Колибри в ритуальном агенстве

— Нет. — Флинт скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Тонкие губы изогнулись в ироничной усмешке, напоминая Эсти натянутую тетиву лука. Ему нужен был один только повод, чтобы в собеседника, как в выверенную мишень, сорвались острые стрелы слов.

— Ты же отлично понимаешь, чем это может обернуться, — Тэсс явно не готовился отступать: вечно прищуренные глаза поблескивали лукавым азартом, и — Эсти могла ручаться — Флинта это раздражало даже больше, чем сами требования, с которыми заявился гонец. — Аурелия не простит тебе, что ты переманил её дочь к себе.

— Её проблемы, — Флинт оставался непреклонным, и Эсти поймала себя на мысли, что непроизвольно любуется им. Чёрно-белый, словно на вырезке из какой-то старой газеты, он был полной противоположностью тому яркому, полному красок, цветов и бурной жизни миру, который она до этого знала.

С ним было нелегко, нет, привыкшей к свету и смеху Эсти было сложно принять, что веселье здесь мало уместно. Ритуальное агентство… Пожалуй, Флинту оно подходило идеально, он вписывался туда, как потерянный кусочек пазла. Это Эсти слишком ярко сияла в чёрных залах, иногда чувствуя себя залётной птичкой-колибри.

Может, и правы были те любовные романы, что периодически она почитывала в перерывах между сменами в цветочном магазине матери: противоположности притягиваются. Эсти не могла оторвать взгляда от Флинта, он же, в свою очередь, грубовато и непривычно, но очень явно высказывал свою благосклонность. И то чувство, что периодически мелькало в глубине чёрных глаз, грело ей душу — за это можно было даже простить их первое, далеко не самое удачное знакомство.

— Аурелия угрожает закрыть свой магазин и перестать продавать цветы… твоим клиентам, — голос Тэсса, продолжающего убеждение, звенел скрываемым смехом, и Эсти не могла не улыбнуться, поддерживая это непроизвольное веселье. Забавная угроза, но вполне в духе её матери, которая — вот честно — совершенно не умела быть угрожающей. Милой — да, но ни в коем случае не страшной. Хозяйке цветочного магазина это было абсолютно не нужно.

— Думаю, что они найдут иные места для закупок, — Флинт же, казалось, вообще не умел смеяться. Суровый и мрачный, как самый чёрный памятник, возвышающийся у входа в агентство. — Я ничего от этого не потеряю. Её же бизнес… — он не стал озвучивать ожидаемый исход, лишь плавно повёл ладонью в воздухе. Он не был совсем бесчувственным, каким его считали — в этом Эсти уж точно успела убедиться.

И он жалел её чувства, словно понимая, как, несмотря ни на что, Эсти дорога семья. Да, они не одобрили этот скоропостижный контракт — да и она сама им прониклась не так давно. Да, они хотели спасти её от этого «жуткого тирана и самодура». Но тиран-то оказался не таким уж и тираном. И он мог быть вполне милым, если хотел, разумеется. Только вот хотел он нечасто, в чём и была соль большинства конфликтов.

— Они найдут, конечно, но Флинт! Неужели ты хочешь скандала? — проникновенно протянул Тэсс, выразительно при этом косясь на Эсти. Вот же… манипулятор. Знает, что Флинт без колебаний может на это пойти, а вот она не оценит, не любит громких споров, особенно, связанных с ней и её семьёй — любой из. 

— Да…

— Флинт, — Эсти осторожно коснулась его плеча. — Не надо, пожалуйста. Не надо споров и скандалов. Давай я поговорю с мамой. Может быть, мы сможем достигнуть компромисса… 

— Я уверен, Аурелия пойдёт тебе навстречу! — тут же вставил свою реплику неугомонный Тэсс, не осёкшись даже под суровым взглядом Флинта, который, казалось, размышлял над тем, по каким меркам стоит делать гроб и где копать место для захоронения. — Никто у тебя её силой не заберёт! Пообщается с матерью, потом вернётся, если захочет.

— Когда захочет, — он вновь скривил губы и махнул рукой. — Эсти, твои обязанности никто не отменял. Не задерживайся настолько, чтобы заставлять меня выполнять их, — несмотря на откровенное неодобрение, Флинт не задерживал её силой. И это наполняло грудь таким светлым восторгом, что сдерживаться было решительно невозможно.

— Ты лучший, я уже говорила? Даже если говорила, это всё равно так! — она коснулась губами бледной щеки, будто капая на него алой краской, единственным цветом, разбавляющим негатив этого мира. — Я не задержусь!