Когда Эдгар впервые встречает Рампо, то начинает думать, что влюблён. Этот юноша яркий, сияющий и просто восхитительный, он концентрирует всё своё внимание на себе, и вполне понятно, почему Эдгар не может оторвать от него глаз. Рампо пользуется этим вниманием, купается в нём, и если и обращает внимание на Эдгара, то мельком, как и на остальных присутствующих.

       А потом Рампо втаптывает По в грязь, и влюблённость Эдгара исчезает, тлеет под весом злости и жажды возмездия. Аллан замыкается в себе — теперь окончательно — и в голове тут же зреет идея для истории, которую Эдогаве Рампо не разрешить.

       Эдгар отдаляется ото всех, даже родных и близких, пишет, зачёркивает, сжигает листы в попытке сотворить шедевр, и злоба и ненависть копится в нём, оседает на дно души, окончательно перекрывая собой возникшие когда-то чувства…

      …Чтобы испариться после того, как величайший детектив Японии разгадает загадку по щелчку пальцев. Конечно же Эдгар расстроен — шестилетний труд канул в Лету, месть не осуществилась, он вновь всухую проиграл. Только вот на этот раз всё разрешается куда более мирно — да, Рампо всё тот ещё нарцисс, но теперь он уделяет толику внимания Эдгару, признавая мастерство По, и это не даёт злости вспыхнуть вновь.

      Это и становится роковым для Аллана. Небольшая боль в районе рёбер, чуть затруднённое дыхание — спустя неделю после победы над гильдией Эдгар просыпается от боли и крови, заполнившей рот, и с трудом добирается до ванной комнаты.

       Цветы, крохотные, едва различимые в крови, заставляют Эдгара похолодеть. Он знает, что это за растение — точно такое же высаживали на корм кобылам в родном поместье По, и он не раз колол руки о шипы в детстве в попытке сорвать яркие жёлтые цветы.

       Утёсник — наихудший вариант для слабого, измученного болезнями и недосыпом организма Эдгара.

      Таблетки, найденные через связи гильдии и семьи (из которой на просьбу о помощи отреагировала лишь сестра), — экспериментальные, и даже они не могут подавить болезни — лишь замедлить её. Эдгар чувствует, как с каждым днём шипы растения сильнее впиваются в лёгкие, и гадает, доберутся ли они до сердца раньше, чем превратят его бронхи в фарш.

       Но наиболее весёлым — и это явно указывает на некую психическую нестабильность — Эдгар находит то, что Рампо ничего не замечает. По регулярно появляется в агентстве: относит новые рукописи, чтобы те тут же были разгромлены величайшим критиком-детективом, даёт Кёке потискать Карла — и наблюдает за тем, как Рампо, щёлкая дела полиции как орешки, не замечает перед собой писателя, бледного, кашляющего, явно подсевшего на обезболивающие. Даже Ацуши в какой-то момент подмечает, что от Эдгара пахнет кровью, на что Рампо, не отрываясь от бумаг, роняет: «Палец порезал, наверное».

       Эдгару одновременно и смешно, и хочется плакать, потому что явно видно, что на взаимность чувств рассчитывать не стоит.

       Это не из-за того, что Рампо самовлюблённый, или плохой, или холодный; Эдогава явно любит всех в агентстве, не испытывает ненависти к врагам, и даже где-то проявляет сочувствие, беспокоится об окружающих. Только вот Рампо очень похож на ребёнка — очень умного, но ещё не до конца разобравшегося в окружающем мире. Даже если он в ближайшее время серьёзно полюбит — даже не Эдгара, а какую-нибудь девушку с улицы, то на вряд ли поймёт и сведёт всё общение к банальной дружбе.

       Эдгар пьёт таблетки, помогает время от времени агентству и получает ответную помощь, и с полуулыбкой ждёт свою смерть.

       Только вот он в очередной раз недооценивает Рампо.

       Когда Эдогава обнаруживает, что в его лёгких прорастают цветы, он сначала недоуменно смотрит на Ёсано.

       — Это болезнь, — объясняет Акико, — ханахаки. Проявляется, когда человек находит свою любовь и не исчезает, пока чувства не окажутся взаимными — то есть объект симпатии должен подтвердить, что так же в тебя влюблён, — девушка задумчиво хмыкает. — Обычно болезнь проявляет себя в виде травянистых растений или кустарников…

       — Акация не кустарник, — делится знаниями Рампо и Акико кивает:

       — Не кустарник, так что расти всё равно будут только соцветия. Я даже не знаю, хорошо это или плохо…

       — А нельзя это просто вырезать? — Эдогава несколько смущён тем фактом, что не знал о существовании этой болезни, а ещё тем, что понятия не имеет, в кого он может быть влюблён.

       Только вот слова Акико о том, что удаление цветов приводит к полному уничтожению чувств и эмоций, а при длительном росте растений болезнь смертельна, настроения не поднимают, и Рампо с блокнотом в руках занимает своё место в агентстве. Косится на очки, но ультрадедукция в этом деле не помощник, так что решать всё придётся самому.

      Искать того, от кого можно было заразиться, бессмысленно: теперь, зная о подобной болезни, Рампо с уверенностью мог сказать, что Дазай недавно переболел именно ей и именно переболел: теперь он приходил на работу чуть более счастливый, чем обычно, и уходил чуть раньше, чем всегда. Один разносчик заразы есть, остальную сотню можно не искать.

       Так, что ещё… случайные встречи на улице отпадают — Эдогава не слишком приглядывается к прохожим, а для того, чтобы человек ему как минимум понравился, нужно время. Значит, это кто-то из близкого окружения, значит — как минимум был в агентстве, и — догадка приходит на ум неожиданно, Рампо даже перестаёт вертеть в руках карандаш — он уже испытывает симпатию к Эдогаве и даже, возможно, тоже болен ханахаки. Рампо слишком хорошо себя знает; даже если он не понимает сейчас, что в кого-то влюблён, он не мог сам влюбиться, не имея намёка на взаимность. Скорее всего его подсознание само бы плюнуло на это, и болезни бы не случилось, но…

       Решение находится само собой, мелькая то тут, то там по всему офису, и Рампо приходится немного подождать, прежде чем ему удаётся отловить Ацуши.

       — Погоди-ка, — говорит он, останавливая Накаджиму за лямку, — мне нужна твоя помощь.

       — Куникида запретил мне бегать за сладостями, — тут же выстраивает защитный барьер тигр, но Эдогава от этого отмахивается:

       — Сейчас мне нужна другого рода помощь. Как человек с самым острым нюхом в агентстве, скажи: от кого в последнее время пахло цветами в агентстве? — Ацуши удивлённо хлопает глазами и Рампо напоминает: — Это очень важно!

       — Ну, от Дазай-сана раньше пахло нарциссами, но этого запаха давно нет, — Эдогава машет рукой, мол, «об этом я знаю». — Ещё от босса Фукудзавы иногда исходит лёгкий аромат, но не постоянно…

       Рампо прислушивается к своим чувствам: к Юкичи он испытывает уважение и привязанность и почти уверен, что шеф отвечает ему тем же. В кого бы не был влюблён Фукудзава, он разберётся с этим позже.

       — …У Ёсано точно есть духи с цветочным ароматом, — продолжает тем временем Ацуши. — От Акутагавы в последнее… а, мы же об агентстве говорим. Сейчас, — он ненадолго задумывается, а потом качает головой: — Нет, больше, кажется никого.

       — Ладно, — печально вздыхает Рампо и Накаджима уходит восвояси. Может тогда тот, в кого он влюблён, счастливчик и ничем не болеет? Тогда кто?

       Куникида? Слишком идеалист, плюс точно не по парням. Ёсано? Была бы она — призналась. Кенджи?..

       — О, ещё, Рампо-сан! — Ацуши оказывается рядом слишком неожиданно, отвлекая от мыслей, и Эдогава недовольно смотрит на него. — Если вам важно только то, чтобы этот человек просто приходил в офис…

       — Давай уже, — торопит его Рампо и замирает, услышав ответ:

       — По-сан в последнее время тоже сильно пах цветами. Я не сразу об этом вспомнил, поскольку не сразу почувствовал: мне показалось, что запах крови всё же сильнее…

       Рампо не сильно вслушивался в то, что Ацуши говорил дальше, пытаясь больше понять свои ощущения по отношению к Эдгару. Внешне Аллан казался мрачным и нелюдимым, и Эдогава сам получил именно такое впечатление, когда впервые после того злочастного расследования встретил писателя. Но когда Рампо задумывается об этом сейчас, то понимает, что от Эдгара больше не веет той отчуждённостью, наоборот: в своей потрёпанной одежде, с енотом на плече, сжимая в ладонях чашку с кофе, По кажется необычно домашним, тёплым, немного обиженным на жизнь, но всё ещё уютным человеком. И он — уже абсолютно точно — влюблён в Рампо, для этого достаточно просто вспомнить взгляд Эдгара, когда тот смотрит на Эдогаву: восхищённый и мягкий…

       — Рампо-сан, с Вами всё в порядке? — обеспокоенный голос Ацуши выводит Рампо из раздумий, и Эдогава вновь переводит недовольный взгляд на тигра: — У Вас сердцебиение участилось, вам плохо?

       — Нет-нет, всё в порядке. Ты мне очень помог, можешь идти.

       Ох. Кажется, Рампо тоже влюблён в Эдгара.

      А потом Эдогава холодеет, вспоминая о детали, которую он всё это время игнорировал. От Эдгара пахнет кровью — он точно болен ханахаки, точно из-за Эдогавы, но сколько это уже длится? Сколько уже цветут цветы в легких писателя?

       Эдгар просыпается от громкого стука в дверь — гость явно игнорирует звонок — и обнаруживает себя на полу и обеспокоенного Карла рядом. По явно потерял сознание от недостатка кислорода, когда шёл к кровати, и зеркало, в которое Аллан смотрится по пути ко входной двери, отражает его бледное лицо. Эдгар тянется в карман за пропитанным красным платком, чтобы вытереть кровь с губ и правой щеки, и только потом открывает дверь.

       Эдогава уже хочет накричать на Эдгара за его медлительность, но замирает с открытым ртом, стоит ему только посмотреть на По. Писатель мертвенно-бледный, с тёмными кругами под глазами и запёкшейся в трещинах губ кровью смотрит на Рампо устало и спокойно.

       — Прости, я не ждал гостей, — голос у Эдгара тихий и хриплый; ему не сложно говорить: обезболивающие работают прекрасно, и вместо режущей боли По чувствует лишь дискомфорт во время выдоха. — Я сейчас поставлю чайник.

       — Подожди, — останавливает его Эдогава и понимает, что произнести нужные слова намного труднее, чем он думал. Да, он осознал чувства, которые скрывались в его душе, пришёл, убедился, что дело не требует отлагательств, но делать дальнейшие шаги невообразимо сложно.

       — Я знаю про цветы, — решает начать он из далека, но понимает, что получается плохо, и опускает взгляд. Эдгар стоит совершенно неподвижно и Рампо не знает его реакции на эти слова, как и не знает, что сказать дальше.

       «Я люблю тебя», — слишком откровенно, слишком пафосно и слишком ярко для той толики чувств, что Рампо позволяет себе почувствовать.

       «Я влюблён в тебя», — тоже не то, слишком слащаво и приторно, и совсем не в духе Эдогавы.

       «Ты мне нравишься…»

       — Ты мне тоже нравишься, — Рампо уже воспринимает влюблённость Эдгара как факт и резко поднимает голову. Взгляды пересекаются, и Эдогава всем своим видом кричит: «Прости, но я пока не способен на большее».

       Эдгар сначала не меняется в лице, смотрит на детектива с непониманием и настороженностью, а потом в его глазах смешиваются эмоции: удивление и ошарашенность, когда до него доходит весь смысл сказанного, облегчение, когда из лёгких уходит привычная тяжесть, и даже радость.

       — Спасибо, — громким шёпотом выдыхает По, запускает ладонь в волосы Эдогавы, и Рампо расслабляется: он все сделал правильно, он жив, Эдгар жив, и все будет хорошо…

      Паника просыпается, когда Аллан заходится в удушающем кашле, прикрывая рот рукой, и сквозь пальцы падают капли бордовой крови; шипы, пронзающие лёгкие, исчезли, окончательно открывая ранки, и Рампо сжимает ладонь оседающего на пол Эдгара в своей, второй рукой пытаясь нащупать телефон.

      И даже когда Акико, слегка уставшая, покидает апартаменты Эдгара, Рампо отказывается отпускать По. Писателю теперь точно ничего не угрожает — Аллан спит на широкой кровати и его грудная клетка спокойно поднимается и опускается, — но сам факт того, что Ёсано не пришлось использовать свою коллекцию ножей, чтобы использовать способность, пугает Рампо. Он пришёл в последний момент; реши Эдогава отложить все на завтра — По, возможно, был бы мёртв. Разум издевательски подкидывал мрачные картинки: Куникиду, привычным спокойным голосом сообщающего, что Эдгар Аллан По скончался; гроб из красного дерева, погружаемый на борт самолёта с американским флагом; акации с каплями крови на лепестках.

      Когда Эдгар просыпается, Рампо дремлет рядом, и Аллан не двигается, не желая портить момент. Обезболивающие уже не действуют, но боли нет — впервые за долгие месяцы.

       Эдгар понимает, что он такой же неуч в чувствах, как и Рампо, но не хочет думать об этом сейчас.

       В комнате впервые не стоит удушающий запах цветов и они сделают все, чтобы он не появился вновь.