Когда-то давно Скарамуччу знали как самого непредсказуемого и вспыльчивого среди Предвестников — когда он вставал не с той ноги (что происходило, однако, почти каждый день), многие его подчинённые, да и незадействованные третьи лица, попадали под его руку во время бущующей ярости, раздражения или жестокой холодности. Чего бы пожелала душа Сказителя в определённый день недели и время суток. Его приближенные даже вырабатывали календарь дней, когда он был совсем не в настроении, и их жизни в прямом смысле висели на волоске. Обидеть Скарамуччу можно было легко, и ещё легче оказаться у него в недругах — и именно поэтому абсолютно каждый член Предвестников без исключения получал свою долю сарказма и унизительных комментариев с утра пораньше на банкете. Ох, эти банкеты… Если еда не приходилась по вкусу Сказителю, ныне работающий повар едва оставался в живых до своей следующей смены. Для Скарамуччи не было разницы кого унижать, ведь все в его глазах были насекомыми — какие-то более надоедливые (Дотторе и Тарталья), а какие-то сошли бы за мимо пролетающую бабочку (Пьеро и Царица). Но насекомые по своей природе. 

И каково бы было удивление всех тех оскоблённых Фатуи, если бы они увидели своего кровожадного босса в голубеньком фартуке с косынкой посреди кухни со студентами Академии.  

— Буэр, какого чёрта я здесь делаю? 

Среди высоких однотонных стен и редких проблесков синевы и изумрудов в виде толпы студентов, выделялся невысокий парень в фиолетовых иназумских робах. На его яркую фигуру люди оборачивались словно пчёлы на неопылённый цветок, из-за чего названный юноша кидал на них неприветливые взгляды. Из-за невыпущенной ярости (которую он ни за что не выкажет в присутствии Нахиды от греха подальше) он решил справляться со стрессом мирно. Ломая кухонные принадлежности и превращая деревянные ковши в щепки (считается ли это сестроубийством Кусанали?..). Парочка испуганных студентов обернулись на треск, однако юноша даже не обращал на них внимания, погружаясь в разговор с самим собой в голове. 

“Ты же сам попросил смену обстановки,” — эхом раздался голос Нахиды. “Лучше, чем сидеть взаперти храма, ты так не думаешь?” 

— Я имел в виду расправиться с твоими врагами или уничтожить лагерь хиличурлов, а не записываться на бесполезные кулинарные курсы! — хрипло вздохнул он, пытаясь сдержать возмущение. Наставник сея курса заставил его напялить нелепые одежды, “для защиты” как он пояснил. И если бы раньше Скарамучча просто-напросто убил того несчастного, кто недооценил бы его, то сейчас он может хоть сколько куражиться и пыжиться, да только получит нагоняй от Нахиды и неделю домашнего ареста. И когда он превратился в ручного котёнка Дендро архонта?..

“Тебе пока слишком рано выходить на поле боя, юноша. Поэтому я поразмыслила, что кулинарные курсы пойдут тебе на пользу! Пока орудуй венчиком вместо меча!” 

Странник не видел её лица, но точно знал, что та мило улыбается, скрывая свою ехидную натуру. Он уже достаточно узнал её, чтобы понять, что за маской скромного и невинного ребёнка скрывается тот ещё дьяволёнок. Но даже так, он никогда не замечал за ней злодеяния или пренебрежение — им или своим народом. Странник очень удивился, когда Нахиде стало лучше, и она вместо "обыденных дел архонтов" пошла проведать своих товарищей и поприветствовать народ лично. Ни один архонт не появлялся на публику настолько открыто и добродушно, как Кусанали. В её бесконечной мудрости и разительной невинности юноша и увидел человека, которому можно было довериться. Довериться до тех пор, пока она под благожелательным видом не закинет его на балет или учиться в Академию!

— Итак, полагаю, вы все уже заняли свои места и надели униформу! — крикнул басистый голос, эхом трубя по высоким стенам. — Мы начнём с более продвинутых блюд, так как я уверен, что студенты Академии более чем способны приготовить себе яичницу или простой суп. Как насчёт Бирьяни? Всеми любимое блюдо, которое вы, студенты, вряд ли едите чаще, чем раз в месяц! 

Затем мужчина захохотал, а за ним последовала парочка студентов, что хихикнули в ответ. Боже, куда он попал? Вести себя подобно обычному смертному студенту было совсем чуждо для Странника, особенно на глазах у десятков незнакомцев. Теперь, когда у него не было никаких элементальных сил, он ощущал себя никчёмным ребёнком. Слабым и потерянным. Злости и раздражения у него, неудивительно, но не убавилось. 

Он нехотя слушал инструкции и следовал за руками шеф-повара, дабы не переделывать одно и то же блюдо несколько раз. Он не останется здесь ни на секунду больше нужного. Юноша не обращал внимания на своих соседей, а поэтому, когда один парень внезапно коснулся его плеча, Странник вздрогнул и на рефлексах ударил его локтём в живот. Парень зашипел от боли и схватился за талию, потирая бока.

— Что с тобой такое? Я тебя напугал что-ли? — удивился высокий смуглый парень с неуклюже завязанной косынкой. Несмотря на то, что Странник не сдерживал своего удара, парень остался целёхонек и даже не выказал никаких возмущений! 

— Почему ты не вырубился в эту же секунду? — спросил Странник, насупив брови. Он сложил руки, неуверенно оглядывая смертного. Пускай его элементальные силы и ушли, но века физической подготовки не могли пропасть зря. Его удар должен был как минимум отбросить этого невежливого червя в соседнюю стену! 

— Какой ты причудливый, хех, — громко захохотал парень. — Почему я должен был вырубиться? Неужто ты так преувеличиваешь свой удар, ха-ха! 

Странник сузил глаза, медленно кладя нож на столешницу. Этот смертный только что посмел его недооценить? 

— Я вообще привык носить под собой бронежилет, ха-ха! — он смущённо потёр затылок, а затем расстегнул жилет, откуда показалась кожаная броня. — Понимаешь, мои соседи по комнате очень любят подшучивать надо мной, и я...

— Мне глубоко наплевать на это. Не мешай мне! — прошипел Странник, окидывая незнакомца раздражённым взглядом. Он хотел закончить блюдо и уйти отсюда. Вся эта обстановка нервировала его до посинения, и прости Кусанали, если его оторвут от дела, то половину Академии придется спасать от пожара!

Но парень, казалось, совсем не замечал неприветливой ауры вокруг своего соседа. Он всё продолжал говорить, хотя Странник давно отвернулся от него и стал агрессивно нарезать лук, едва ли не кромсая деревянную дощечку.

  — …Моё имя Хунайн! А как тебя зовут? Я впервые вижу тебя в Академии! Ты из какого Даршана? Я из Вахумана!..

— Не из какого. Я не опущусь до того, чтобы здесь обучаться. Отвали! — он резко повернулся к нему, чтобы прекратить его раздражающие монологи, а затем вернулся к своему мясу. 

По рецепту он делал всё правильно, но из-за неопытности в кулинарии он не знал, насколько хорошо всё выходит. Но в его оправдание, его тело не нуждается в пище, а поэтому вся готовка для него — пустая трата времени. Зачем ему нужно вообще готовить?!

“Птенчик, будь повежливее с незнакомцами!” — запричитала Нахида, на что Странник только насупился без возможности ответить что-то ехидное в ответ. На него и так уставилась половина студентов, он не мог себе позволить отвлекаться. “Еда — это очень важный аспект человеческого бытия. Пускай мы и не нуждаемся в ней, однако мы можем насладиться её вкусом и самим процессом готовки. Даже я умею делать пару сложных блюд, Итэр очень нахваливал мою Халвамазд!”

— Ненавижу сладкое, — прошептал он, когда обиженный Хунайн наконец отстал от него и вернулся к готовке. 

“Многим людям по вкусу сладости. Может, если научишься их готовить и подаришь кому-то, то легче заведёшь друзей?” 

Странник хотел уже в своей заученной манере заявить Нахиде, что друзья ему не нужны и все его рано или поздно предадут, но решил не напрашиваться на очередную глубокомысленную лекцию о пользе социальных взаимоотношений. Ему хватило последних пяти таких. 

И в любом случае, логически идея неплоха, но с ним это не сработает. Будет он ходить по всему Сумеру и раздавать печенья словно заботливая первокурсница, как же! Единственное, кому он симпатизировал настолько, чтобы даже подумать о таком, это Нахида (которой и не нужна еда). Но возможно он подарит Коллей что-то эдакое. Но только потому, что он ненавидит оставаться в должниках! Эта девушка угостила его — пускай своей глупой головой и не понимая, что еда ему не нужна — а поэтому он угостит её в ответ. 

— Через десять минут вы должны уже закончить свои блюда! И так как сегодня к нашему мастер-классу решили присоединиться известные люди из кулинарного мира Сумеру, вы также можете поучаствовать в дегустации! Победитель…

Странник прекратил вслушиваться в этот скучный бред. Он пришёл сюда не по своей воле, и единственная причина, почему он не ушёл — это будущая головная боль от разговоров с Кусанали и персональная скука. Как бы противно ему не было участвовать в смертных кулинарных уроках, это звучит лучше, чем сидеть взаперти храма Сурастаны и “восстанавливать силы” как ему говорит Нахида. Но он уверен, что она просто боится, что он найдёт себе неприятности на свою кукольную задницу. 

За своими размышлениями он не заметил, как к его столу подошли двое мужчин и одна молодая девушка в форме Академии, держащая какую-то пачку документов. 

— О, ваше блюдо вполне себе неплохо украшено, юноша. Именно так, как я и говорил! — захохотал шеф-повар, осматривая тушёный рис с мясом. Но по скромному мнению самого Странника еда была посредственной. — Ламбад, может тебе это блюдо угодит? Ты уже растерзал десятерых бедных студентов!

Странник огляделся по сторонам, заметив, как сильно опустела кухня — осталось чуть за десяток человек, и все кроме него плакали или грустно жевали собственное творение. Ожидая, что этот “критик” осмелится сказать нечто оскорбительное и в его сторону, юноша сложил руки и поднял подбородок. Ага, как же. Пускай только посмеет, и даже Нахида не спасёт этого наглого мужчину! Даже его худшее блюдо не сравнится с той отравой, которую наварили остальные студенты! Он даже отчётливо видит, как из котла того раздражающего парня (он даже имя его забыл) идёт чёрный дым, а белоснежный рис превратился в магму прямиком из Натлана. С такими талантами парень невольно заслужит благословения Пиро архонта.

Ламбад ложкой подхватил небольшую горсть риса с мясом и проглотил, закрывая глаза. Несколько секунд он мычал, будто разговаривая сам с собой, вкушая блюдо и Странник от нетерпения фыркнул: 

— Что? Непригодная еда для такого изысканного критика? 

— Нет, нет, совсем наоборот. Впервые я за ваши мастер-классы пробую что-то с душой! — расхохотался он, отдавая ложку шеф-повару. Тот мигом полез пробовать блюдо вслед. — Как я устал от расфуфыренных блюд, которые на вкус как камень. О, парнишка, ты меня очень порадовал. Своё сердце вложил в это блюдо!

Странник не смог сдержать ироничную ухмылку. Сердце— как же. 

— Так что, парниша, хочешь поработать у меня?

Улыбка спала с лица Странника, ведь он чуял, что последует дальше… 

“Соглашайся, это будет здорово!” — прозвучал демон на его плече пиклявым детским голосом, и тут юноша уже трижды пожалел, что не сбежал из Сумеру при первой же возможности. Может, эксперименты Дотторе не были настолько плохи…

***

Именно так Странник оказался в фартуке (теперь уже приемлемого серого цвета) и без косынки. Всё равно его волосы физически не могут выпадать! Он работал второй день, изучая все приспособления кухни и запоминая такие странные названия, что он подумал, будто здесь призывают духов Селестии. Что такое “пассеровка”, “бардирование” и почему на кухне двадцать видов ножей? Странник может идеально орудовать мечом, за каким чёртом ему пригодятся такие миниатюрные ножики, годные лишь для младенцев?! Но нет, надо было одному из поваров отобрать у него катану, ведь "он пугал гостей"...

Все остальные работники Таверны с ошеломлением наблюдали за его дикарскими (по их мнению) методами юноши готовить блюда. Он делал всё абсолютно неправильно (по их мнению), но каким-то образом всё получалось вкусно! Из-за его эксцентричности в таверну стало наведываться всё больше людей, которые хотели посмотреть, как какой-то иностранец таскает на своей хилой спине по три коробки, едва ли не в два раза больше его роста; разжигает огонь в печи так, будто он сейчас подождёт весь Сумеру или бросит готовое блюдо с размаху прямо в рот гостю. 

Странник даже заметил иронию, что в любом месте, где бы он не оказался, его посчитают эксцентричным. Кабукимоно в Иназуме, “черноволосая кукла” среди рыжих и русых Фатуи, а теперь ещё и “молодой заморский зверь” для обычных горожан Сумеру. 

Ламбаду же прельщала новообретённая известность его таверны, а поэтому он разрешал своего юному работнику абсолютно всё — главное чтобы людей не травил. А тем временем Странник, который пытался набрать себе очков на увольнение, вляпался по самые уши.

— Ну вот видишь, птенчик, кулинария — твоё признание! — тихо подначивала Нахида. Очень редко она появлялась в городе лично, но даже так смогла пару раз зайти на обед в таверну. Разумеется, подобная новость только подогрела интерес людей, и вскоре в зале было не протолкнуться. Заняли абсолютно все места, а некоторые люди садились прямо на ковры рядом, словно верные псы. 

— Буэр, ты это специально сделала? — спёрто дышал юноша, покраснев от раздражения и усталости из-за слоняющихся гостей. 

— Я? — она заморгала и приложила палец к губам. — Я же ничего не делала. Ты сам выбрал так поступить! А теперь ты пользуешься небывалой популярностью!

— Как бы на эту популярность не прибежали Фатуи и встретили своего бывшего начальника за завтраком, — фыркнул Странник, забирая допитый кофе архонта на свой поднос.

— Не волнуйся, я сделала всё возможное, чтобы скрыть твою личность. Да и к тому же, даже узнай твой внешний вид, никто бы не поверил своим глазам, что грозный шестой Предвестник будет подрабатывать в мирской таверне!

Страннику не нашёл в себе сил саркастически ответить, а поэтому он угрюмо вернулся к заказам. Сегодня было слишком много людей, больше обычного, а поэтому Ламбад сжалился над бедным новичком и отправил его разносить заказы (он просто побоялся, что его новый талант действительно не оставит от кухни и пылинки, а при таком объеме заказов Странник всё чаще прибегал к нарезке катаной и розжигу печи с помощью масла из эссенции Пиро). 

Одели его в безвкусную сине-изумрудную форму и наказали улыбаться и слушать заказы, да вот Странник умел только скалится словно рысь, и все его улыбки вызывали лишь детские слёзы. С дергающейся бровью он принимал заказ за заказом, да так выдохся, что позабыл, что он не человек и запыхаться он не способен. Если даже кукла устает на такой работе, то что говорить про этих слабых смертных? Он пожалуется Ламбаду на эксплуатацию рабочей силы…

— Добрый день, что вы заказываете? — скучающим голосом спросил он, ставя приборы на стол, однако ему ничего не ответили и тут юноша вспылил от злости. Ему уже всё равно на вежливость. Ламбад может пойти в Бездну со своими улыбками. — Вы глухие что-ли? Я спрашиваю, что вы заказывать будете!

Странник поднял пламенный взгляд на двух гостей — вполне знакомых ему гостей. Надоедливая летающая фея с желудком кита, и не менее надоедливый златовласый путешественник. Оба они выпучили глаза, словно призрака увидели… хотя, вероятно, для них это так и было. Странник невольно вспомнил, что в последний раз они виделись во время битвы с Сёки но Ками, пускай для него с того времени много воды утекло. И невольно он вспомнил, что неплохо так приложился головой об пол. Может, они и вправду решили, что с ним всё покончено! Для путешественника, подумал темноволосый юноша, подобная встреча встанет наравне со встречей его потерянной сестры где-то в магазине специй. 

Странник уверен, лицо бы также разило удивлёнием и шоком. 

Огромные золотые глаза, которые скоро лопнут от крови, разинутый рот — который со смешком закрыл ему Странник — но путешественник вновь его открыл. Паймон, если он правильно помнит имя этой дурной феи, побелела до оттенка своих волос, и впервые растеряла способность пищать и орать.

— И на что вы уставились? — закатил глаза Странник, складывая руки. — Я заказ жду, не задерживайте меня, недоумки. 

  — К-к-как ты жив остался?! — заверещала Паймон, вскинув руки. — Итэр, бежим за Нахидой, нам нужно его схватить! Вдруг он что-то замышляет?!

Путешественник тут же пришёл в себя и вскочил с насиженного места, призвав простой меч. Странник устало и невпечатлённо на них уставился, вскинув брови. На крики Паймон прибежал владелец таверны и потеряно осмотрел высунутое остриё меча гостя.

— Юнец, что за проблема? Кому ты снова дорогу перешёл?! — загрохотал Ламбад, становясь напротив Странника, но чтобы защитить его самого или гостей — вопрос открытый.

— Никому. Просто странные люди у вас обедают, ничего не заказывают и кричат без причин, — фыркнул юноша, отворачиваясь от визгов Паймон. 

— Дорогие гости, чего вы желаете, мы принесём! Не обращайте внимания на этого угрюмого мальца, он всегда такой! — расхохотался Ламбад, забрасывая руку на Странника. Паймон и Итэр с ужасом впились глазами в своего бывшего врага, ожидая, что тот сожжёт этого бедного мужчину на месте, но Странник только скривил лицо и оттолкнул хозяина таверны. 

— М-мы возьмём кофе и пахлаву… — едва смог выдавить Итэр, садясь обратно за столик.

Спустя несколько минут, когда Странник уже хотел перебраться на кухню, дабы не видеть своих бывших врагов, Ламбад сообщил ему, что удивительным образом вся толпа рассосалась и теперь он может пойти на перерыв. Почему-то Странник не удивился, услышав издали звон колокольчиков Нахиды. Ламбад вручил юноше заказ и хлопнул по спине, толкая в сторону зала. Нехотя, но пришлось отдать заказ этим двум; Странник надеялся, что он тихо проскользнёт мимо них, дабы не вступать в очередные разборки с кем-то и скрыться в уютной тишине. 

Удача, как говорится, очень капризная дама, и она никогда не смотрела на Странника с благословением.

— Постой… — окликнул его Итэр. Понимая, куда это идёт, Странник с вздохом сел напротив и сделал самый безобидный вид, на который способен. 

Теперь он ждал обидных (и вполне заслуженных) фраз, подколок, злорадства, но вспоминая, каким ангелом воплоти окрестили Путешественника, он посчитал, что вероятнее всего его лишь назовут несчастным мальчиком и предложат забыть все распри и вступить в отряд, как это произошло с Чайлдом и, по слухам, Райден Сёгун — но каким образом это случилось и почему те согласились, оставалось загадкой для Странника. Хотя… наблюдая за большими сверкающими глазами и невинным открытым личиком, юноша мог подозревать почему.

Отведя глаза от чересчур добродушного лица Итэра, от которого в его груди стало слишком приторно сладко и противно, он решил плыть по течению. Всё равно они вряд ли когда-либо пересекутся, ему только стоит перетерпеть этот разговор и всё. 

— Извини, что оставил тебя в тот раз… — спокойно начал Итэр, неловко переглядываясь с возмущённой Паймон. Заметив на лице бывшего Предвестника лишь недоумение, блондил пояснил: — Пускай ты и был врагом, оставлять тебя на верную погибель не самый достойный поступок.

— Ты совсем глупый, что-ли? — нахмурился Странник, складывая руки. — Я победил вас не одну сотню раз, хотел уничтожить тебя с Буэр, забрать гнозис и воцарить здесь своё правление. Оставить меня на погибель — самый разумный вариант! Хотя о чём я говорю, ты же прославленный спаситель всея Тэйвата. Даже смог изменить мировоззрение Райден Сёгун. Мне даже интересно, смог ли бы ты переубедить Царицу в её плане? — стал рассуждать он. Затерявшись в мыслях, он не заметил, как Итэр выпроводил недоумевающую фею к другому столику. Стало намного тише. — В любом случае, затем ты вообще извиняешься? 

— Потому что я понимаю, каково тебе было… — начал Путешественник, однако его тут же прервал темноволосый юноша. 

— Это тот момент, когда ты обворожаешь своих друзей и врагов, перетягивая их на свою сторону? — заметив смущение на лице Итэра, он ухмыльнулся. — Не заинтересован. И если тебе больше нечего сказать, я пойду. 

Итэру действительно не нашлось, что добавить, потому что Странник ушёл столь стремительно, словно его подгонял ветер. И больше они не пересекались (точно не из-за того, что один темноволосый официант прятался среди своих коллег, дабы не видеться с Путешественником ещё раз.)

И разумеется Странник ни за что не признает, что просто испугался. Ему было страшно меняться, или принимать прошлое, но и в подвешенном состоянии жить было невыносимо. Среди такой бесполезной человеческой работы он находил давно утерянное спокойствие и заставлял себя думать, что на самом деле преодолел прошлые страхи. 

Но Нахида знала лучше.

***

Прохладными вечерами, сидя за свободным столиком в дальнем углу и скрываясь от глаз вездесущего хозяина, Странник пребывал в дурном настроении. Хотя кого он обманывает, когда у него вообще бывает хорошее настроение? Он лишь нагонял злобный вид и пронзал всех коллег и добродушных гостей тяжёлым взглядом и отворачивался к окну. Ведь ничего другого он не умеет. 

О чём были его дурные мысли? Именно о том, что так старательно Нахида пыталась преодолеть последние месяцы. Но этого, правда, не знал Странник, а поэтому беззазорно копался в глубине своих переживаний, пребывая в неприятно приятном духовном состоянии. Привычном ему. 

Среди людей, но вдалеке от них — он видел их, слышал (и очень редко слушал) их, иногда убивал или помогал. Но жил он отгорожено, словно зритель в театре. И сейчас он вновь занял своё насиженное кресло, усевшись поудобней, и думая о несбыточном прошлом и грехах настоящего. 

Приход Путешественника заставил вспомнить его самый величайший крах. Верно, конечно, то, что Странник более не гордился своими силами, не искал пути стать Богом, не пытался “злодействовать”. Но вся суть его была — злодействовать. Искать путь отмщения своей судьбе, пускай и таким извращённым способом. Пускай он не жалел о сотворённом, но и радоваться тут было нечему. Странник начал странствовать. Но несмотря на самопровозглашённый титул, он оказался заперт пуще прежнего. Старая версия него полугодичной давности бы засмеялась от его мыслей. Ему была дана такая свобода!

Да только делать с ней что? Что произойдёт, когда Нахида скажет, что он выздоровел и может отправляться в путь? Попросит ли она покинуть Сумеру? Или скажет прислуживать ей? При любом итоге Странник согласен, ведь он совсем потерял свои ориентиры. Ему странно безразлично, что будет происходить даже. И теперь, привставая со своего зрительского места, он видит не сцену, а отражение в зеркале. Но он как прежде сидит и смотрит, не покидая кресла. 

Перед ним сидит безымянный скиталец, безродный и бесславный. Ничего не имея в кармане и за душой, словно только что сотканная кукла. И теперь этой безвольной кукле говорили идти на все четыре стороны. И почему-то он вновь ощутил себя тем молодым кабукимоно, не видавший огня и воды. У него не было ничего. И даже бывшие грехи решили отпустить его, о добрый самаритянин Путешественник и Нахида. От их всепрощения сводит челюсть, но Странник даже не понимает почему. 

Он никогда этого не поймёт, но причина его потерянности и злости заключалась в такой простой вещи — страх. Странник купался в самсаре своих мечтаний и мыслей, который рождались, терзал его сознание, чтобы затем умереть и вновь зародиться в его голове, но только под другой маской. Он был слишком потерян и зажат, чтобы понять, насколько просты были его страдания. 

— Юнец, ты снова спрятался здесь?! — загрохотал Ламбад, выглядывая из-за угла. — Пускай я и сказал, что сегодня мало гостей, ты не должен просто сидеть и смотреть в стену часами! Ты порой мне ту страшную иназумскую куклу напоминаешь! 

Ламбад захохотал, не заметив, каким острым и непрощающим стал взгляд Странника. Он встал из-за своего места, чтобы хоть как-то смериться ростом с высоким мужчиной. 

— Я вообще не хотел здесь работать, — он задрал подбородок и надменно прищурился, чтобы вызвать любую искру раздражения у хозяина таверны. — Если не нравится, то увольняйте на здоровье! 

— Эх, ты, парень, мне так напоминаешь меня в молодости, когда я был простым рыбаком… — вздохнул Ламбад. Странник впервые видел, как этот мужчина говорил таким тихим голосом. — Когда я был примерно твоего возраста, то всегда избегал людей, видя в команде лишь оборванцев да пьянчуг. Молча делал свою работу, да также пусто смотрел вдаль, на море, и думал о чём только вспомни. Не нравилась мне моя работа, но и выбора другого у меня не было. Батя мой тоже был рыбаком, да и я с детства я умел удочкой замахиваться лучше любой сабли. Поэтому и решил, что пойду на рыбака, да только вот жизнь наказала меня за мой плохой выбор. Лишился пальцев ног, когда в шторме запутался в сетке и на меня упали острые ножи…

Ламбад присел напротив Странника, но юноша не торопился садиться назад. Он встал рядом, складывая руки, и только ради уважения слушал его монологи. Но почему-то в этот раз он действительно слушал.

— Тогда у меня вообще выбора не было. Я лежал дома и пытался понять, чем мне заниматься. Таскать грузы или работать в поле я не мог, также как и идти в наёмники. Батя мой тогда сильно ругался на меня, но почему-то вместо ужаса от травм и потерянного будущего рыболовом… я ощутил странную свободу, — хмыкнул мужчина. — Может ты посчитаешь меня больным на голову, но лежа по колено в крови я ощутил себя свободнее некуда. Пока заживали раны, я просил свою маман читать мне рецепты, да и просто решил с ней провести много времени. Она научила меня готовить, и когда я уже мог стоять, я помогал ей. Сначала мои блюда выглядели как первоклассный вулканический пепел из глубин Натлана, но спустя месяцы трудов я так сильно влился в работу, что невольно готовил даже чересчур много. Отдавал остатки еды соседям и знакомым, а потом удивительным образом ко мне наведались мои бывшие напарники с корабля, которые так сильно расхвалили мою стряпню, что молва пошла по порту Ормос, а потом все работяги приходили ко мне за фирменной пахлавой. 

Странник не садился, но и не уходил. Впервые за долгое время он слушал кого-то так долго, не сказав и слова в ответ. 

— Ну и потом жизнь завертелась. Ко мне приходили разные люди, давали денег и предлагали открыть Таверну. Уж не буду тебя забалтывать до краёв, просто скажу, что постепенно я обрёл то, чем очень дорожу. Пускай на это и ушли годы трудной работы, четыре пальца левой ноги, и похороны моей маман. 

— И зачем ты это говоришь? — спокойно спросил юноша. 

—Да не за чем! — хохотнул он, а затем встал и сделал пару сильных хлопков по спине Странника. — Просто решил скрасить вечер и вынуть тебя из твоей чёрной головы. Бери заказы, а то голодные студенты тебя сожрут вместо десерта! 

Странник боялся обдумывать историю Ламбада, но семена сомнений и чего-то до тревоги неизвестного уже пускали свои корни, хотел он этого или нет.

— А ещё, пока не забыл! — окликнул его Ламбад, когда Странник уже почти вновь увяз в размышлениях. — Возьми на кухне деревянную коробку с платком, это ужин для актёрской труппы Зубаира. Они сегодня готовят масштабное представление, а поэтому…

— Мне плевать, — решительно заключил юноша и тут же побежал вниз по лестницам, устав слушать этого наглого мужчину. 

***

Ночные улицы Сумеру совсем отличались от холодных и неприютных ночей Снежной, одиночества и тишины Иназумы и мирного спокойствия Мондштадта. Люди сновали туда сюда, но не бежали торопясь, как торговцы Лиюэ. Тёплый свет разливался по улицам как мёд, укутывая деревья и дома в вязаное одеяло из ажурных теней. Несмотря на то, что Сумеру не родина Странника, почему-то именно здесь он чувствовал себя спокойнее всего. Пускай и незнакомый, этот город встречал его с открытыми объятиями, ненавязчиво, но едва ты очутишься в его руках, сердце нальётся теплом. 

Теперь Странник не ходил с низко опущенной головой, и не рассматривал здешних людей словно диковинку. Он затерялся в городе как одна из песчинок в пустыне. 

И направлялся он в место, которое всколыхнуло его давно осевшие на дно редкие хорошие воспоминания. Странник зашёл на Базар и спросил у торговцев, где найти театр Зубаир. Но его оказалось найти очень легко — почти все люди шли только в одном направлении. И вскоре, пробираясь сквозь тугую толпу, он увидел края высокой деревянной сцены, что сливалась воедино с великим древом. Зелёная крыша сцены была будто причудливой веткой. Пальмовые деревья и толпа очарованных людей загораживали сцену, но Странник всё равно мог увидеть представление, хотя он не понимал, что такого в обычном театре может возжечь такой интерес, особенно у зануд из Академии. Но люди смотрели с блестящими глазами, то ли на грани слёз, то ли восторженного смеха. 

И Странник решил посмотреть, раз уж он всё равно не может попасть за кулисы. Только поэтому.

Он увидел красную копну волос и рогов, и на секунду он не понимал — видел ли простую смертную, или саму богиню. Её причудливый костюм был расшит всеми виданными и не виданными украшениями и голубыми красками, словно небо в полдень. Эти одежды разительно отличались от помпезных и скучных опер Фонтейна или так ненавистных ему театров Иназумы. 

Девушка подошла ближе к краю, чтобы все зрители смогли увидеть её. Она вскинула руки кверху, резко и изящно; а затем заиграла музыка, которая окутала Странника неизвестными, но манящими ритмами, играясь с забавой, но вместе с тем и открытостью и благородством. Ничего лишнего, ничего величавого. Лишь искренность и беззастенчивая игривость. Если бы такой танец сыграли в Снежной, то танцовщицу бы посчитали разнузданной и грязной дамой, но здесь же топла ликовала от её плавных и зазывающих движений, которые так и манили зрителя присоединиться, если те могли. Музыка вторила девушке, мимолетно обещая всё больше и больше, а затем вновь обрываясь. Странник бы посчитал всё это пошлой имитацией театра, если бы не искренняя улыбка на лице красноволосой танцовщицы, которая закрыла глаза в разгаре танца, закручиваясь в резвом темпе инструментов. Странник даже не видел остальных актёров, они все смешались зелеными листьями на фоне девушки. 

Открытые и манящие движения соблазнили бы любого, и Странник не стал исключением. Последний раз, когда он танцевал, было сотни лет назад. Он даже и не вспомнит всех движений, да и меча у него уже не было с собой. Но наблюдая за радостной танцовщицей, он не мог не позавидовать ей, свободной словно птица в небесах, пронзаюзей небосвод своими алыми крыльями. 

Странник не отводил от неё взгляда, и даже забыл как моргать. И тут девушка прекратила танец, и музыка оборвалась. Она стала тяжело дышать, немного покраснев, но её счастливая улыбка сказала Страннику всё, что он хотел знать. И тут же посыпались аплодисменты и возгласы толпы, но девушка не смотрела на них, а была погружена лишь в себя. Как же она была счастлива в тот момент — Странник и вправду не отличил бы её от богини. 

Когда люди разошлись, темноволосый юноша последовал за девушкой за кулисы, едва ли не напугав её.

— Ой, прошу прощения! — извинилась она, пускай незваным гостем в комнате был только Странник. — Вам что-то нужно? Автограф? Простите, мы сейчас…

— Ламбад сказал, что у вас будет ужин и поручил мне отдать это вам, — перебил её юноша, ставя на пол тяжелую коробку с едой и посудой. 

— Верно, как же я могла забыть! — хихикнула она, стукая кулаком по лбу. А затем она вежливо улыбнулась: — Спасибо больше за доставку! 

Здесь Страннику полагалось кивнуть, забрать плату и уйти, попрощавшись. Так бы он и поступил в обычное время, опустив прощание. Но что-то внутри заставило его спросить неловкий вопрос, предавая его холодную и злобную маску:

— Танцы делают вас счастливыми? — тихо спросил он, когда девушка повернулась к зеркалу, чтобы снять тяжелый головной убор. Она не ждала, что юноша останется в комнате, но её мягкая и приветливая натура не позволила ей выдворить его.

— Вы видели моё выступление? — Странник кивнул ей. Она улыбнулась, но теперь не из обычной вежливости.— Тогда, вы и сами можете ответить на свой вопрос. 

Странник сжал губы, коря себя за… а за что он, собственно, испытывает неловкость? Запутавшись сам в себе, он так и продолжил молчать, пока в комнату не зашла какая-то женщина средних лет. 

— Нилу! Мы уже убрали сцену, приноси еду! — она выглянула из-за двери и тут же скрылась.

Нилу приоткрыла губы, будто хотела что-то сказать, но покачала головой, а затем подняла тяжелую коробку. Её тут же повело вбок, но она надула щёки и уверенно понесла короб из-за кулис. Странник видел, как дрожат её ноги и руки, и, глубоко вздохнув, забрал коробку из её рук.

— Спасибо огромное! — она мигом посветлела в лице. 

Странник вновь поджал губы, отводя взгляд, и вынес еду на сцену, где по кругу, среди подушек и одеял, уже собралась вся актёрская труппа. Они окинули юношу очень голодными взглядами, а на горячую еду смотрели как на дар самой Селестии. Странник уже хотел было уйти, с каждой секундой чувствуя какое-то необычное волнение. 

— Эй, садись с нами, еды хватит на всех и даже больше! — крикнул парень немного постарше, поднимая вверх тарелку со сладостями. 

— Да, вы нам очень помогли! — улыбнулась Нилу, присаживаясь на мягкие подушки. Она похлопала по второй подушке рядом с собой, зазывая присоединиться. 

Та тревога окутала его с головой, зарождаясь в животе, затем поглощая руки и ноги. Странник ощутил, что ноги его стали ватными, а желание убежать отсюда достигла предела. Но почему? Почему он, бывший Предвестник и нечеловек, рождённый сотни лет назад, испугался какой-то смертной девчонки и незнакомых актёров? 

Грозно зыркнув на сидящую толпу, он забрал пустую коробку и выбежал со сцены, ни сказав и слова. Он поклялся никогда сюда не приходить, и он точно не будет думать о том, из-за чего его поглотила тревога. 

Однако Нахида была другого мнения. Узнав про неловкую ситуацию в театре Зубаира, она вновь завелась очередным монологом, который по её мнению должен был поднять дух Странника и замотивировать на саморазвитие (или что она себе там вообразила).

“Ты так сильно пугаешься людей!” — запричитала она своим нежным голосом, будто разговаривала со своим родным сыном. От подобных сравнений Странник хотел вырвать, да было нечем. Далее, вероятно, Нахида скажет что-то вроде: “Тебе следует больше общаться и улыбаться! Не сиди вечно угрюмый!”

“Тебе следует быть самим собой!” — воскликнула она. Что-же, не совсем угадал. Странник вычел один воображаемый балл из своего счёта “Угаданных реплик Кусанали”. У него теперь было 88 баллов. 

— Я же угрюмый, не улыбаюсь, недолюбливаю людей… — фыркнул он, разговаривая сам с собой, сидя посреди ночи на причале и наблюдая за чёрными волнами. — Разве ли не ты говорила, что людям такое не нравится? 

“Я говорила, чтобы ты был более открытым, а не улыбался словно невинное дитя…” — Странник не видел её, но мог поклясться, что она сейчас недовольно потирает между бровей. — “Просто сходи ещё раз в тот театр, тебе не нужно говорить ни с кем. Даже если не сможешь ни с кем поговорить, то хотя бы посмотришь на волшебное представление Нилу. Я смогла лично посмотреть на её танец! Как же я тогда была рада…”

Было бесполезно объяснять Нахиде, что он никогда и ни за что не станет разговаривать с Нилу и уж точно не пойдёт смотреть никако представление.

***

Прячась за двумя пальмами с тяжёлой коробкой еды в руках, Странник выругался на судьбу громче прежнего. Ламбад, чтоб его разодрали псы из бездны, снова поручил ему доставку заказов, оправдывая это тем, что он был выносливее всех (и пускай тот был прав, Странник бы взялся за что угодно, но не это!). Сегодня было намного меньше людей — будний день, да ещё и во время экзаменов в Академии, как выяснил Странник. Именно поэтому он и спрятался подальше от этих актёров. Он ждал, пока те выйдут на сцену, чтобы пробраться за кулисы в личные комнаты и оставить еду там. Да, он лучше заплатит за их заказ из своего (полупустого) кармана, чем вновь столкнётся с кем-то из танцоров. Он уже предвещает эти душевные разговоры за театр, свободу и миролюбие. 

Когда Странник увидел, что на сцену вышло не менее дюжины актёров, он мигом понёсся по кустам, избегая лишних глаз. Все комнаты, кроме одной, оказались закрыты, а поэтому выбора не было — он проник в маленькое помещение, в которое было свалено немереное количество коробов с костюмами и украшениями. В противоположной части комнаты стояло зеркало и стол с косметикой. Странник решил поставить заказ на самое видное место, а затем уже уйти, но только… мельком он углядел какие-то едва знакомые одежды, свисающие с края стола. До боли знакомый белый суйкан и фиолетовая полупрозрачная кацуги. Откуда в Сумеру взяться таким старым и забытым одеждам Иназумы? 

Странник никогда не притворялся, что умеет дышать, но, проводя столько времени в кручу обычных смертных, ему приходилось имитировать дыхание, и привычка эта закрепилась. Но сейчас он полностью позабыл о ней, уставившись на одежду, в которой он родился. Странник уставился на то, что случилось настолько давно, что сейчас он не понимает, во сне он или в реальности. Его руки опустились сами по себе, а во рту сводило от тревоги. Опять эта странная тревога, которая поглощает его суть, возвращая в те времена, когда он был так наивен и молод. Его лицо сжалось в неприятии и грусти, а сам юноша стоял безмолвно, потерявшись в воспоминаниях, да так, что не заметил приход одной красновласой танцовщицы. 

— Почему вы здесь? — испугано спросила она, но скорее от неожиданности. Она поглядела вниз, на коробку еды, а затем на ошарашенного незнакомца. — Снова принесли заказ? Большое спасибо! Мы не знаем, что бы без вас делали! В прошлый раз мы так и не смогли вас отблагодарить, поэтому…

— Откуда у вас эта одежда? — рявкнул он, резко повернувшись лицом к Нилу. Та аж подпрыгнула от резкого крика.

— В-вы имеете ввиду театральный костюм? — она скосила глаза на стол. — Недавно в наш театр пришла очень известная личность с несколькими писателями издательского дома. Им очень нужно было вдохновение для романа, а поэтому мы лично выступили перед ними. Взамен нам подарили несколько сладостей и безделушек из Иназумы, пару романов, и этот наряд. Госпожа Яэ Мико настаивала, чтобы мы забрали его! Да только вот среди нас, труппы Зубаира, нет ни одного иназумца, или историка таких давних периодов. Эти одежды очень старые! Это было бы кощунством их надевать и выступать в них! 

Яэ Мико? Это какая-то шутка Нахиды? Какого чёрта его судьба всегда складывается так, словно какой-то третьесортный анекдот Махаматры?! 

“Нахида, если это один из твоих фокусов!..” — завопил он про себя, и к его удивлению, Нахида не осталась в стороне. 

“Птенчик, я и вправду не знала об этом…” — робко ответила она. И когда Странник уже вновь хотел поругать её за столь глупое прозвище, как тут же послышался голос Нилу.

— Извините, что я лезу не в своё дело… но вы разве не из Иназумы? — она невинно захлопала глазами, заведя руки за спину. — Вы смогли так быстро опознать одежды, и...

— Какое тебе дело?! — зарычал он, но уже более сдержано, так как Нахида, вероятно, всё слышала. 

— Просто… я подумала, что вам могут быть интересны танцы, и вы заберёте эти одежды… 

— Не интересует! — фыркнул он и последовал к двери, чтобы уйти, вновь повторяя про себя, что никогда сюда не вернётся. 

И семена, что уже давно проросли и пустили глубокие корни, обратились молодым ростком, укрепляя свои стебели. 

Последующие дни Странника терзали сомнения, но которые он не мог озвучить. Что-то не давало ему покоя, и каждый раз он возвращался мыслями в тот древесный театр, к выступлению красноволосой девушки, к почти забытому костюму кабукимоно и, опять, к своему прошлому. Оказывается, Страннику не было ни о чём подумать, кроме как о прошлом. Оно настигало его на каждом шагу, то посреди таверны в виде двух блондинистых голов, то в виде бесячей лисицы с одеждами. И он не понимал, как теперь смотреть на это. Всё прошлое уже осталось в прошлом, для мира он был мёртв и почти забыт, но только его воспоминания не могли также внезапно исчезнуть. Страннику было не по себе от мысли, что всё его существование теперь — это странствования в своей голове. Он же назвался странником не потому, что был пленником своего разуме… Он назвался так только потому, что дома у него не было, а единственное, что сопутствовало ему — ветер, птицы, да редкие знакомые лица. 

Сердцем он был в том прошлом, когда всё было просто и невинно, когда он танцевал под дождём и мастерил мечи, когда он собирал фрукты со своими друзьями… А теперь часть его сна вернулась, и он был в ужасе. Казалось, твоё обожаемое прошлое пришло к тебе, бери и наслаждайся, но Страннику казалось, что едва он возьмёт эти белоснежные одежды в руки, как вновь очнётся в полуразрушенном доме на Татарасуне, ощущая нескончаемую боль и предательство. 

А на следующей ночью, шепча про себя, какой он лицемер, он прокрался в театр. Стояла глухая ночь, такая, что даже поздние гости Базара не осмеливались бродить по улицам. Внутри стояла непривычная для такого оживлённого места тишина, мимо проходили бродячие кошки да жужжали сверчки. Странник быстрым темпом добирался до комнат за кулисами, чтобы… Он даже не понимал, что толкнуло его на такой импульс. Хотел ли он просто удостовериться, что это не сон? Что эта одежда действительно лежала сейчас на столе? 

Поджав губы, он тихо отворил дверь и зажёг ручной фонарь, горящий зеленоватым светом — подарок Нахиды. Он тихо крался к столу, мигом заметив стопку костюма. Он был так и не тронут. Однако рядом с ним появились и неизвестные украшения, а также меч. Не катана, но изогнутая сумерская сабля; сценический реквизит, как он догадался. Странник стоял над одеждой, боясь прикоснуться, но рука потянулась к ткани без его желания. Он взял в руки белоснежную робу, а затем надел её. Каким-то образом спустя века он помнил, как правильно одевать их, как завязывать узелки и пояс, как правильно носить шлейф. 

Он посмотрел в зеркало сквозь мглу и тусклый свет. На него смотрел кабукимоно — юная и невинная душа. Но это только по одежде. На лице отражалась глубокая усталость, которую бы не удовлетворила даже смерть. Грусть. Смирение. Скука. Глаза его больше не горели как прежде, а на лице вряд ли когда появится улыбка, — только презрительный оскал.

Он взял в руки саблю, а затем вышел на сцену, убеждаясь, что на улице ни души. Под ним хрустело дерево, вдалеке выли псы, а сверчки назойливо жужжали. Атмосфера даже близко не напоминала Иназуму. Но, закрыв глаза, он мог услышать мирный прибой волн, шелест деревьев, стрекотание цикад, забытый голос его друга. И тот запах соли и елей. Алые и фиолетовые краски, разлившиеся по небу в облаках. Тот цвет, манящий его с самого рождения. Родная и ненавистная Иназума. 

Он глубоко вздохнул, пускай это ему и не требовалось. 

Он сделал шаг вперёд и опустился на пол, садясь на одну ногу. Он не принимал этой позы вот уже сотни лет.

Тёмная шаль опустилась на лицо, скрывая его выражение лица. Он медленно поднялся, вынимая меч, а затем его разум потерял контроль над телом. Его мышцы двигались без его воли, будто шарниры настоящей куклы. Его руки поглаживали эфес меча, поворачивали его в стороны. Его ноги изящно, но уверенно ступали то в сторону, то вперёд. Талия сгибалась в отточенных движениях, поворачиваясь, играя с саблей — это не родная катана, но его руки уже подружились с ней. Его одежды извивались как листва в бушующий шторм, шлейф то и дело закрывал почти всё тело, но упрямо не спадал. Босые ноги вытаптывали тихий ритм, скрипя половицами. Танец шёл одновременно и медленно, и резво. Его тело в одну секунду бросалось словно змея, чтобы затем изящно изогнуться как журавль. Ему не нужна была музыка — этот танец был ничем иным, как проявлением любви к мечу. 

Когда-то давно он танцевал, чтобы его друг мог полюбоваться мечом в деле. Он танцевал, чтобы познакомиться с тем прекрасным творением его друга. А затем он танцевал, чтобы поразвлечься. 

И последний взмах. Он открыл глаза. 

Всё ещё стояла темнота. На его резкие движения прибежала белая собака, любопытно виляя хвостом. У него не было сил её прогонять. Он сил присел на пятки, кладя саблю подле себя. 

Он не чувствовал грусть или ту тревогу. Однако теперь он не видел в себе того кабукимоно. Одежда для него стала выглядеть как обычная одежда. Он не боялся её. Да и чего боятся, если даже катаны у него не было? Он точно не боялся вернуться в прошлое. 

В сердце у него было пусто. И если раньше это его сильно тревожило, то сейчас… 

Он вздохнул и, подняв меч, поторопился обратно в комнату, чтобы вернуть одежду, пока никто не заметил. Но чего он точно не заметил, когда уходил прятать свои улики, так это восхищённый взгляд голубых глаз, хозяйка которых пряталась недалеко в кустах. Только вот скромная танцовщица не знала, что её предмет восхищения не был обычным человеком.

— Кто здесь?! — выдохнул он, когда услышал незнакомый шелест листвы. Он осмотрел дальний ряд деревьев и увидел под пальмой полулежащую девушку. 

Тревога, что, казалось, перестала его мучать, вновь укутала его в удушающие объятия. Едва он понял, что Нилу видела весь танец и его костюм, как его лицо покраснело от ярости и стыда, а желание пролить кровь невиновного впервые вернулось за последние недели. 

Пару секунд они так молча и оглядывали друг друга, моргая и пытаясь найти слова. 

— Я никому не скажу! — пискнула она, когда Странник стал вытаскивать саблю. Пускай она и была деревянной, Нилу своими глазами видела, как парень вертел ею. Если бы он хотел, то убил бы человека и ложкой!

— Умное решение, — фыркнул он. — Посмей кому-нибудь об этом сказать, и я покажу тебе ту историю Иназумы, которой не учат в вашей гнилой Академии!

Вещи он вернул на место, а Нилу с тех пор не проронила и звука, избегая его за колоннами. Пускай боится, страх — лучший способ заставить человека делать то, что тебе нужно. 

***

— Птенчик, я прошу тебя… — непривычно для себя умоляла Нахида. В обычное время именно она повелевала разговором, превращая диалоги в лекции, но сейчас её игривая и поучительная натура сдулась словно Харпастум, и она беззастенчиво тянула за руку юношу.

— Нахида… — тихо прорычал Странник. — Я не пойду с тобой на выступление! 

Едва он вспоминал о том вечере, когда он не смог подавить свои странные порывы, как его несуществующий желудок переворачивало. Ну не может он испытывать таких ярких чувств, будучи куклой! 

— Нилу планировала это выступление ещё давно, его посетит едва ли не весь Сумеру, сколько людей туда и вместится! Даже Путешественник пообещал, что посмотрит на её танцы… — надулась богиня, совсем как ребёнок. 

— Тем более не пойду! 

Нахида уже почти смирилась с ярыми отказами своего подопечного, а поэтому решила оставить разговор на потом. Всё равно до фееричного выступления Нилу оставалось две недели. Никто не знает, что именно она будет танцевать, — театр Зубаир на этом и построил рекламный ход. “Невероятный танец от Нилу, который прежде никто никогда ещё не видел!”

Следующие дни проходили как обычно — Нахида занималась своими особо-важными-делами-дендро-архонта, а Странник бездельничал у Таверны, потом работал в ней до закрытия, и продолжал бездельничать до самого утра. Сон ему не нужен был, когда он восстановил свои физические силы, а погружаться в свои фантазии и воспоминания во время снов он не желал. Именно поэтому, когда наступала полночь, он уходил в пригород Сумеру, куда даже бездомные собаки не заглядывали, и просто гулял. Ходил к пруду, забирался на ветви гигантского древа, чтобы издалека понаблюдать за тихой ночной жизнью города или за какой-нибудь драмой. Недавно он начал встречать какую-то странную парочку — один из парней (как он потом понял) постоянно ошивался у двери, выглядя очень обиженным и злым. А потом приходил другой, и начинался спектакль. Стоял крик первого парня, который затихал спустя пару минут, когда второй парень огребал первого по голове книгой и заносил в дом на плече. В общем, в городе было на что посмотреть. 

В один из таких спокойных вечеров он решил устроиться у пруда. Иногда он жалел, что потерял силы электро, ведь он мог развлекаться, электролизуя рыбу. Было весело наблюдать за тем, как дергающиеся рыбы выпрыгивали ему прямо под ноги. А теперь он просто кидал камни, пытаясь скоротать время. Нахида предлагала найти ему хобби, чтобы ночи не были так скучны, но Странник понятия не имел, чем бы ему заняться. 

Он бросал камни на водную поверхность, считая, сколько раз те отскакивали от воды. И затем, среди звонких плесков, он услышал глухие шаги и шуршание гравия. Он нахмурился, посчитав, что какая-то очередная парочка решила нарушить его покой, но как же он удивился, когда увидел знакомые алые волосы. За деревом, недалеко от пруда, танцевала Нилу. На ней была другая одежда, похожая на облачения пустынников, а в левой руке церемониальная сабля. Девушка легко ступала по земле, закрыв глаза, и сама не замечала, как вокруг неё собирается вода. Странник давно приметил на ней Гидро глаз бога, но только сейчас смог увидеть, насколько танцовщина преуспела в этой стихии. Водные струйки сияли под лунным светом, кружась перед ней словно облака, а сама она даже не слышала прибывшего гостя. 

Но то, что смущало Странника, было вовсе не это. Эта танцовщица пообещала ему, что никому не расскажет о произошедшем той ночью, но сейчас она бессовестно копирует его движения, да ещё и с той же саблей!

— Эй, ты! — крикнул юноша, хватая Нилу за руку. 

Девушка от испуга бросила саблю на землю, а водные потоки внезапно упали на землю, превращая ее в грязь. Странник понял, что переходил границы, и убрал свою руку. Всё же девушка не нарушила его обещания, он не имел права ей вредить. Но свой страшный взгляд он не спрятал, и смотрел горящими глазами прямо на девушку, которая от страха побледнела хуже луны. Она сделала пару шагов назад, а затем подскользнулась на грязи, падая прямиком в пруд! 

Она тихо вскрикнула, расширяя глаза. Странник знал, что пруд неглубокий, а поэтому не боялся, что она утонет, только вот высокие каблуки и длинные ткани на обуви танцовщицы застряли между камней, и та грохнулась прямиков на острый булыжник, раня своё колено. Она закричала от боли, а затем закрыла рукой свой рот, чтобы не перепугать округу. Странник наблюдал, как из колена девушки торчик небольшой осколок камня, и как по её ноге течёт темная кровь. 

Нахида его убьёт. 

Он недолго думал. Глубоко вздохнув и поморщившись, юноша закатал рукава и последовал к раненой девушке, которая испугалась пуще прежнего и попятилась назад, сморщившись от боли. 

— Да не бойся ты! Мне нужно осмотреть твою рану! — фыркнул он, присаживаясь около неё. 

Как он и думал — глубокая рана, камень точно вошёл в кость. Девушке повезёт, если она сможет ровно ходить после этого. Ох, Нахида точно его убьёт… 

Несмотря на протесты Нилу, Странник взял её на руки и понёс к Кусанали. Он мог бы отнести девушку в лечебницу, но смертные лекари не смогут привести её в порядок так быстро — а у Нилу было выступление совсем скоро. Ему и дела не было до этого, но из-за него девушка поранилась. Было бы нечестно оставлять её так, пускай его лицо и покраснело от стыда, злости и смущения. К счастью, Нахида тоже никогда не спала, и храм Сурастаны был всегда открыт для него. Он вошёл в вечно светлое помещение, поморщившись от яркого света, и донёс застывшую девушку до ложа. Она избегала его взгляда, по всей видимости, недоумевая, почему он понёс её к Дендро архонту. 

— Не рыпайся, — пробубнел он. Девушка неловко кивнула. 

— И что это у нас…? — вздохнула Нахида, появляясь за спиной Странника. Она потёрла переносицу. — Дай угадаю, ты специально навредил ей, чтобы не идти на представление? 

— Что?! — возмутился Странник. Конечно, это было бы в его духе, но даже он не настолько злодей, чтобы портить здоровье невинной танцовщице!

— Н-нет, госпожа Кусанали, вы не так поняли! — своим звонким голосом заговорила Нилу. — Я лишь практиковала танец, но случайно оступилась на грязи, и упала в пруд! Этот юный господин лишь помог мне! 

Странник прыснул от слов “юный господин”, а Нахида окинула его сомнительным взглядом, однако, видимо, решила поверить. Она подошла к девушке, чтобы осмотреть раны, но сразу же нахмурилась.

— Что такое? — цыкнул юноша. 

— Я прошу прощения, Нилу, но здесь даже я не смогу помочь. Ваша кость пробита. Мои силы не настолько могущественны на данный момент, я смогу залечить повреждённые ткани, остановить кровь, но никак не вырастить кость заново. И если даже я залечу её, вы не сможете двигать коленями, как прежде… Я могу сделать всё, что в моих силах, чтобы вы смогли танцевать, как прежде, однако на восстановление уйдёт не менее месяца! 

От данных слов Нилу побледнела, однако тепло улыбнулась Нахиде.

— Я всё равно благодарна властительнице Кусанали, даже если вы не сможете помочь. 

— Однако вы не сможете выступить через две недели… — понуро вздохнула Нахида. — Я тоже хотела прийти, чтобы посмотреть на ваш долгожданный танец. 

Нилу поджала губы, а Странник скучающе рассматривал свои ногти. Встав с кровати Нилу, богиня ушла в соседнюю комнату. Когда крохотный силуэт Нахиды скрылся в дверях, юноша зашипел на раненую девушку.

— Зачем ты копировала мои движения? Разве мы не договорились?!

— Прошу прощения! — мигом замотала головой танцовщица. — Я просто… вдохновилась вами, вашим танцем с мечом. По праве, до самого конца я не знала, какую программу для выступления мне следовало использовать, я искала вдохновения, и вы… так прелестно станцевали, у меня перехватило дыхание, и мне хотелось танцевать самой! Только вот теперь… Моё любопытство, видимо, и стало погибелью. 

Девушка устало засмеялась, отводя взгляд. 

— Я не хотел тебя беспокоить… — выдохнул Странник.

Ему было очень трудно это признавать, но танцы Нилу, пускай и были жалкой копией традиционного танца с мечом, всё же понравились ему. Девушка неуклюже, но поняла смысл танца. Отдавать почтение мечу, лелеять его, довериться ему. Она не делала танец о себе, как раньше, а на самом деле станцевала на пару с мечом. 

— …И уж точно не хотел, чтобы из-за этой ситуации твоё выступление провалилось. 

— Это не вы виноваты! — отнекивалась она. 

Странник впервые ощутил какое-то странное чувство. Как оно называлось..? Совесть? Он почти никогда не жалел о своих поступках, даже если они приводили к катастрофическим последствиям. Но сейчас он почему-то понимал, что только он был виноват в случившемся, и хотел помочь. Раньше бы он так никогда не поступил! Ох уж эта Нахида с её лекциями про любовь и дружбу. Чёрт бы её побрал! 

— Пусть так, я бы хотел помочь… — тихо ответил он, складывая руки. 

*** 

О чём он думал?! О чём он только думал, когда предлагал это?! Сейчас, два дня спустя, стоя посреди сцены театра Зубаира, он жалел, что в его проклятой душе зародилась искра совести. Лучше бы он посмеялся над девушкой и спокойно пошёл бездельничать дальше! 

— Какая жалость, что Нилу так внезапно поранилась… — заплакала какая-то женщина средних лет. 

— Поэтому я и здесь! — в очередной раз рявкнул он. 

— Танцам учатся не один год, молодой человек… Здесь только Инайя смогла бы сойти за Нилу, но уж никак не вы… — заголосил мужчина, который, как Странник решил, был хозяином театра. 

Разумеется, если бы люди узнали, что долгожданное выступление Нилу не состоится, то начался бы хаос. Сколько иностранцев приехало, чтобы посмотреть на неё — на ту легендарную танцовщицу, которая была не последней в государственном перевороте против Академии! А сколько сумерцев хотели увидеть её новый танец! 

— Господин Зубаир, я обучалась у Нилу всего несколько месяцев! Я ни за что не повторю её движения! Да и к тому же, я выше её, и мои неловкие движения точно выдадут меня за обманщицу… — скромно вступила в разговор Инайя. 

Все актёры театра сидели на подушках на сцене, и Странник ненавидел эту ситуацию. Ему даже кофе предложили! Словно он полноправный член труппы! Какой абсурд.

— Если вы не поняли, я пришёл лишь для того, чтобы помочь вам с постановкой! — фыркнул Странник, прерывая все их диалоги. — Я не стану заменой Нилу!

Однако, несколько весёлых и задумчивых взглядов уставились на него в тот же миг.

— Встань пожалуйста, мальчик… 

— Только попробуйте..! 

Два парня подхватили его на ноги, а две женщины побежали за какими-то коробками. 

— Рост почти тот же! — счастливо запричитал Шейх Зубаир. 

На него насильно накинули красный парик и голубой шлейф.

— И лицом как девушка! — захохотала женщина. — Чуток грима, немного практики, и никто не заметит со сцены. 

“Нахида, если ты меня слышишь, то запомни… Если я вернусь отсюда живым, я убью всех членов театра, Нилу, тебя, и в придачу всех твоих товарищей!”

“Ну же, птенчик, ты ведь сам захотел ей помочь!” — нежно хихикнула Кусанали. “Тебя за язык никто не тянул. Да и к тому же, я уверена, что в красивом голубом платье ты будешь выглядеть просто прелестно!”

Помимо зверского перевопрошения — его насильно накрасили, словно девчонку и разодели в бряцающие одежды, которые открывали его ноги и талию! — его заставили практиковать танец. Не выдержав унижения, Странник затащил Нилу на сцену, положив её на подушки и заставив учить его движениям лично. Он не будет терпеть толпу этих неотёсанных актёришек! 

— Ты ступаешь слишком агрессивно… — мягко поправила она, делая глоток кофе. — Чуть больше ласки в ногах, ты же должен танцевать как девушка! 

— Я не девушка! — рявкнул он. Но ничего, абсолютно ничего в его внешности не говорило об этом. Нахида с удивлением заметила, что с правильной одеждой и макияжем о его поле никто не догадается, а Странник в очередной раз проклинал это тело, созданное Эи и Яэ Мико. Они специально же, да? 

— Я… представь, поняла это, — засмеялась Нилу, хватаясь за живот. Её правое колено было туго перевязано и закреплено. Ей нужны были костыли, чтобы ходить, но выглядела она далеко не больной. 

— Только попробуй надо мной насмехаться, смертная, и ты увидишь меня в гневе! — зарычал Странник, хватаясь за полы юбки.

— А как твоё имя? — внезапно спросила она. Странник застыл и угрюмо на неё посмотрел. — Я помогаю тебе уже неделю, и виделись мы уже давно, но я до сих пор не знаю, как тебя зовут. Пускай ты и показался мне очень страшным и суровым, но теперь я вижу, что в сердце ты добрый! 

Её глаза заискрились от комплиментов, но Странник лишь натянуто усмехнулся. Он сдержался, чтобы не пробубнить “У меня ведь даже сердца нет”. Да и имени у него не было, Нахида вечно называла его “птенчиком”, а сам про себя он думал лишь как о “Страннике”. Что же солгать этой неуъёмной девушке? 

— Куникудзуши, — пробормотал он первое, что пришло на голову. Давно просроченное имя, да вот только альтернатив не было. 

— Куни.. дзуши? — запнулась она. — Можно я тебя просто “Куни” буду называть?

У “Куни” задергался глаз так, что Нилу невольно подумала, будто у него начался припадок… 

***

И так прошло две недели — Странник чередовал дневные смены в Таверне с тренировками в Зубаире под присмотром Нилу, и пускай такая занятость отвлекала его от скуки, он ни за что не пойдёт на такое в будущем. Нилу научила его всем примочкам и секретам своего мастерства, и его делом оставалось лишь притвориться ею. Не так сложно, да и к платью он почти привык (он НИКОГДА этого не признает вслух), однако выступать и унижаться перед Нилу это одно, а танцевать на огромную толпу — это другое. 

Он предвещал дня выступления, и если бы физиологически мог, то поседел бы. На него вновь накинули парик, отдали ту чёртову одежду, которая показывала меньше, чем скрывала (И как Путешественник вечно ходит с открытым пузом? Мало того, что неловко, да и любая царапина может поранить). На него с удовольствием и состраданием посмотрела вся труппа и Нилу, которая пока ещё не сняла бинты.

— Я уверена, что ты справишься! — улыбнулась она, и поправила головной убор. 

На нём была не привычная одежда Нилу. Цвета были те же, голубо-небесные, но сама одежда скроена по пустынному стилю, с множеством колокольчиков, монет, и с другими звенящими украшеями, которые бряцали с любым его шагом. На ногах не было обуви (Нилу не стала мучать его каблуками), только два браслета с колокольчиками. Странник чувствовал себя новогодней ёлкой по всем традициям Снежной. Головной убор мягко сидел на волосах, свисая на лоб, а парик неприятно касался оголённой спины. Именно поэтому он перестал носить длинные волосы!

— Не опозорь театр! — кринул ему Шейх Зубаир. 

— Я видела, как прелестно вы танцевали. У вас всё получится! — пробормотала Рекхар.

— Ваше мастерство затмило моё, вы очень талантливы, — одобрительно кивнула Инайя. 

Странник ничего не ответил, покидая комнату за кулисами. Он выбежал оттуда, чтобы никто не заметил, как у него покраснело лицо. Никогда за его сотни лет жизни никто не говорил ему такое. Никто никогда не одобрял его (Нахида не считается, это её тактика завоевания доверия), особенно малознакомые люди. Все всегда страшились его, а теперь… несколько десятков людей говорят ему, что они верят ему и его навыкам. И пускай он унизил себя до того, что надел женское платье, ему всё равно стало тепло в груди. 

До выступления осталось несколько минут. 

“Птенчик, не бойся. Никто не узнает тебя, я сделаю иллюзию, если что-то пойдёт не так,” — зашептала Нахида ему в голове. 

— Я не боюсь! — фыркнул он, и ступил из-за кулис, когда звонкий мужской голос начал представление. 

На самом деле, конечно, он сильно тревожился. Он не танцевал на людях столько лет, и пускай никто не узнает, что на месте Нилу скрывался бывший злодей, Предвестник, и несостоявшийся бог, он всё равно боялся. Если вспомнить лекции Нахиды, то она говорила ему, что больше всего он боится самого себя, но это никогда не имело для него смысла. Как он может боятся себя? Что ему боятся? 

Но теперь, когда он обезличен, когда ему представился шанс станцевать перед людьми и не быть узнанным, он понял, откуда идут корни этого страха. Страх попасть в прошлое, оказаться тем наивным кабукимоно. Вновь танцевать, словно ребенок. Вновь стать уязвимым. А быть уязвимым — значит вновь быть раненым, преданным, брошенным. Этот нелепый страх засел так глубоко, что Странник и позабыл, что теперь у него нет причин боятся этого. 

— Эй, Куни, — окликнула его Нилу, едва Странник хотел выйти на сцену. — Ты забыл саблю! 

Она отдала ему меч, а затем, словно увидев что-то в его глазах, улыбнулась. 

— Когда ты закончишь с выступлением, останешься с нами на ужин? Пожалуйста? Не убегай на этот раз!

Может… он и правду был глупцом, отдаваясь страху прошлого. Он не кабукимоно, он не Куникудзуши, он не Сказитель. 

— А теперь ваше долгожданное выступление! Нилу, собственной персоной! — прозвучало из-за двери. 

Он вышел на сцену, мерно и грациозно ступая по дереву, опустив голову, как это делала Нилу. Поток аплодисментов оглушил его, а затем также быстро и слёг, словно наступила ночь. Он закрыл глаза, дабы не видеть, сколько народу собралось посмотреть на танец Нилу, на его танец. Он знал, что где-то там на него глядела Нахида, что из-за кулис на него смотрела вся труппа, которые не видели полного выступления Странника. Он знал, что в этой толпе стоит его бывший враг со своей надоедливой подругой, и что те мигом опознают фальшивку. Он знал, что Итэр, пускай и наивный дурак, был невероятно усидчивым. Он знал, что, пускай он танцевал для людей, вместо Нилу, прежде всего он танцевал для себя.

И поэтому, взяв меч, он сразу и позабыл о нём. Он не танцевал для меча. Странник опустился на пол, чтобы тут же вскинуть руки, словно распускающийся лотос. Нилу была грациозна и нежна, но он был суров, и его резкие углы и жестокую природу не скроет ни один наряд или иллюзия. Он нежно провёл по мечу, будто прощаясь с ним навсегда, чтобы затем выбросить его, перебрасывая через плечо. Зрители охнули, но он даже не услышал этого, обернувшись вокруг себя несколько раз. Ажурные украшения заблестели и зазвонили на нём, колокольчики на ногах отбивали чёткий ритм. Ноги неслись по сцене сами по себе, но он не забывал о том, кого сейчас играет. Он не пустился в яростный танец, чего желала его несуществующая душа; он медленно и зазывающе двигался, словно игривая пантера. Смесь невинной грациозности Нилу и его беспощадной природы.

Он даже не слышал музыку, что отбивала ритм вслед за ним. Он не слышал шепот зрителей. Он не чувствовал, как с его плеч поднимаются века бессмысленных скитаний, потерь, предательств, слёз и разочарований. 

Скольжение влево. Поднять правую руку и провести ею под подбородком. Занести левую вбок и повернуться. Стук колокольчика об деревянный пол. Шаг назад. Повернуться вновь. Звон десятков монет на его платье. Шаг вперёд, опуститься на одно колено. Опустить руки до пола и положить их на пол ладонями вверх. Выдох. 

Ритмичная музыка теряется среди звона нескончаемых аплодисментов, словно рой пчёл. Он сморщился от грянувшего шума, но ему пришлось открыть глаза. 

Впереди стояли тысячи людей, весь Базар был заполнен до отказа. Многие дети сидели на плечах родителей, несколько путешественников в зелёной форме забрались на деревья, чтобы получше разглядеть выступление. Он заметил Нахиду среди всей темной толпы, её лунное свечение. Она улыбалась, не ехидно, как прежде. Легко и тепло. Она не хлопала, а лишь помахала ему рукой. Он заметил небольшую группу знакомых ему лиц — Коллей, Махаматра, и тот лесной дозорный. Они восхищённо хлопали, но мужчины казались немного потерянными. Недалеко от них стояли два силуэта, знакомых ему по ночным драмам и крикам. А слева, на самом краю…. 

Путешественник. И он не аплодировал. Он стоял с широко разинутым ртом и выпученными глазами. Паймон же не замечала шока своего товарища и от восхищения делала кувырки в воздухе. Итэр же смотрел только на него. Только в его глаза. И Странник понимал, что он узнал его. 

Внезапно стыд и смущение окатили его, а от прежнего удовлетворения не осталось спокойствия. Он слабо поклонился перед людьми и побежал за кулисы, по пути срывая аксессуары и парик. Он хотел провалится сквозь землю, а ещё лучше — потеряться в Бездне и никогда оттуда не выходить. Он предпочтёт вечность сражаться с лекторами и вишапами, чем вновь увидеться с Путешественником. 

— Куни, всё хорошо? — обеспокоенно крикнула Нилу, когда юноша злобно бросил на зеркало парик. 

— Хорошо?! — рявкнул он, становясь краснее волос танцовщицы. — Выступление прошло без проблем, не волнуйся! А теперь я никогда сюда не вернусь! 

Он уже хотел открыть двери, как внутрь зашёл Итэр, без своей подруги, и от резкого движения Странник врезался прямо в него. 

— Это и вправда ты… — ошарашенно прошептал Итэр, потирая лоб. Удар был неприятный.

— Только. Посмей. Сказать. Хоть. Слово.

И Странник выбежал наружу, накинув на себя длинный плащ, скрываясь среди расходящейся толпы. И лицо его пылало ещё несколько часов. 

И он не знал, что лицо Путешественника пылало не меньше его.