляды встретились. Всякий раз, когда такое происходило, Ники замирал, а сердце, наоборот, отчего-то билось быстрее. Эри смотрел так долго и пристально — тоже изучал? Парень двинулся к нему, на четвереньках, как кот — медленно, словно боясь спугнуть добычу. А Ники не отводил глаз, даже не шелохнулся, до тех самых пор, пока Эри не приблизился к нему вплотную, повалив спиной на одеяла и нависнув. Замер, едва ли не пожирая взглядом. Ники совсем застыл, а по телу пробежали мурашки: кажется, он перестал дышать в предвкушении чего-то, сам не понимая чего же хочет. От взгляда Эри сердце забилось ещё быстрее, и нестерпимо, просто нестерпимо, хотелось… но чего?
Ники вцепился ладонями в ткань, пытаясь осознать свои ощущения, понять, и в этот момент Эри коснулся рукой его бока, провёл вниз до бедра, а потом обратно, только в этот раз ловкие пальцы забрались под рубаху и прикоснулись уже к коже. Юноша задрожал, и наконец пришло осознание, что именно этого он и хотел! Хотел, чтобы Эри прикоснулся к нему, хотел почувствовать эту обжигающую ладонь на своём животе, как сейчас. Ещё даже не зная, как это приятно, он хотел этого! Парень медленно погладил его пылающую кожу, и Ники рвано выдохнул, всё так же глядя ему в глаза. Руки невольно потянулись в ответной ласке, чтобы узнать, каково это — чувствовать под пальцами тепло другого человека. Этого захотелось так сильно, что кончики пальцев стало покалывать, он уже почти дотронулся до высокой скулы с лёгкой тёмной щетиной, как где-то вдалеке завыл волк, и они оба вздрогнули.
В глазах Эри отразилось сожаление, а потом он со вздохом поднялся и, выудив из сумки длинную верёвку, обогнул ею спальные места и костёр, начертил в воздухе пять знаков на равномерном расстоянии друг от друга, и юноша почувствовал, как сомкнулся защитный круг. Эри вернулся к своим одеялам, прилёг, и, уставившись на огонь, заговорил:
— Я так и не спросил до сих пор: откуда ты, Ники?
Что ж, юноша ждал этого вопроса. Раз они собирались какое-то время странствовать вместе, Ники вряд ли сможет делать вид, что совсем уж ничего не знает о магии: есть шанс рано или поздно случайно сболтнуть лишнего, поэтому, ещё собирая вещи в совместную дорогу, он начал придумывать легенду, и, видимо, пришло время проверить её на прочность.
— Из Ларвии.
— Ты родился в городе магов? — Эри удивлённо посмотрел на него. — Вот это совпадение. Хотя это объясняет твоё спокойное отношение к нам: обычно люди либо нервничают, либо побаиваются, либо относятся к магам с подчёркнутым уважением, но не Ларвийцы — слишком они привыкли, живя бок о бок с нами. Там много зажиточных граждан, может, я даже встречал твоих родителей. Кто они?
— Я сын мага, Эри, но я не могу назвать тебе имени — отец этого не хотел.
Парень застыл на несколько минут, явно поражённый услышанным.
— Сын мага… И у тебя нет дара, потому что не из потомственной семьи, — пробормотал он, и это был не вопрос, а утверждение. — И как давно ты путешествуешь?
— Давно. Я много ездил с отцом.
— Почему же сейчас не с ним? Хотя чего это я… ты ведь уже взрослый.
— Не в этом дело — его больше нет.
— Ты не можешь сказать имя, но кем он был? Какой маг?
— Чтобы ты просчитал, кто из магов погиб за последние годы? — Ники ухмыльнулся. Он, конечно, мог бы приписать себя сыном к кому-то из умерших, но это было уже слишком: пока хватит и той лжи, что он уже наплёл. — Он стихийник, большего я не скажу, да и так ли это важно?
— Пожалуй нет, — покачал головой Эри, а потом потянулся к Ники и обнял его, прижимая спиной к себе. — Но я всё ещё в шоке от того, что ты сын мага.
Они продолжали сидеть, молча глядя на танец пламени в костре, пока обоих не стало клонить в сон. И спать легли тоже вместе, забравшись под одно одеяло. Для Ники это стало очередным новшеством — лежать вот так, рядом с кем-то, чувствуя тяжесть чужой руки на своей талии, тепло прижимающегося тела и дыхание на макушке. Ново, но очень, очень приятно.
***
Наверное, Эри совершил самую большую глупость, какую только можно представить в своей жизни. И ведь он ни какой-то юнец, чтобы желание и симпатия затмили разум. У него были пару раз довольно продолжительные отношения с парнями, да и временных любовников всегда хватало, но чтобы вот так — ни с того ни с сего — взять с собой первого встречного? Вот только увидев в тот день улыбку Ники, он вздрогнул, словно молнией шандарахнуло: «Хочу!» Всё, о чём он мог думать, когда пришло новое задание, и наутро нужно было отправляться в путь: «Хочу его!» И не пойти трахнуть вот прям сейчас и на завтра забыть об этом, а: «Хочу его рядом!»
Ники удивительный. Молчаливый и замкнутый, но если разговорить, он отвечает. Внешне кажется безразличным, но приглядись внимательнее или коснись темы, что ему неприятна, и увидишь бурю эмоций. А сколько счастья было на лице Ники, когда Эри создал ящерицу! Вот именно в тот момент, от этой восторженной искренней улыбки, его и переклинило. Мальчишка вызвал в нём не только желание, но и интерес, и Эри, не долго думая, предложил ему поехать с ним, к своему немалому удивлению получив согласие.
Шёл шестой день, как они вместе находились в дороге, и за это время Эри немного лучше узнал своего юного спутника. Одно то, что Ники являлся сыном мага, стало для него огромной неожиданностью, но с другой стороны это многое объясняло. Неподдельный интерес к магии например. А ещё он выглядел как подросток, но ни его речи, ни взгляд не соответствовали внешности, поэтому Эри быстро поверил, что ему двадцать, ещё до того, как узнал о его родословной, а теперь, кажется, нашёл причины этого. Ники не унаследовал магии своего отца, что и не удивительно, но, похоже, кое-что от родителя ему досталось — способность медленно стареть. Внешность магов после двадцати менялась крайне медленно: до трехста-четырехста они всё ещё выглядели молодо. Конечно, Ники так долго не проживёт, он обычный человек, но, видимо, какая-то часть сил отца всё же повлияла на его развитие.
Ещё мальчишка оказался очень любознательным: ему было интересно абсолютно всё, особенно, если это касалось магии и заклинательства. Как только Эри начинал что-то делать, Ники подсаживался рядом и, если не понимал, задавал вопросы. И пожалуй, самое главное, чего парень точно не мог не замечать — Ники постоянно смотрел на него! Смотрел, даже не пытаясь скрывать этого, и Эри цепляло…
На юге Исвинта погода разительно отличалась от севера, и здесь в разгар дня солнце прямо-таки припекало. Нормальной ванны и постели им не видать ещё дня три, а смыть с себя пыль, да и вообще искупаться, хотелось, поэтому часа два назад Эри свернул с тракта и направил коня по просёлочной дороге к реке, и вот, наконец, впереди показалась широкая, искрящаяся на солнце, лента воды. Парень подстегнул коня, ускоряясь, и краем глаза глянул на Ники — мальчишка не отставал.
— У нас закончилась вода? — спросил юноша, когда Эри остановился у берега и, спешившись, стал снимать поклажу с лошади.
— Нет, просто заночуем здесь.
— Но темнеть начнёт лишь через несколько часов, — Ники бросил взгляд на солнце, прикидывая.
— Ага, как раз искупаемся, наловим рыбы и поедим, — Эри протянул было руку, чтобы помочь мальчишке спешиться, но тот спрыгнул сам, будто и не увидев её.
Это, кстати, была ещё одна вещь, которую Эри за ним заметил — Ники не прикасался к людям. Нет, когда Эри обнимал его, он реагировал совершенно спокойно, но вот такие простые вещи, как принять помощь, пожать руку или, как в тот первый день на рынке, когда Ники ходил, спрятав руки в карманы куртки и так осторожно обходя прохожих, словно стараясь никого не задеть. К чему бы это? Может, в прошлом ему кто-то причинил боль, но он не хотел говорить об этом?
Эри привязал коня к разлапистому кусту и, быстро скинув одежду, по пояс вошёл в воду. Просто блаженство… Тёплая, но отлично охлаждает вспотевшее разгорячённое тело. Он обернулся и вновь поймал на себе взгляд Ники. Мальчишка застыл на берегу, держа в руках ящерку, и без стеснения разглядывал его. Эри сглотнул и отвернулся, а потом и вовсе нырнул. Интересно: у Ники уже были подобные отношения? Ему двадцать, так что наверняка да, но всё же так отрыто смотреть… Даже Эри это смущало.
Немного проплыв на глубину, он вновь повернулся к берегу, и — о, боги! — лучше бы этого не делал! Совершенно обнажённый Ники медленными шажками входил в реку. Его тело оказалось даже более изящным и хрупким, чем Эри себе представлял, а те немногие скромные объятья, что он себе позволил, тоже не позволяли изучить его настолько. Светлая, гладкая кожа, практически без волос, лишь пушок между ног — таких стройных длинных ног… Плоский живот и грудь со светло-розовыми сосками, узкие плечи, а когда он немного повернулся, показалась белая, чуть округлая попка. Эри закусил губу и снова нырнул. О да, он хотел его! Об этом явственно говорил вставший член, а ведь он всего лишь посмотрел на его обнажённое тело.
Остыть Эри даже не пытался: неспешно поплыл к берегу и, когда мальчишка вошёл в воду по грудь, притянул его к себе, поглаживая ладонями нежную спину. Ники смело посмотрел ему в глаза: наверняка чувствовал возбуждение Эри, которое упиралось ему в живот, но и сейчас на его лице не отразилось ни единого намёка на смущение. Значит, можно быть напористее?
Эри скользнул руками по гладкому гибкому телу, огладил бока и спустился к упругим ягодицам, чуть сжал и, тяжело выдохнув, прижался губами к шее, начиная выцеловывать её. Мальчишка вздрогнул, вцепился в его плечи, а потом тонкие пальчики переместились на спину, и он с тихим, едва различимым стоном, откинул голову назад, ещё больше подставляясь под губы. Эри не на шутку завёлся, жадно вылизывая бархатистую кожу, сжимая в объятьях такое желанное тело, скользнул дорожкой из поцелуев к подбородку, прошёлся по скуле, а потом поймал приоткрытые губы и сразу же скользнул внутрь. До чего же горячий и соблазнительный ротик… Он толкнулся языком, а затем снова и снова, и Ники стал отвечать, поглаживать его своим юрким язычком. Кажется, последние остатки разума, вытеснило желание, Эри ещё теснее прижал его к себе и, почувствовав как по бедру скользнул чужой возбуждённый член, застонал в припухшие алые губы:
— О, Ники!
Эри отступил к берегу, утягивая за собой и своего юного любовника. Оказавшись в воде по колено, сел на песок и усадил Ники верхом на себя, так, что теперь их члены потирались друг о друга. Ники обхватил его за шею и уже сам поймал губы Эри, впился в них поцелуем. Не только красивый и соблазнительный, похоже, ещё и страстный. Интересно, а насколько он чувствителен? Одной рукой продолжая обнимать заведённого мальчишку, второй Эри скользнул по ключицам, переместился на грудь, медленно поглаживая, нащупал маленький сосок и бессовестно стал играться с ним, потирать пальцами, чуть сжимая, и не прошло и минуты, как Ники выгнулся, отпуская его рот, и застонал.
Эри припал к нему губами, посасывая, дразня языком упругую горошинку, и вскоре Ники заёрзал на его коленях, прижался к животу и стал тереться о него своим членом, при этом тихонько поскуливая. Эри и сам едва не застонал, обхватил орган мальчишки рукой и стал медленно поглаживать, подмечая, что он, как и весь Ники, не слишком велик и легко помещается в его крупной ладони. Ники тут же упёрся в его плечи и начал толкаться в кулак, плавно увеличивая темп. Через минуту Эри поймал и свой член и, перехватив оба в одну руку, ускорился.
Ники сейчас казался ему ещё прекраснее: такой тонкий и изящный, отчаянно цепляющийся за него, возбуждённый до предела, голова запрокинута, а рот приоткрыт в немом крике. Как он стонал! Так сладко, призывно стонал, чуть выгибаясь, что Эри не удержался: свободной рукой огладил упругие ягодицы, раздвинул половинки и, потерев тугую дырочку, медленно вставил палец внутрь. Узкий. Если у него и был кто, то давно: мышцы мальчишки так тесно сжимали его, а ведь это всего один палец. Парень чуть двинул им внутри, а потом ещё раз и ещё, пока не нашёл то, что искал, и был вознаграждён за это громким протяжным стоном, перешедшим во всхлип. Ники уткнулся лицом в его шею и, тяжело дыша, хрипло выдохнул:
— Ещё… Прошу, сделай так ещё!
Остатки разума стекли в собственный напряжённый, изнывающий член. Единственное, что удержало Эри от то, чтобы немедленно не вставить Ники, осознание того, какой мальчишка узкий. Но потянуть его за волосы, впиться в податливые губы, начать бешено надрачивать им обоим, попутно имея его пальцем и наглаживая простату, ему ничего не мешало. И Ники стонал. Боги, как он стонал, вскрикивал и извивался в его руках! Эри пришлось до крови закусить щеку, чтобы не излиться просто глядя на него и слушая эти звуки. Через пару минут Ники выгнулся, вскрикнул и, содрогаясь всем телом, кончил, и только тогда Эри позволил и себе последовать за ним, а потом прижался губами к бешенно пульсирующей венке на шее, целуя солоноватую кожу.
— Ты потрясающий, Ники, — благодарно выдохнул он.
Мальчишка лениво поднял голову и посмотрел ему в глаза.
— Чем?
— Тем, что ты сейчас делал, каким был…
— Я не понимаю. Разве я сделал что-то особенное?
— Эм… Может, и нет, если для тебя подобное обычно, — Эри отстранился и посмотрел на водную гладь.
Этот разговор захотелось немедленно закончить. Он, конечно, предполагал, что у Ники были любовники, но услышать, что вот так извиваться и стонать на парне для него — «ничего особенного», было неприятно. Больше, чем неприятно.
— Обычно? — Ники задумчиво склонил голову. — С чего ты взял? Ты первый, кто прикасается ко мне.
— Первый? — Эри удивлённо распахнул глаза.
— Да.
— То есть у тебя никого не было?! Ты не имел любовников, ни с кем не спал?
— Я ведь уже сказал: ты первый, кто так прикасается ко мне, — мальчишка нахмурился.
— Тогда уже я не понимаю.
— Чего?
— Ты совершенно не смущаешься, не стесняешься, откровенно пялишься на меня и кажешься невозмутимым.
— Это плохо? Я должен вести себя как-то иначе? Боюсь, что меня не учили этому, но если ты объяснишь…
Эри зажал рот мальчишки ладонью, пытаясь осмыслить услышанное. Не учили? Кажется, он начал кое-что понимать, вот только…
— Ники, у тебя есть друзья? Ребята, сверстники, с которыми ты общался, играл, гулял в Ларвии?
— Нет.
— Но ты с кем-то проводил время?
— С отцом и учителями.
— А кроме?..
— Нет.
— А как часто ты вообще разговаривал с людьми?
— По необходимости.
— И как же ты со мной заговорил?
— Вообще-то ты заговорил первым, а потом подошёл ко мне за завтраком. И снова на улице.
Эри нервно усмехнулся, обнял мальчишку и зарылся носом во влажные волосы. Теперь он понял — Ники же совершенно не умеет общаться с людьми! Он просто не знает и не понимает как это делать, потому что никогда не делал. Он, кажется, вообще не знает, что такое простые человеческие отношения, чувства, как выражать эмоции. Он не смущается, потому что понятия не имеет, что такое смущение, как это делать и главное зачем! Его что растили взаперти?
— Ники, а почему ты поехал со мной? Почему согласился, когда я предложил? — тихо спросил парень, понимая теперь, что Ники мог вообще не осознавать, чего именно хочет от него Эри. Каких отношений ждёт.
— Потому что мне понравилось проводить с тобой время. Мне было интересно. Тот день в городе был необычным и увлекательным, а ещё тот первый поцелуй — мне понравилось. — Ники отклонился и снова посмотрел своими широко распахнутыми тёмно-зелёными глазищами. — И всё что было за эти шесть дней в пути, особенно сейчас. Как ты касался меня, как… — мальчишка запнулся, и в эту секунду Эри впервые заметил нечто отдалённо напоминавшее смятение. Если бы не смотрел на него так близко, наверное, и не заметил бы, потому что Ники тут же продолжил: — Как ты ласкал меня спереди. И сзади тоже. Мне очень понравилось, и я хочу этого снова, этого и гораздо большего. А ещё хочу научиться касаться тебя. Мне нравится смотреть на тебя, слушать, находиться рядом, чувствовать твои руки и тепло. Это всё для меня впервые и, возможно, я много не знаю и не умею, но ты нравишься мне, Эри, и я хочу путешествовать с тобой.
Кажется, это была самая длинная речь, которую парень услышал от Ники за время их знакомства, и она оказалась настолько откровенной… Эри продолжал смотреть в эти чистые глаза и понял, что пропал. Вот в этот самый момент, окончательно и бесповоротно — пропал. Он уже не сможет отказаться от этого невинного и прекрасного создания. Эри не просто первый человек, с которым Ники решил переспать, он вообще первый человек, которому мальчишка доверился, первый, с кем захотел общаться, находиться рядом, кому позволил прикоснуться к себе, и осознание этого, кажется, только что пробило сердце парня. Он судорожно прижал обнажённое горячее тело к себе и выдохнул:
— О, Ники… Я тоже. Я тоже хочу... странствовать с тобой.