Их обед проходил в столовой в здании компании родителей Стинги. Сам Стинги, одетый в униформу официанта, обслуживал их, а с кухни доносились радостные крики Трикси на ломаном французском.

В какой-то момент в середине обеда Робби осознал, что, кажется, все это приносит ему удовольствие. Вот уже второй раз за два дня он ел пищу, не содержающую сахар, и это было очень странно, но пришлось признать, что она оказалась лучше любой итальянской еды на вынос, которую он пробовал в своей жизни. Если не обращать внимания на шум (стук, грохот и возмущеные крики Стинги «Зигги, немедленно вымой руки!»), все было почти как в ресторане.

А еще Спортакус подарил ему цветы. До него никто никогда не дарил Робби цветов.

— Ты так смотришь на меня, — произнес Спортакус.

 — Ах. Да, — Робби кашлянул. — Понимаешь, это все очень мило, и я просто счастлив. Но обычно вслед за этим всегда происходит что-нибудь ужасное.

 — Если это ужасное произойдет, я его побью! — Спортакус проглотил кусок курицы и довольно замычал. — Удивительно, что дети так хорошо готовят.

 — Стефани и Стинги точно следуют рецептам, для них это словно еще одна игра, — Робби оглядел безупречно чистый зал. — Я собирался сказать, что со стороны супругов Спендтрифтов очень мило позволить нам воспользоваться их корпоративной столовой. Но потом вспомнил, что сегодня они и сами собирались устроить здесь ужин, и теперь задумался: а в курсе ли они вообще, что здесь происходит? Впрочем, зная Стинги, можно быть уверенным: через пять минут после нашего ухода это место будет сверкать чистотой, словно нас здесь и не было.

 — Да, может быть. Это самый чистоплотный ребенок, которого я встречал, — согласился Спортакус, делая из своего бокала глоток игристого виноградного сока. Стефани очень серьезно объяснила, что это самый близкий аналог вина, который она смогла достать. — Слушай, можно тебя спросить?

 — Да?

 — Чем ты вообще занимаешься? Ты говоришь, что механик. Но никто никогда не платил тебе за ремонт. При этом ты конструируешь роботов и разные устройства, а костюмы сделаны из ОЧЕНЬ недешевой ткани… — Спортакус нервным движением дернул себя за воротник. — Вот я и спрашиваю: ты сам по себе богатый или просто патологически удачливый?

Робби едва не рассмеялся.

 — Я просто механик. Деньгами меня обеспечивает мать.

 — Она что, королевская особа?

 — Нет, она в международном розыске за кражу драгоценностей. Думаю, у Интерпола есть специальный отряд, занимающийся исключительно Андрой Глайпур. Не смотри так на меня. В школе у меня был очень неловкий день профессий*. Так или иначе, она была разочарована, что я не пошел по ее с дедом стопам.

Спортакус уставился на него.

 — И почему же не пошел?

 — Потому что люблю людей. И люблю машины. По крайней мере, мой выбор порадовал отца. Но он все равно огорчается, что его фамильная традиция — шалости — на мне прервется, — Робби улыбнулся. — Кроме того, если бы я решил присоединиться к семейному бизнесу, то не встретил бы тебя. По этому поводу у меня смешанные чувства… но в целом я рад, — он откусил кусок курицы. — Ты выглядишь очень мило.

 — Я всегда выгляжу мило, — заявил Спортакус, на самом деле не совсем уверенный в своих словах. Он снова нервно оттянул воротник рубашки, хотя две верхних пуговицы были вообще не застегнуты. — Откуда у тебя мои размеры одежды? Наверняка Пиксель ухитрился просканировать меня?

 — Я просканировал. Еще давным-давно. Обувь с дистанционным управлением и пушка, чтобы выстрелить тобой, появились не с потолка.

Спортакус закашлялся.

 — Ох. Спасибо. Эта одежда очень удобная. И ты тоже хорошо выглядишь. Этот костюм понравился мне еще в первый раз, но без накладных усов и монокля смотрится еще лучше.

Робби улыбнулся ему.

Из кухни донесся громкий шепот Зигги: «Ну что, нам нести десерт или нет?».

Спортакус едва подавил смешок, Робби тоже пришлось прикусить язык, чтобы не фыркнуть.

 — Думаю, пора закругляться, а то вокруг становится беспокойно.

***

Робби и правда хорошо танцевал. Спортакус сам не знал, что его удивляло: Стефани же рассказала, что Робби любит танцевать. Наверное, не смог поверить, что Робби действительно очень хорош. И вот теперь он здесь, в концертном зале Хаостауна, вальсировал с Робби Клепкинсом, а квартет музыкантов, слегка сбитых с толку, играл что-то похожее на «I Put A Spell On You». Их пара ничем не отличалась от других, за исключением того, что они были одеты чуть лучше других танцоров.

 — Почему здесь так многолюдно? — пробормотал он на очередном повороте. — Не то чтобы танцы были чем-то плохи, но я никогда не думал, что они так популярны.

 — Скоро Рождество. Люди становятся романтичнее и сентиментальнее.

 — Надеюсь, тут нет омелы? Я не хочу целоваться на публике. Хватит с меня и того, что в танце у меня позиция ведомого.

 — Потерпи, нам остался всего один танец. Пиксель сказал, что в их чек-листе на танцы отведено только полтора часа, но они переоценили мою способность находиться в переполненных людьми местах, — Робби усмехнулся, но Спортакус отметил легкую нервозность. — Честно говоря, я бы ушел сейчас, но мне кажется, что дальше они будут играть танго. А танго я люблю.

 Пока они говорили, песня закончилась, и квартет заиграл новую, подозрительно похожую на «Hey Ya».

Спортакус поднял бровь.

 — Значит, мы станцуем это танго, а потом ты хотел бы уйти?

 — Да, — они вышли на танцпол. — Понимаешь, я действительно прекрасно провожу время, мне хорошо, я невероятно счастлив. Но здесь много людей, и это просто ужасно!

Спортакус смотрел на него снизу вверх, улыбаясь и нервничая, танцуя с таким изяществом, как никогда раньше, и вместе с тем чувствуя, как внутри у него все кипит от вида такого красивого Робби.

 — Я знаю еще местечко, которое мы могли бы посетить. Я собирался позвать тебя туда еще до того, как на нас налетел ураган «Стефани».

 — Другое место — звучит интересно, — бодро откликнулся Робби и наклонил его вниз, удерживая на одной руке. — Ой, нет, это была плохая идея. Не думаю, что я силен достаточно, чтобы удержать тебя в этой позе. А мышцы тяжелые? Я думаю, что ты такой тяжелый из-за своих мышц.

 Спортакус ухмыльнулся.

 — Если ты меня уронишь, мне будет тяжело удержаться на ногах под таким углом!

 Они с трудом выпрямились, и Робби сказал:

 — Пойдем в твое другое место. Это действительно прекрасное предложение.

 — Пойдем. У тебя достаточно теплое пальто?

***

Дирижабль унес их выше, чем Робби когда-либо оказывался, и дальше от Лентяево и Хаостауна, чем он ожидал. Перелет был недолгим, но ему пришлось пережидать его, прижимаясь к задней стенке салона, как можно дальше от иллюминаторов.

 — Как ты живешь на такой высоте? Не боишься, что эта штука рухнет?

 — Я бы не сказал, что боюсь. Риск делает жизнь веселой. И чем больше рискуешь, тем веселее.

 — Это… это не очень правильное отношение к своей жизни и здоровью. С такой позицией ты рано или поздно убьешься.

 — Может быть, — Спортакус обернулся к нему. Его глаза блестели в свете долгой северной ночи. — Но не на дирижабле. Не после того, как ты над ним поработал. Ты заботишься о нем так, как не забочусь даже я сам.

 — Я был бы невероятно польщен, если бы прямо сейчас не боялся высоты.

 — Робби, я пытаюсь тебе польстить. И вообще, мы уже на месте, вставай.

Робби, нервничая, поднялся на ноги, поправляя пальто, и нахмурился, понимая, что не узнает вид из окна.

 — Где мы?

Как только он вышел на платформу, налетел порыв холодного ветра, и Робби тут же попятился обратно.

 — Хорнбьярг, — Спортакус протянул ему руку. — Да ладно тебе, я посадил дирижабль, чтобы ты смог сойти, а не карабкался по лестнице.

 — Гора?! Мы на вершине горы? — он осторожно ступал, глядя под ноги, готовый в любой момент остановиться, чтобы не упасть. А Спортакус еще зачем-то выключил внешнее освещение дирижабля. — Почему мы…

Спортакус толкнул его локтем.

 — Не смотри вниз. Смотри вверх.

Дрожа, Робби поднял голову.

 — Смотреть… О… Как же я пропустил его, пока мы летели?

 — Ну, ты был занят тем, что глядел в пол, и практически не смотрел в окно.

Северное сияние расцвело во всем своем великолепии, и ночь вспыхнула зеленым огнем с фиолетовыми краями, словно танцор фламенко закружился в облаках.

 — Обычно я забираюсь сюда пешком, но не думал, что ты тоже так захочешь. А на дирижабле быстрее.

Робби смотрел вверх, затаив дыхание.

 — Оно такое яркое. Я никогда не видел его настолько ярким.

 — Световое загрязнение неба над городами. Электрическое освещение мешает. Переезжай в глушь, в долину, где я вырос. Там ты увидишь сияние еще ярче, — Спортакус осекся. — Или нет, не надо. То место настолько уныло, что его следует запретить законом. Давай, пойдем, тут есть участок, где можно сесть.

***

Они сидели на выступе бок о бок, свесив ноги, и поначалу протестовавший Робби не жаловался на высоту. Вместо этого он прижался к боку Спортакуса, прислонившись щекой к его макушке, и наблюдал за сиянием с такой сосредоточенностью, словно ждал, что оно что-то скажет. Спортакусу было неуютно сидеть на одном месте без движения, но ему казалось, что если он пошевелится, то Робби расстроится и забеспокоится. Продолжая сидеть, он чувствовал, что таким образом заботится о нем.

А еще он совершенно не знал, что сказать. Наверное, это сияние виновато.

 — Почему ты выбрал это место? — тихо спросил Робби.

 — Мне оно нравится, — Спортакус фыркнул, и облачко пара на мгновение затуманило холодный воздух. — И Зигги все время рассказывает, как вы смотрите на звезды с того сооружения на крыше ратуши. Вот я и подумал, что это могло бы понравиться нам обоим.

 — Мне нравится. Правда. Очень нравится. Так красиво.

 — Знаешь ли ты, что мисс Деловая сказала, что выпить на ночь — это «рюмка чаю»?

У Робби вырвался не то вздох, не то смешок.

 — Так вот что имел в виду Пиксель, говоря про чаепитие! Хотя, наверное, лучше пусть считают, что речь о чае, чем задумываются об алкоголе. Мне и так сложно беречь их. Но, думаю, стоит поговорить с их родителями о фильмах, которые они смотрят. Им нужно какое-то время воздержаться от романтических комедий.

 — Ты видел их план? — Спортакус передернулся. — Они составили таблицу. Каждая графа — пятнадцатиминутный интервал, с цветовым кодированием и множеством карандашных пометок.

 — Значит, хорошо, что я этот план не увидел, — Робби пошевелился, и Спортакус скорее почувствовал, чем увидел, что Робби улыбается. — Ты… Если вдруг захочешь заглянуть в мой дом, у меня там сливки. Заказанные специально для тебя.

 — А?

 — Органические сливки в стеклянной бутылке. Меня уверяли, что они от особенно жирной самодовольной коровы, которую кормили яблоками. Хотя не думаю, что яблоки могли повлиять на вкус.

 — И в них есть сахар? — усмехнулся Спортакус.

 — Нет, конечно, — хмыкнул Робби.

 — Как-то неправильно, что ты сам предлагаешь их мне. Будет гораздо интереснее вломиться к тебе в дом и без спроса взять их из холодильника.

 — Ну, если хочешь, давай я войду первым, а ты притворишься, что вламываешься. Я даже могу лечь на кресло и сделать вид, что сплю, а потом проснуться и ужаснуться.

Спортакус притворно вздохнул.

 — Это уже не то. Но все равно звучит интересно.

 — Кроме того, дети не ожидают от нас такого, поэтому не будут следить за моим домом. По-моему, мы уже сильно отклонились от графика, — Робби неуверенно шевельнулся и сжал его ладонь в своей. — Но я бы хотел побыть здесь еще немного.