Когда он просыпается, нежные руки гладят его по голове. "Шицзе", — Вэй Ин выдыхает тихо, прижимаясь ближе к источнику родного тепла. В полудрëме она мерещится ему — совсем юная, с двумя закрученными над висками в пучки косами и мягким взглядом золотых глаз.

А потом — словно ушат воды обрушивается ему на голову, когда он вспоминает — шицзе в красном, шицзе выходит замуж, у шицзе ребëнок от Цзинь Цзысюаня...

От Цзинь Цзысюаня, которого убил Вэнь Нин. По его, Вэй Ина, вине.

Он вскидывается, судорожно ловит воздух ртом — и чувствует тихий, мимолетный аромат, так непохожий на любимые духи шицзе, и всë же ни с чем не сравнимый. Вокруг пахнет землей, железом и целебными травами, пахнет предгрозовым ветром и теплом домашнего очага. Пахнет Вэнь Цин.

В тот миг, когда он открывает глаза и видит перед собой еë взволнованное лицо, он вспоминает. Тропа Цюнци, Вэнь Нин, письмо из Ланлина, "Спасибо и прости", а потом — а потом дикая гонка к безночному городу и...

И Вэнь Жохань.

О Небеса.

Он поднял Вэнь Жоханя.

Вэй Ину хочется расхохотаться от этой мысли, но он сдерживает себя — ещë получит иголкой в лоб, Вэнь Цин, она...такая.

Вместо этого он смотрит на неë и не может оторвать глаз.

— Привет, — зачем-то говорит он — выходит хрипло, как будто он сорвал горло. Вэнь Цин слышит это и хмурится — а потом на миг исчезает и появляется с бамбуковой чашкой какого-то настоя. Вэй Ин пьет его послушно, даже не морщась на терпкий травянистый вкус, и чувствует, как его медленно отпускает.

По крайней мере, смеяться и плакать одновременно больше его не тянет.

— Проснулся наконец-то? — она спрашивает, привычно нарочито сердито, и Вэй Ин улыбается и садится на подстилке, щурясь от света, проникающего в пещеру. Он до обеда, что ли, проспал? То есть, до полудня — в Илине они обычно завтракали и ужинали, пропуская обед, потому что еды было слишком мало, чтобы...

Гуй с ним, думает Вэй Ин и встряхивает головой.

— Вэнь Нин меня не разбудил, — одновременно и жалуется, и извиняется он, и Вэнь Цин упирает руки в боки и смотрит на него так, как будто хочет треснуть чем-нибудь тяжелым.

— Я запретила. Ты, идиот, чем ты думал?

Вэй Ин не успевает вовремя прикусить язык.

— О чëм именно?

Вэнь Цин замирает. Медленно вздыхает, возводит очи к потолку, а потом вдруг делает то, чего Вэй Ин совсем не ожидает — резко приближается и быстро, порывисто, словно боится, что он сбежит, заключает его в объятия. Вэй Ин застывает в этом неловком моменте — запах еë волос наполняет его легкие, и в глазах начинает подозрительно щипать, когда она так же резко отстраняется и быстро поправляет свою одежду... Только теперь Вэй Ин замечает, что одета она иначе.

Он окидывает еë взглядом и хмурится — на Вэнь Цин не привычное серо-бурое ханьфу всë в заплатах, а новое, пусть и тоже простое, но чистое, и красный халат сверху — тоже чистый и новый. Откуда она его взяла? Хотя был же у Вэнь Цин ее меч в мешочке-цянкунь, почему бы и не найтись новой одежде...

На ум ему приходит ещё и другой вариант, но Вэй Ин отмахивается от него, встряхивая головой. Даже Вэнь Жоханю было бы неоткуда взять денег на покупку новой одежды, тем более всего за несколько часов.

— Ты отравился темной энергией, Вэй Усянь, — говорит она и разочарованно качает головой. — Ты десять дней пролежал в беспамятстве.

Вэй Ин уже хочет прилично отмахнуться, что, в первый раз, что ли, а потом до него с неким запазданием доходит смысл её слов.

Десять дней?!

Вэй Ин таращится на Вэнь Цин, не в силах подобрать слова. Десять дней? А как же Цзини? А как же требование выдать их с Вэнь Нином? А как же?..

— Цзини приходили, — отвечает она, привычно поняв его без слов. — Требовали сдаться.

Она замирает на короткий миг, а потом... На какой-то момент Вэй Ин видит на еë лице другую, непривычную ему эмоцию — злое, злорадствующее торжество.

— К ним вышел дядя.

Вэй Ин смотрит на неë несколько мгновений, а потом подскакивает.

— Он убил их? Гуй подери, Цзинь Гуаншань приведëт в Илин армию!..

Он хочет вскочить, повинуясь дикому, какому-то потустороннему страху, но рука Вэнь Цин ложится на его ладонь, и он замирает, чувствуя, как заполошно бьется сердце.

Она смотрит на него ровно и спокойно, уверенная в том, что говорит.

— Дядя сказал не беспокоится об этом. Поэтому тебе тоже не стоит.

Вэй Усянь смотрит на неë так, как будто видит впервые. Ну, в каком-то смысле это и правда так. Он помнит Вэнь Цин — нервную, усталую, раздражëнную — в Пристани Лотоса, когда она вырезала его золотое ядро и дрожащими руками вкладывала его в грудь Цзян Чэна. Помнит совершенно разбитую — дрожащую, всю в синяках и ссадинах, с трясущимися руками — там, на пирсе, где она сумела его отыскать. Помнит еë крик над телом Вэнь Нина, дикий и отчаянный крик, в котором не было уже ничего человеческого...

Помнит ее усталый, обречëнный взгляд и болезненную улыбку, когда она встала, чтобы пойти на смерть.

Сейчас Вэнь Цин выглядит иначе.

Дело не только в еë новой одежде, нет — Вэй Ин смотрит внимательнее и видит больше. Она больше не напряжена, как струна. Под еë глазами нет глубоких синяков и алых следов от бессонных ночей, наоборот — Вэнь Цин выглядит... Спокойной. Как будто она вдруг обрела странную уверенность в том, что всë будет хорошо.

Хах. Что-ж, этого, наверное, стоило ожидать?

"Пока Владыка в Знойном Дворце, Цишань не падëт", да?

Вэй Ин вздыхает и морщится, тянется потереть живот, и Вэнь Цин, кажется, понимает его неправильно — встает, поправляет фартук — обычная полоса красной ткани, подшитая к поясу, она раньше, в клане, носила подобное, — и скрещивает руки на груди.

— В любом случае, скоро будет обед. Тебе стоит поесть что-то посущественнее жидкого бульона.

С этими словами она уходит, и Вэй Усянь, проследив за ней взглядом некоторое время, с кряхтением поднимается с лежанки.

На нëм самом только нижний халат — тоже, кстати, новый. В пещере тепло, по стенам горят фирменные Вэньские талисманы, которые Вэнь Цин ему показала почти сразу, как они сюда пришли — а рядом с постелью на ящике, заменяющей ему и чайный столик, и письменный стол, лежит сложенный в несколько раз кусок ткани. Вэй Усянь быстро умывается — вода в тазу у постели всегда свежая, это уже его работа — и мельком думает, что хорошо бы помыться нормально, но быстро отгоняет эту мысль — из воды у них один ручеек, и тот отравлен темной энергией, а очищать воду ещë и на помывку просто глупо. Потом он протягивает руку к ткани и поднимает еë, и она разворачивается в его руках — в новый и чистый темный халат с широкой лентой-поясом.

Он смотрит на одежду несколько мгновений, а потом, пожав плечами, заворачивается в нее — его старые черные одежды, гуй знает где добытые, всë равно дышали на ладан, — ткань такая непривычно-мягкая, что ее хочется снова и снова трогать. Вэй Ин завязывает пояс, сподобившись даже соорудить какой-то приличный узел из концов, а не просто оставить их болтаться — стыдно перед Вэнь Цин, это же ведь наверняка она нашла для него новую одежду — и выходит из пещеры на тусклый, с трудом пробивающийся через миазмы из темной энергии, от которых поселение защищено барьером из талисманов, свет.

Снаружи всë почти по-старому — те же плохонькие домики и большие бумажные фонари, сейчас, правда, не зажженные — но царит необычайное оживление. Вэй Ин даже замирает на пару мгновений, немонимающе глядя на то, как его Вэни снуют туда-сюда, словно... Словно грядет какой-то праздник. Они, кстати, тоже одеты в чистое — разноцветные халаты, похожие на его собственный и тот, который он видел на Вэнь Цин — и словно бы...

Да, он понимает — на лицах всех Вэней вокруг царит то же выражение, что он уже заметил у Вэнь Цин.

"Теперь все будет хорошо".

— Братик Сянь! — первым замечает его А-Юань и врезается в его ноги маленькой стрелой. Его тоже переодели и даже вымыли — Вэй Ин машинально подхватывает ребенка на руки и чувствует слабый запах трав от его волос. А-Юань тут же с радостным писком принимается дергать его за его собственные длинные передние пряди, и Вэй Ин не может сдержать улыбки — ребëнок тоже выглядит гораздо счастливее, чем обычно.

А потом и другие Вэни замечают его — и неожиданно Вэй Усянь оказывается окружен парой десятков их счастливых лиц. Он застывает, неосознанно напрягаясь, когда видит, что даже молодые девушки, по большей степени раньше шугавшиеся его и прячущиеся за своими старшими, не рискующие с ним заговорить, сейчас подходят ближе. Кто-то гладит его по плечу, кто-то поздравляет с выздоровлением, и вот уже его тянут куда-то вперед, к большому общему шалашу, где Вэй Ин и был-то наверное только раз, когда Вэнь Цин попросила его установить туда талисманы. Сейчас он чувствует себя немного не в своей тарелке, но А-Юань прижимается к его груди, а люди вокруг выглядят такими счастливыми, что все возражения застывают в его горле.

А потом он чувствует разливающийся в воздухе запах мясного бульона и душистых специй и вообще перестаëт что-либо понимать.

Это самый странный обед в его жизни. А-Юань не желает слезать с его рук, смешно лопочет с набитым ртом, и бабушка Вэнь тянется, чтобы вытереть платком его извазюканную едой мордашку. Им обоим в тарелки подкладывают побольше мяса — хорошего, свежего мяса, тушеного с приправами, уложенного большими кусками на свежий горячий рис. За столом шумно, как будто это один из семейных празднеств в Юньмэне, и, глядя на сияющие лица людей вокруг, Вэй Ин не решается испортить момент и поинтересоваться, откуда они достали всю эту еду, одежду, специи и новую утварь — в шатре пол устлан несколькими новыми коврами, стоят несколько небольших столиков и лежат подушки, на которых расположились люди. С самого краю расположилась компания из трёх взрослых мужчин — единственных из Вэнь, кто ещё мог бы сражаться, если бы полученные во время войны и плена увечья — вечно хмурых и с тяжелыми взглядами. Вэй Ин не помнил их по именам и старался не пересекаться с ними лично, потому что не мог поклясться самому себе, что это не он стал причиной того, что из сильных заклинателей они превратились в калек, но сейчас на их лицах он с удивлением замечает измученные, но наполненные надеждой улыбки.

Хорошо, наверное. Да, определённо хорошо. Его задачей… нет, его желанием была защита этих людей.

Он не до конца уверен, что справился.

Чужое появление он замечает сразу. Голоса вокруг моментально стихают, когда ткань при входе в шатер откидывается — и уже через мгновение люди вскакивают со своих мест и спешно начинают кланяться. Вэй Усянь отрывает взгляд от А-Юаня, увлеченно жующего сладкую локву, и поворачивает голову ко входу в шатëр. Кто это может быть ещë, кроме Вэнь Жоханя?

…внешний облик его, впрочем, всë же удивляет его. Может быть, образ чужого мертвого тела так прочно въелся в его разум, но лютый мертвец, зашедший в шатëр, на мертвеца походит слабо. Он переоделся — темно-красный халат с простой вышивкой окутывает его фигуру, делая его даже больше внешне, а Вэнь Жохань всегда был крупным мужчиной. Его волосы, всего десять дней выглядящие как пакля из-за дождей и ветров, теперь были тщательно вымыты и уложены в длинную и толстую, с руку толщиной, косу, перекинутую через плечо. Даже его кожа не была, на самом деле, такой уж мертвенно-бледной — у Вэнь Нина, например, оттенок был почти серым, а вот глава Вэнь выглядел скорее не как мертвец, а как человек, недавно очнувшийся от лихорадки. Его выдавали разве что глаза — слишком яркого алого цвета, немного светящиеся от тёмной энергии, и заметная тёмная вена на щеке.

Ну, и ещё тот факт, что абсолютно все в заклинательском мире знают, что Вэнь Жохань уже несколько лет как безнадёжно мёртв.

А потом А-Юань на его руках тоже замечает вошедшего и взволнованно машет руками.

— Дедушка!

С коленей Вэй Ина, где он сидел до этого, ребёнок практически сваливается, и Вэй Усяню приходится резко отбросить удивление (что ещё Вэнь Цин от него утаила?), чтобы поймать его и поставить на землю нормально. А-Юань тут же оббегает столик и почти бросается к Вэнь Жоханю — от этой сцены Вэй Усянь неосознанно напрягается. Глаза глав Вэнь моментально находят ребёнка, и он тут же делает широкий шаг вперёд, чтобы подхватить его на руки.

Бережно. Как сокровище.

— Ты закончил трапезу, Юань-эр?

Ух ты. Оказывается, Вэнь Жохань умеет разговаривать мягко! Почему-то это осознание забавляет Вэй Усяня настолько, что даже мысль попозже расспросить Вэнь Цин, сы

ном какого именно из её старших двоюродных братьев является А-Юань, отходит на задний план. Какая уже, у гуям, разница? Даже если и младшего… Вэй Ин не из тех, кто винит детей за поступки их родителей.

Он поднимается и выходит из-за стола.

Он успевает сделать только два шага, прежде чем буквально кожей чувствует, как настроение вокруг меняется. Яркая радость, перешедшая в уважительный ропот, теперь обращается напряжением, когда Вэнь Жохань отрывает глаза от ребёнка на своих руках и смотрит на него — прямо, но уже даже без капли теплоты, которая миг назад отражалась в них. Вэй Ин и сам чувствует, как его улыбка перетекает в оскал по привычке, когда он становится напротив, в трёх шагах от этого человека. Складывает руки перед собой.

— Приветствую Владыку Вэнь! — говорит он шутливо, но шутки в этой фразе меньше, чем воды на дне высохшего пруда. Вэнь Жохань щурит глаза, в которых на миг вспыхивает раздражение, а потом бросает короткий взгляд на А-Юаня, за миг выпустившего прядь его волос изо рта и с непониманием переводящего взгляд с одного из них на другого, и медленно улыбается.

— Вижу, ты наконец-то проснулся, Вэй Усянь.

Яд в его голосе неплохо замаскирован издёвкой, а улыбку дружелюбной не назвал бы и слепой, так что Вэй Ин усмехается шире и наигранно упирает руки в бока.

— Хаха, прошу прощения, я действительно проспал. Никак не могу привыкнуть к вашей традиции вставать вместе с солнцем. Его всë равно почти не видно из-за миазмов тëмной энергии.

Вэнь Жохань хмыкает — Вэй Усянь практически чувствует, как этот звук заставляет волосы на его затылке встать дыбом — и щурится, а его улыбка медленно перетекает в кривой оскал. Да уж, думает Вэй Усянь с нотками неуместного веселья, они явно не договорили тогда, и Владыка не против продолжения. Что ж, Вэй Усяню тоже есть, чем с ним поделиться…Но, прежде чем кто-либо из них успевает сказать что-то ещë, А-Юань резко дëргает Вэнь Жоханя за боковую прядь волос, да так, что его голова резко дергается вправо. Его лицо моментально меняется, когда он опускает на ребëнка взгляд — теперь в нëм столько внимания, что Вэй Ину снова чувствует укол чего-то неприятного за грудиной и медленно выдыхает.

— Что случилось, Юань-эр? — явно поняв, что ребенок не собирается объяснять свой поступок (А-Юань сидит, насупившись, и дует губы, выглядя при этом ещë более очаровательно, чем обычно), спрашивает Вэнь Жохань, и ребенок тут же дергает его за волосы снова.

— Не ссорьтесь с Сянь-гэ! Сянь-гэ хороший! — и, прежде чем Вэй Усянь успевает расплыться в улыбке от тепла, вспыхнувшего в его груди, А-Юань поворачивается к нему, отпуская многострадальную челку своего деда, и тычет в него пальцем. — И ты тоже не ссорься с дедушкой, Сянь-гэ!

Итак, они здесь. Стоят друг напротив друга и смотрят на ребëнка, замершего с крайне решительным видом, одинаково сложными взглядами несколько секунд, но Вэй Усянь отмирает первым. Он смеется и быстро преодолевает три шага, отделявших его от Владыки Вэнь, и тянется погладить ребëнка по волосам.

— Мы не ссоримся, А-Юань! Тебе не о чем переживать, — заверяет он, ловя нечитаемый взгляд Вэнь Жоханя. А-Юань пристально смотрит на него некоторое время, а потом поворачивается к старшему мужчине лицом и теперь впивает свой взгляд уже в него, требуя подтверждения.

Забавно и мило, даже несмотря на ситуацию, в которую они попали.

— Это не ссора, Юань-эр, — вкрадчиво подтверждает Вэнь Жохань, и Вэй Усянь легко может различить в его голосе нотки напряжения. Конечно, это не ссора, это больше чем ссора… Вэнь Жохань очевидно ненавидит его, Вэй Усянь же… ну, с этим они смогут разобраться чуть позже. Наверное.

А-Юань облегченно улыбается. А потом, словно что-то вспомнив, издаëт тихое "о!" и начинает оглядываться по сторонам.

— А где Цин-цзе и Нин-гэ?

— Они заняты, Юань-эр, — Вэнь Жохань качает головой, и Вэй Ин приподнимает бровь, направляя на него вопросительный взгляд, но мужчина начисто игнорирует его, полностью сосредоточившись на ребëнке. — Ты сможешь поиграть с ними позже.

А-Юань сновавыглядит насупившимся, но всë таки кивает. А-Юань очень хороший ребëнок.

А вот Вэй Усянь — бестолочь, не заметившая чужого приближения!

— Хань-эр, — бабушка Вэнь подходит ближе, и Вэй Усянь удивленно смотрит на неë, ошарашенный обращением. Вэнь Жохань же просто поворачивается к ней и склоняет голову.

— Матушка, — он приветствует и без каких-то указаний перелаëт ей ребëнка — А-Юань довольно возится на руках старушки, которая с мягкой улыбкой треплет его по плечу. — Присмотрите за Юань-эром. Мне нужно кое-что обсудить… с его Сянь-гэ.

— Конечно, — она кивает и легонько щиплет ребенка за щëку. А-Юань взвизгивает и смеется, пытаясь отстраниться, но пожилая женщина ловко перехватывает его поудобнее, чем вызывает ещё одну волну смеха. Она действительно чудесно ладит с детьми, это правда. Бабушка Вэнь (они все так зовут её, хотя, вообще-то, её зовут Вэнь Лин) — на самом деле родная бабушка Вэнь Нина и Вэнь Цин, мать их погибшего во время осады Безночного Города отца, Вэй Усянь знает об этом, потому что однажды она сама ему об этом рассказала.

Чего он не знал, так это о том, какие отношения связывают её с Владыкой Вэнь. С Владыкой Вэнь, уважительно склонившего в её сторону голову.

У него становится всё больше вопросов к Вэнь Цин.

Вэй Усянь вздыхает, решая подумать об этом позже, и скрещивает руки на груди. Вэнь Жохань поворачивается к нему и сужает глаза, а потом кивком велит ему следовать за собой и, оглядев всех людей, собравшихся в шатре, быстрым взглядом, разворачивается и выходит наружу. Вэй Ин тоже быстро оглядывается (Вэни почти не двигались эти минуты их разговора, и сейчас на их лицах напряжение сменяется облегчением — они… боялись, что Вэй Ин поссорится с их Владыкой?) и спешит за стремительно удаляющимся мужчиной — Вэнь Жохань явно не настроен ждать его.

Поговорить, значит. Да, им… действительно стоит поговорить.