Мунго после Битвы напоминала разворошённый муравейник. Мест для больных всегда хватало, и, хвала Мерлину, очень редко случалось так, чтобы больница заполнялась хотя бы наполовину. Теперь же, проходя по коридору и заглядывая в каждую палату, я видел несколько кроватей и собравшихся вокруг них, будто у места жертвоприношения, людей. Такое можно увидеть почти у каждой кровати (за редким исключением).

       Многие навещали своих родственников в часы приёма, они же практически не создавали персоналу больницы проблем. Прочие — и в этом заключалась главная беда — не желали покидать своих близких. Они платили за дополнительное место в палате и оставались ночевать. Я, как целитель, скажу откровенно: они мешали работать.

       Не помню и дня, чтобы я не вступил на пол главного коридора с мыслью о том, кто на этот раз перехватит меня по пути: будет ли это миссис Джейкобс, ратующая за здоровье своего сына, схватившего тёмное проклятье от неизвестного Пожирателя, или (что хуже) мистер Томпсон, чья дочь, как и Лаванда Браун, оказалась укушенной оборотнем. В первом случае я хотя бы мог ответить, что надежда на исцеление есть, во втором никакой надежды не было, и мне каждый раз приходилось повторять одно и то же: мы облегчим симптомы, но с этим придётся учиться жить, и в первую очередь Вашим детям, а уж потом Вам самим.

       Порой мы оказывались бессильны, и кто-то умирал. За почти тридцать лет работы здесь я привык относиться к смерти равнодушно и спокойно, даже в какой-то степени цинично, хотя по-прежнему считаю, что нет для целителя участи хуже, чем это острое равнодушие, стремление замаскировать своё переживание пренебрежением, горькой шуткой. Профессиональная деформация неизбежна. Умирали школьники, умирали авроры — причём как совсем молодые, только вступившие на службу в Министерство в это ужасное время, так и уже достаточно взрослые, опытные и успевшие пожить своё. Не могу сказать, чтобы я совсем не жалел их — скорбь по чужим близким и утраченным жизням всегда живёт во мне, она тускло мигает где-то на задворках сознания — там, куда я её отправил после того, как переживать чью-то смерть подобно своей стало совсем невыносимо. Это случилось уже много лет назад, и с тех пор лёгкий флёр скорби никогда не покидал меня, но я почти не замечаю его, искусно научившись с этим жить, отточив свой разум до холодного здравомыслия.

       Каждый из посетителей надеется на выздоровление своих близких. Я надеюсь тоже, но понимаю: если нет, то это не наша вина, мы сделали всё, что могли. Люди умирают. Иногда это нормально, иногда нет, но таков закон жизни. Не я первый его познал, и не я же последний.

       Мало кто знает, но одним из тех, кто поселился в больнице, стал Гарри Поттер. Днём он куда-то пропадал, возвращался всегда ближе к вечеру и практически ночевал у постели Северуса Снейпа. Он не мешался под ногами, не лез с вопросами. В один день, спустя неделю после той Битвы за Хогвартс, он попросил у меня разрешения самому ухаживать за мистером Снейпом и больше с тех пор днём никуда не отлучался. Как выяснилось из выпуска свежего «Ежедневного пророка», всё это время проходило закрытое судебное заседание с мистером Поттером в качестве одного из свидетелей, по итогам которого с мистера Снейпа сняли все обвинения.

       Легче мне от этого не стало. Помню, как второго мая на стены Мунго обрушился шквал пациентов, и всем им требовалась помощь. В тот же день ко мне подошёл мистер Бруствер и проинструктировал по поводу особенного пациента. Он не назвал имени, но предостерёг, что помощь ему должна оказываться на том же уровне, как и прочим больным. Спустя час в палату поместили Северуса Снейпа. Говорить о нём грязные слова не позволяет целительская этика, но они, невысказанные, копились у меня в голове и мешали работать. Мы лечим детей, многие из которых оказались при смерти по вине в том числе и этого человека. И всё же холодный ум позволил мне начать оказывать ему посильную профессиональную помощь.

       На следующий день ко мне лично подошёл мистер Поттер, и с тех пор (а прошло уже чуть более месяца) не было такого дня, когда бы я не видел его в Мунго. Ухаживать за мистером Снейпом — дело нехитрое, я обучил мистера Поттера основам, показал ему, что нужно делать и как, но я смотрел на него — худого, бледного, уставшего — и видел в нём не победителя, а человека, потерявшего в этой кровавой борьбе, которой отдал столько лет, очень многое (наверное, почти всё).

       Не моё дело, почему мистер Поттер дежурил у кровати весьма сомнительного пациента вместо того, чтобы оплакивать близких. Тем более, я знал: у многих из них просто не осталось слёз. У целителей есть несколько негласных законов, и один из них звучит так: не суй свой нос туда, чего не касается твоя компетенция. Моя работа заключалась в том, чтобы лечить людей, а лезть в их жизни дозволено только психиатрическому отделению Мунго (и то, со множеством оговорок). Я не лез, но все мы — целители и санитары — видели, как мистер Поттер пренебрегает собой. Сердобольные целительницы постарше подсовывали ему еды и укрепляющих зелий, но всем известно: нет лучше лекарства от усталости, чем домашний сон и успокоенные нервы.

       Не моё дело, почему мистер Поттер дежурил у кровати весьма сомнительного пациента, а всё же и я человек, которому присуще любопытство. Ну что могло понадобиться ещё совсем молодому мальчику от старшего (бывшего?) Пожирателя? Весь персонал, в секундных перерывах на перекус, судачил о том же. Целители помоложе строили догадки, постарше — как я — их слушали и прикидывали: подходит, не подходит? Может, мистеру Поттеру от мистера Снейпа что-то нужно? Наверняка что-то чрезвычайно важное и ценное, что-то спрятанное так хорошо, что найти это может только мистер Снейп? А может, у них тайная запретная любовь, родившаяся ещё в школе? А возможно, мистер Поттер попросту ждёт, когда мистер Снейп очнётся, чтобы убить его своими руками?

       Ей-Мерлин, одна догадка оказывалась смешнее и нелепее другой, я не принимал всерьёз ни одну из них. Не отрицал только одного: авторитета мистера Поттера. Очень сомневаюсь, что человек, спасший всё магическое сообщество от Волан-де-Морта, стал бы тратить своё время и силы на что-то такое гнилое и неприятное, чем нам кажется мистер Снейп. Кем. Мы все определённо чего-то не знали. Но благодаря мистеру Поттеру моё предвзятое отношение к мистеру Снейпу значительно поутихло.

       «Что с ним?» (или «с ней» — зависит от контекста) — самый частый вопрос, который слышат целители. Иногда мы можем ответить на этот вопрос, иногда затрудняемся, а порой ответить нечего: мы и сами бы рады узнать, что происходит с пациентом.

       В случае с Северусом Снейпом справедливым оказался второй ответ: мы лишь отчасти знали, что с ним не так. Укус змеи вылился во множество последствий: во-первых, тяжёлая интоксикация организма змеиным ядом, во-вторых, обширная рана шеи, повлёкшая за собой большую кровопотерю (и это — меньшая из наших проблем), но самое главное то, что змея, совершившая укус, была не только ядовитой — она также носила в себе тёмную магию. И что из этого всего привело мистера Снейпа к магической коме, мы как раз не знаем.

       В больницу мистер Снейп поступил уже в подобии некоего анабиоза — ещё не в коме, но уже близко — и спустя несколько часов погрузился в то состояние, в котором находится по сей день. Пока что мы постепенно восполняли потерю крови, восстанавливали повреждённые голосовые связки и мягкие ткани, выводили из организма яд. После следовало бы восстановить кожный покров, но я часто думал о том, не будут ли наши усилия (а над мистером Снейпом работали целители сразу с нескольких отделений) напрасны: у нас не было никаких гарантий, что он очнётся.

       Диагностирующие чары подтверждали наши опасения: судя по всему, какой-то осколок тёмной магии успел просочиться через укус. Меньше он не становился и будто постепенно подчинял себе организм. Прогнозы для мистера Поттера звучали весьма и весьма неутешительно. Даже если мистер Снейп и очнётся, то вероятность его возвращения к нормальной жизнедеятельности стремилась к нулю. И тем не менее, мы делали всё возможное.

∞ † ∞

       Двадцатого июня я шёл из ординаторской в триста семнадцатую палату с неоднозначными новостями. Хорошего из того, что я узнал, было только одно: мы примерно знаем, какой курс наметил тот осколок чёрной магии, а это значило, что зелье, потенциально способное привести мистера Снейпа в чувство и разработанное индивидуально для него, уже варится. Плохого было больше: мы, магические целители, давно научились излечивать те болезни человечества, над которыми бились магглы. В наших силах вылечить различные заболевания: крови, иммунной системы, нейродегенеративные, психиатрические, инфекционные… список можно продолжать долго. Мы могли вытащить человека с последней стадии онкологии. Но в тот день, после короткого совещания по результатам последних анализов, мы пришли к выводу, что вылечить магическую болезнь, похожую на маггловскую онкологию, нам, скорее всего, не по силам.

       И всё это мне предстояло сказать мистеру Поттеру в лицо. Тактично, спокойно и с сочувствующим видом.

       Я приблизился к палате и постучал костяшками пальцев по деревянной двери. Мне ответила тишина, и я вошёл внутрь. У окна, свернувшись в кресле около кровати, спал мистер Поттер. Между ладоней он держал руку мистера Снейпа, прижимая её к своей груди. День выдался дождливым и прохладным, из полуоткрытого окна в палату доносился гулкий стук капель по металлическим откосам. Холодный воздух дул в спинку кресла.

       Я опешил: неужели самая глупая и маловероятная догадка оказалась верна? Неужели действительно влюблён? Бесшумно стоя у самой двери я вспомнил, что несколько дней назад видел, как мистер Поттер держал руку мистера Снейпа, но мне бы и в голову не пришло искать в этом романтический подтекст: многие посетители держат своих близких за руку так, будто это поможет скорее справиться с болезнью. Кто-то цеплялся пальцами в чужие, иные едва поглаживали их. Всякое бывало, я многого насмотрелся, но этот жест, эта отчаянная попытка дотронуться чужими пальцами до своего сердца…

       Я отвёл взгляд, прерывая свою мысль. Это — не моя компетенция. Моя компетенция — лечить, исцелять, сообщать хорошие или плохие новости близким и родственникам. Так стоило ли мне уйти, или остаться и разбудить мистера Поттера? Могли новости, которые я нёс, ещё немного подождать? В конце концов, все мы всегда знали, где можно найти мистера Поттера, и пока зелье в процессе, мы всё равно бессильны.

       — Мистер Лэнг?

       Я резко повернул голову: Гарри спускал ноги с кресла и обувал кеды.

       — Прошу прощения, мистер Поттер, я могу зайти позже, если хотите.

       — Нет-нет, всё нормально. Извините, я тут уснул немного. День располагающий к этому, да? — он оглянулся на окно и мимолётно улыбнулся.

       Я ждал, что он растеряется, возможно, как-то начнёт оправдываться, но нет: он, ничуть не стесняясь меня, осторожно вернул руку мистера Снейпа в постель, уложив её поверх одеяла.

       — Всё же просить Вас называть меня «Гарри» бессмысленно, да? — снова улыбнулся он, протирая глаза и вставая с кресла навстречу мне.

       — Абсолютно, — я позволил себе ответную улыбку. Для меня существовал только мистер Поттер, никаких «просто Гарри». Врачебная ли это этика, или глубокое уважение к человеку, который положил конец Волан-де-Морту уже дважды (на этот раз совершенно точно), — я не знал. Мистер Поттер же, вопреки тому, как это обычно бывает с молодыми людьми, которых вдруг начинают называть «на Вы», не смущался и не стеснялся — он обречённо вздыхал и продолжал просить называть его Гарри уже, скорее, по привычке.

       — Есть какие-то новости?

       Я кивнул:

       — Да. Хорошая: мы примерно поняли, от чего нам следует отталкиваться, и сейчас лучший зельевар, мистер Бёрк, начал варить зелье, которое, возможно, вернёт мистера Снейпа в сознание.

       Гарри улыбнулся, и я поспешил огласить вторую новость, чтобы не быть последним подлецом, не давать ему той надежды, которой, возможно, суждено умереть:

       — Но. Во-первых, нет никаких гарантий, что зелье сработает, а во-вторых, — я ненавижу драматичные паузы, но порой понимаю, что делаются они не из злых побуждений, а по той простой причине, что человек пытается сформулировать в своей голове мысль, которая бы наиболее чётко отражала ситуацию. — Во-вторых, мистер Поттер, прогнозы плохи. Мы никогда прежде не сталкивались с подобной ситуацией, это, безусловно, врачебный прецедент, и у нас нет абсолютно никаких гарантий на восстановление здоровья мистера Снейпа. Сейчас нашей главной проблемой является тот самый осколок тёмной магии, который змея «обронила» при укусе. Яд, как Вы знаете, давно вывели, и всё остальное в целом стабильно, но как поведёт себя эта часть — мы не знаем.

       — Ну что же… — Гарри посмотрел на застывшего в одной позе мистера Снейпа. — Если я чем-нибудь могу помочь — скажите мне. Может, найти какого-то ещё целителя? Мага? Знахаря? Возможно, есть какая-то литература на этот счёт?

       Я вздохнул и объяснил цепляющемуся за последнюю надежду мистеру Поттеру, что всю известную литературу давно проверил специальный отдел Мунго, отвечающий как раз за теорию магических заболеваний и подобных прецедентов. И ничего не нашли. Отдел сотрудничества давно связался с зарубежными целителями, но и оттуда нам в ответ пришла только гулкая тишина и большое «ничто». Пусто. Нам остаётся только ждать зелья, и после, если всё пойдёт хорошо, работать дальше.

       — Тогда ждём зелье, — тихо проговорил мистер Поттер. Он снова опустился в кресло и спрятал лицо в левой ладони, правой схватившись за подлокотник изо всех сил.

       Я вышел из палаты, напомнив мистеру Поттеру, что через двадцать минут начнётся ужин.