— Мы вроде как не любим друг друга, но уже не можем быть не вместе. Так странно.

Казалось, она озвучила его мысли буквально слово в слово. Прямо сейчас, когда они лежали рядом, уязвимые и в то же время идеально дополняющие друг друга, а, значит, непобедимые. Им и не нужна была любовь, они оба не нуждались в сопливых признаниях, у них была своя романтика — та, что диким неукротимым потоком в один момент сбивает с ног, и ты уже не успеваешь заметить, как оказываешься в пучине совершенно новой эмоции.

Влечения.

Страсти.

Симпатии.

Он сжал в кулаке несколько прядей её волос. Ему нравилось ощущать эти локоны, зарываться в них пальцами, носом, губами. Вдыхать сладковатый цветочный аромат и ненадолго забывать о собственной тяге ко всему кровавому, жестокому и беспощадному.

Ненадолго забывать о настоящем себе рядом с ней.

— Только ради тебя.

— Что?

Иногда он задавался вопросом, испытывала ли она подобное к нему. В отличие от него, Дина была… обычной и вряд ли могла в полной мере прочувствовать фейерверк из десятка смешанных ощущений.

Её глаза блеснули в темноте спальни, когда она приподнялась на локтях и посмотрела на него. Он выпустил пряди и перевернулся на спину, закинув руки за голову.

— Достану, что попросишь. Убью, кого захочешь.

— Даже Романа?

Он повернул голову, пересекаясь взглядом с Диной в немом вопросе. Затем услышал разочарованный вздох, Канарейка откинулась на подушку и отвернулась, поджав пухлые губы, так и соблазняющие наброситься с требовательным поцелуем.

Симпатия.

Страсть.

Влечение.

На самом деле, он был устойчив ко всему, неподатлив и равнодушен. Но что-то в её поведении заставляло его ломаться, склоняясь к самому страшному капкану, зубья которого впивались глубже с каждой попыткой вырваться, приносили боль и наслаждение одновременно.

Он становился одержимым ею.

— Всё возможно.

И, вправду, странно. У них всегда было странно. И всегда будет.