6. Красная гвоздика, Каллы (Агата/Фёдор)

Решение объединиться с двумя организациями-конкурентами для получения Книги — спонтанное, но Агата уже видит в нём выгоду. Она уже знакома с Фицджеральдом — он не должен доставить особых проблем. Куда больше её волнует глава «Крыс мёртвого дома», о котором Агата не знает почти ничего. Учитывая название организации, родную страну и её специфику — преступное подполье, — в голове сразу создаётся образ не самого приятного мужчины лет сорока, возможно, с лишним весом, маленькими бегающими глазами и кривым носом.


       Потому Агата немного удивлена, когда, представившись Фёдором Достоевским, на территорию её особняка входит весьма опрятный молодой человек. Острый взгляд Кристи сразу подмечает его болезненную бледность, хрупкое телосложение и яркие тёмно-лиловые глаза. Фёдор почти на голову выше Агаты, но это не мешает ему аристократически-вежливо дотронуться губами до кисти девушки в знак приветствия. Фицджеральд отстранёно замечает, что «Крыса его уже бесит».


       Агата уже давно раскусила главные проблемы плана Фрэнсиса: тот слишком полагается на свои силы, деньги и людей, а его цель слишком мелочна в масштабах артефакта, способного перекроить мир. Цель Фёдора же ей приносят крысы, которых она заслала в комфортное для них логово, и планы противника пусть и холодят кровь, но, наоборот, выглядят слишком невыполнимо.


       Фёдор говорит с небольшим акцентом, произнося «r» чуть твёрже, чем надо бы, и ненадолго задумываясь над некоторыми словами. Его голос кажется глубоким и тихим в контрасте с громкими ораторскими связками Фрэнсиса. Агата отмечает у себя в голове, что подобный тон ей нравится гораздо больше того, что у Фицджеральда, и вот как раз его она готова слушать часами.


       Во время переговоров Агата предлагает присутствующим чаю. Фрэнсис отмечает довольно неплохой вкус. Фёдор раскрывает все составляющие этого чая после первого глотка.


       В итоге находится общее решение, которое более или менее устраивает всех. Организации совместно пытаются получить книгу, но в открытый конфликт с японцами вступает только одна из них, — Фрэнсис уверенно заявляет, что пойдёт первым, на что Агата лишь закатывает глаза — и, в случае удачи, они вносят свои изменения в реальность. Фёдор из вежливости интересуется, не пропустить ли ему даму вперёд, на что получает такой же вежливый отказ. Так или иначе, Агата собирается сыграть на том, что конкуренты пойдут вперёд, и получить уже готовое поле для собственных действий.


       Только вот стоит ей остаться с Фёдором наедине, как Агата полностью забывается в разговоре с ним. Даже несмотря на внешнюю холодность и замкнутость, Достоевский оказывается прекрасным собеседником; они начинают с обсуждения японского правительства, мягко переходят к философии психоанализа Фрейда и Юнга и заканчивают классической музыкой; у Фёдора, оказывается, идеальный слух.


       Спустя два дня, выплюнув изо рта одинокий цветок красной гвоздики, Агата лишь обречённо вздыхает.


       — Даже не знаю, насколько это можно считать везением, — Дойль — единственный из рыцарей ордена, кто хоть как-то интересуется ханахаки; он осматривает алый цветок и заключает: — Если я всё правильно понял, то это самый простой вид ханахаки, передающийся по воздуху. Шанс заразиться — менее пятидесяти процентов, даже если вы окружены больными.


       — Лекарство? — голос Агаты даже не вздрагивает.


      — Обычная взаимность. Достаточно её подтверждения, чтобы мозг начал вырабатывать нужный гормон; цветы в этом случае отмирают в течении минуты.


       Пока Фрэнсис увлечённо рассказывает, как японцы вот-вот сами выдадут ему ключ к поиску Книги, пока Агата краем глаза наблюдает за Фёдором. Тот спокоен и будто бы совершенно не заинтересован речью Фицджеральда. И Агата так и не может понять, о чём думает Фёдор; у Достоевского холодный взгляд, ледяные руки, спокойный голос, и даже не понятно, чувствует ли что-то Фёдор за ледяной оболочкой.


       И Агата удивлена, когда спустя пару недель после последней совместной встречи встречает Фёдора в холле особняка.


       — Решил заглянуть пока ещё нахожусь в Англии, — объясняет Достоевский причину столь позднего — уже семь часов вечера — визита. — Мой самолёт отлетает в Японию через семь часов.


       — Я так понимаю, Вы не собираетесь давать возможности Фрэнсису окончить свой план? — уточняет Агата уже в гостиной, разливая чай по чашкам. Фёдор, расположившийся в кресле, выглядит расслабленным, и по его поведению ясно, что угрожать он никому не собирается.


       — Отнюдь, — качает Фёдор головой и с благодарностью забирает из рук Агаты фарфоровую чашку. — Только Фрэнсис уже проиграл — как только потерял и тигра, и того ребёнка-эспера из мафии. Я всего лишь хочу начать действовать до того, как японцы отвлекутся от Гильдии.


       И беседа вновь перетекает в неожиданные, но приятные русла. Возобновился разговор о музыке, переходя постепенно в дискуссию об искусстве в целом, потом Фёдор переключается на литературу, и они с Агатой долго спорят о различиях российской и английской классики.


       Кристи не осознаёт, когда с беседы об Эдварде Дженкинсе Фёдор неожиданно перескакивает на более ботаническую тему:


       — У Вас великолепный сад, Агата. Вы сами выращиваете цветы?


       — Уходом, конечно, занимается прислуга. Я лишь выбираю интересные мне виды, — Агата пытается сохранить маску спокойствия, сглатывает, чувствуя ворох красных гвоздик под рёбрами.


       — Что ж, в таком случае я восхищён, — с лица Достоевского не сходит спокойная полуулыбка. — Не каждый сможет подобрать идеальную комбинацию из пяти видов роз, чтобы они гармонично росли на одной клумбе.


       Фёдор замолкает, и на некоторое время в гостиной повисает тишина. Агата внимательно наблюдает за собеседником, видит, как его взгляд становится более напряжённым и задумчивым; Фёдор некоторое время полностью игнорирует Кристи, изучая плещущийся на дне кружки чай.


       — Всё, что я скажу дальше, будет обосновано лишь моей надеждой на Ваше понимание и благоразумие, Агата, — в голосе Достоевского проскальзывают странные нотки, и Агата использует всю свою силу воли, чтобы не проявить эмоций.


       — Даже если я сейчас признаюсь Вам во взаимных чувствах — и это даже не будет ложью, — Фёдор делает акцент на последних словах, будто ими всё сказано, — в конце нам всё равно придётся друг друга либо предать, либо убить. Я бы предпочёл расставить все точки над i прежде, чем наши чувства станут помехой на пути к цели.


       Агата даже не меняется в лице, хотя такого оригинального признания в любви и отказа в отношениях одновременно она никогда не слышала. Лишь спустя минуту после вновь повисшего молчания, стоит только Агате понять, что дышать стало несоизмеримо легче, она позволяет себе натянуть лёгкую улыбку:


       — Конечно. Я полностью согласна с Вашими словами, Фёдор.


       Достоевский уходит почти сразу после этих слов; отказывается от сопровождения, не оборачиваясь, покидает гостиную. И только тогда Агата позволяет мелкой дрожи охватить тело, ссутулиться и рвано выдохнуть. Кончиками пальцев она подцепляет скользнувшую по ресницам слезу, не давая ей испортить макияж. На сердце оседает непривычная тяжесть, заменяя боль от гвоздик.


       Фёдор останавливается в коридоре, опираясь на низкий подоконник, и смотрит, как на тёмном небе загораются звёзды. Он сжимает в кулаки трясущиеся руки, сглатывает, стискивает зубы. Становится непривычно холодно — странно, ведь в поместье Кристи хорошее отопление, да и сейчас не зима. Во рту непонятно откуда ощущается травянистая горечь.


       В груди увядают, так и не распустившись, белоснежные каллы.