Часы на дворцовой башне пробили полдень. Горожане спешили на базар, толкаясь и не замечая уже, как кто-то выливал помои прямо из окон, или как местные оборванцы копались в отбросах, пытаясь найти хоть что-то съестное. Со скрежетом опускался мост, не особо спеша пропускать торговцев и простых путников в город. Разморенный предгрозовой духотой стражник украдкой огляделся и, достав из-за пазухи флягу, сделал несколько жадных глотков, захлебнулся, из-за чего жидкость потекла по его усам. Скривившись, он вернул флягу на место и, закинув секиру на плечо, направился к воротам. По ту сторону уже выстроилась целая очередь. Кто-то был налегке — одна только торба с вещами, а кто-то восседал на повозке, ломившейся от количества привезённых товаров. Наконец люди тронулись. У каждого наготове было по медяку — плату за вход в этом году опять повысили.

— Хм, сегодня на удивление быстро проходят. И не скандалят особо. Сам знаешь, обычно кто-нибудь да и устроит драку.

— Тебе-то какое дело? Стой себе, да смотри в оба, чтобы медяк уплачивали. Остальное — уже не твоя забота. Устроят драку — так потеха всем будет. Глазей и радуйся.

— А ежели к судье пойдут?

— А что, судья каждую собаку судить должен? Чай, они не с нашей земли, пусть всё сами решают. Отрежут ухо али палец оторвут — и дело с концом. Не впервой. Торгаши — они народ бойкий.

— И то правда, — стражник прокашлялся и снова потянулся к фляге.

— Заканчивай. Нынче полдень, а ты вторую жестянку осушил.

— Да я ж, чтобы горло прочистить, — губы сами потянулись навстречу горлышку пузатой жестянки, где бултыхалась желанная жидкость, но его руку одернули, гранатовые капли упали на землю. Стражник, глядя, как вино медленно впитывается в мостовую, громко сглотнул.

— Ты смотри, чтобы твоя голова отдельно от туловища не оказалась. Во что тогда заливать будешь?

— Так кто ж узнает? Чай, люд разошёлся, а наши командиры, небось, в трактирах закрылись.

— Начальство может в трактирах хоть ночевать, но мало ли у нас в городе желающих золотишко королевское даром получить? Король наш нынче совсем плох.

— Да. Ни спать, ни есть не может. Одна забава — людям головы рубить. Только это его и успокаивает. Правда, где ж он столько голов найдёт, чтобы натешиться?

— А у нас разве людей мало? Хочешь, хоть каждый день руби.

— И то верно. Но кто ж ему тогда служить будет?

— Найдёт, чай, душ по всему свету много обитает. Надо будет — поход соберёт.

— Да. В последнее время бесчинствует государь, как бы чего не вышло.

— Главное тихо себя вести. Тогда, глядишь, и отведём от себя лихо.

Небо резко потемнело, ветер с каждым новым порывом только усиливался, склоняя верхушки деревьев к земле. Где-то вдали показалась стена дождя, доносились раскаты грома. По извилистой дороге верхом на осле ехал путник. Одежда его почти полностью состояла из истрёпанных да выгоревших за долгий путь заплат. Выделялся лишь зелёный плащ, точнее, оставшаяся от него половина. На ногах у путника были перевязанные верёвкой дырявые сапоги. Спутанные волосы спадали ему прямо на лицо, отчего невозможно было понять, спит ли он или бодрствует. Прохудившаяся сбоку торба была так тоща, что не понятно, зачем таскать её с собой. К тому же неподвижная поза внушала тревогу, а в мыслях сам появлялся вопрос: "А живой ли?"

Бедное животное еле передвигало копытами, даже с расстояния можно было заметить разодранную грудь и ногу, которая так и не заросла шерстью. Осёл был увешан всевозможными бутылями и кувшинами. Когда осёл делал очередной шаг, они тихо бились друг о друга, из-за чего содержимое бултыхалось.

Когда осёл приблизился к стражникам, на его пути сразу скрестились топоры.

— Стой.

Наездник приподнял голову, глядя на стражников.

— В чем проблема, милостивые господа?

— Проезд в город стоит один медяк. Плати и хоть во все стороны поезжай.

— Целый медяк? — Подняв изумленное лицо, путник сжал сильнее в руках уздечку. Его синие глаза сильно выделялись на осунувшемся лице с медленно превращающейся в козлиную бороду жёсткой щетиной. Синяки под глазами и опухшие веки, явно демонстрирующие отсутствие нормального сна. К тому же пряди седых волос, выделяющиеся в чёрной копне, явно не уменьшали возраста. Но вот глаза, что не потеряли своего блеска, казалось, принадлежали незрелому юнцу. «С лицом старика, но глазами ребёнка» — только так можно было описать этого человека.

— Но позвольте. В прошлом годе проезд стоил всего пять грошей.

— То в прошлом. А сейчас другое время, считай, и цена соответствующая.

— Простите за неугодный вопрос. Не могли бы вы просветить усталого путника в причине таких изменений?

— По весне наш судья решил себе замок в глуши построить, так за работу взялся какой-то архитектурных дел мастер. Да такую цену огласил, что судья из казны воровать стал. Король, как про это узнал, лишь рукой махнул. Да вот только беда в другом: наши виноградники градом побило, а новый урожай созреть не успеет; закупать, говорят, дорого. Так мы теперь без выпивки остались, благо, кое-что всё-таки уцелело. Вот виноделы и пытаются так исправить ситуацию.

— Но и это ещё не всё. У нас недавно мельница сгорела. Дотла. И нужно же было этому старику выкуривать таким странным образом крыс. Конечно, первым делом восстановят мельницу, а уж потом виноград.

— А ещё хворь неизвестная. Людей косить начинает. Кто-то замертво упадёт, оттащат в сторону, поближе к помоям, и дальше идут. А кто и вовсе переступит. Лекарство-то есть, но вот нежить его у себя запрятала, оплату требует.

— Да. Нежить в особенности жизни не даёт. Ей бы пить-гулять целыми днями да пакостить по мелочи. А уж Его Величество как нынче буйствует... Так что зря ты сюда приехал.

— Зря, не зря. Но если уж привела сюда дорога, знать, нужен я здесь.

— Тогда плати медяк и проезжей. Итак заговорил.

— Разве у бедного путника найдётся такое состояние — целый медяк? Я с трудом насчитаю и пятнадцати грошей в своём скромном кошельке, — вынув из кармана кожаный мешочек, путник потряс им перед лицами стражей. Усатый охранник с трудом сглотнул и, расширив ноздри, шумно задышал. Казалось, что такими сильными вдохами он заглушал разбушевавшийся ветер и любое насекомое рискует исчезнуть, оказавшись поглощённой этими бездонными дырами. — Но, если господам так необходим медник...

Путник слез с осла и высыпал на ладонь всё содержимое кошелька.

— Прошу, следите за руками.

Оба стража уставились на горсть монет. Сжав руку в кулак, мужчина потёр им о ладонь и медленно разжал. Рука оказалась пуста. И тут же, щёлкнув двумя пальцами перед носом усача, путник разжал кулак. На ладони лежала медная монета. Но, не успел страж и слова сказать, путник разломил монету на две части. Подбросив обе половинки в воздух, он поймал их ртом и выплюнул уже целый серебряный.

— Как видите, из такого количества скромных момент получилась столь прекрасная монета. Не каждый торговец может такой похвастаться, что уж говорить про обычный люд, который больше и десяти медяков не держал? Разве что маркизы или графы имеют небольшой запас. Но что если, — он стал вертеть монету в руках, — Мы серебро превратим в золото?

И действительно серебряник превратился в золотой. Монета сверкала, будто отражала лучи солнца, скрывшегося за тучами.

— Надеюсь, эта монета принесёт вам радость, господа.

Путник бросил монету к остальным и вернулся к практически падающему от усталости ослу. Хозяин погладил животное по носу, осёл сразу же открыл глаза и положил голову ему на ладонь.

— Эй. А можешь сделать то же самое с остальными монетами?

— К сожалению, господа, у меня нет столько монет, — и, в подтверждение своих слов, путник вытянул ладонь, на которой лежала мелочь. — Если вы не против, я проеду в город. Грядёт гроза, и мне нужно успеть найти ночлег. Так что прошу меня простить, но я вынужден с вами попрощаться.

— А как же?..

— Не верьте глазам, господа. Вот в этом весь секрет данного фокуса.

Взяв уздечку в руки, путник повёл осла в город, напоследок услышав от стражников:

— Ну ты посмотри. Прям шут.

— Воистину.

Путник прошептал себе под нос:

— Как вам будет угодно.

Проходя всё глубже в оживлённую часть города, путник встречал бесцельно бродящих людей, то и дело останавливавшихся у торговых лавок, чтобы завести очередной спор. Аромат только что вынутых из раскалённой печи сахарных булочек переходил в дух запечённого гуся, политого соусом из лесных ягод и красного вина. Он смешивался с запахом не первый день томящейся на прилавках рыбы, гниющих овощей и скукожившихся фруктов, что привлекали теперь только мух. И ещё с непередаваемым ароматом мостовой, залитой помоями и конским навозом.

На глаза путнику даже встретился человек, которого сразила эта хворь. Он был бледен, как труп, волос почти не осталось, исхудавшее тело словно отжали, не оставив и капли влаги, отчего кожа лопалась и оголяла мясо. Человек шёл, не осознавая ничего вокруг, просто брёл, перебирая ногами, и, остановившись лишь на мгновение, рухнул наземь, да так и остался лежать. К нему сразу подбежала стая собак и потащила в тёмный переулок.

Тут на пути появился фонтан. Белокаменный, без единой трещины или скола; на нём даже не было мха, а из всех трёх желобов текла вода. Видимо, хозяин хорошо ухаживал за своим детищем. Отвязав один кувшин, путник подставил под струю широкое горлышко кувшина и, дождавшись, пока он заполнится до краёв, поднёс своему единственному другу. Осёл жадно принялся утолять жажду. Несколько дней пути с перерывами на короткий сон настолько измотали бедолагу, что тот выпил аж пять порций. С каждым разом брюхо осла раздувалось всё больше, пока подпруга не начала впиваться во всё раздувающиеся бока животного. Животное в знак благодарности покачало головой. Сам путник тоже решил утолить жажду. Ледяная вода буквально ошпарила кожу. Поднеся ладони к губам, мужчина сделал глоток. Что могло быть слаще? Свежая родниковая вода не только взбодрила, но и приглушила голод, что стал верным спутником двух путешественников. С водой разобрались, теперь стоило позаботиться о ночлеге.

Самый верный способ — это таверна. Но среди простого люда вряд ли можно найти интересных собеседников и весёлую компанию. Путь лежал в квартал нечисти, что заполонила этот город. Только она не пыталась выжить со свету местных горожан, а жила обособленно, прячась в своих тавернах и трактирах. Единственное, они не жаловали живых. Тропа, ведущая к ним, пролегала через главную площадь. Ведь именно там скапливались самые низменные мысли, слабости, пороки и молчаливые проклятия. А самое главное — здесь кровь всегда лилась рекой. Даже сейчас казалось, что камни с жадностью впитали в себя этот жуткий цвет, как бумага краску. После каждой казни на них появлялось всё больше и больше трещин. А на стенах, казалось, беспрестанно прыгают тени; даже в самое тёмное время можно было разглядеть силуэты загубленных душ. Каждый житель города ждал казни, словно праздника, и всегда спешил занять самое лучшее место.

Но сегодня было всё иначе. В центр площади в сопровождении стражи выехал королевский глашатай. Взмыли к небу медные трубы, развивались вымпелы и казалось, что изображённые на них ангелы в доспехах потрясают своими мечами над головами молящихся грешников. Оглушительно зазвучали фанфары, потом всё стихло, отчего люди вокруг замерли. Развернув свиток, глашатай объявил волю короля:

— Слушайте! Слушайте! Именем короля: кто сможет помочь Его Величеству справиться с бессонницей, того осыпят золотом и тот более никогда не будет ни в чём нуждаться. А кто поднимет короля на ноги, получит своё собственное царство.

Снова раздался оглушительный вой труб, лошади заржали и помчались вперёд.

Эка же невидаль. Сколько люд стар и млад ни видал и ни слыхал странного, но чтобы король просто так в чужие руки земли начал раздавать — такого уж точно никто не слыхивал. Да и кто ж в такой беде поможет? Разве, что только помирать. Чай, королю итак недолго осталось, сын его единственный уж десятый год к престолу подобраться не может.

Продолжив свою дорогу, путник всё думал. От чего же захворал король, если простая бессонница лечится настойкой на луговых травах, неужели что-то серьёзное приключилось?

За раздумьями он вышел к таверне. На двери висела табличка, гласившая: «Из мяса только жареный кабан и заяц. Ром не разливаем. Женщин не предоставляем. Комплексный обед с ночёвкой — два медяка. Если что-то не устраивает, проваливайте к Джо». Усмехнувшись, путник привязал осла к столбу и вошёл внутрь.

Деревянные кружки, доверху наполненные пивом, взмывали вверх, чтобы столкнуться друг с другом, после чего пена оставалась на полу и лицах посетителей, словно мох на дереве. Прекрасные девушки в платьях с большими вырезами, оголявшими пышные груди, разносили подносы с мясом и кружками пива. Юбки больше напоминали две половинки фартука, из-за чего изящные босые ножки горничных были видны всем.

Из центра доносился мелодичный голос лиры-шарманки, ей вторила лютня, создавая волшебный звук, напоминающий южные мотивы. На сцене стояли двое. Один из них ловко перебирал пальцами струны и крутил ручку, второй же буквально прожигал каждого своим диким пронзительным взглядом. На вид ещё совсем юнцы, но что-то подсказывало, что хлебнули они жизни сполна, а сейчас просто наслаждаются моментом. Посетители изредка подпевали, кто-то даже в такт трубадурам стучал деревянной ложкой по столу. Все о чём-то говорили, орали, ржали и снова поднимали кружки. Изрядно пьяный старик-горбун забрался на помост к музыкантам и перебрался на стол. Вытащив изо рта запечённого поросёнка яблоко и откусил половину. Вторая же полетела в зал.

Схватив поросёнка под мышки, горбун стал покачиваться с ним в такт музыке.

Путник накинул капюшон и, посильнее натянув его на лоб, подошёл к стойке, положил перед хозяином два медяка.

— Новые гости? — Тяжёлая ладонь размером с булаву накрыла монеты. — Кто таков будешь?

— Я всего лишь обычный путник, ищущий кров. Прошу простить меня за грубость, я провёл в пути очень долгое время, мой осёл устал и ему требуется стойло со свежим сеном. Сколько будет стоить пристрой моего товарища?

— Я спросил, кто ты? Или же к нам пожаловал простой человек?

Синие глаза, глядящие на толстяка, сверкнули в темноте таверны. Сжав в руках монеты, хозяин протянул путнику ключ.

— Благодарю. Но вы не ответили, сколько стоит стойло?

Почесав подбородок, толстяк окинул взглядом путника.

— Обычно мы берём десять грошей, но для своих отдаём за три.

— Покорнейше благодарю.

Путник отвязал последнюю бутыль и снял со спины осла седло, после чего тот наконец-то смог устроиться на мягком сене. Бедолага был настолько измотан, что моментально закрыл глаза и засопел, втягивая ноздрями поднявшуюся пыль. Погладив друга по спине, путник устроился рядом.

— Спи, мой друг, набирайся сил.

В ответ осёл лишь махнул хвостом. Небо почернело, и молния, похожая на проступающие вены, сверкнула, разрезая облака.

В таверне по-прежнему царило веселье. Неунывающие трубадуры голосили песню за песней, не прерываясь даже на кружку пенного и кусок хлеба с мясом.

— Давай, Горшок, играй! — Крикнул какой-то мужик и, шмыгнув покрасневшим носом, упал на пол и захрапел в обнимку с бочкой.

— Давай ещё, Горшок!

— Не останавливайтесь!

Радостные улюлюканья не прекращались. Блондин с лирой спрыгнул с помоста и пошёл жать гостям руки. Его хлопали по спине и сжимали плечи. Второй парень, которого все звали Горшком, сел на стол и жестом подозвал к себе девушку с бокалом вина. Схватившись за ручку, он начал осушать дубовый бокал. Разгорячённая толпа в один голос вопила:

— Пей! Пей! Пей!

С грохотом поставив на стол чашу и зажмурившись, парень резко поднялся и вскинул руки вверх.

— За вас, нечисть!

Все радостно захлопали и загалдели. Стоящие рядом посетители подхватили парня и подняли его на руки, подбрасывая его к самому потолку.

— Гор-шок! Гор-шок! Гор-шок!

— Ну что, Горшок, сбылось о чём ты мечтал!

Ликующая толпа вернула трубадура на сцену, и тот подал руку другу, помогая забраться.

— Не, Князь, это только начало нашего пути.

— Как скажешь.

— Я это точно знаю! Давай расхреначим что-нибудь!

Парень схватил тарелку, на которой остались лишь обглоданные кости, и швырнул в стену. Уже изрядно захмелевшая толпа так же похватала всё, что попалось под руку, и принялась ломать.

Хозяин продолжил стоять у прилавка, вытирая принесённую с кухни посуду. Лишь пару раз он закрывал правый глаз, из-за чего левый практически полностью выпадал из глазницы, а зрачок расширялся.

Всё это время путник сидел у камина, подбрасывая очередное полено. Сухая древесина потрескивала и вместе с этим выделяла сладкий запах ванили.

— Господин, вы не боитесь, что эти добрые посетители не оставят и камня на камне от вашей таверны?

— Нет. Этим двоим такое простительно, только за этот месяц на их кривляниях я заработал больше, чем за все годы существования этой таверны. Даже мой отец, богатейший великан, сам бы склонил передо мной голову, — толстяк улыбнулся обнажая кривые жёлтые зубы, — если был бы жив. Тем более, за это я беру с каждого посетителя по два серебренника, пусть тешатся, а уж лавки я своими путями достану.

— С каких же это пор у нечисти появилось столько денег?

— А как им не появиться, если у нас торгашей, как мух над падалью развелось и все при золоте и драгоценностях. Жаловаться на нашем веку только дурак может. Жертва сама к нам в лапы идёт. Так что грабёж, разбой и попрошайничество востребованы как никогда. Да и от сделок, кто при деньгах, не отказывается. А ещё наш народец ой как веселье любит. Вот и выхватывает бродячих трубадуров.

Путник лишь согласно качнул головой. Взяв кочергу, он подвигал угли, и из камина, тут же растворяясь, полетели искры.

Смеясь во всё горло и обнимая друг друга за плечи, Горшок и Князь подошли к стойке.

— Мы свою часть выполнили. Теперь твой черёд.

— Конечно, — вынув из кармана мешочек, великан кинул его приятелям. — Забирайте. И ужин с завтраком за счёт заведения.

Горшок раскрыл мешок и высыпал на ладонь монеты.

— Здесь меньше. Опять решил обмануть?

— Обмануть? Я? Вы ошибаетесь. Наш уговор был на то, что всё пройдёт без погромов, а, как я вижу, эта часть нарушена. Считайте, снял с вас плату за мебель.

— Чего? Да этой развалюхе грош цена в базарный день. Только сядешь — уже труха сыпется. Ты же, скупердяй, за ржавый пей удушишь! А им уж почитай век никто не пользуется. Понимаешь, да?

— Горшок, не начинай. Хорошо же всё было.

— Погоди, Князь, нас тут облапошить пытаются. На эти серебряные толком даже не погулять. А нам ещё долг уплачивать.

Великан вынул из ножен остро наточенный нож и провёл остриём по своей щеке, торчащие волосинки тут же посыпались на пол.

— Я так понимаю, вас что-то не устраивает?

Горшок снова открыл рот, но Князь тут же одернул друга и забрал у него монеты.

— Вы, это,.. Не обращайте внимание на моего приятеля. Он немного устал, как-никак два дня без сна,дают о себе знать, и он тут давеча головой сильно ударился, видимо, до сих пор не прошло. Мы сейчас отужинаем и по кроватям. А завтра как огурчики снова за работу.

— Другой разговор. Ваш стол в самом дальнем углу, вина и пива можете пить сколько влезет.

— Благодарим, — Князь дёрнул за руку Горшка, но тот не сдвинулся с места. — Пойдем, пока тебя снова не понесло.

Сплюнув, Горшок развернулся и пошёл вслед за другом.

— Вот так с ними и нужно. Твой ужин находится там же.

— К сожалению, не горю желанием сидеть рядом с этими господами.

— Твоё дело. Но свободных мест больше нет.

— Что ж...

Путник поднялся с места и направился вслед за трубадурами. Лютнист всё пытался втолковать другу:

— А я тебе говорю: Хватит!

— Да ты не понимаешь, Князь! Он так всех дурит! Один раз нужно его хорошенечко проучить!

— Ну и чего ты этим добьёшься? Великаны обид не прощают, нужно будет, всех сородичей соберут. И что ты один против этих обжор будешь делать?

— Почему один, а ты как же?

— Не-не-не, Горшок. Я с великанами враждовать не собираюсь, мне потом свои же по шее надают. Как-никак, считай, у нас там родственники через одного.

— Да уж, ваше людоедское племя знатно расплодилось.

Друзья уселись за стол, заставленный тарелками с различной едой. Тут тебе и запеченный в меду поросёнок, и свежие нарезанные овощи. Из фруктов: целая миска яблок, груши и чёрный виноград. Дюжина варёных яиц и даже рябчик. Не обошлось и без вяленой рыбы с душистым перцем. Покрытый сажей котёл с булькающей сытно пахнущей похлёбкой. И две большие головки хлеба с крынкой молока, наполненная до самого верха.

— Ну, ты только на это посмотри. Когда и кому он столько ставил? А ты всё заладил "скупердяй" да "скупердяй". Ещё пару раз выступим, уплатим долг, и дальше куда глаза глядят.

— Хотелось бы верить.

— Так и будет. Самому осточертело это место.

— Простите, господа, могу ли я сесть рядом с вами?

Друзья обернулись на голос.

— А чего спрашивать-то? Давай. Приземляйся, — Горшок махнул рукой, приглашая к столу путника.

— Мало ли. Может, я буду не достоин сидеть с такими любимцами публики?

— Так, я не понял. Это вот сейчас была какая-то претензия? — Горшок поднялся, а Князь только махнул рукой: ему не хотелось начинать конфликт, не приступив для начала к трапезе.

— Ни в коем случае.

— Тогда, в чём проблема?

— Проблем нет. Просто такие шумные и вызывающие господа, как вы — не самая лучшая компания.

— Если что-то не нравится, вокруг полно столов, куда можешь приземлиться. Понимаешь, да?

— К сожалению, после вашего балагана, это единственный целый стол.

— А ты вообще кто такой? Не нравится, что кто-то хочет веселиться, да? — Парень схватил мужчину за край одежды. — Тогда потеряйся и глаза не мозоль. Руки, понимаешь, об тебя марать не хочется. Иди.

— Зато я в воочию наблюдаю за вашими манерами. Прекрасного вечера.

Путник развернулся и уже было отошёл от них, как Горшок схватил со стола ложку и кинул её в спину уходящего, но тот поймал её.

— Ну что ж, я принимаю вызов.

Усмехнувшись, Горшок выхватил из рук друга вторую и ринулся на путника.

— Эй!

— Не боись, отдам.

Деревянные ложки скрестились со стуком. Горшок глянул в глаза соперника. В полумраке таверны, которая освещалась только дешёвыми сальными свечами, исподлобья сверкнули два синих огня. От осознания ошибки, ноги, конечно, слегка подкосились, но отступать Горшок не собирался. Этот выскочка посмел выразить своё неуважение не только к ним, но и к их зрителям. Такого прощать парень не намерен. Попытка ударить в плечо потерпела поражение.

В следующие мгновения слышался лишь стук дерева, ложки щёлкали друг о друга, как кастаньеты. Противники же уворачивались от ударов. Но потом в ход пошла еда, вернее, объедки, разбросанные на полу. Заскучавший было народ, увидев сие действие, зааплодировал. Путник вскочил на стол. Увидев летящий кувшин, он сиганул так высоко, что смог ухватиться за люстру. Раскачиваясь на люстре, он надеялся выпрыгнуть ближе к выходу и сбежать отсюда как можно скорее. Схватив с пола своё откусанное яблоко, Горшок предпринял последнюю возможность нанести решающий удар. Занеся руку над головой, он размахнулся и яблоко успешно попало прямо в нос путника. Тот расцепил руки, и сделав кувырок, приземлился на ноги.

Горшок улыбался, обнажая дырку между зубов, и тяжело дышал.

— Ну что, циркач, хочешь продолжения?

— Пожалуй, откажусь.

— Ну вот и правильно. Если не передумал, можешь присоединиться к нам, — разводя руки в стороны, Горшок покрутился и сказал так громко, чтобы услышали все. — Всё равно, здесь, как ты выразился, нет ни одного приличного места.

Все затихли и уставились на незнакомца. Тот, скрестив руки на груди, подошёл к Горшку.

— Да, я имел неосторожность высказаться. Но это не повод привлекать внимание окружающих.

— Ну уж нет. Пусть все знают, что среди нас есть те, кто считает нас недостойными находиться в его присутствии.

Но тут уже подключился Князь: схватив двоих дуэлянтов, он потащил их назад в угол.

— Хорош, Горшок. Давай остаток вечера проведём в тиши.

— Нет! Пусть слышат!

— Успокойся! Все уже давно ничего не соображают. Утром никто ничего не вспомнит. Так что оставь эти жалкие потуги.

Вырвав руку, Горшок пошёл сам. Усевшись на своё место, он начал наваливать в тарелку всё подряд. Князь так же, подойдя к столу, наполнил миску похлёбкой.

— Одни овощи. Хоть бы кость оставили. А ты чего стоишь? Садись. В ногах правды нет.

Сев рядом с Горшком, путник взял варёное яйцо и разбив скорлупу принялся его очищать. Князь нарушил недолгую тишину:

— Слушай, а ты вообще кто?

— Я? Шут.