В небольшом городке на окраине штата Мэн всю последнюю неделю октября привычную и размеренную жизнь горожан нарушало шумное и яркое скопление шатров, расположившихся как можно дальше от мэрии и ближе к границе города — совсем недалеко от пестревшего палитрой разномастных цветов осеннего леса. Появление бродячей ярмарки в пределах города, в котором, включая мэра, мало кто симпатизировал подобного рода вещам, а также яростно отвергал стремительно популяризирующийся в стране праздник под названием «День всех святых» или «Хэллоуин», повергло многих жителей в шок, но все то необыкновение, красочность и загадочность, что несли с собой бродяги, заставили их рты захлопнуться, а глаза — блеснуть с присущим любопытством и тягой к неизведанному.
Их опасения по отношению к чужакам и различного рода таинствам не были безосновательными. Старшее поколение, чьи головы уже несколько десятков лет покрывала безукоризненная серебристая седина, пребывало в достаточно здравом рассудке и светлой памяти, чтобы хранить и исповедовать остальным обывателям этого места о бессчетных злодеяниях некоторых обитателей, сгинувших со свету всего-то чуть больше сотни лет тому назад. Дьявольский союз трех ведьм, что жили в самой чаще леса — говорят, у заброшенной хижины, где они скрывались от людских глаз, ровно как и в тех местах чащобы, где они проходили множество раз, всякая травинка и ветка лишалась цвета, а почва становилась непригодной и в конце концов оборачивалась в топь, — не один десяток лет изнурял местный люд страшными напастями, вплоть до момента, пока бедные и обозленные люди не сбились в кучу, точно голодная свора собак, взяли в руки вила и топоры, лопаты и кочерги, чтобы двинуться в пущу и придать огню отродий сатаны.
Минувшая сотня лет спокойствия и процветания не смогла полностью искоренить страх и боль из искалеченных душ — конец октября все еще будоражил их тела призрачными воспоминаниями предков, будто те каким-то образом сумели посеять в людях тревогу и недоверие, что они сами переживали каждую секунду своей безотрадной жизни. Мрачные рассказы о единственном дне в году, когда на их окаянную землю сходил древний демон Самайн и пожирал плоды годовалых трудов, когда на всей земле, где обитала хотя бы одна ведьма, творился несусветный ужас, вынуждали стынуть в жилах кровь у тех, чьи глаза и уши впитывали всякое промолвленное тихое слово.
Однако годы брали свое, и даже после пробежавшей волны слухов о том, что бездомные, коими полнились некоторые улицы городка, вдруг начали исчезать, и что бродячая ярмарка имела к этому самое прямое отношение (некоторые утверждали, будто среди них водились колдуны и ведьмы, и оттого они казались такими необыкновенными), в городе все чаще попадались люди, подобные Розанне Сарто. На слухи вроде этих урожденная американка с итальянскими корнями только небрежно махала рукой и, цепко ухватившись и слегка повиснув на крепком предплечье спутника, подводила Фрэнка Айеро — такого же уроженца Америки с итальянскими корнями — к пестрящему скоплению несколько потасканных, но оттого еще более привлекательных шатров бродячего торжища.
Улыбка не сходила с лица Розанны с той самой минуты, как ей удалось вымолить у своего избранника согласие на совместное посещение «той чудной бродяжьей ярмарки», чьи веселые огоньки и звуки всю минувшую неделю изводили ее любопытством. Она, как и весь остальной город, по отношению к которому ярмарка находилась на некотором отдалении, дабы не беспокоить недовольную часть населения, знала наверняка, что скитальцы пробудут здесь всю последнюю неделю октября и покинут это место в первый день ноября на рассвете. К ее сожалению, эти шатры никогда не бывали здесь раньше, и впредь больше никогда сюда не вернутся (что было одной из главных причин почему мэр и не шибко довольные граждане предпочли перетерпеть их присутствие и дать остальной части города насладиться весельем), как впрочем и в другие похожие места, куда единожды ступала их изнуренная нога, и потому радость девушки увеличивалась троекратно от осознания того, что ее кавалер был рядом с ней в этот прекрасный вечер.
Как бы то ни было, Фрэнк Айеро неохотно разделял мнение милой Рози, и потому на лице его в это мгновение поселилось невзрачное выражение, едва скрываемое под слабой улыбкой.
Розанна, оторвав восторженный взгляд небесно-голубых глаз от сверкающих огоньков, улыбающихся тыкв и настораживающих пугал — и, конечно, от скопившегося веселого народа, — обратила его к возлюбленному.
— О, Фрэнки, ну отчего ты куксишься? — она хихикнула, и на румяных щеках ее темнели ямочки. — Только погляди как здесь здорово! Давно ты видел праздник краше этого?
Она смотрела на него снизу вверх, хотя их разница в росте была невелика. Фрэнк опустил глаза на светящееся от восторга лицо Рози и в который раз про себя подметил, как сильно ей были к лицу распущенные каштановые волосы (что в обычное время заплетались в косы или собирались в пучки), волнами ниспадающие с ее головы к шее, плечам и груди, прикрытым тканью бардового платья чуть ниже колен. От ее прелестного вида взгляд его янтарных глаз мгновенно смягчился, а на лице расцвела искренняя улыбка.
— Здесь… необычно, — промолвил он, — но все-таки Рождество я люблю больше.
— Неужто больше собственных именин? — она выразительно вскинула тонкие брови.
— Определенно, — кивнул Фрэнк, — тебе ли не знать, милая?
Розанна коротко кинула и перевела взгляд вперёд, чтобы больше не упустить из виду ни единой крошечной детали. Ее необъятное желание прийти сюда в паре с Фрэнком имело на то свои причины, и, пожалуй, единственной и самой важной из них был его день рождения. Фрэнк Айеро родился в ночь с тридцатого на тридцать первое октября, ровно в девять минут после полуночи, хотя никто и никогда не придавал этому значения и обычно просто округлял число до десяти, чего точно нельзя было сказать о дате. Все семейство с первого дня его жизни растило мальчика в страхе перед пережитыми бедами города и днем Самайна, в который он, к превеликому их несчастью, был рожден. Очевидно, подобное воспитание и давление со стороны близких дало свои незамедлительные плоды в виде комплексов и склонности к суевериям, не позволявшим Фрэнку жить полноценной жизнью.
По стечению обстоятельств парень медленно, но чертовски верно лишился всех родственников в этом городе, и теперь жил совсем один в их старом двухэтажном доме, который он изредка делил с заглядывающей к нему в гости Розанной. Всего через сутки ему должно было исполниться двадцать два года, и он был окончательно и бесповоротно уверен в том, что последующий год своей жизни — и кто знает, возможно, вплоть до момента кончины — проведет как можно дальше от этого угрюмого места.
Он беспрерывно витал в облаках все то время, пока девушка воодушевленно водила его от шатра к шатру, иногда вынуждая Фрэнка попробовать кусочек необычайно вкусного тыквенного пирога или посмотреть на особенно забавную игрушку на прилавке. Но окончательно прервать поток его мыслей о светлом будущем в новом городе или даже стране смог только мелодичный звук флейты, исходивший от одного из шатров. Там, вальяжно вставши за прилавком, коим служил потертый деревянный стол, на фоне алеющих фонариков, свисающих с балочного потолка, выделялся силуэт молодого человека. Издалека он сильно походил на женщину в мужском одеянии: на его плечах, небрежно пристегнутая на нижние пуговицы и открывающая белесую кожу на ключицах и груди, трепетала тонкая рубаха, поверх которой был накинут темный жилет, а ноги обтягивали поношенные черные брюки на подтяжках; на стопах красовались короткие сапоги на низком каблуке. Весь его образ завершали собранные в хвост, покоящийся на его плече, длинные, точно сама ночь черные волосы, лоснящиеся в свете ярких огней вокруг него.
Розанна, будто ухватившись за эту мысль, потащила парня к привлекшему его внимание шатру.
Едва Фрэнк оказался всего в нескольких шагах от мужчины, в свободной манере прислонившегося плечом о балку позади, как на глаза его попались крохотные белые цветы, вплетенные в хвост незнакомца. В обрамлении его угольно-черных волос белые (как предположил Фрэнк) полевые бутончики казались россыпью созвездий на безоблачном небе.
— Ясный вечер, господа, — растягивая слова, с лёгкой улыбкой заговорил мужчина. Он взглянул на них обоих, после чего несколько лукаво посмотрел на Розанну, глазеющую на чудесные игрушки, расположившиеся в ряд на старой полке. — Даме приглянулись куклы? В таком случае позвольте предложить вам заполучить одну из них, сэр, — он плавно отстранился от балки и демонстративно развел руками, глядя на Фрэнка пылающими глазами.
Слова хозяина шатра заставили Айеро наконец-то посмотреть в лицо своей спутницы, что при виде чудаковатых кукол засияло пуще прежнего. Она взглянула на него в ответ умоляющими глазами.
— Фрэнк, Фрэнки, пожалуйста! Я так хочу получить одну из них! — лепетала она, сложив ладошки. — Ради меня, милый!
— Конечно, — он мягко улыбнулся ей, а затем обратился к бродяге, — сколько стоят твои куклы?
Мужчина загадочно улыбнулся, после чего хмыкнул так, словно Фрэнк сказал ему что-то весьма забавное. Брови парня дрогнули в ответ, но в остальном его лицо оставалось прежним.
— Видите ли, сэр, мои куклы нельзя купить, — по-прежнему улыбаясь, неторопливо выговорил тот, — их необходимо заслужить. Выиграть.
Помедлив и не отрывая взгляда от парня, владелец шатра повернулся к ним боком и вытянул правую руку, чтобы указать на дальнюю стойку с красными яблоками, что, как и чертовы куклы, были выстроены в ряд на очередном столе. Позади него находилась небольшая деревянная стенка, испещренная рубцами.
Фрэнк молчал, наблюдая, как тонкие пальцы мужчины касаются ткани на столе и легким взмахом избавляются от нее, открывая паре вид на набор безупречно вычищенных ножей. Их количество равнялось количеству яблок, а именно — шести.
— Что ж, стало быть, я должен попасть в яблоки? — осведомился Фрэнк, прикидывая расстояние к цели. Довольно далеко, не без огорчения подумал он.
— Все верно, сэр, — кивнул мужчина, — попадете во все шесть — и любая из этих чудесных кукол будет ваша.
Он замешкался и с усилием переборол в себе желание заставить мужчину просто продать одну из своих глупых игрушек — несомненно, они выглядели очень привлекательно, но в то же время оказывали на Фрэнка некий отрицательный эффект, однако выворачивать карманы ради какой-то куклы он не имел ни малейшего желания. Более того, парень неплохо владел ножом, но только в том случае, когда он был крепко зажат в руке — метание точно не входило в число его отточенных навыков. Он оторвал глаза от ряда ножей, чтобы посмотреть на лицо Рози, охваченное благоговением.
— Будет по-твоему, — стоически ответил он мужчине, кивнув.
— Мои ножи к вашим услугам, господин, — бродяга едва заметно поклонился и отошел в сторону, давая Фрэнку полный обзор. На его красивом лице играла лукавая ухмылка, а в глазах плясали огоньки ярмарки.
В который раз взглянув на сверкающие чистотой совершенно одинаковые ножи, Фрэнк подошел ближе к столу, больше не ощущая на себе веса Розанны. Протянув руку, он медленно поднял один с правого края. Холодная сталь рукоятки соприкоснулась с горячей плотью его руки, отчего-то беспокоя нутро. Он поднес нож ближе, покрутил в ладони и сжал. После чего устремил уверенный взор к ряду крупных кровавых яблок идеальной формы.
Плавно вобрав в лёгкие воздух, Фрэнк так же выдохнул и вознес руку вверх, придерживая нож за край рукояти.
Взмах. Бросок. Нож устремляется вперёд, крутится, рассекая воздух, и в следующее мгновение вонзается в сердцевину яблока.
Еще один холодный нож. Еще один плавный вдох. Еще один меткий бросок и разрубленное пополам яблоко — его части падают на землю, пока нож с глухим звуком вонзается в деревянный заслон.
В последующие две минуты оставшиеся яблоки настигает та же жестокая участь.
Фрэнк смотрит на дело собственных рук, не в состоянии поверить в случившееся до конца, когда в стороне раздаются размеренные хлопки молодого и такого красивого бродяги. Улыбка, будто навеки пришитая к его лицу, врезается в глаза парня острыми иглами, принуждая хорошенько проморгаться.
— Браво, сэр, — покончив аплодировать, довольно протянул мужчина, возвращаясь к своему месту рядом с балкой, — воистину браво. Настало время получить награду, — он перевел взгляд к удивленной Рози. — Какую куклу желаете, госпожа?
— Ох, подайте ту, что стоит левее. Она третья, — кивком головы Розанна указала на куклу в пышном грязно-синем платье.
Мужчина, не удосужившись проследить за ее жестом — он давно приметил то, как жадно девушка глядела на одну из них, — быстро отошел к полке, чтобы вернуться к ним с увесистой игрушкой в руках. Та, как и прочие, была почти полметра ростом и выглядела просто неотразимо. Ее убранство, волосы и живое лицо создавали впечатление, словно перед ними была вовсе не кукла, а живой ребёнок. Эта мысль посетила головы обоих, но Фрэнк поспешил отмахнуться, а Розанна пребывала в слишком благоприятном расположении духа, чтобы омрачаться из-за таких пустяков.
— Прекрасный выбор, мадам, — учтиво подметил мужчина, протягивая девушке куклу. — Если желаете знать, ее зовут Камелия.
— У нее уже есть имя? — удивлённо спросила Рози, трепетно вынимая награду из рук владельца.
— У них всех есть имена, — заключил тот в привычной манере. — Благодарю за участие в нашем празднестве, господа!
Он откланялся и проводил их долгим взглядом пылающих болотных глаз, чей истинный оттенок было тяжело разглядеть при таком освещении. С губ незнакомца ни на миг не сходила легкая улыбка, таящая в себе что-то темное и неясное — что-то, что каждый раз заставляло кровь бурлить в жилах, а колени невольно подрагивать.
С каждым проделанным шагом отдаляясь от его шатра и ярмарки в целом, Фрэнка не покидало призрачное ощущение пытливого взгляда на своем затылке, отчего волосы на нем вставали дыбом. Парень не смел обернуться и потому продолжал удаляться вдоль по тропе размеренным твердым шагом. Взгляд юноши был направлен вдаль, как можно дальше от куклы в руках его дорогой спутницы.
***
Дом Айеро не отличался богатым убранством, поскольку сама семья не была в числе богачей этого города, но того, что они имели, семейству всегда хватало с лихвой. После того, как в один из дней Фрэнк проснулся одиноким наследником их имения, парень долгие месяцы провел в глубоких раздумиях о своей судьбе и участи его близких, обуреваемый чувством невыносимой скорби и тоски. В особо тягостные минуты своего существования он не раз одергивал себя, чтобы напомнить, что благодаря каким-то высшим силам в его жизни все еще имела место быть милая Розанна, с первой их встречи служившая ему опорой и утешением во всех его горестях, и зачастую являвшейся единственным источником радости.
Как и Фрэнк, Розанна была родом из семьи не богатой и не бедной, полностью пресыщенной своим скромным положением в обществе. Родителей, как и ее саму, мало интересовало положение избранника Рози, что сулило паре только спокойствие и уверенность в совместном будущем.
В имении Айеро после трагичной смерти старшего рода почти не осталось прислуги — кого-то Фрэнк освободил от службы по причине пожилого возраста, кого-то, кто просто пожелал уйти, он отпустил беспрекословно, осознавая, что для содержания дома и единственного хозяина в нем ему понадобится не более четырёх человек. Так в их невзрачном двухэтажном доме остались только те, кто проявил желание и сочувствие к молодому хозяину, рано и невыносимо резко оставшемуся один на один со своим скромным наследием.
К дому Фрэнка они подъехали на автомобиле — одном из тех, что теперь без конца сновали по узким улочкам города. Парень протянул Розанне руку, чтобы та, прижав куклу к себе, осторожно спустилась на земь. На пороге пару встретила Миранда — женщина средних лет, одетая в форму прислуги, с тугим пучком темных волос на голове и миролюбивым выражением на лице. Она была управляющей и потому стояла выше остальных слуг, однако, по большому счету все окружающие принимали Миранду за простодушную мудрую тетушку, к которой по обыкновению следовало прислушиваться.
Слуга прикрыла за ними дверь и помогла Фрэнку снять пиджак. Улыбнувшись, Миранда обратилась к молодым людям:
— С возвращением, мистер Айеро, — мягко сказала она, — рада снова видеть вас здесь, мисс Сарто. Ужин сию минуту будет подан, если изволите, сэр.
Фрэнк благодарно кивнул.
— Спасибо, Миранда, мы спустимся через двадцать минут.
Служанка едва заметно поклонилась и пропустила их к лестнице, ведущей на второй этаж, где в основном располагались спальни и гостевые комнаты, а затем быстрым шагом направилась в столовую.
Оказавшись в просторной спальне хозяина дома, Рози наконец-то выпустила куклу из рук, оставив ее почивать на кушетке, в то время как Фрэнк направился к шкафу, чтобы сменить одежду к ужину. Девушка подошла к нему со спины и опустила ладони на широкие плечи, скрытые под рубашкой. Фрэнк повернулся к ней, чтобы та могла помочь ему раздеться.
— Не знала, что ты так хорошо владеешь оружием, — с улыбкой произнесла она, мельком заглянув в его глаза. Ее пальцы медленно двигались от пуговицы к пуговице. — Ты был великолепен, Фрэнки, — рубашка полностью раскрылась, и пальцы Рози тут же заскользили по оголенному телу, медленно лишая ее ткани. — Думаю, мне стоило бы остаться сегодня, чтобы ты знал, как сильно я люблю тебя.
Ее тихий голос возбуждал воображение, одновременно отрывая Фрэнка от неприятного осадка, что вдруг возник в его душе после встречи с бродягой. Он медленно улыбнулся, коротко поцеловал Рози и прошептал:
— Мне и без того все известно, милая. Но я буду счастлив, если ты останешься со мной. Вот только, — его лицо слегка помрачнело, когда краем глаза он заметил куклу, восседающую на кушетке, — боюсь, твою куклу придется куда-нибудь убрать. Видит бог, Розанна, она прекрасна, но весь ее вид чертовски меня пугает. Мне не по себе от одной мысли о том, что мы будем спать здесь с ней.
— Ох, Фрэнк, — девушка грустно усмехнулась, нежно проводя ладонью по его щеке, — боюсь, твои суеверия не кончатся добром. Но делай, как считаешь нужным — в конце концов ты для меня намного важнее какой-то игрушки.
Как и сказал Фрэнк, они с Розанной спустились к столу спустя ровно двадцать минут. В светлой столовой их ждал ужин на двух персон, с которым они расправлялись медленно и беззаботно, наслаждаясь обществом друг друга.
За ужином последовала теплая ванна, которую они приняли вместе, а затем — подготовка ко сну. Часы пробили одиннадцать, когда голова Фрэнка коснулась мягкой подушки, а на его грудь, приобнимая, опустилась Розанна. Он обнял ее в ответ и оставил поцелуй на шелковистых волосах, стараясь отогнать от себя неизвестно откуда взявшееся гнетущее чувство.
***
Глазные яблоки Фрэнка быстро шевелились под опущенными веками, пока сквозь сон парню мерещилось что-то невероятно странное и приятное. Он проснулся от опаляющих поцелуев, покрывающих его лицо, шею, плечи и грудь, и того, как член парня томительно пульсировал в горячем чужом теле. Припомнив слова Рози, сказанные накануне, Фрэнк хитро заулыбался, не намереваясь открывать глаза слишком скоро — если ей хотелось поиграть, он совершенно точно не был против.
Растянутые в улыбке губы накрыли жадные поцелуи. Влажный язык прошелся меж его сухих губ, заставив парня глухо простонать и прильнуть к ней, сплетаясь языками в борьбе. Ее дыхание было громким и частым, непривычно хриплые низкие постанывания казались Фрэнку как никогда возбуждающими, отчего член парня ежеминутно вздрагивал в ее теле. А затем он ощутил слабые покачивания, и от образовавшегося трения, которого он никогда не испытывал раньше, Айеро несдержанно выругался и заскулил, обхватывая руками ее ягодицы.
В следующую секунду парень открыл глаза, желая увидеть человека, что парой слабых движений доводил его до экстаза, но не заметил там ничего, что ему приходилось наблюдать в предыдущие разы. Вместо изящной хрупкой фигуры Розанны, ее волнистых каштановых волос и голубых глаз перед шокированным Фрэнком предстал образ мужчины, которого он видел всего раз в жизни, но мог безошибочно узнать в нем владельца шатра с яблоками и куклами. Волосы незнакомца все еще были собраны в хвост, усеянный цветами, но слегка истрепавшийся, болотного цвета глаза жадно смотрели в ответ, будто хотели впитать его целиком, алые губы, подобно цвету яблок из его лавки, блестели от слюны в свете тусклой луны, чьи лучи пробивались в незанавешенное окно. Молочная кожа будто бы светилась в темноте, и от вида ничем не прикрытого тела в голове и груди Фрэнка вздымался ураган. Он не мог связать и двух слов, потому как в таком случае парню пришлось бы просто выгнать его, но сила животных инстинктов была в разы сильнее здравого смысла.
Помутневший взгляд Фрэнка спустился ниже по его телу и вперился в нетронутый нависающий над его животом член. Никогда до этого ему не приводилось спать с людьми своего пола, просто потому что Фрэнк не чувствовал в этом потребности. Однако движения, совершаемые мужчиной, вынуждали парня глухо постанывать, а вид чужого возбужденного члена — с удивительной скоростью скапливаться слюну в его рту, которую Фрэнк беспрестанно сглатывал.
Очерчивая взглядом силуэт, освещенный лунным сиянием, он нежно провел ладонями по чувствительной коже, касаясь груди и мгновенно твердеющих сосков, худых боков и плоского живота с густой дорожкой из волос, ведущих прямиком к паху. Коснувшись жестких завитков у пупка, одной рукой он спустился к подрагивающему в напряжении органу, в то время как вторая вернулась к мягким ягодицам, сильно сжимая их и помогая мужчине насаживаться на него.
Едва различимые хриплые стоны незваного гостя заполнили спальню до краев, лаская слух Фрэнка подобно звукам флейты, которые он слышал накануне. Стоило его пальцам опуститься на разгоряченную плоть и начать движение, задевая головку и размазывая сочащуюся смазку по всей длине, как тело мужчины чувственно прогнулось в пояснице, а голова запрокинулась назад, открывая Фрэнку вид на его подрагивающий кадык. В сию же минуту парень вдруг поддался порыву и быстро сел, придвигаясь спиной к стене и подушкам вместе с человеком, восседающем на нем сверху. Сухие губы Фрэнка припали к пульсирующей жилке на шее, приятно царапая нежную кожу, после чего юноша ощутил чужие пальцы в своих волосах и горячее дыхание прямо над ухом.
— Я знал, что не ошибся в тебе, Фрэнк, — с придыханием сказал незнакомец, касаясь языком его уха. — Будь со мной, — он простонал, набирая темп и буквально заставляя их обоих задыхаться. — Будь моим.
— К-кто ты? — Фрэнк едва нашел силы, чтобы сказать это, пока он в прямом смысле утопал в раскаленном и невероятно манящем теле; липкие пальцы его левой руки быстро скользили по органу со вздувшимися венками и снующей из стороны в сторону крайней плотью. Он опустил глаза и с силой прикусил нижнюю губу, преодолевая невыносимое желание — медленно пройтись языком от головки к самому основанию, уткнуться носом в жесткие волоски, жадно вбирая их запах, пока зубы прикусывают мягкую плоть, а затем вновь уступают место языку — попробовать его на вкус.
— Джерард, — он коснулся его подбородка, чтобы заглянуть в изнывающее лицо, — зови меня Джерардом.
Он несдержанно одарил его влажным поцелуем, покрывая слюной пересохший рот Фрэнка. Парень незамедлительно впустил его, принимаясь тереться своим языком о его и томно постанывать.
— Джерард, — прошептал Фрэнк, расплываясь в довольной улыбке — ему определённо нравилось то ощущение, что дарил звук этого имени. — Зачем ты… делаешь это со мной, Джерард?
— Я всего лишь хочу сделать тебя счастливым, — с этими словами, бросив на него похотливый взгляд, Джерард привстал, лишая себя и Фрэнка целого океана ощущений — член с глухим шлепком опустился на живот парня, выскользнув из кольца расслабленных мышц.
Но им обоим не пришлось долго терпеть: член поднявшегося на колени Джерарда наконец-то оказался прямо перед лицом Айеро, что без лишних раздумий тут же обхватил его головку губами, сладко и невыносимо медленно поглаживая ее языком.
— Хороший мальчик, — сквозь сжатые зубы выговорил мужчина. Он запустил пальцы в его короткие волосы, принимаясь ласково поглаживать голову. — Я дам тебе все, что попросишь, слышишь, Фрэнки? Только будь со мной. Стань моим, стань моим, Фрэнк.
В ответ тот лишь глухо промычал, блаженно прикрыв глаза, с каждым мгновением проглатывая все больше и больше, а после возвращаясь к началу, так и не достигнув основания. Одним языком он неспеша очертил головку и коснулся уретры, дразня Джерарда и вызывая дрожь во всем его теле, после чего подобрался к самой заметной выпирающей вене, чтобы смачно преодолеть всю ее длину, осторожно надавливая, и в конечном счете достигнуть основания. Точно как в своих мыслях, он ткнулся носом в жёсткие волосы на лобке, вбирая в себя возбуждающий его нутро запах, а после осыпал того поцелуями, сжимая и массируя пальцами кожу нежных яичек.
— Что такое ты вытворяешь? — на одном дыхании выпалил Джерард, тихо поскуливая.
— Не нравится? — донеслось снизу, но Фрэнк даже не думал прекращать.
— Ты сводишь меня с ума, — он сильнее сжал его волосы на загривке, — такой ненасытный и нежный…
От дрожащего голоса Джерарда Фрэнку хотелось как можно скорее прикоснуться к себе, все еще удерживая его в собственной глотке. Одна его рука быстро опустилась к эрекции, принимаясь медленно, с силой скользить. Заметив это, Джерард не без сожаления отстранился от горячего рта.
— Нет-нет, Фрэнки, это я хочу сделать сам, — он вернул свою задницу на положенное место, пока Фрэнк придерживал член, чтобы мужчина мог беспрепятственно на него опуститься. — Вот так, ах, да-а, — его бедра медленно ходили по часовой стрелке, пуская по телу Фрэнка импульсы небывалого блаженства. С выражением всеобъемлющего восторга Джерард опустился до самого основания, ягодицами ощущая горячие и мягкие яйца под собой, и, задержавшись в этом положении всего секунду, вновь поднялся.
— Быстрее, Джерард, — томно шептал парень, приподнимая и опуская собственные бедра в попытке задать ритм, — иисусе, Джерард, быстрее, — он сорвался на рык и, обхватив худое тело руками, повалил его на спину, нетерпеливо вбиваясь с умопомрачительной скоростью.
— А-а-ах, Фрэ-энк, — Джерард оставил попытки подстроиться под бешеный темп парня, отстранившегося от его лица и вставшего на колени. Теперь ноги мужчины были закинуты высоко на плечи Фрэнка, пока парень жадно сжимал и вбивался в его задницу.
Фрэнк кончил первым — слишком быстро, но так безумно, что перед глазами заплясали искры. Опустив ноги Джерарда, он тяжело повис над ним, глядя прямиком в его темные глаза, и, ни на секунду не отрываясь, почти сел на его живот. Фрэнк выгнулся, выпячивая задницу и мягко целуя губы мужчины, нашарил его руку на простыне и приставил чужие пальцы к тугой дырочке.
— О черт, — выдохнул Джерард, распахнув глаза, в коих без конца плясали бесенята, — ты бесподобен.
На этих словах он смочил пальцы и вернул их к Фрэнку, принявшись мягко поглаживать мышцы по кругу несколько долгих секунд, после чего осторожно надавил указательным пальцем и проскользнул внутрь, потихоньку двигаясь в разные стороны. Вскоре он смог протиснуть второй, а затем третий палец, действуя по прежней схеме вплоть до того, как впустил в него все четыре. Это заняло некоторое время, но Джерард мог ждать хоть целую вечность — и он действительно, в самом деле ждал Фрэнка так долго, — чтобы в последствии заставить их обоих умирать от накрывшего удовольствия.
Парень жадно расцеловывал припухшие губы, когда головка члена Джерарда коснулась его входа. Фрэнк мгновенно отреагировал, насаживаясь на него и пропуская через себя уйму новых ощущений, о которых он даже не мог подозревать раньше. Войдя до конца, Джерард шумно выдохнул, прикрывая глаза.
— Двигайся. Всего пара движений — и я сделаю это, Фрэнки.
Парень не заставил себя долго ждать: подобно Джерарду на нем, он медленно, но чувственно двигался на мужчине, с каждым разом опускаясь резче и сильнее, выбивая рваные стоны из его горла и ощущая как собственный член вздрагивает от накатывающего возбуждения.
Фрэнк не успел сделать и десяти толчков, как Джерард вдруг протяжно застонал, изливаясь в него. Горячее семя стекало по стенкам, согревая парня изнутри, и вязко струилось на пах мужчины, к теперь уже обмякшему органу. Фрэнк тяжело повалился на подушки, предвкушая мягкие объятия сна и будто бы мгновенно забывая о присутствии незнакомого парня в его постели.
Неподвижно пролежав на кровати несколько минут, бродяга наконец поднялся на локтях, сел, встал на колени и подполз к дремлющему Фрэнку — совершенно нагому и беззащитному, но такому неотразимому, что порой даже у такого человека перехватывало дыхание. Джерард тихонько приблизился к его лицу, вдыхая и выдыхая через раз, чтобы оставить невесомый поцелуй на его губах и прошептать:
— С днем рождения, счастливчик.
***
Проснулся Фрэнк только в обед. На его теле не было ни единой вещицы, но зато он был на добрую половину замотан в простыни. Юноша лениво разомкнул глаза, нашаривая ладонью в той стороне кровати, где обычно спала Розанна, но там было холодно и пусто, точь-в-точь как иногда бывало в его сердце.
Перевернувшись с бока на спину, он раскинул конечности в стороны и хмуро оглядел потолок, перебирая странные фрагменты прошлой ночи, что были теперь будто бы в тумане. Повременив, он медленно сел на кровати, почти мгновенно ощутив что-то странное в области задницы, хмурым взглядом окинул скомканное одеяло в ногах и зацепился за несколько сухих белых пятен, так сильно похожих на…
Внезапное озарение стукнуло по голове не хуже чугунной сковороды. Воспоминания бурным хороводом замелькали перед глазами, из-за чего Фрэнку пришлось приводить свое дыхание в относительный порядок.
— О мой бог, — запустив пальцы в короткие волосы, шокировано прошептал он, — как… как я… Проклятье!
— Эй, милый, проснулся наконец? — в дверях спальни показалась радостная Рози. На ней было другое платье, и это говорило о том, что девушка успела побывать дома, пока он все это время пускал слюни на подушку. — Фрэнки, ты в порядке? — обеспокоенно спросила она, присаживаясь на свою излюбленную сторону кровати.
— Да, — опомнился Фрэнк, привычно натягивая фальшивую улыбку, — да, конечно, Роз. Просто приснилось что-то, — он осторожно отвел взгляд, притворяясь будто любуется видом из окна. — Эм, дорогая, ты выходила ночью куда-то?
— Да, пришлось заняться женскими делами в уборной, — скромно проговорила она, — не думала, что ты заметишь.
— Просто ненадолго проснулся, — он коротко посмотрел ей в глаза, — ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, пустяки, Фрэнки.
— Тебе стоило бы отдохнуть, поехать к себе.
— Обязательно, но только после того, как ты наконец-то оденешься и спустишься в столовую! — Рози воодушевленно захлопала в ладоши, лучезарно улыбаясь.
— А что в столовой? — он невольно нахмурился. — Роз, опять сюрпризы? Я же просил!
— Я просто хочу сделать тебя счастливым! — чувственно ответила она, взмахнув рукой в воздухе. От этой фразы, точно вырванной из уст ночного гостя, Фрэнка покоробило. Заметив его реакцию, Розанна напряглась и прекратила улыбаться; в ее глазах блестели зарождающиеся слезы. Запоздало одернув самого себя, Фрэнк принялся оправдываться и всячески успокаивать девушку.
Добившись робкой улыбки на ее лице, он тихо выдохнул, мысленно проклиная себя и того паршивца, что вздумал разрушить его жизнь.
— Ладно, дай мне всего пять минут, — спокойно сказал он, ласково поглаживая ее плечо. — Я быстро оденусь и спущусь.
— Я могла бы помочь, — Роз хитро ухмыльнулась, стреляя глазками по направлению к его мужскому достоинству, скрытому под простыней.
— Не надо, Рози, — как можно мягче ответил парень, улыбнувшись напоследок, чтобы окончательно сгладить ситуацию. Это было странно, и они оба знали это — обычно Фрэнк никогда не отказывался от непристойностей, инициатором которых являлась Рози или еще чаще он сам. Но отчего-то именно в это утро он был выжат как проклятый лимон, и Фрэнк точно знал причину.
— Ну хорошо, именинник, у нас ещё целая жизнь впереди, — коснувшись его щеки, девушка вновь улыбнулась, после чего покинула спальню.
***
Весь последующий день, наполненный сюрпризами Розанны и всей его домашней прислуги, Фрэнк неистово боролся с самим собой, но вся его борьба была лишь жалкой отсрочкой того, что произошло с ним в завершении дня.
Отужинав в компании Роз и, что случалось крайне редко, всей его прислуги, Фрэнк, отправив девушку домой, чтобы та «пожалела себя и наконец отдохнула», незамедлительно поймал первый попавшийся автомобиль. Дорога к окраине города занимала чуть меньше тридцати минут, но Фрэнк нисколько не торопился, хотя и испытывал какое-то склизкое чувство внутри.
Конечно, как тут не чувствовать себя паршиво? Изменил своей чертовой девушке, пока та была в уборной! А теперь еще скрываешь от нее какие-то странные походы на странные ярмарки, к не менее странному бродяге! Стыд, да и только! возмущенно думал про себя Фрэнк, трясясь на заднем сидении такси по извилистой дороге.
Как и предполагалось, шатер Джерарда оставался на прежнем месте, вот только людей у его входа, как и на всей ярмарке в целом, было в разы больше. Всюду сновали люди в странных нарядах и разрисованными лицами, на некоторых вместо грима были надеты маски. Большую часть народа составляли радостные детишки с мешками и ведерками в руках, переполненными разнообразными сладостями — небольшими кучками они перебегали от шатра к шатру, выпрашивая, выменивая или выигрывая что-либо приглянувшееся. Когда перед самым его носом пронеслась очередная толпа ряженой ребятни, Фрэнк не сдержал задорной улыбки. В его груди возникло уже знакомое щемящее чувство, но оно быстро отошло на второй план, стоило парню приблизиться к нужному шатру, вокруг которого сгрудились дети и несколько взрослых.
Фрэнк отошел в сторону, так, чтобы не оставаться на виду и иметь хороший обзор. Владельца шатра он заметил в первые же секунды — скучающе оперевшись о балку, он стоял в стороне, наблюдая за рослым мужчиной, который сосредоточенно всматривался в треклятые яблоки и оттягивал момент броска. Все усилия к его превеликому сожалению были напрасны — он провалился на третьем броске, что не означало ничего иного кроме провала. Так мужчину сменил подросток, затем еще один мужчина, и ещё один. Попался даже старик, столь предсказуемо провалившийся на первой же попытке, но ни с того ни с сего закативший истерику: он кричал что-то о том, будто на полке бродяги сидела его бедная сестра Зои, которую этот шарлатан превратил в проклятую куклу, и вдруг кинулся на Джерарда с кулаками, но был тут же остановлен толпой.
Фрэнк внимательно вслушивался в брань больного старика и не сводил глаз с непоколебимого выражения на лице Джерарда, который, казалось, даже не заметил упреков и проклятий в свой адрес. Он продолжал стоять на прежнем месте, сложив руки на груди и прислонившись к деревянному столбу, наблюдая за тем, как детишки самостоятельно вытаскивают из яблок ножи и возвращают их на прилавок, чтобы попытать удачу. Но за все время, что Фрэнк провел у шатра, она не улыбнулась ни одному посетителю, за исключением разве что бедняка, пришедшего за руку с девочкой на вид лет пяти — мужчина попал в пять яблок и отчего-то осекся на шестом. По поредевшей толпе народа прошел разочарованный вздох. Фрэнк с сочувствием наблюдал за погрустневшим лицом малышки и печальной улыбкой мужчины, который, снова взяв ее ручку в свою, подобно остальным участникам, собирался уйти отсюда ни с чем. Шатер Джерарда был одним из немногих, в котором деньги не имели никакого значения — свой приз ты обязательно должен был заслужить, будто пришел не на бродяжью ярмарку, а на чертовы олимпийские игры. Но какого было удивление бедняка, его малышки, толпы и самого Фрэнка, когда Джерард, впервые за долгое время сойдя со своего привычного места, взял одну из кукол и вручил ее девочке. От сияющей радости на ее лице и сердечного рукопожатия мужчины у Фрэнка на короткое мгновение перехватило дыхание и потеплело в груди — ему определённо не нравились эти странные куклы, но то сколько счастья и благодарности вызвал жест Джерарда в лицах этих людей просто не могло оставить Айеро равнодушным.
Безустанно наблюдая за шатром, он опомнился только когда решил мельком проверить время — его карманные часы показывали почти полночь. К этому времени ярмарка заметно опустела, и сновать у шатров остались только заплутавшие пьянчуги и попрошайки, выискивающие еду и спиртное где-нибудь неподалеку.
Не без ноющей боли в теле Фрэнк вышел из тени, где просидел несколько долгих часов в ожидании нужного момента. Твердым шагом он приблизился к шатру, оставленному без присмотра. Полки, где совсем недавно восседали разномастные куклы, теперь опустели, не было видно ни ножей, ни выставленных в ряд яблок — одни лишь потемневшие ошметки фруктов валялись на полу. Оглядевшись, парень шагнул вперед, к плотной шторе, видимо, отделяющей небольшое помещение за ней, и без всякого стеснения проник внутрь.
Отделение разительно отличалось от остальной части шатра — под потолком его висели небольшие травяные букеты, на полках стояло множество странных склянок, на полу возвышались башни из стопок старых книг, а в затхлом воздухе витал непонятный запах, из-за которого нутро Фрэнка время от времени принималось пылать и скручиваться. Помещение было похоже на импровизированную спальню, о чем говорило наличие хлипкой складной кровати и напольное зеркало, украшенное побрякушками. У тканевых стен шатра стояло три громоздких сундука, у одного из которых сидел Джерард, бережно укладывающий туда кукол одну за другой. Он не обратил на вошедшего никакого внимания, хотя сидел боком к проходу и совершенно точно должен был заметить чье-либо присутствие. Фрэнк повременил несколько секунд, прежде чем начать говорить:
— Что ты сделал со мной? — вобрав воздух в легкие, как можно более уверенно произнес парень. — Приворотил? Отравил? Отвечай же!
Джерард неторопливо взглянул на него снизу вверх, криво ухмыляясь. Он уложил последнюю куклу и опустил крышку сундука, тихо хлопнув ею.
— Околдованные люди обычно так не говорят, Фрэнк, — спокойно ответил мужчина, вставая и поворачиваясь к нему лицом. — Если бы я хотел сделать тебя своей марионеткой, все было бы в разы хуже. Но ты сам этого хотел, и в глубине души ты знаешь, зачем пришёл.
— Не так глубоко, как тебе бы того хотелось, — съязвил тот. — Прошлая ночь. Ты, сукин сын, ворвался в мой дом посреди ночи! И ради чего? Я не понимаю, чего тебе от меня надо?!
— Вопрос вовсе не в этом, Фрэнк, — он сложил руки на груди и закачал головой, — вопрос в том, чего хотел ты. Я видел, чего именно ты желал — ощущал это каждой своей клеточкой, — медленно произнес Джерард, завороженно глядя на него, будто прямо сейчас узрел все его существо.
— И чего, скажи на милость, я хотел? — с вызовом бросил парень, едва ли смутившись.
— Того, чего никогда не испытывал, — ухмылка Джерарда сменилась ласковой улыбкой. Он сделал короткий шаг навстречу, глядя в его янтарные глаза. — Ты хочешь быть счастливым и думаешь, что все переменится, как только ты покинешь это место. Это правда лишь отчасти, Фрэнки. Что, если я скажу, будто твой переезд ничего не будет значить? Что, если там ты познаешь только большее горе, боль и страдание?
— Что ты такое несешь? — неверяще проговорил Фрэнк, нахмурив брови.
— Я вижу людей, — серьезно продолжил Джерард, — их мысли, их боль, и иногда я вижу их будущее. Веришь или нет, прямо сейчас я вижу, как ты страдаешь: тебя убивают две пули в животе, и одна есть в плече. Ты плачешь и злишься, метаешься по сырой земле, пока твои товарищи погибают рядом с тобой, изуродованные и искалеченные, — он медленно приблизился к парню, не переставая говорить и немигающим взглядом смотреть в его растерянное лицо. — Никто не придёт, чтобы спасти тебя, и ты погибнешь прямо там, перепачканный в грязи и собственной крови.
— Что это? — хмуро спросил Фрэнк. — Что происходит?
— Война. Она так близко, Фрэнк, — его холодные пальцы коснулись вспотевшей ладони Айеро и мягко ее сжали, — всего восемь месяцев.
— Хочешь сказать, все эти слухи о войне…
— Она придет за нами. Мы не останемся в стороне, — мрачно сказал тот и медленно мотнул головой.
Фрэнк вдохнул воздух через нос, немигающими глазами впиваясь в его лицо: искренний взгляд тоскливых глаз Джерарда, обрамленных густыми длинными ресницами, вздернутый нос с родинкой на самом кончике, мягкие губы, с коих срывались все эти страшные слова, в которые он, Фрэнк, начинал непроизвольно верить, — все это — наперебой с затхлым воздухом — раз за разом вынуждало его делать прерывистые вдохи и выдохи и сжимать губы в тонкую полоску.
— Но зачем, зачем ты говоришь все это? Разве я не должен быть в неведении? Разве не должен повиноваться судьбе? — взволнованно заговорил Фрэнк, хмурясь от непонимания происходящего. Несколько раз он дернул рукой в попытке отстраниться, но Джерард крепко удерживал его пальцы.
— Если бы ты был другим, я бы закрыл на это глаза, как делал большую часть своей жизни. Но ты тот, кто ты есть, Фрэнк. Я вижу тебя, — его ладонь нежно опустилась на щетинистую щеку парня, — от тебя веет чем-то потусторонним, я чувствую это. Ты был рожден в особенный день. В особенном месте, в особенный день и час. Сам Самайн благословил тебя, Фрэнк, — воодушевленно продолжал тот, не оставляя Фрэнку попыток для возмущения. — Ты знаешь историю вашего города? Как и во многих других, здесь жили ведьмы, служившие Самайну. Знаешь, кто такой Самайн? — Фрэнк еле заметно кивнул, но мужчина все равно продолжил, — древний и очень могущественный демон — вот кто он. Раньше, когда мир полнился ведьмами, он часто ступал на эту землю в последний день октября. Пугал народ, заставлял его прятаться за масками и запертыми дверями, отдавать дань в виде сладостей и пряностей. Теперь же людской страх перед тьмой стал настолько мал, что демону вроде Самайна нечем питаться на этой земле, особенно, когда все его прислужницы давно сгорели в кострах.
— Значит, слухи о вас — правда? Вы все здесь колдуны? Демоны? — Фрэнк сделал над собой усилие, чтобы сделать шаг назад и заставить его руку потрогать воздух.
— Нет, конечно, нет, — торопливо возразил Джерард, глядя на него печальными глазами. — Мы лишь люди, но у каждого из нас есть дар. Все мы, как и ты, были рождены под чьим-то благословением, в особенный день и час.
Фрэнк презрительно фыркнул, отдаляясь еще на шаг, но почему-то испытывая душевную боль от собственных действий.
— Это чушь! Никакого дара у меня нет и в помине.
— Это необязательно. Дар есть лишь у некоторых, и сила каждого очень разнится.
Джерард оставил попытки приблизиться, будто в самом деле видел его насквозь — казалось, он как никто другой знал, что творилось сейчас в душе Фрэнка.
— Зачем ты говоришь мне об этом? — угнетенно вымолвил парень, опустив глаза. Он прикрыл пылающее лицо ладонью, испытывая жуткое желание дать себе пощечину, чтобы найти силы одуматься и сбежать.
— Ты нужен мне, Фрэнк, — сердечно ответил мужчина. — Всю свою жизнь я скитаюсь по городам и странам, год за годом, в попытках найти избранного, который мог бы остаться со мной. Ты именно такой, Фрэнк. Ты прячешь себя настоящего за масками, хотя не признаешь все эти глупые костюмы с тех самых пор, как матушка поведала тебе о зле, таящемся в этом дне. В дне, когда родился ты, — Джерард осторожно приблизился и мягко отвел его руку от лица. — Не находишь себе места и потому бежишь, но ты должен знать — все это абсолютно ничего не значит.
Фрэнк одарил его отрешенным взглядом, но все же позволил холодной ладони в очередной раз сжать его пальцы.
— Тебе нужно освободиться, но никто тебе не поможет — ни твои слуги, ни даже твоя милая Рози. Только я, я один способен тебя спасти — забрать и исцелить, потому что в этом и заключается мой дар.
— Ты вешаешь мне лапшу на уши, — выпалил Фрэнк, хотя, казалось, он был лишь в шаге от того, чтобы поверить и сдаться. — Почему в городе пропадают бездомные? Как только вы попали сюда, люди начали замечать, как те толпами исчезали с улиц! — он с силой сжал ладонь мужчины, но на лице того не дрогнул ни единый мускул. — И тот старик, что приходил сегодня — я чертовски уверен, что он был не единственным, кто проклинал твою сгнившую душонку. Сейчас же говори, куда вы подевали всех этих людей?!
— Боюсь, это не самая приятная часть нашего дара, Фрэнк, — немного погодя, бесстрастно отвечал Джерард. — Во многих местах есть люди, обреченные на скоропостижную и неминуемую смерть. Они мучаются в закоулках, оставленные и забытые всеми, больные и голодные. Мы помогаем им. Не делаем им больно, не убиваем, но просто… освобождаем.
— Каким это образом? — нахмурился Айеро.
— Мы дарим им естественную, тихую смерть. Они просто засыпают и больше не просыпаются.
Фрэнк вновь прекратил моргать и рвано выдохнул.
— А тела? Куда вы деваете тела?
— Считай это меценатством. Это зависит от дара, но мы все пускаем их на материал.
— Ч-что? — сипло произнес тот. — Так твои куклы… они и в самом деле… сделаны из людей?
— Не целиком, скажем, около половины. Но да, это люди.
То, как легко он признался, повергло Фрэнка в шок — создавалось впечатление, словно Джерарду далеко не впервые приходится сознаваться в своих деяниях, и ему было боязно подумать, скольким людям он говорил те же вещи, что и ему.
— Господи, ты же… ты чудовище! Вы все! — встрепенулся парень, небрежно отбрасывая его руку. — Как ты можешь говорить так хладнокровно? Ты отвратителен! Ты же сам меня погубишь!
— Нет, Фрэнк, — твердо молвил Джерард, сжав его дрожащие плечи. — Ты должен понять, мы никого не убиваем! Я исцеляю тех, кто еще способен выкарабкаться — иногда я могу дать им амулет, мешочек, любую вещь, даже куклу — все это будет обладать целительной силой и незаметно для самого человека избавит его от хвори. Но я, как и все здесь, не имеем возможности спасти больного старика, инвалида, чьи тела подвергнуты естественному необратимому разложению. Все, что мы можем сделать, так это безболезненно избавить их от страданий, предать забвению и превратить в жертвователей. Их организм не пригоден в медицине, но из частиц тела можно сделать сильнейший оберег, амулет, который сможет спасти чью-то жизнь.
Джерард заискивающе вглядывался в его перепуганные глаза, полные смятения, искренне желая только одного — чтобы Фрэнк нашел в себе силы и наконец понял его.
— Та девочка, — растерянно заговорил он, — маленькая девочка, которая приходила к тебе с отцом. Ты отдал ей куклу, хотя он не сбил все яблоки, — Фрэнк насилу посмотрел в его глаза.
— Она больна, — согласно кивнул Джерард. — Мало кому удаётся сбить все шесть с первого раза — мои ножи и яблоки немного отличаются ото всех прочих. И это снова доказывает, что ты не такой как все. Ведь ты никогда до этого не метал ножей? Тогда как, думаешь, тебе удалось так быстро справиться с этим?
— Я не верю в это, — слабо запротестовал парень, — просто не верю, не верю.
— Но ты здесь, — он коротко сжал его плечи, приводя Фрэнка в чувство. — Ты мог бы забыть меня как страшный сон, но ты пришёл и ты веришь в то, что я говорю. Это твой выбор, как и то, останешься ли ты здесь и неминуемо погибнешь или пойдешь со мной, чтобы прожить долгую, невероятно долгую жизнь.
Парень нерешительно оглядел лицо мужчины, за всей этой строгостью казавшееся столь печальным и измученным, что чудилось, будто всю тоску его Фрэнк мог вдохнуть и ощутить, как она сдавливает внутренности тугими силками.
— Я не могу… не могу оставить Рози. Она так добра ко мне, Джерард, это эгоистично!
— Но ты привык к этому. И ты точно знаешь, что не любишь ее так же, как она тебя. У тебя нет никого и ничего действительно значимого, ради чего стоило бы умирать. Ты так молод, совсем еще мальчишка, Фрэнки, — он горько улыбнулся, заключая его лицо в ладони и трепетно поглаживая, — но именно таких войны забирают первыми. Ты особенный, но твоя жизнь оборвется, если ты не сделаешь правильный выбор.
Прикрыв уставшие глаза, Фрэнк позвонил себе на короткое мгновение насладиться заботливыми прикосновениями тонких пальцев к разгоряченной коже. Это напомнило ему о тех временах, когда он еще был способен чувствовать к девушке с небесно-голубыми глазами нечто большее, когда их связь только зарождалась и укреплялась с каждым прикосновением, взглядом, робким поцелуем. Но как бы ни старался, он не мог определить ту минуту, когда вдруг осознал, что его чувства не имели никакой ценности, и он с каждым днем все чаще задумывался о том, чтобы оставить свое прошлое и настоящее гнить в этом месте, пока он сам начнет возводить стены новой жизни где-то очень и очень далеко отсюда.
Было сложно представить, что все слова Джерарда не являлись глупым вымыслом, но предубеждения, глубоко засевшие в его голове, и череда последних событий вынуждали парня всецело довериться незнакомцу, так легко завладевшему его телом, сердцем и душой.
— Пришло время собирать вещи, — сквозь темноту сомкнутых век послышался шепот Джерарда; его дыхание ласкало губы Фрэнка. — Мы покинем ваш город до рассвета и исчезнем в первых лучах солнца, — мягкие и гладкие губы накрыли собой сухие и шероховатые на несколько коротких мгновений, — возможно, мы вернемся сюда через пятьдесят или сотню лет. Но ты никогда не узнаешь: для тебя я навсегда исчезну, как и ты — для меня.
Фрэнк разомкнул веки и отчаянно воззрился на его лицо, находящееся всего в нескольких дюймах от его собственного.
— Я не умру, — жалостливо проговорил он, — я не хочу умирать, скажи, что это неправда!
— Мне очень жаль, Фрэнки. Очень жаль.
Джерард, отпустив его лицо, одарил юношу сочувствующим взглядом и развернулся, принимаясь неторопливо складывать пожитки в сундуки и ящики.
Мысли и переживания терзали душу парня, ревностно оттягивая ее в разные стороны и тем самым причиняя обладателю невыносимую боль. Он мог уйти прямо в эту минуту, убежать, не оборачиваясь, как если бы на него стравили адских гончих, но Фрэнк не смел даже пошевелиться. С нескрываемой горечью он наблюдал за тем, как мужчина покорно и ловко очищает шатер: ветку за веткой, склянку за склянкой, вещь за вещью — до тех пор, пока вокруг не остались лишь голые тканевые стены да неубранная складная кровать.
— Что будет, если я, — глядя в его затылок, где волосы по обыкновению были собраны в хвост с вплетенными в них крохотными цветами, произнес парень, — если я уйду с тобой? Что со мной станется?
Джерард, прервавшись, неторопливо повернулся на месте. Его лицо, казалось, не выражало ровным счетом ничего, но Фрэнк каким-то образом сумел разобрать в нем зародившуюся надежду.
— Ты проживешь не одну жизнь, — тихо сказал он. — Увидишь множество земель, спасешь сотни людей и будешь моей опорой. Станешь моей жизнью, всем моим миром — только пожелай, — глаза Джерарда блестели в свете фонарей, свисающих с потолка, состоящего из нескольких балок. — Я не хочу прожить все эти годы в пустых скитаниях и одиночестве, Фрэнк. И столь же сильно не хочу твоей смерти.
— Почему я? Неужели в этом огромном мире нет кого-нибудь еще?
— Однажды ты поймёшь, но не сейчас. Если останешься, ты обязательно поймешь.
Юноша вздохнул, мысленно проклиная его за то, что он сотворил с ним, а теперь еще и не мог толком объяснить причину своих поступков. Но, видит бог, Фрэнку было достаточно всех произнесенных слов, чтобы поддаться искушению и раз и навсегда принять решение, которое — он знал наверняка — в корне его переменит.
Безотрывно глядя на лицо и влажные, полные боли глаза Джерарда, Фрэнк в три порывистых шага преодолел образовавшуюся пропасть между ними, чтобы их тела с силой столкнулись, а губы — срослись в вечном, неразрушимом поцелуе.
В один день, подобный этому, мы перестанем быть прежними.
Будто тени на снегу,
Будто тени на солнце.