Общество, незнакомое с мафией, считает, что у Гин проблем нет. Она прекрасна, «Ямато Надэсико» в чистом виде, с кукольным лицом и стройным телом; она скромна и невинна, общество говорит, что Гин будет прекрасной супругой и матерью; у неё прекрасный голос — престарелая соседка замечает, что таким стоит петь колыбельные.

       Только вот Гин видит во всём этом одни лишь минусы, не столько для себя, сколько для окружающих. Её голос, её вид и смущение, стоит только кому-либо подарить девушке комплимент, вводят окружающих в заблуждение: кто только может подумать, что Гин, кажущаяся хрупкой, почти фарфоровой, может загнать нож в сердце, раздробив при этом грудную клетку? Уж точно не те настойчивые поклонники, кто, не добившись взаимности, пытался сломить девушку силой.

       И именно свою красоту Гин считает страшнейшим проклятием, стоявшим наряду с вечно преследовавшей её ханахаки. Болезнь, о которой учёные не знают ничего, кроме названия, причин и симптомов, даёт о себе знать повсюду и Гин не понимает, почему сама ей до сих пор не заразилась. С одной стороны, Рюноске берёт на себя её защиту от тех, кто, поддавшись красоте Гин и харкая окровавленными цветами, пытался добиться взаимности девушки, и, стоит старшему брату самому начать харкать сиренью, как он мгновенно отдаляется, сводя контакт с сестрой к минимуму; с другой стороны, до сих пор не было ясно, как ханахаки передаётся: ею могли заразиться затворники-гаптофобы, но при этом люди, регулярно контактирующие с заражёнными, оставались здоровы, и наоборот.

       Возможно, Гин просто ещё не влюблена достаточно сильно, чтобы в её лёгких расцветали цветы.

       Это и становится причиной, по которой Гин постепенно отдаляется от людского внимания; быть лейтенантом Чёрных Ящериц оказывается в разы проще, чем привлекательной девушкой в обществе. И, Боже, она готова вечно терпеть недалёкого Мичидзу, только бы он продолжил относиться к ней как к напарнику, с вечными попытками убить друг друга или, на крайний случай, подколоть. Даже если подумать, что Тачихара просто не осведомлён о половой принадлежности своего напарника, Гин прекрасно видит его обращение с симпатичными ему девушками, и настолько идеально подобранное сочетание стилей нахального отморозка и сопливого Дон Жуана она наблюдает впервые. О чём и сообщает в аккуратно сложенной записке после задания.

       Разнимает их, как обычно, Хиротсу.

       И Гин до дрожи пугается, когда и эта часть её жизни начинает лететь к чертям. Потому что Тачихара (какого хрена он вообще забыл в этой части города?) сталкивается с ней в торговом центре, и Гин от неожиданности умудряется споткнуться на ровном месте. Потому что именно Мичидзо ловит её у самой земли, помогает подняться и собрать выпавшие из пакетов продукты обратно. Потому что напарник смотрит на неё чуть дольше, чем надо бы, но в конце лишь тихо прощается и тут же исчезает в толпе.

       Потому что когда она спустя неделю в очередной раз сталкивается с Тачихарой уже в офисе мафии, напарник выглядит хуже обычного, и Гин замечает, что в этот раз он переборщил с одеколоном. На вполне логичный вопрос Хиротсу, нормально ли Мичидзу себя чувствует, тот лишь бросает: «Простыл», — задерживает нечитаемый взгляд на Гин, заставляя её тут же поёжится, и бросает привычное:

       — А ты всегда выглядишь хреново, может, кушать больше надо?

       Хиротсу думает, что однажды он сам убьёт этих двоих, и лишь кивает вошедшей Хигучи. У той папка с новым делом — единственное, что способно вновь вселить толику здравомыслия в потрёпанных дракой напарников.

       Спустя несколько дней Рюро делает замечание Тачихаре по поводу его пользования одеколоном: создаётся ощущение, что Мичидзу выливает на себя по флакону за раз. Спустя полторы недели острый глаз Гин подмечает, что напарник начал пользоваться тональником, замазывая бледность и чёрные круги. И когда на одном из заданий Мичидзу будто бы случайно роняет свой пистолет, Гин понимает, что не может это так оставить.

       Потому что она не может бросить Тачихару умирать. Потому что она только сейчас признаёт, что он ей пусть и немного, но важен.

       Увы, понимание этого приходит с опозданием.

       Их завалило — никто не предполагал, что здание заминируют, а когда Ящерицам сообщили об этом — было слишком поздно. Тачихара успевает в последний момент отпихнуть Гин от летящих сверху кусков бетона, и ныряет следом, растягиваясь по земле. Как итог — единственный выход из помещения, в котором они оказались, был завален, и Гин уже начинает прикидывать возможности выбраться, когда замечает, что напарник не двигается. Страх съёживается в груди холодным комком, Гин за секунду оказывается рядом с Мичидзу и медленно переворачивает его на спину.

       Худшие опасения подтверждаются: один крупный металлический осколок вонзился в грудь Тачихары, пробив лёгкое. Гин не имеет понятия, задел ли он какие-нибудь важные артерии. Всё, что может сделать девушка — стащить с себя заляпанный плащ и прижать его к ране, не вынимая осколка и позволяя ему хоть как-то перекрывать кровотечение. Она нервно смотрит на лицо Тачихары: у того подобие шока, но он в сознании и в один момент тяжело кашляет, захлёбываясь кровью.

       Гин судорожно вспоминает все книжки по медицине, что ей доводилось читать: переворачивает Мичидзо на бок, не давая крови проникнуть в лёгкие, наблюдает, как с алыми ошмётками напарник выплёвывает фиолетовые цветы. Она уже не боится заразиться этой жуткой болезнью, сейчас в ней только страх за жизнь своего напарника.

       Наверно, именно поэтому она не сразу замечает задумчивый взгляд Тачихары на себе и вздрагивает лишь тогда, когда окровавленные пальцы касаются верхнего края повязки, что закрывает лицо, и останавливаются, бессловесно спрашивая разрешения. Гин колеблется, но не шевелится, позволяя стянуть маску и открыть лицо. Тачихара пару секунду внимательно смотрит на её лицо, а затем растягивает губы в окровавленной улыбке:

       — Чёрт, я проиграл сам себе пятьсот йён, — насмешливо говорит он и заходится в кашле. Гин, на несколько секунд зависшая в ступоре — Мичидзу отреагировал на раскрытие её личности спокойнее, чем девушка ожидала, — бурчит что-то вроде: «Замолчи, ты делаешь только хуже», — и тут же начинает копошиться, пытаясь устроить Тачихару так, чтобы он не испустил дух до прибытия подмоги. В итоге голова напарника оказывается у неё на коленях; одной рукой Гин продолжает зажимать рану тканью плаща, второй она находит пульс на шее Тачихары и старается не потерять его.

       — Подмога скоро будет, — Гин скорее пытается успокоить себя, чем Мичидзу. — В худшем случае Рюноске отреагирует на произошедшее и вытащит нас обоих, — её голос кажется тихим даже в кромешной тишине — судя по всему, и Ящерицы, и противники либо погибли при обвале части здания, либо отступили. Так или иначе, на данный момент они одни, и, зная это, Тачихара лишь тихо и сдавленно смеётся:

       — С чего бы это Акутагаве пытаться нас спасти? Мы не настолько высокоранговые члены мафии, чтобы…

       — Он мой старший брат.

       — Оу. Кажется, если я не умру здесь, то меня могут убить потом…

       — Помолчи, — Гин не требует — просит. — Тебе не стоит тратить силы на разговор.

       Тачихара поднимает глаза на напарницу, собираясь задать отнюдь не один вопрос: «Почему ты беспокоишься об этом?»,«Ты серьёзно надеешься, что мафия придёт вовремя?»,«Ты ведь знала про цветы всё это время, не так ли?». Но, сфокусировав расплывающийся взгляд на лице Гин, Мичидзу замечает и капли слёз на ресницах, и покрасневшие щёки, и подрагивающие губы, и задаёт не вопрос, а скорее предположение:

       — Так ты… тоже… — он не заканчивает, вновь заходясь в кашле; Гин вновь аккуратно переворачивает его на бок, помогая пережить этот приступ, после чего пытается ответить максимально честно:

       — У меня, вроде как, проблемы с выражением подобных чувств… — Гин чувствует, как пальцы Тачихары дотрагиваются до ладони, которой она зажимает рану:

       — Я могу считать этот ответ положительным? — Акутагава сжимает его пальцы, не отрывая руки от плаща, и отвечает как можно более увереннее:

       — Да.

       К тому моменту, как Расемон разрубает завалившие вход бетонные осколки, Мичидзо окончательно теряет сознание, его дыхание становится едва слышимым, а пульс едва различимым.

    Гин остаётся лишь надеяться, что она не опоздала.