— Нет!

   Крохотная рука, не знавшая жестокости и крови, потянулась в сторону сверкающего Сердца Бога. Слабый архонт мудрости — который не смог бы даже поцарапать его, Сёки но Ками, нового истинного бога — прибегнул к такому грязному трюку. Затянуть его в мир грёз, а затем победить с помощью Акаши! Какой вздор, как будто это устройство может сравниться по силе с ним.

   Но несмотря на это, он проиграл. Дендро Архонт поднесла свои до тошноты невинные ручёнки до его сокровища, его сердца и души. Она, недостойная богиня, сидела взаперти словно беспомощная птица, будто ей была безразлична своя судьба. Она пришла на всё готовое, забирая то, к чему он стремился с самого рождения. Как она только смеет посягать на его Сердце Бога! Он не такой, как она! Он почти стал настоящим богом, он докажет, что всегда был предназначен править и иметь безграничную власть.

   Она, Буэр, жалкая копия давно сгинувшего архонта, забрала его сокровище.

   — Подожди!

   Зелёные искры полностью затмили пурпурное свечение, вынимая артефакт из глубин искусственного тела.

   — Что угодно, только не Сердце Бога!

   Он потянулся за ним в ту же секунду, обрывая провода и питание, соединяющие его с божественным сосудом. Они рвутся, выливая отвратительную жидкость, созданную Доктором, которая обжигает его тело. Он тянется за увядающим светом своего Сердца, ускользающее от него во второй раз.

   Буэр откликается на его бессвязные крики, которые он, пожалуй, не слышит и сам. Яркая зелень в глазах богини сияет неведомым ему чувством, но он даже и не смеет думать дальше. Какие чувства могут быть у архонтов? Все они до единого жалкие и эгоистичные существа!

   — Это моё! Даже не думай…!

   Он потянулся дальше, не видя перед собой ничего, кроме пурпурного света и её зелёных глаз.

   — Я ни за что… ни за что не вернусь!

   Она схватила гнозис.

   Последние части, связывающие его с механическим телом, рвутся и оседают безвольными струнами, по которым стекает переливающаяся звёздным небом жидкость. Сёки но Ками больше нет. Как и его сердца.

   Его сердца больше нет.

   Тело безвольно падает вниз, оторванное, будто новорожденный от нутра матери. В глазах, не скованных волей к жизни, тухнет свет. Веки медленно закрываются. Искуственное тело, что вообразило себя богом и существом с душой, рухнуло о каменный пол, трескаясь и теряя свою первоначальную форму.

   Сквозь рокот и гул рушающегося храма он едва разбирает слова Путешественника и Буэр. Он ждёт, когда же они добьют его, избавляя от этих невыносимых противоречий. Он так хотел стать живым, обрести душу, но сейчас… он сдался? Почему он не хочет подняться и забрать Сердце Бога у этой слабой богини? Если он застаст их врасплох, то сможет…

   Всё, что он смог, это пошевелить пальцем. Он даже не смог открыть глаза. Он слышит шаги, но они лишь отдаляются, оставляя его в больном сознании среди падающих камней, за которой следует поглощающая тишина.

   Его бросили даже враги.

***

   Трагедия миновала очередную нацию Тэйвата. Итер, казалось, уже привык решать нескончаемое множество проблем других людей и богов, но каждый раз он натыкается на что-то, граничащее с безумием.

   Почему только он помнил богиню Руккхадевату? Почему древнее проклятие, болезнь, сковавшая жизни Коллей и Дуньярзады, исчезло так внезапно? Почему его сестра путешествовала по Сумеру, помогая Аранарам и уничтожая Марану? Почему она не хотела вернуться с ним?...

   Чем дальше Итер путешествовал, тем больше вопросов появлялось у него. Но никто из Архонтов так и не соизволил ответить на его просьбы. Один вопрос взамен спасения твоего народа — разве эта не прекрасная цена? Итер уже и не надеялся, что получит что-то от Нахиды. Он привык к отказам.

   Теперь он был просто рад, что обошлось без жертв, как в прошлый раз. Он уже почти привык к мысли, что никогда не разузнает ничего о сестре.

   Он ждал, что и в этот раз не удастся избежать конфронтации с Фатуи, но создание бога, встреча со вторым предвестником и самим Сказителем, с кем судьба сводила его не раз? Казалось, за сохранение каждой нации ему придется сражаться с Предвестником. Это было до смешного грустно. Он не любил насилие. Он просто хочет найти сестру.

   Он не хотел обрекать Синьору на смерть, пускай та и силой забрала Сердце Бога Венти. Он не хотел вступать в армию и сражаться против Сёгуна, пускай это и было правильно. Он точно не хотел вмешиваться в свержение Академии, пускай и освобождая Нахиду из заточения. Он не хотел, чтобы из-за него пострадал Тигнари, пускай тот отнекивался от извинений. Он точно не хотел сражаться со Сказителем, особенно узнав, что скрывалось в глубинах его судьбы.

   Казалось, ничего не шло так, как он хотел.

   К его удивлению, Нахида не стала прикрываться контрактом или шутками, а действительно ответила на его вопросы. Он томительно ждал ответов, за которыми… последовало больше вопросов и непонимания. Что значит, “твоя сестра принадлежит этому миру”? Почему в Ирминсуле есть информация о ней?

   — Судя по тому, что я узнала, твоя сестра внезапно объявилась в Каэнри’ах… — спокойно сообщила Нахида, доставая память из глубин древа. — После случившегося там бедствия она отправилась путешествовать по разным землям в Тэйвате. Однако, когда её путешествие подходило к концу, записи Ирминсуля вдруг стало невозможно прочесть…

   Сама судьба противостоит ему. Если даже воплощению мудрости неподвластна информация о его сестре, то всё это напрасно? Почему же Нахида забыла о Руккхадевате, но он хранил память о ней, несмотря на её смерть? Может ли быть это как-то связано? Что-то выше, чем сама Мудрость, стоит за всем…

   Что ему делать?

   Нахида смотрела на него с сочувствием и очевидно желала помочь, но Итер вновь скрыл свою уязвимость и вернулся в прежний образ путешественника. Он решил не продолжать разговор. Если даже Нахида не может ответить ему, то… Лучше вернуться к насущным делам.

   — А что насчёт Скарамуччи?

   Он вспомнил, что после победы над ним, события кружились одно за другим, не давая передышки, а поэтому он совсем забыл, что они оставили его одного.

   — Он до сих пор без сознания. Так что я спрятала его, словно маленькое пёрышко, — кивнула Нахида. Итеру показалось, что она была чем-то довольна. — Кроме того, в нём остались кое-какие загадки. Для меня эти вещи вполне ясны, но сам он их пока не осознал.

   — И ты решила… позаботиться о нём?

   — В каком-то смысле, да. Очнувшись, он может сотворить что угодно, и даже я, властительница мудрости, теряюсь в загадках. Его сознание нецелостное, давно разбитое на осколки. Надеюсь, что я способна помочь ему.

   Итер немного опешил от её слов.

   — Но разве он не пытался заменить тебя, украсть твоё место?

   — Возможно, со стороны бога мудрости и знаний это покажется нелогичным. И всё же, я попробую, — она прикрыла глаза, смотря куда-то вниз, где, вероятно, и находился Сказитель. — Может, это моя личная прихоть, не связанная с делами богов, простая симпатия. Почему-то мне кажется, что мы похожи…

   Нахида покачала головой и тихо попрощалась с Путешественником, уходя в дальние комнаты храма.

   “И только я знаю о том, насколько вы похожи”, — подумал он.

   Два побега, два творения архонтов, которым было суждено жить чужой жизнью в поисках личной свободы.

***

   Он никогда не видел снов.

   Он полагал, что тому причина отсутствие души и сердца. Что он был создан лишь для того, чтобы стать безвольной куклой в руках Бога. Зачем кукле видеть сны, чувствовать эмоции, быть человеком? Но всю свою жизнь он ходил по грани человеческих слабостей и божественных амбиций, то склоняясь к жалким эмоциям, то повелевая безграничной силой. Кем он был, если не человеком или богом? Вероятно, из-за того, что он родился с изъянами и людскими пороками, его и бросила Вельзевул.

   Он не должен видеть снов, он их не видел даже когда печати, сковывающие его божественность, были на нём. Но сейчас, казалось, ему что-то снилось, давно забытое и спрятанное там, где он и сам не мог увидеть...

   Плавая в бездонной тьме, не понимая, мёртв он или жив, не помня даже своего имени, он ощущает прикосновение чьих-то холодных рук. Они медленно касались его тела, но не в нежном жесте заботы, а в холодном и учёном рассчёте.

   — Мико, почему этот экземпляр отличается? — произнёс невыразительный голос.

   — Эи, ты же попросила меня помочь, — протянул второй голос, полный смеха. Он не понимал её. — Спустя сотни прототипов, мне показалось, что нужно чем-то разнообразить процесс.

   — Мико, оно должно лишь держать в себе Сердце Бога, ничего более. В чём смысл твоих изменений? Я не вижу никакой связи с мужским полом создания и способностью контролировать силу Электро.

   — Ну, видеть разобранные копии тебя уже которую зиму мне наскучило… — зевнула женщина. — Кроме пола, я добавила один секретный ингредиент, поэтому, мне кажется, в этот раз всё должно получиться.

   — Мико, гнозис у тебя. Начинай.

   До этого он лишь слышал двух женщин, словно бумага впитывая их слова. Он ничего не думал и не чувствовал. Но затем, он почувствовал прикосновение когтистой руки, которая поместила что-то в его грудь. Тепло разлилось по безжизненному телу, рассеивая эссенцию света. Она пронзила его насквозь, до одури пытая его. Из глаз, рта и носа куклы вышла пурпурная жидкость, поддерживающая жизнь. Он не понимал, почему было так больно.

   Искуственное сердце внутри стало биться раз за разом, имитируя человеческое. Каждый стук содрогал его тело и приносил невыносимую боль. Неужели и люди рождаются сквозь подобные страдания?

   Он захлёбывался в своей ненастоящей крови, а затем он сделал первый хриплый вдох. Спустя пару тяжелых вздохов он открыл глаза, смотря на двух женщин сквозь пелену жидкости. На него уставилась лиса с хитрым взглядом и безучастная богиня. Его создательницы. Матери? Может ли у него быть мать, если он не человек?

   Информация, чужая память, встроились в его мозг за долю секунды, ещё быстрее чем разряд молнии. Он даже не осознавал, что минуту назад был простой грудой пустых доспехов, что его искусственное тело стало дышать и чувствовать, подобно человеческому. Он уставился на двух женщин потерянным взглядом.

   — Мико, что это? — нахмурилась богиня, осматривая заплаканную куклу. — Почему оно… живо?

   — Какая неприятность! — вздохнула лиса. — Госпожа алхимик уверяла меня, что кристалл поможет укрепить доспехи и вместить силу гнозиса. Я совсем не ожидала, что результат окажется таким.

   — И что нам делать с этим?

   — Ну, если он жив, то, может, станет прекрасным сосудом для гнозиса.

   Он увидел, как лиса ухмыльнулась, но не понимал почему.

   Яэ Мико держала в руке гнозис и потянулась вперёд, чтобы поместить его внутрь новорожденной души. Пускай понимая их речь, юная душа не знала, кем они были и что значило Сердце Бога. Он лишь видел, как тёплое пурпурное свечение звало его. Он понимал, что оно предназначалось ему. Сила. Сердце.

   Он протянул руку вслед, поднимаясь со стола. Он был нагим, а к его телу подступали длинные провода. Он был жалок, слаб, не умея ходить и едва ли понимая, как говорить. Но он понимал, что должен был взять эту сияющую вещь.

   Он почти соприкоснулся с ней, вызывая слабый разряд молнией. Он почти ощутил, как эта невероятная энергия решила стать с ним целым. Он почувствовал, как уголки его рта растянулись, а из глаз перестала вытекать жидкость, высыхая на его щеках.

   — Погоди, — остановила её Эи. — Он не заслуживает этого.

   — Ты не хочешь, чтобы он был сосудом?

   Она прищурилась, а затем, скорее для себя, прошептала: — Это было обречено на провал с самого начала.

   — И что делать с гнозисом? — спросила Мико.

   — Забери его себе. Сейчас он бесполезен.

   Эи кинула последний взгляд на своё создание, на котором отражался испуг и непонимание. Она ушла, а за ней последовала и Мико, унося его законное сердце.

   Он попытался встать из-за стола и последовать за ними, но ноги совсем не слушались его, содрогаясь от непривычки. Кабели больно натягивали его спину и руки, но он продолжал тянуться, открывая рот, будто в попытке что-то сказать. Но он не мог, не умел. А затем его сознание отключилось, когда он плюхнулся на пол, лишенный питания.

   Это было первое предательство.

***

   Он очень смутно помнил, что происходило после его рождения. Вельзевул отреклась от него, заточив божественные силы глубоко внутри, а затем выбросила его у берегов Татарасуны. Она обернула его в одежды невинности и чистоты, повесив на грудь талисман — будто насмехаясь — и перестала думать о его существовании.

   Когда он открыл глаза во второй раз, он увидел морской прибой и каменные скалы. Он не удостоился имени, смерти, только жалкой попытки избавиться от него. Пытаясь справиться со своим новообретенным телом, он идёт на поиски еды. Вероятно, он тогда даже не знал, что именно ему нужно есть, но инстинкт был заложен вне его воли. На слабых ногах и в белоснежных одеждах, которые быстро испачкались в чёрном песке, он бродил по берегу в поисках чего-то, о чём сам не ведал, и пошёл на приятный запах.

   Он наткнулся на горящий костёр, возле которого были воткнуты палки с насаженной рыбой. Сосуд потянулся за ними, не слыша крика недалеко от себя, и тут же обжёгся, оттягивая руку и плача от боли.

   — Я же говорил, чтобы ты не трогал! — пролепетал юноша, схватив его за руку.

   Сосуд испугался криков и грубой хватки, и попытался сбежать, следом оступаясь о камень, путаясь в длинном кимоно.

   — Да постой ты, я просто хочу помочь! — юноша с алой прядью покачал головой, а следом повёл безвольный сосуд к воде, опуская обожжённую ладонь к прохладному прибою.

   Он перестал сопротивляться, почувствовав, как боль утихает под волнами моря. Юноша отошёл от него, когда он успокоился, а затем спросил его имени. Сосуд не знал его и уставился на юношу пустыми глазами.

   — Ты хоть говорить-то умеешь? — хохотнул юноша, но, не услышав ответ, мигом перестал смеяться. — Ты нем?

   Сосуд покачал головой: — Ты…

   Связки, не привыкшие к речи, стали першить, и сосуд закашлялся. А затем его живот свело от голода, и сосуд сжался вокруг своих колен, чувствуя свою слабость и беспомощность. Наверное, юноша заметил его переживания, и поэтому протянул ему рыбу на палке.

   — Ты, наверное, голоден, раз так схватился за горячую рыбу. Подуй только сначала, перед тем, как есть.

   Юноша снял плавники и оторвал голову, кидая в костёр. Сосуд внимательно наблюдал за ним, повторяя его действия. Заметив это, юноша улыбнулся и назвал своё имя.

   — Меня зовут Кацураги.

   — Кацу… раги, — повторил сосуд.

   — Если ты не знаешь своё имя, я буду называть тебя странником. Ты же не из этих краёв, верно? Я тебя никогда не видел…

   Всё то время, пока Кацураги говорил, сосуд внимательно слушал, иногда повторяя за ним отдельные слова. Юноше это казалось забавным, а поэтому он попытался учить его всё большему и большему. Кацураги посчитал потерянного мальчика очаровательным, а поэтому не нашёл причин не позаботиться о нём.

   Кацураги принял его в свой дом, обучая языку и помогая страннику говорить. Иногда юноше казалось, что его новый друг совсем уж походил на ребёнка без малейшего знания мира, но как такое возможно, чтобы мальчик, на вид не намного младше него, не знал о таких понятных вещах как огонь, мечи и книги?

   Когда Кацураги впервые показал, как работает с клинками, странник поднёс свою руку к острию и укололся, отчего из его пальца потекла пурпурная жидкость. Кацураги тогда не обратил на это внимание, вместо этого поругав своего друга за безалаберность, и научил его правилам поведения в кузнице. Даже маленькие детишки знают, куда не стоит совать руки!

   Постепенно, этот осторожный и пугливый мальчик стал открываться и говорить, замечая, что Кацураги не желал ему вреда. Мальчик начинал с простых предложений, но Кацураги был рад всякий раз, когда он высказывал свои желания не жестами, а словами. “Я хочу есть” стало первым полным предложением у странника, чему Кацураги совсем не удивился. Этот маленький странник на удивление был прожорлив.

   Мальчик, однако, имел и другие странности. Пускай кузнец знал, что само его существование вызывает немало вопросов, порой он задавался мыслями, кто и почему оставил его на Татарасуне. Его друг никогда не желал вылезать из своих одежд, даже когда мылся, словно стеснялся своего тела или наготы; имел пристрастие к фиолетовым оттенкам, что иногда становилось до смешного грустным — мальчик воровал у него все едва пурпурные вещи, собирал цветы таких оттенков, и всегда смотрел на небо, когда его оттенки превращались из алого в синий. А ещё, почему-то, мальчик до слёз боялся, когда он уходил надолго.

   У Кацураги было немало дел, будучи помощником Нагамасы. Он должен был сковать совершенный клинок для своего мастера, для чего требовались самые лучшие материалы, которые он искал не один год. Его клан рассчитывал на него, а поэтому он не мог подвести их. Однако, он нашёл себе беду на голову в виде странного мальчика, но будучи человеком слова, он ни за что не бросит своего друга. Но служба не оставалась в стороне, а поэтому он решил научить странника мастерству кузнеца. Он осваивал этот навык всю свою жизнь, едва научившись говорить, а поэтому он решил, что и странник готов. Всё равно мальчик бездельничал всё время, пока он работал.

   Со временем, его друг начал осваивать тонкости кузнечества и стал помогать в элементарных вещах. Разумеется, мальчику требовалось немало обожённых пальцев, набитых мозолей и травм, чтобы сковать даже кривенький кинжал. Но та светлая улыбка, наполненная едва уловимым самодовольством, когда мальчик закончил своё творение — было отдушиной для Кацураги.

   Он был рад видеть, как его друг, ранее казавшийся ему бездушной куклой, начинал проявлять эмоции ярко и без утайки, как ребенок. Если ему было грустно, он прибегал к нему и просил помощи. Если ему было радостно, он улыбался и Кацураги не мог удержаться от улыбки сам. Если он злился, когда что-то не получалось, он бросал это дело и прятался в углу, пока Кацураги не приходил, чтобы успокоить его. То, что мальчик так фатально воспринимал свои ошибки, расстаивало его. Казалось, будто что-то серьёзное случилось с ним в прошлом, но странник никогда не рассказывал ему. Он только недавно стал говорить на уровне позврослевшего ребёнка, выражаясь более ясно и подробно.

   Но, видя, как сложно мальчику даётся обычная жизнь, Кацураги не в первый и не в последний раз недобрым словом поминал его родителей. Кто мог оставить его одного, он же мог умереть, если бы Кацураги не нашёл его!

   Недели шли за неделями, проходили сезоны, сменялись года. Для мальчика это время было настолько неощутимым, что он едва замечал, как его старший друг начинает взрослеть, превращаясь из юноши во взрослого мужчину. Его волосы отрастали, но из чёлки всё также выглядывала алая прядка, которую обожал мальчик. Тело Кацураги стало крепче от походов в горы за рудой и ежедневной ковки, но мальчик вообще не изменился.

   Когда Кацураги нашёл его на берегу, его волосы были длинными как у девушки, а поэтому он даже спутал его с таковой. Мальчик, что примечательно, даже не подозревал о различиях полов и не стеснялся ходить с длинными распущенными волосами. Они сильно мешали при работе, да и Кацураги было сложно ухаживать за ними в первое время, пока он учил мальчика повседневным делам. Именно тогда он и понял, что юный странник боялся показывать своё тело...

   В каком-то смысле Кацураги даже нравились его локоны, он напоминал какого-то падшего бога, но одним обычным днём странник вернулся домой с криво обрезанными волосами, словно он подкосил их своим кинжалом.

   — Что случилось, друг? — подбежал Кацураги, хватаясь за его плечи.

   — Они запутались в дереве... — пробубнил он.

   — И зачем ты полез на дерево?

   — Я захотел насобирать дынь... они уже выросли.

   Кацураги засмеялся через слёзы. Юный странник никогда не перестанет его удивлять.

   — Дыни не поспеют ещё несколько месяцев, подожди, пока лето не пройдёт, — стал поучать Кацураги. — Я пойду пособираю их с тобой, чтобы ты снова не поранился.

   И затем он подровнял те остатки волос мальчика, которые он едва спас от катастрофы. Он, конечно, не был умелой женщиной, чтобы стричь кого-то, а поэтому результат вышел... едва ли сносным. Но мальчику нравилась его новая причёска.

   Их тихая повседневность подходила к концу также было, как и летние дни. Совсем скоро дыни поспеют, а алый клён будет разлетаться по всей Иназуме. Мальчик с нетерпением ждал, когда они пойдут в поход за последней партией руды, чтобы закончить меч, а по пути подберут сладкие фрукты.

   Одним прохладным вечером глава клана Нива, отец Кацураги, пришёл с вестью — его сын должен быть принят в клан Каэдахара и жениться на дочери, чтобы укрепить позицию клана Нива и спасти своих сородичей от упадка. Татарасуна страдала от потери влияния, да и многие местные стали покидать остров, перебираясь на Наруками.

   Кацураги был не слишком рад подобной новости, особенно зная, что его единственная забота сейчас — это потерянный мальчик, который едва обрёл дом, а ещё и карьера кузнеца. Он не мог позволить себе бросить это, чтобы перейти в чужой клан и стать чьим-то отцом. Но и отказать отцу, который растил его два десятка лет, он не имел права. Он просто хотел остаться на Татарасуне, ковать оружие и заботиться о найденном мальчике, который стал для него совсем как брат.

   Однако, жизнь никогда не идёт, как рассчитывает человек. Кацураги принял решение провести свои последние свободные дни как кузнец, завершая свою работу над Кацурагикири Нагасама. Он сковал его в традициях Татарасуны, вливая годы своих трудов в этот меч. Даже сам странник принял участие в его создании, пускай и потратив кучу недель на одну незначительную деталь — золотой наконечник на рукоять.

   Его друг был так рад их совместному труду, что попросил сразиться с ним. Пускай Кацураги и обучил его боевым искусствам как знал сам, мальчик не был приучен к бою на двуручном мече, а поэтому клинок, почти в его рост, перевесил его. Кацураги предложил станцевать, будто они держат в руках призрачные мечи, и затем они танцевали, до самого заката, пока странник не прекратил бой, застывая, чтобы полюбоваться пурпурным закатом. Последний закат лета, за которым последуют холода. Сезон дынь вот-вот придёт.

   — Друг, почему ты каждый день смотришь на закат? — спросил Кацураги. Пусть он и спрашивал это множество раз, мальчик никогда не отвечал.

   — Он напоминает мне то, чего я лишился.

   В тот вечер мальчик рассказал ему о своей судьбе, о том, что он не был человеком, а лишь жалким подобием бога, которого выбросили словно сломанную куклу. Что он никогда не станет похожим на человека, и что никогда не станет богом. Что он лишь жалкая копия чего-то по-настояющему важного, и что ему предназначено быть бракованной куклой. Но он смирился с судьбой, обретя семью в виде Кацураги, и был рад жить как простой человек, несмотря на свою природу.

   Кацураги всегда знал, что его юный друг не был обычным человеком. Пурпурная кровь, странные рези на его теле, которые он замечал во время тренировок на мечах, его не меняющаяся природа...

   — Я так рад, что ты нашёл меня, Кацураги, — улыбнулся мальчик, впервые отрывая глаза с заката на юношу.

   И с этими словами, кузнецу стало до слез больно за мальчика, ведь на следующий же день он уехал из Татарасуны, чтобы сосвататься с дочерью Каэдахар. Церемония бракосочетания заняла месяцы, назначенная на холодный декабрь, а затем клан Каэдахара и Нива заставили их зачать ребёнка, дабы укрепить узы. Никто из молодожён не любил друг друга и не хотел подобной судьбы.

   Каждый вечер Кацураги вспоминал пурпурные глаза своего юного друга, который остался совсем один. Он был уверен, что мальчик перебрался на его постель и ждал его возвращения. И тем сильнее обливалось кровью сердце Кацураги, зная, что он расстроит не только своего друга, но и нерождённого ребёнка. Он пытался вести себя примерно, чтобы не вызвать подозрений у обоих кланов, и вместе с тем вынашивал план, чтобы незаметно сбежать в родную Татарасуну, чтобы хотя бы ненадолго навестить друга.

   Пускай Кацураги более не боялся, что тот потеряется и не сможет позаботиться о себе, но перед его глазами всегда стояло заплаканное лицо странника. Когда тот впервые остался в один на неделю из-за того, что Кацураги потерялся в горах, пока искал руду, он казался настолько разбитым. Пускай кузнец научил его всему, что знал, но чего мальчик не мог вынести, так это одиночество. Он должен вернуться к нему.

   Он уже давно закончил свой меч, который занял не одну попытку, неимоверно кропотливую работу, чтобы украсить накаго и связать цуку. Мастер Кацураги — Нагасама — был доволен клинком, и даже похвалил работу юного кузнеца, который помогал ему. Кацураги был неосторожен, когда сообщал о своём друге, а поэтому не заметил подозрительные взгляды своего мастера. Скучая по мальчику, он бесстыдно рассказывал о том, что у него дома, в Татарасуне, остался странный друг с иссиня-чёрными волосами и пурпурными глазами. Что его друг появился так внезапно, но он бы снова хотел увидеться с ним...

   Нагасама Микоши желал избавиться от плохой репутации своей семьи и завладеть позицией в государстве, а поэтому, узнав, с кем именно вёл дружбу его ёрики, казнил юношу. А меч, что так кропотливо ковал Кацураги, переименовал, решив стереть бельмо в виде предателя из клана Каэдахар.

   Жена Кацураги родила ребёнка несколько месяцев спустя. Он унаследовал причудливую прядь своего покойного отца. Пускай женщина не любила своего мужа, она жалела его судьбу. Она надеялась, что её ребенок станет свободнее от клановых уз и сможет жить, как желает его душа.

***

   Мальчик жил в неведении почти год.

   Первые недели он был потерян и испуган. Почему Кацураги бросил его? Он снова потерялся в горах? Мальчик пытался быть сильнее и отчаянно ждал возвращения друга, собирая дыни и пытаясь сковать что-то простое. Кацураги запрещал ему находиться в кузнице одним, но сейчас его не было, чтобы отчитать мальчика за непослушание. А дыни, которые он собрал, быстро пропали. Он не съел ни одного кусочка, потому что хотел, чтобы первым их поел Кацураги. Почему он не возвращался?..

   Юный странник знал, где найти еду весной и летом, но наступали заморозки и холодные дожди. Ничего не было съедобного, но организм требовал еду, чтобы выжить. Мальчик знал, что он не человек, а поэтому не умрёт от голода. Но он чаще стал спать и уходить в бессознательность. Он подозревал, что попросту уснёт навсегда, если у него закончится энергия. А поэтому он переборол свои тревоги, чтобы попросить еды в соседней деревне. Кацураги знал здешних людей, но сам мальчик почти никогда не показывался им на глаза. Он наделся, что они такие же добрые, как и его друг.

   Он встретился с несколькими детьми, которые убежали от него, едва завидев... Что с ним не так? Он оглядел свои одежды, грязные, почти потерявшие свою белизну, ведь он плохо мог заботиться о себе. Он знал, как стирать вещи и смывать с себя грязь, но ему было всё равно на это. Он мылся только тогда, когда Кацураги вредничал и заставлял его лезть в воду. Он не любил смотреть на своё тело. Как бы оно не походило на человеческое, на его шеи осталась печать Иназумы, словно клеймо раба. А по всему телу шли шарнирные скрепления, так роднившие его с куклой.

   Он ни за что бы не показал это Кацураги.

   Пройдя в деревню дальше, он наткнулся на двух старушек, которые пили чай на краю лавки. Они немного испугались, увидев его. Неужели его одежды настолько ужасно выглядели? Он вежливо попросил у них еды, как учил Кацураги.

   "Чтобы люди доверяли тебе, не нужно быть грубым."

   "Но а вдруг они ведут себя грубо? Я должен терпеть их слова?"

   "Нет, нет... Думаю, если бы мне кто-то сказал несправедливую грубость, я бы послал их..." — послышался неловкий смех кузнеца.

   Старушки окинули его строгим взглядом, посчитав за бандита или ронина. Но, как учил Кацураги, он объяснился перед ними, скрывая собственное недовольство. Мальчик рассказал, что живёт с Кацураги и ждёт, когда он вернётся.

   — Мальчик, ты что, совсем не знаешь? — удивилась старушка.

   — Кацураги-кун уехал в Наруками, чтобы жениться на дочери Каэдахара.

   Мальчик опешил. Почему Кацураги не сказал ему?.. Неужели клан Каэдахара важнее него? Он в чём-то провинился? Он сделал что-то не так, а поэтому его друг уехал, ничего не сказав? Бросив его?.. Мальчик позабыл про голод и ушёл из деревни. У него пропал аппетит и желание клянчить еду.

   Он жил в полусонном бреду, иногда поедая сырое мясо животных. Он не мог развести костёр посреди снега и сырых брёвен. Он спал, чтобы проснуться и посмотреть за окно, и снова засыпал, не увидев и следа друга. Спустя месяц, пока мальчик жил, не выходя из дому, к нему зашёл глава клана Нива, живший неподалёку от их с Кацураги дома, и сообщил о смерти Кацураги от рук Нагасамы. Он обвинил его в смерти сына и потребовал покинуть деревню, а лучше и всю Татарасуну.

   Он никогда не чувствовал настолько поглощающей эмоции, как ярость. Она заполнила его суть, вытесняя все воспоминания. Перед ним была лишь горечь от потери друга, злость на то, что какой-то жадный старик убил его, и ярость из-за того, что Кацураги бросил его навсегда.

   Люди не возвращаются из смерти. Кацураги никогда не вернётся.

   Он покинул их дом, борясь с противоречивыми мыслями. Это было второе предательство.

***

   — Странник, странник, куда же ты хочешь пойти? — окликнул мальчишка. Это был сын кузнеца с Татарасуны. И хоть он и родился больным, но глаза его оставались ясными. Юноша сказал ребёнку, что ему необходимо отправиться в столицу Инадзумы.

   — Но сейчас ведь идёт очень сильный дождь! Говорят, что те, кто ушёл раньше, так и не вернулись!

   Юноша было открыл рот, но в конце концов лишь слабо улыбнулся ребёнку.

   Почему-то тогда ярость бесследно испарилась. Сосуд, что ранее не понимал человеческого, сжалился над маленьким мальчиком. Возможно, он увидел в нём себя, такое же жалкое и одинокое существо. Юноша не помнил, как и когда именно он стал считать мальчика своим другом, однако вскоре он позабыл и о Вельзевул и о Кацураги, уделяя мальчику всё своё время. Он сшил ему куклу, помогал искать пищу и готовил мальчику вкусности. Время от времени, когда мальчику становилось получше, он баловал его играми и танцами. Пускай малыш не мог долго играть на свежем воздухе, он всегда любил смотреть на танец юноши с мечом.

   — Ты ведь не бросишь меня, как они? — спросил сосуд однажды.

   — Мне нравится быть с тобой! Я не хочу расставаться! — замотал головой мальчик, прижимая к себе тряпичную игрушку.

   После, на губах сосуда играла улыбка. Но не такая яркая и невинная, как когда-то.

   Одним вечером он решил насобирать дынек на ужин малышу. Стояло тёплое лето, самый сезон фиалковых дынь, которые так любил сосуд. Сладкие и спелые, они покатились на пол, разливая свой сок по скрипучим доскам полуразваленного дома. Открыв дверь, сосуд увидел мальчика, неподвижно лежащего на соломенной кровати. Из его руки выпала кукла, а глаза не открывались, сколько бы юноша его не звал.

   Третье предательство.

   Этот хрупкий мальчик умер, оставил его одного.

   Все эти эмоции: их радость, грусть, скука, ярость — ложь. Всё человеческое слишком хрупкое и непостоянное, жизни этих людишек никогда ничего не стоили, они умирали от каждого дуновения ветра. Сосуд не хотел ощущать хоть что-то родное с людишками, он хотел избавиться от противоречивых эмоций и желаний.

   Он поджёг тот сарай, в котором они жили, и покинул Татарасуну. Он поклялся никогда не верить людям, избегать их хитроумных ловушек. Едва привяжешься к ним, они исчезают словно испуганные феи. Навсегда.

   Единственное желание, движимое им, это забрать то, что принадлежало ему изначально. Сердце бога, гнозис, который заточит всё человеческое глубоко-глубоко, что даже он сам никогда не раскопает остатки людской природы. Он никогда не позволит себя предать вновь.

***

   Он взял себе имя Куникудзуши — крах страны.

   Вельзевул, Эи, создала его лишь с одной целью — сотворить из него бездушный сосуд, хранящий сокровище страны — гнозис. Он заберёт сокровище, и тогда её стране придёт крах. Он докажет, что не только достоин хранить Сердце бога, но и заставит её преклониться перед его силой и властью!

   Долгое время он скитался по полупустым землям Иназумы, убивая на своём пути недругов и прохожих. Ему не было дело разбираться в каждом человеке, потому что он знал, все они до единого были эгоистами и лицемерами. Убив одного, двух — что изменится? Лишь добавится лишнее пятно на его былых белоснежных робах.

   Ему не было дело, чей живот пронзать насквозь, едва человечишка подбирался к нему слишком близко. А поэтому, застланный холодным безумием взгляд не заметил, что очередное тело в его руках не опало от потери крови, а преспокойно высунуло меч, заставляя Куникудзуши попятиться назад.

   — Кто ты?! — крикнул он, впервые обратив внимание на нечеловеческий облик противника. Ему приходилось убивать и безвольных марионеток, будто бы отравленных тьмой, и хиличурлов, и пару духов, однако этот мужчина перед ним был иной природы.

   — Юноша, тебя разве не учили, что нужно приветствовать старших? — прогремел низкий голос, от которого веяло опасностью и странным акцентом.

   Будучи существом природы, а не логики, Куникудзуши спрятал меч и побежал в сторону, почуяв непосильного противника. Словно напуганный кот, он прятался в листве, перескакивая с ветки на ветку, и считая, что такой громоздкий противник должен был потерять его. Однако, проскочив очередное дерево, его поймали за ногу, подвешивая как оленя в ловушке.

   — Не брыкайся, я не желаю вреда.

   — Да кто ты, чёрт тебя подери?! — Куникудзуши проигнорировал слова мужчины, хватаясь за ногу, чтобы вывернуться из его цепкого захвата, но лишь причиняя себе больше боли.

   — До меня доходили слухи, будто на земле молний родилось нечеловеческое дитя. Ты ли это? — спросил мужчина, пронзая юношу холодным взглядом. В его серебряных глазах отражалась звезда, а второй глаз был прикрыт ажурной маской.

   — Да какая тебе разница, старик!

   — Ты ведь слаб, почти как людской отпрыск. Неужели ты согласен жить так всю жизнь? — хмыкнул мужчина. — Я ведь держу тебя всего двумя пальцами.

   Куникудзуши поднял голову вверх и увидел, что этот странный мужчина и вправду взял его в неизбежный захват только двумя пальцами. Это возмутило его не на шутку! Как он может проиграть, тренируясь с мечом не одно десятилетие!

   — Ты похож на потерянного щенка, — ухмыльнулся незнакомец. — Беспомощный, кусающий каждого прохожего, но по своей сути жалкий зверь.

   — Что тебе вообще надо от меня?! — взвыл юноша.

   — Не хочешь ли стать верным псом, вырасти из своей инфантильной оболочки и снять божественные оковы?

   — Оковы?..

   — Я чувствую, как твои силы были заперты глубоко внутри, а твоя суть доведена до человеческой. Разве не забавно? Будучи нелюдем, стремиться к человеческому, — сказал мужчина, опуская Куникудзуши на землю. Теперь оне не бежал.

   — Кто…

   — Имя, данное мне Царицей — Пьеро. Я служу Её Высочеству и являюсь главой Предвестников Фатуи.

   Куникудзуши опешил, услышав эти имена. Скитаясь по землям, он неоднократно слышал имена Фатуи в лагерях путешественников и деревнях, и несколько раз сражался с их застрельщиками и магами. Они были невероятно сильны, но Куникудзуши не проигрывал людям.

   — И что, ты хочешь, чтобы я присоединился к вам? — недоверчиво спросил юноша, уставившись на мужчину, что был почти в два раза выше него самого. — Вы обещаете мне силу, но что я должен делать взамен?

   — Если ты будешь достаточно силён, чтобы стать Предвестником, и поклянешься в верности Царице, исполняя её приказы, то мы можем исполнить твоё любое желание. Такова цена.

   — Абсолютно любое? — прищурился Куникудзуши.

   — Деньги, невероятные силы, личная армия, благословение Архонта, — чего только пожелает душа Предвестника.

   — Даже гнозис?..

   — Я не беру слов назад.

***

   Куникудзуши не слишком хорошо понимал жизнь её природу, ведь она построена по человеческим законам и следует эмоциям, чувствам, которых юноша у себя не находил. После предательств, в нём мало осталось от того доверчивого мальчишки, который прильнул под крыло людей и так сильно доверился им. Куникудзуши, однако, знал, что лучше довериться сильным и следовать за ними, пока ты можешь получить от них что-то взамен.

   Вместе с Пьеро он уехал в Снежную, неизвестную доселе нацию, о которой он слышал лишь в коротких рассказах Кацураги. Нацию холодных бурь и невидимого солнца, которое почти не выходит из-за грозовых туч и туманной пелены. Прибывая в порт, Пьеро вручил ему куртку Фатуи, наказав ему не снимать её и носить даже во время гражданских дел. Что говорить, Куникудзуши не был гражданином ни одной нации, если так подумать, да и какие дела у него могут быть, кроме новоявленной службы у Царицы?

   Ожидания юноши не оправдались и Пьеро определил его командующим одной небольшой группы новобранцев. Разозлившись на мужчину, Куникудзуши возжелал место в Предвестниках, однако Пьеро сказал, что он недостоин быть и оруженосцем для самого слабого члена Предвестников.

   Спустя время, однако, Пьеро давал ему ответы на интересующие вопросы. Кем он родился? Искусственным человеком. Какие силы были скрыты в нём? Следы божественной электро энергии были слишком глубоко зарыты, чтобы он разобрал что-то точно. Когда он сможет стать Предвестником? Когда получит одобрение Царицы.

   Так проходили годы. Он становился безутешным, всё больше и больше срываясь на подчинённых, пока те не покидали ряды. Он прослыл самым жестоким командиром, из-за чего в годы его службы немногие новобранцы выживали или могли дотерпеть, чтобы попасть в ряды полевых Фатуи. Он муштровал каждого новобранца лично, чтобы у тех не оставалось и доли человеческих чувств, которые помешали бы на операциях. Любое проявление ярких эмоций каралось.

   Многие новички, не ведавшие о его репутации, удивлялись молодому возрасту и странному владению мечом. Они посмеивались над тем, что их командиром назначили малолетнего красавца с лицом как у куклы, но такие смельчаки, посмевшие сказать командиру в лицо его схожесть с молодой девицей, не доживали до утра.

   И за десятилетие верной службы, взрастившей поколение крепких воинов, Царица наградила Куникудзуши глазом порчи. Управление электро элементом не вызывало побочных эффектов как у людей, а новообретённая сила немного успокоило жажду власти Куникудзуши.

   Вскоре, однако, жизнь юноши перевернулась снова. Царица приняла в свои ряды одного печально известного студента из академии Сумеру, который смог впечатлить её и ввести в ряды Фатуи немало полезных и устрашающих устройств. Сначала Куникудзуши с опаской общался с Предвестниками. Чего стоила одна до чёртиков жуткая девица с вечно закрытыми глазами, Колумбина. Или противная в своей помпезности и лоске Синьора, от которой разило элементальной энергией за версту, и при всем при этом она считалась слабейшей среди Предвестников.

   Затем, когда он выслужился дальше по рангу, став едва ли не главным командиром оперативной группы, уступая лишь Предвестникам, он стал считать эту группу недоумков не такой уж и жуткой. Всего лишь счастливые владельцы силы, он тоже стоял бы рядом с ними, а то и выше, если бы не ужасные печати! Чёрт бы побрал Вельзевул!

   И помощь пришла откуда он не ждал. Новый Предвестник, которому, на удивление Куникудзуши дали второй номер, предложил ему поучаствовать в экспериментах по увеличению силы. Но несмотря на его статус, юноша смотрел на Дотторе свысока. Как Царица только посмела дать настолько высокое место смертному мужчине, когда он служил ей десятилетия!

   Но затем Доктор показал, чего стоит его место. Место второго Предвестника.

***

   Он был обездвижен, нагой, приклеплённый тугими металлическими верёвками к лабораторному столу. Дотторе накачал его неизвестными зельями, выбивая из него всю волю к сопротивлению. Пускай Куникудзуши сам согласился побыть подопытной крысой, надеясь избавиться от печатей, но открыв глаза в неизвестной лаборатории без шанса сбежать или сказать что-то, он испугался.

   Во рту был кляп, будто Доктор надеялся, что он станет кричать. Куникудзуши не мог двигать головой, смотря на невероятно яркий свет прожектора. Он услышал более высокий незнакомый голос, отчего испугался, что его слабостью воспользуется незнакомец. Он попробовал закричать, но у него вырвался только задушенный вдох.

   Его грудь была раскрыта насквозь и легкие не могли работать.

   — Старший я приготовил для меня такой приятный подарок, — захохотал парень. Неужели это Дотторе? Голова Куникудзуши отказывалась работать под дурманом лекарств.

   Парень, не прекращая безумный хохот, потянулся за скальпелем и полез во внутренности Куникудзуши. Из него вытекали струйки фиолетовой жидкости. Голова начинала кружиться от едкого запаха в комнате и яркого света в глазах. Но он бы ни за что не закрыл сейчас глаза, отдаваясь в руки поехавшего учёного.

   — Какое милое личико! — Дотторе возник перед его глазами, и тут Куникудзуши понял, что это был не тот же человек, с которым он ранее говорил. В глазах этого парня не было ничего сознательного, только жажда крови и одержимость. — Жалко будет, если такой прекрасный образец придётся выбросить.

   Дотторе стал бубнить что-то про себя, но Куникудзуши было не до того, чтобы прислушиваться к шепоту психопата, который засунул руку почти по самый локоть, ковыряясь в его внутренностях. Юноша ощущал, будто в его животе копошатся сотни личинок, но даже так он не чувствовал бы и толики отвращения, как сейчас. Он не мог даже вскрикнуть, а жидкость для слёз давно утекла из него. Он мог только пялится в ослепляющий свет перед ним и слушать склизкие звуки из своего нутра.

   — Нашёл! — прозучал звонкий голос какое-то время спустя.

   Дотторе схватился за энергетический поток, напоминающий серебряную нить, которая связывала “сердце” Куникудзуши. Разумеется, это не было сердце. Лишь камень, вырабатывающий “кровь”. Доктор потянул нить в сторону, сжимая “сердце” Куникудзуши. Его глаза закатились вверх, а сам он едва не захлебнулся в собственной крови, которая выходила из рта. Кляп не давал ему дышать, отчего юноша только сильнее кашлял, задыхаясь сильнее.

   Он не понимал, больно ли ему. Он просто хотел, чтобы всё это закончилось. Движения Доктора были слишком медленными, а беспомощность заставляла его желать смерти. Он не хотел, он не хотел, он правда не хотел.

   Едва Дотторе вынул последний миллиметр печати, Куникудзуши подкинулся вверх. Потоки пурпурной энергии бегали по его телу, электризуя ближайшие предметы, он сжёг кляп, а затем закричал во всю глотку. Дотторе схватился за уши, падая на ближайший столик, и выругался.

   Это было невыносимо. Слишком много. Слишком много всего. Он чувствовал абсолютно всё и ничего одновременно. Элементальная энергия поглощала его тело, едва ли не сжигая его. Всполохи электричества окружили комнату, освещая её и затухая каждую секунду. Однако сосуд не выдержал всплеск мощи и безвольно упал, теряя свет в глазах.

   — Неужели погиб? — вздохнул парень, покачивая головой.

   Он снял окровавленные перчатки, но не успев покинуть место преступления, его застал свой оригинал. Мужчина под тридцать лет окинул полуразрушенную лабораторию строгим взглядом, заметив на столе бездыханное тело.

   — Ты убил этого подающего надежды юношу?

   — Всплеск энергии убил его, я здесь не при чем! — захныкала копия. — Я делал всё аккуратно, вытягивая печать, но даже так он оказался слаб.

   — Вероятно, он попросту недостоин быть в рядах Предвестников, — заключил оригинал, взмахивая своей белоснежной накидкой и направляясь к выходу.

   Однако тут же комнату охватили сине-пурпурные искры электричества, сковывая двух мужчин подобно змее. Ломанными движениями Куникудзуши поднялся со стола, направляясь к молодому Доктору. С него капала кровь, а перебирания ног походили на движение марионетки. Он подошёл впритык к молодому Доктору, пронзая его сотней молний. Тот упал наземь мёртвым в ту же секунду.

   В глазах Куникудзуши не было ничего, кроме ярости.

   — Недостоин? — прошептал он.

   Взрослый Дотторе откровенно показал своё удивление, но даже не попытался выпутаться из электрической тюрьмы. Всполохи света прошлись по всей комнате, ломая яркие прожектора и поджигая висящие ткани и журналы. Лаборатория загорелась в пламени, а наэлектризованный воздух мог бы задушить живого человека.

   — Хм, может, я тебя и недооценил, юноша, — улыбнулся Дотторе, но Куникудзуши не позволил тому вести себя высокомерно. Он послал очередную молнию по телу Дотторе, желая ему мучительной смерти, однако…

   Дотторе стоял как прежде, словно никак не задетый невероятно сильным разрядом тока.

   — Ты превзошёл мою молодую копию, да и кажется мне, что наша Розалина тебе в подметки не годится… — протянул низкий голос. — Но тебе не победить меня. Никогда.

   На его лице вновь появилась безумная улыбка, но Куникудзуши не видел её, так как Дотторе ударил его по сплетению и отправил в глубокий обморок.

***

   С тех пор, как печати покинули тело юноши, он обрёл невероятную силу. Он не чувствовал голод и холод, а ощущения обострились в несколько раз. Почему же Вельзевул заточила его и такой беспомощной оболочке, если он был создан для большего? Новые силы пьянили его, а Царица наконец-то признала его мощь и влияние, дав шестое место среди Предвестников. Он был рад, что утёр нос этой вредной Розалине и Панталоне, чёрт бы их побрал. Но быть в середине, не самым сильным, его не устраивало. Жадность до электро гнозиса застилало его разум, отчего Скарамучча, Сказитель, стал использовать свои силы во зло.

   Былые легенды о его жестокости затмились новыми историями о смерти или травмах своих ближайших подчинённых, оставляя всё население Снежной в страхе, а часть Предвестников в отвращении к Скарамучче. Но ему было наплевать. Он уже близок к своей цели.

   Став Предвестников, его влияние распространялось на весь Тейват. Он мог делать что угодно, если это не мешало планам Царицы. И то, что его бесило больше всего, это незнание. Царица не решалась посвятить Сказителя в свои планы, дав указ лишь на захват гнозисов, без лишнего кровопролития. Хах, будто он станет её слушать! Её холодный и строгий взгляд напоминал ему о Вельзевул. Они все одинаковы, эти эгоистичные и трусливые архонты.

   Ноги Скарамуччи впервые ступили на земли других наций, где он искал гнозисы и выполнял мелкие поручения Царицы. Она уверяла, что он сыграет свою роль совсем скоро.

   Это "скоро" наступило спустя ещё одно десятилетие, когда последний из Предвестников ступил на службу. Чайльд Тарталья, самый молодой и самый заносчивый из всех. Он искал битв и кровавых сражений, будто свирепый зверь. В первый же день своей должности он вызвал всех Предвестников на битву, но получил отказы почти от всех товарищей. Скарамучча не сдержал соблазна и принял бой, дабы поставить юнца на место.

   Тарталья обладал внушительными для человека умениями. Ему едва перевалило за второй десятой — такой незначительный для Скарамуччи срок — а парень мог выдержать многие удары электро стихией и не упасть замертво, как остальные людишки. Значит, его взяли в Предвестники не за красивые глаза.

   Но времени на развлечения у Скарамуччи не осталось, так как Пьеро поручил ему особенную миссию — расследовать причину странных комет и обмороков у людей в Мондштадте. Он не сильно радовался очередной поездки бог знает куда, но это было всяко лучше, чем киснуть в Заполярном дворце и терпеть перебранки Предвестников.

***

   Скарамучча, сколько себя помнит, всегда относился к людям свысока. Они были хрупки, словно тонкое стекло; глупы и эгоистичны. А поэтому он удивился, когда сквозь его маску доброжелательности увидела одна гидромантка, спрятав своих товарищей от надвигающейся бури. Умно для человека.

   Другая девушка, пёстрая и невыносимо громкая, с летающим вороном — бесила его до дрожи. Она вела себя так, будто могла победить его взмахом руки. Как же сильно он сдерживал порыва не обломать крылышки её дорогой птицы и сломать ей руки, чтобы она перестала вертеться словно юла.

   Третий компаньон в его невольном приключении остался для него загадкой. Сперва он увидел только невзрачного парня со странной манерой говорить и одеваться, да и к тому же с ним летала эта надоедливая фея. Он проклинал свою удачу за то, что ему за раз попались аж три несносных и до одури громких дамы! Поэтому увидеть среди них спокойного и молчаливого парня стало облегчением. Но это не уменьшало того, что выглядел этот парень хрупко и очень глупо. Наивно.

   Больше всего его раздражают наивные люди, верящие, словно в этом мире можно найти что-то доброе и достойное. В мире нет ничего сказочного, и Скарамучча докажет это всем. Он сломает их надежды.

   Он узнал слишком много, к своему сожалению, неделями размышляя о природе звёзд и неба. А поэтому, покидая Мондштадт больше с вопросами, чем с ответами, он и совсем позабыл о светловолосом путешественнике.

   Шли месяцы, Пьеро стал отдавать всё больше приказов, распределяя Предвестников по всем уголкам Тейвата. В какой-то момент в Заполярном дворце не осталось никого, кроме самого Пьеро, Сандроне, Колумбины и Скарамуччи.

   Пока Первый Предвестник раздавал остальным важные приказы, отправляя на поиски гнозисов, Скарамучче он сказал следующее: “Возвращайся в Иназуму и проследи за мануфактурой глаз порчи”. Сказитель почти обиделся на слова старшего товарища. Почему только ему отдали настолько простой приказ?! Он подобных приказов не исполнял даже будучи командиром новобранцев. Это было почти оскорблением.

   Но Скарамучча согласился, посчитав, что это всяко лучше, чем сидеть в одной комнате с двумя жуткими девушками, одна из которых вечно напевает песни, а вторая разговаривает со своей механической армией. Тем более, ступив на родные земли, он может встретиться с Яэ Мико и Вельзевул. Сейчас он намного сильнее, чем был. Он был уверен в своей победе.

   Он был уверен, что выиграет, если столкнется с этими женщинами. Что он заставит их преклоняться перед ним и просить пощады. Он был уверен, что этот бой будет не из легких, но он сделает всё, чтобы победить.

   А поэтому, встретившись с Яэ Мико, он совсем не ожидал, что она так просто отдаст ему электро гнозис.

   — Я поменяю эту штучку, — она покачала сияющим артефактом перед ним. — На путешественника.

   Он веками мечтал о гнозисе, страдал и прислуживал Царице ради единственного шанса столкнуться с ним! А теперь эта никчёмная лиса буквально бросает ему в руки это сокровище, будто оно ничего не стоит! Она и вправду решила, будто жизнь этого путешественника, чьего имени он даже не помнил, будет равна Сердцу бога?!

   — Да ты смеешься надо мной, — истерически хохотнул Скарамучча. Его глаз подёргивался от раздражения.

   — Никак нет, — она вскинула брови. — Вот, лови!

   Она кинула это сокровище прямо ему в руки, подбирая бессознательного путешественника на руки и покидая завод.

   Он безмолвно смотрел на переливающийся пурпуром электро гнозис, а затем прижал к груди, будто пытаясь спрятать в самое сердце, чтобы никто никогда не отобрал его.

   Соблазн сбежать прямо так был велик, а поэтому он даже не сопротивлялся ему. Он покинул Иназуму вместе с гнозисом и отрёкся от Фатуи, которые стали ему не нужны. Всё равно большинство из них слыло подлыми и эгоистичными идиотами. И Скарамучча ни за что бы не провёл с ними ещё один лишний месяц.

   По пути в Сумеру, где он решил залечь на дно, он слышал новости о смерти Розалины, но ему было плевать. Он слышал, что какой-то беловолосый парень смог отразить Мусо-но-Хитотачи Сёгуна, и, пускай ему было всё равно, он остался доволен тем, что обычный смертный унизил мастерство Вельзевул. Он также слышал, что тот путешественник вновь спас нацию от разрушения и теперь направлялся в Сумеру, но Скарамучче было не до слухов.

   Он держал в руке своё сокровище. Осталось совсем немного. Он станет настоящим богом, сможет воссоединиться с гнозисом.

***

   Долгие недели Скарамучча пытался понять, почему Сердце не принимает его. Он же давно снял человеческие печати и его тело с лёгкостью справлялось с течением элементальной энергии. Он мог пользоваться глазом порчи днями напролет и даже ничего не ощущать, так почему же Сердце бога отказывалось слушаться его?! Неужели и оно сочло его недостойным?...

   Долгие недели Скарамучча пытался принять в себя гнозис, терпя поражение раз за разом. В какой-то момент его тело переполнилось элементальными силами и он потерял сознание на несколько дней.

   Очнувшись, он обнаружил, что его окружили какие-то нелепые существа, которых он прежде никогда не видел. Почти все они были похожи на капусту или каких-то растений-переростков, и едва юноша делал пару несколько движений, как все они разбегались и прятались по деревьям словно трусливые птицы. Что они хотели с ним сделать?

   Но ему не было дела до каких-то странных лесных чертей. Он не станет тратить время, чтобы догонять их и поджаривать на костре. Но он остался в этом лесу, забредая в далёкую глубину чащи, где он всё чаще замечал этих существ. Он знал, что они остерегались его, а поэтому веселился, когда он бросал камни в деревья, едва не задевая их зеленые тела. Как забавно они прятались в дупле.

   Но вскоре ему надоело издеваться над ними, ему стало скучно. С каждым днём, как гнозис отторгал его, ему становилось паршивее. Он не мог понять, что за эмоция бурлит в нём, ведь он отринул всё чувства уже очень давно. Но каждый день он просыпался с более тёмным взглядом и не мог сдержать раздражение.

   Неужели и гнозис счёл его недостойным?...

   Скарамучча пробыл в Сумеру уже несколько месяцев и отчаялся настолько, что решил выбраться на люди в поисках информации. Он переступил через свою гордость, но если это поможет Сердцу принять его, то он пойдет буквально на всё.

   Его путь лежал в Академию, где, по слухам, собиралось немало продажных и безумных ученых, которые могли помочь ему. За деньги и власть люди согласятся на что угодно, верно? А потому, снарядившись своими накоплениями и накинув глубокий капюшон, он ушел в столицу в поисках учёного.

   Он ожидал встретить жадного юношу, который бы купился на деньги, или какую-нибудь пугливую и беспомощную девушку, которую можно было бы очаровать или запугать. Но, сидя за столом в таверне с приглушённым светом, напротив него сел до тошноты знакомый человек. Точнее, вряд ли его можно было уже называть человеком.

   Дотторе. Его копия, более взрослая, но не оригинал. У Скарамуччи не осталось доверия к этому Предвестнику, а уж тем более к его копиям. Каждый из них был безумнее другого, что даже Скарамучча, не считавший себя впечатлительным и высокоморальным, ужасался от его экспериментов и хода мыслей.

   А поэтому, сидя напротив спокойно распивающего кофе Дотторе, он ожидал чего угодно.

   — Куникудзуши, я слышал, что ты забрал Электро гнозис, — спокойным тоном сообщил он, будто бы разговаривая о погоде или безобидных сплетнях.

   Скарамучча не ответил, глядя на него исподлобья с опаской. Он не притронулся к своему кофе. Ему всё равно не нужно было есть и пить, он заказывал еду лишь для прикрытия.

   — В любом случае, мне кажется, наши цели вполне совпадают! — с улыбкой воскликнул Доктор. Его глаз не было видно, а поэтому Скарамучча не знал, что на самом деле чувствует мужчина.

   — Ты Предвестник, а я предатель Снежной и Царицы. В каком месте наши цели могут совпадать? — буркнул Скарамучча.

   — В этом ты ошибаешься, мой друг! На самом деле мы ранее не встречались. Я — копия Дотторе, который ещё не принял титул Предвестника, а поэтому я могу действовать по своему усмотрению. Я никому не давал клятвы, а уж тем более не стану потакать своему скучному оригиналу.

   Дотторе вяло зевнул, допивая свою чашку кофе и почти невинно подпирая рукой подбородок. Если бы Скарамучча не знал, на какие безумства способен сидящий перед ним, он бы посчитал, что мужчина напротив — обычный рядовой учёный Академии.

   Но выгнали его оттуда не просто так.

   — И в чём здесь твоя выгода?

   — Я вполне осведомлён, что ты ищешь способ сделать из себя бога. Слухи об этом ходили по Фатуи не первый год. Мне кажется, половина Предвестников не была даже удивлена твоим предательством… — хохотнул Дотторе. — Так вышло, что мне совершенно наплевать на это. Я лишь хочу стать тем, кто создаст бога. И почему бы тебе не стать моим экспериментом, раз наши цели так идеально сходятся?

   На губах Доктора вновь прорезалась неуютная ухмылка, которая не давала Скарамучче расслабиться ни на мгновение. Разумеется, он не дурак, чтобы верить этому безумцу и уж тем более соглашаться на его план.

   — Вижу, ты совсем не убежден… — мужчина вскинул руки, едва ли не опрокидывая край капюшона Скарамуччи. — Неужели ты боишься, что не сможешь? Что гнозис не примет тебя, даже если ты станешь богом?

   Скарамучча не секунды не думая выпалил:

   — Ещё чего!

   И здесь Скарамучча попался на удочку, словно бестолковая рыба. Дотторе знал за какие верёвочки дергать людей, а подергать за нитки этой марионетки оказалось так легко. Ухмылка не уходила с его лица весь вечер, пока они обсуждали планы по обожествлению Куникудзуши.

***

   Опыты, нескончаемые проверки, боль от жгучей жидкости, которая текла внутри него, кабели и цистерны. Холодный воздух подземного завода. Снова опыты, от которых создание Скарамуччи мутило. Он старался сдерживать свои порывы, чтобы не повредить хрупкие части механического тела. Он должен был довериться Дотторе, в очередной раз, пускай это и было намного легче с более сознательной копией Предвестника. Он не видел прелести в бессмысленной жестокости и боли.

   Но боль всё равно была — это неизбежно для рождения чего-то. Каждый человеческий младенец проходит через ад, чтобы испустить хотя бы один вдох, покинув нутро матери. И даже он, искусственный сосуд, не мог избежать страданий, уготованных для каждой маленькой души. Сейчас, перерождаясь богом, он терпел их вновь; на этот раз с гордостью, предвкушая сладость сил и вожделение от свободы. Он больше не будет марионеткой Вельзевул, пешкой Фатуи, Предвестником, неживым сосудом. Он — бог! А поглотив гнозис, он станет новым архонтом, затмив собой эту проклятую Вельзевул. Он свысока посмотрит на неё также, как она, когда бросала ему те жестокие слова. Не достоин! Как же!

   Каждый вечер, пока находится в сознании, он наблюдает за переливающимся светом Сердца бога. Его Сердца.

   И несмотря на то, что сознание стало уплывать от него, перетекая в странные иллюзии и обломки прошлых лет, он может чувствовать всполохи новой силы… Совсем сколько, осталось ждать ещё немного…

   Он должен вытерпеть это. Сердце, его сердце того стоит...

   …

   Последний штрих, который сделал Дотторе, перед тем, как покинуть Сумеру, это введение электро гнозиса и некоторых капсул божественных знаний. Эксперименты над народом Сумеру были восхитительны, а этот неживой сосуд показал себя намного лучше, чем он предполагал.

   То, что его планы оборвали, совсем его не разочаровало. Он выяснил то, что хотел, и, помахав путешественнику из лодки, покинул порт Ормос.

***

   Едва создание стало ему подвластно, он понял, что стал иным. Его суть изменилась. Он мог делать то, что раньше было для него непостижимо. От всемогущей силы и свободы он мог дышать почти как человек; он так ярко ощущал потоки элементальной энергии, будто всегда умел это делать. Душа его, теперь уже настоящая, была рада. В спокойствии. На своём месте.

   Пребывая в бессознательном мире, неподвластным людям, он чувствовал, как какая-то человеческая душа пытается соединиться с ним. Неужели, это его первый последователь? Он чувствует потоки энергии какой-то женщины и решает проверить свои силы. Он выплескивает на неё элементальную энергию, навевая на неё видения и бред. Душа женщины постепенно окрашивалась в пурпур, не сопротивляясь ему. Он мог влиять на людей, не покидая собственного сознания! Такие невероятные силы были неподвластны даже Вельзевул!

   Эйфория и неописуемое облегчение застилали глаза. Впервые за века, он мог почувствовать что-то… Неужели, это досталось ему от божественного стержня? Чувство вседозволенности и искреннего счастья?

   Скарамучча решил пойти дальше, сделав из женщины своего посланника, а поэтому поделился с ней своими воспоминаниями. Женщина, к его сожалению, пускай и охотно принимала его вторжение, не смогла справиться с силами и попросту впала в кому. Что же, он не ожидал иного от людишек. Какими бы не были люди, они всегда заканчивают одним. Но на этот раз он надеется на неё, ведь она так послушно и охотно внемлила ему. О ней стоило позаботиться.

   Пребывая в странном настроении, он даже не заметил, как рядом с ней оказался Путешественник. В этом бессознательном мире он совсем не ощущал течение времени, а поэтому пропустил приезд своего давнего знакомого, с которым никогда не удавалось толком поговорить. Он почуял его недалеко от его последовательницы Хайпассии. Он даже запомнил её имя, считая это жестом доброй воли и покровительства. Может, если она очнётся, от нее будет толк.

   Когда путешественник, Итэр, показался в его поле зрения, он ввёл его в бессознательный мир, где только он мог видеть тело Бога. Он ни за что бы не перекинулся словами с его назойливой спутницей, но сейчас он был не прочь побеседовать с самим Путешественником. Раз он смог победить Синьору и Тарталью, то, может, чего-то и стоит.

   Путешественник прикоснулся к телу Хайпасии, а Сказитель воспользовался моментом, чтобы завладеть и его сознанием.

   Итер был далеко не рад его присутствию, встретив его с хмурым выражением лица. Ха, будто ему было до этого дело. Он знал каждую мысль, пролетающую в голове Путешественника.

   “Снова он? Да когда же он угомонится…”

   “Я должен его остановить… снова…”

   “Почему он это делает?”

   Как же забавно. Но Сказитель был в прекрасном настроении, а поэтому решил подыграть парню, понаблюдав за его бесполезными стараниями. Он — не те безмозглые Предвестники, что стояли далеко за ним. Он — Бог! И он покажет ему, что не стоит недооценивать его, даже если он не пробудился полностью.

   План Путешественника до слёз забавен. Он решил спасти Кусанали? Пускай он и вытащит её из птичьей клетки, кто в своём уме станет преклоняться перед этой малышкой, которая и себя-то защитить не может? Абсурд.

   Он откровенно насмехался над Путешественником, желая вывести на глупый иррациональный ответ.

   — Люди так противоречивы в своих верованиях. Их отношение к богам — смесь поклонения с богохульством. Просто смешно.

   Он ждал ответа в стиле “Боги — не просто статуи для поклонения! Люди просто боятся, что их бог окажется не способен их защитить, и поэтому…”, а затем Путешественник встанет в боевую позу и прокричит: “Я остановлю тебя! Ты несёшь бред!”

   “Раз уж ты слышишь все мои мысли, я задам тебе вопрос.”

   Хм? Неужели Путешественник изменился с их последней встречи? И где же его коронные пламенные речи, которых он наслышался от своих коллег?

   — Говори.

   "Мне кажется, или ты стал немного добрее?"

   К чему он вообще ведёт? Ну, пускай. Так даже интереснее. Он бы не вынес слушать речи наивного глупца.

   — Неужто? Я в хорошем расположении духа, вот и решил перекинуться с тобой парой слов.

   “К добру ли это…”

   — На что ты намекаешь? — Сказитель прищурился.

   “Академия собирается внедрить в твоё сознание капсулы знаний Архонта. Это очень опасная затея… Есть риск, что ты потеряешь собственное “я”. И станешь для Академии новой великой властительницей Руккхадеватой.”

   “Не слишком ли высока цена?”

   Он согласился на предложение Дотторе, зная, что его намерения нечисты и он обязательно прибегнет к каким-то грязным трюкам. Одним из них оказались капсулы знаний Архонта и вовлечённость Академии. Но Сказителю было наплевать, ведь, став Архонтом, он ни за что не прогнётся под Академию и не станет очередной куклой в чьих-то руках.

   …Но вдруг что-то пойдёт не так, и его сознание и вправду уступит чужому? Его вновь постигнет судьба быть забытым и ненужным, лишь сосудом для чего-то более важного?

   Ему все равно. Возможно, это был единственный способ обрести божественность. Он ни за что не упустит его.

   И почему Путешественнику было до этого дело? Разве он не очередной Предвестник на его пути, которого нужно победить?

   В любом случае, он ошибался. Скарамучче, Куникудзуши, было предначертано стать богом. Он — лишь пустой сосуд, который ничего из себя не представлял. Его суть была утеряна до того, как он её обрел. А теперь, получив Электро гнозис, он ни за что не отступит, какова не была бы цена.

   Быть куклой без сердца намного хуже, чем жить жизнью кого-то другого.

   Человеческие чувства и переживания давно остались позади. Он никогда не поймёт Путешественника, который с таким рвением защищает чужой мир, где ему всё равно не место. Он напоминает муравья, который попал в шторм и пытается соорудить ковчег. Всё предрешено за него.

   Но, несмотря на бессмысленность стараний, Итер не отступал от цели. Может, это единственное, в чём Сказитель мог его понять. Однако Путешественнику было многое неведомо, потому Куникудзуши его жалел. Он стремился к солнцу в поисках правды, но совсем скоро это солнце сожжёт его крылья.

   Бороться с судьбой бессмысленно.

   Путешественник решил провести его, рассказав, что Дотторе решил избавиться от Хайпасиии. Не зная его лучше, он бы повёлся на уловку, но теперь он был уверен в том, что Доктор никогда не избавиться от незаконченного эксперимента, пока он не даст плоды. Подобные уловки он совсем не ожидал от наивного и доброго путешественника. Как же глупо.

   Он поднял тучные облака и обрушил неведомой силы шторм, подобно грозе, часто приходившей на летнюю Татарасуну. Однако теперь облака подчинялись не только Вельзевул.

***

   Он должен был знать, что эта проклятая Кусанали прибегнет к такого грязному трюку. Заключить его в мире грёз, чтобы силой всего народа победить его. Его — нового архонта, кому был дан гнозис по праву рождения.

   Они не могли победить его! Он всё ещё мог сражаться! Эта паршивая богиня не ровна ему, а путешественник не нанесёт ему и царапины!

   Как они смеют касаться его благословлённого тела! Буэр ни за что не будет лучше него. Да что она понимает, она — такой же бестолковый и слабый бог, как и Вельзевул! Он никогда не склонится перед ней..!

   И сердце покинуло его.

   И нити, державшие куклу, оборвались.

   Она забрала его сердце. Вынула потоками дендро энергии, крадя то, что не принадлежит ей. Она должна вернуть ему! Сердце его! Его! Всё, что угодно — только не его сердце!

   Как же так… Теперь он был слабее новорожденного младенца. Поверженный, он упал вниз, едва замечая, что мир перед ним темнеет. У него нет сил, чтобы сражаться дальше. Он не мог подняться и вернуть своё сердце.

   Он — лишь пустой сосуд. Не заслуживший жизни и сердца. Ошибка и слабость одной богини.

   Бороться с судьбой бессмысленно.

***

   Нахида наблюдала за воспоминаниями этой юной души. Несмотря на то, сколько лет прожил этот юноша, душа его была слабее и уязвимее, чем у младенца. Его воспоминания, окутанные сонным бредом, путались и связывались сами с собой, теряли промежутки и создавали что-то, чего он не мог знать. Нахида знала, что соприкосновение с Ирминсулем не сулило юноше ничего хорошего. Его грех не останется забыт, но Нахида ни за что не оставит такую беззащитную душу на бесконечные страдания.

   Ирминсуль уготовил юноше ничего, кроме мрака и безумия, которое постигнет юношу, что заплутал в собственной памяти. Она изменит это. Она ни за что не даст кому-то страдать так же, как страдала она.

   Потерянным в безграничной тьме, откуда нет выхода. Где нет надежды спастись.

   Она притянула бессознательное тело юноши к себе на колени и положила крохотные ладони на его виски, посылая зелёные всполохи энергии.

    "Спи, юная душа, спи спокойно и не позволь прошлому уничтожить тебя."