Замятин молча смотрел в окно, пока весь вагон мирно спал. Несколько раз проходили мимо его места и хмыкали: «Экой странный, ночью и не спит». Следя как исчезают дерево за деревом, и фонарные столбы за столбами, Женя рассуждал: «Стоит ли идти учиться на инженера, отец же знает о способности, явно вдогонку поедет. Так ещё и задание Фёдора он не выполнил, впервые за два года».

Что за наказание его ждет Евгений ещё не знал, но догадывался, что подобное вызовет ярость. Достоевского в гневе он ещё ни разу не видел, от того было страшно за свою жизнь. Чтоб хоть как-то себя успокоить, он решил играть в змейку на телефоне. Сосредоточиться на змейке выходило плохо, поэтому спустя пять минут попыток он прекратил играть.

Стоянка. Тридцать минут на прогулку по перрону. Едва выйдя на свежий воздух, Женя почувствовал, что оковы страха и самообвинения ослабли, и не так уж и сильно выматывали моральные силы.

Солнце потихоньку поднималось от линии горизонта, и все было залито приятным ало-розовым оттенком. Курили люди. Они казались Жене лесом после дождя, так же пар поднимается вверх. Вот уже пора обратно заходить в старый вагон, годов восьмидесятых. Свет ещё не включили. Некоторые люди суетились и собирали мыльные принадлежности, словно не знали, что после стоянки еще сорок минут санитарной зоны.

Кто-то в конце вагона устроил балаган. Кричал, словно в припадке, крыл всех матом и говорил, что раз он эспер ему лучшее место положено, а не у туалета в боковушке. На крики пришел проводник и успокоил всех, и эспер с недовольным лицом сел на свое место. Женя лишь покачал головой. Много нынче задиристых эсперов. Хотя, не каждый о таком признается, ведь помимо одной маленькой привилегии – выходить на пенсию раньше, - было куча бумажной волокиты, учетов везде: в больнице, полиции, военкоме, и прочее, - люди после войны резко воспринимали эсперов. Многие отставные военные натворили кучу дел: убивали мирных граждан, воровали еду из магазинов, с помощью своей способности. Так что Замятин сомневался, что это был настоящий эспер. Ехать с таким кадром вообще не хотелось.

За два часа до прибытия, Женя решил потрать карманные деньги на чай с печеньем, он ведь и не ел ничего. Обошлось ему это в сто двадцать рублей. Чай был не вкусным, слишком горько-сладким, оставлял неприятное чувство на языке. Зато печенье его по радовало, сильно не крошилось, имело привкус земляники.

Солнце уже садилось, когда он вышел из вагона. На перроне стоял Гоголь, его было видно из всей толпы. Яркая белая коса привлекала внимание не только Жени. Бабульки говорили, что не по православному носить длинные волосы. Гоголь в ответ просто убирал с помощью способности косу в рюкзак и спрашивал: «Женщина, какая коса?» и так два раза, пока Женя шел Николаю. На третий раз, когда ему уже надоело, спросил: «А Иисус тоже не православный? Тоже ведь длинные волосы носил». На это бабушки стушевались и сказали, что он хам и недомерок и пошли прочь от него.

— Приветствую вас в дурдоме! Надоели назойливые бабки, - приобнимая Евгения двумя руками.

— Что ж такого?

— Они похуже Фёдора. Уж не знаю почему они ко мне лезут. Да седой в двадцать с хвостиком и что. Сами же цвета фуксии и с короткой стрижкой, я ж им не говорю: «Фи, как не культурно, волосы должны быть длинные и естественного цвета. Бесит!

Женя рассмеялся, и они пошли через вокзал. Женю поразила красота, но он не успел насладиться эстетикой, Гоголь тянул его через весь вокзал на выход.

— Ну вот ты и в Петербурге. А сейчас надо заглянуть ко мне. Достоевский тебя не пустит и правильно сделает. Вы же несколько похожи, да и в добавок дел у него как обычно много, я бы даже сказал «дохуя», но мы же в культурной столице России.

— А ты, стало быть, у нас культурный человек.

— Да.

— И то, что матом ругался, когда я заставлял трупа танцевать мазурку, тоже культурная изюминка твоей речи?

— Ага, но ты на меня не нападай с упреками, я же знаю, какими нелестными эпитетами ты отзывался о своих одноклассников. И что их изъебства тебя бесят.

— Конечно.

Гоголь шёл стремительно быстро, а Женя едва за ним поспевал, лишь потому что не знал куда идти. Обычно Замятин вел Колю куда-то в заброшенное место, чтоб показать прогресс работы над своей способностью. Проходя мимо площади восстания, он заметил музыкантов с гитарой, что пели Цоя.

— Как поживает Фёдор?

Гоголь не ответил, лишь хмыкнул. На улице были слышны выстрелы, грохот и крики прохожих. Лазурным светом светилось в конце улицы нечто.

— А сейчас осторожнее нам придется пройти через стычку эспе…- и в этот момент пуля попала в бок Гоголя, тот упал из-за неожиданности. Женя помог отойти во двор.

— А деньг, кхм, у тебя есть?

— Рублей триста точно найдется, остальное лежит у Фёдора.

— Вызывай такси по этому адресу, - и Гоголь протянул потертую и измятую бумажку, - А то я сдохну быстрее чем ты меня до тащишь, идти тут минут сорок, а на машине за десять доберемся.

Николай прилег на траву и зажал рану.

— Это такси с защитой от эсперов, бырее набирай номер, - хриплым голос добавил, — Это адрес врача, быстрее.

Руки Жени дрожали, бумажка дергалась, а сам он не мог сосредоточиться на почерке. Медленно набирая второй рукой номер, Женя молил, что б побыстрее ответили на звонок.

—Такси «безопасность» слушает?

— Лиговский проспект дом тридцать семь.

— Такси будет через пять минут, синие жигули.

— Хорошо, спасибо, - и положил трубку.

— Как на жигулях можно быть спасённым от эсперов? Там драка не на шутку.

— Нам просто в другую сторону, ух и злиться будет Михаил Афанасьевич. И даже не думай меня спрашивать, почему мы вызываем не скорую. Там нужно подтверждение, что ты обычный человек, иначе помогать не будут, а отправят в военный госпиталь.

— Да знаю я, не в вакууме же живу. А врач-то чем нам поможет.

— Он хирург, и, если сейчас не под морфием поможет зашить рану, он на дому принимает пациентов.

Подъехала машина, водитель помог загрузить Гоголя на заднее сидение, и бесконечно повторял как он ненавидит эсперов, которые меряются силой прямо в центре города. Женя сел на переднее сидение и протянул бумажку. Водитель кивнул и завел машину.

Сначала все было тихо, но чувствовалась напряженная атмосфера, на заднем сидении кряхтел Гоголь. Он с помощью способности сдерживал поток крови, а сами ткани соединил, но это плохо, если встрянут в пробке - приведет к плаченым последствиям. Женя сидел и не понимал, что какие эмоции он сейчас испытывает: тревогу, страх или же отвращение и гнев.

Первым из троих сдался водитель. Это был поседевший старик, лет шестидесяти, весь в морщинах, с гладко выбритыми щеками. Одет был в телогрейку, что странно для лета, возможно именно поэтому было открыто окно и дул кондиционер.

— Экие фифы, дерутся постоянно, а мы мотайся по всему Петербургу лишь бы жизни спасти. Зачем вообще на улице, оживленной, центральной улице, начинать драку, ответьте мне?!

— Сам не знаю, но бесит до кончиков пальцев каждый такой выкидон.

— Чай, ребята вы и сами эсперы, может вы и заварили все это?

— На опыты их, на опыты, отдать Согласию[1] и все, - хрипло произнес Гоголь и смотря в окно, как бы подгоняя, чтоб адище закончилось по быстрее, ведь потом ещё на четвертый этаж топать, а донесет ли Женя спорный вопрос. А подпольную лабораторию хотелось пополнить новыми эсперами.

— Мы не заваривали это, я вообще с Воронежа приехал, экзамены сдавать, а тут это. Не бросать же человека, тем более друга, в беде!

— Я бы тоже их отдал Согласию, - словно не замечая слов Евгения, ответил старик -Но дочь против такого.

И закурил сигарету: «Друга в беде, конечно бросать не надо, но и идти по улице, где часто стычки происходят не надо», - выкинул окурок в задумчивости водитель.

После этого разговор больше не шел, тревога нарастала все больше и больше в сердце Жени. Что если врача нет на месте? Что если он сейчас под морфием, как сказал Гоголь? Что если это смертельное ранение, и здесь спасения нет. Но вроде попало только в бок и осталось в коже, органы никакие не должно было задеть.

На небе надвигались черные тучи, словно кара Господня.

— Приехали, с вас двести пятьдесят.

Женя сунул в руки три сотни, после чего получил полтинник и вышел из такси. Гоголь сгруппировался поближе к двери. Через пару мгновений она открылась и Женя аккуратно, помог подняться Николаю.

Место, где их высадили было, палисадником и около каждого подъезда стояла береза или ель, сейчас их качал сильный ветер. Прогремел гром, где-то в дали сверкнуло. Гоголь рвался вперед, но идти быстро не мог. Волосы трепыхались и мешали смотреть, оценивать, где они находятся.

На землю упали первые капли дождя, когда они только подошли к подъезду. Замятин открыл дверь и подождал, пока Коля медленно дойдет до двери. Когда же это случилось, Евгений, полностью вымокший, юркнул в подъезд за ним. Понимаясь на четвертый этаж, Гоголь бубнил что-то про отсутствие лифта и высокое расположение кабинета, уж больно охота идти с кровоточащей раной и прочее-прочее.

Все это происходило ужасно долго, Женя даже опасался, что кто-то выйдет на ворчание и застукает их, но ожидания не подтвердились. Стоя у железной двери, Гоголь долго пытался отдышаться. Женя зажал кнопку звонка, так просил делать Федор, когда был в Воронеже на базе, и он машинально повторил это действие.

Через секунд тридцать послышалось копошение около двери. Открыл мужчина лет тридцати, весь помятый, взлохмаченный, словно только встал с кровати. Лицо было уставшее, а глаза выражали тоску и апатию, но увидев Гоголя, которого поддерживал со спины Евгений, обреченно вздохнул.

— А по какому поводу? Что-то беспокоит-с? - и пропустил в квартиру.

Гоголь ухмыльнулся.

— Да голова что-то кружиться, тошнит слегка! –Задорно произнес Гоголь, словно не было всех причитаний.

— Может что-то ещё?

— Чувство бессилия и бессмысленности подойдет?

Женя снял обувь, и несколько злился на Гоголя, за то, что он тянет время.

— А что вас беспокоит, молодой человек?

— Пуля в его боку, - несколько резко и дерзко прозвучало на всю квартиру.

— Что ж… Пуля так пуля. Мне вот интересно, Гоголь, ты можешь, хоть один день не попадать в неприятности?

— Меня вчера у тебя не было!

— Это, потому что ты отсыпался, после причуд со Свитой. Почему опять эти пошли гулять с тобой?

— Потому что я до омерзения смешон в их глазах! Что может быть веселее?

— Проходи уже и раздевайся, в операционную заходи. Кстати, почему именно на этот адрес приехал, а не в нормальные условия? Ладно скажешь потом, иди уже в ванную.

Остальные подробности Женя не видел, но тело с пулей его уже давно не пугало, просто ванная была маленькая. Он долго пытался понять, что значит последняя фраза неизвестного врача. Есть ли у них подпольные лаборатории, где есть всё нужное для различных операций.

Женя прошел по маленькой квартире, увидел зал и дверь в маленькую комнату, полностью белую. «Наверное, он тут лежал, когда была вся история с глазом». В гостиной, что была больше похожа на кабинет, Женя заметил валяющиеся в мусорки разбитые ампулы, поднял их и вспомнил слова Гоголя о морфии. Лишь бы тот был не под морфием.

Усевшись на диван, посмотрел на стол, а там… Сидел огромный черный кот, и пил из примуса бензин.

— А у вас, голубчик, не найдется? Чего-то чем закусить можно, - выполз откуда-то человек в клетчатом костюме.

Женя пощупал по карманам и лишь развел руками, ничего не найдя.

— Что ты у него спрашиваешь? Знаешь же, что этот сбежал. Чего у него найти хочешь? – вышел из зеркала непонятный, но крепкого вида тип, с котелком на голове и торчащим клыком. Он напоминал Жене треугольник, вписанный в круг. Но откуда они знали, про то, что он сбежал? Неужели Бесы действительно знают все об всех?

— Мастер сказал, что нас будет ждать гость, мы и не думали, что вы так быстро придете-с.

— Мастер?

— Михаил Булгаков, но нам нравиться как его называет постоянный пациент. Бездомный поэт хорошо дает людям и нам клички. С первого раза угадал кто из нас, кто. Вот скажите, кто из нас Бегемот, Фагот аль Азазелло?

— Не буду гадать, это не культурно.

— Так совсем не интересно-с!

— А бензинчик-то найдется?

— Нет, нету, даже если бы был, я бы вам его не смог дать, в следующей раз принесу.

— Пес вас знает, вы может и не придете в следующий раз? Кинет вам эспер на голову кирпич, и все нет вас. А вы фигура значимая, так что принесите завтра мандарин.

— А зачем коту мандарины? И бензин тоже зачем?

— Ну спирт чистый тебе не продадут, да и не достать его сейчас так просто, а котов баловать надо.

Из ванной послышались ужасные крики и хрипения. После же стало тихо. Это насторожило Замятина, и он нервно стал огладывать место, где он сидит.

Шкаф высокий полностью забит книгами, и на каждой полочке была приклеена бумажка, к какому разделу литературы относиться данные книги. Квадратные часы висели на синей стене, большое зеркало напротив кресла, стол у окна, рядом кушетка, застеленная белой простынёй. Все казалось таким странным, кроме дивана.

Крики потихоньку утихли, а в комнату вышел хозяин жилища. С его рук капала кровь, халат тоже был весь в ней, в руках ножницы и нечто странное.

— Сударь, извольте пойти и помочь мне. Я уже зашил, осталось перевязать и оставить его здесь на пару дней.

— А где ж мне жить тогда.

— В гостиницу, у него дома, можно попросится к Анне, ну и на самый крайний случай, сударь, к Достоевскому.

Последний вариант был самым отвратительным.

— А можно у Вас остаться.

— А я не общежитие, чтоб у меня оставаться.

Женя повесил нос и поплелся помогать. На ванной лежал лист чего-то накрытый простыней, до недавнего времени стерильно чистой. Сейчас же на ней были в кровавые пятна и подтеки. На ней полулежал лежал Гоголь, пуля, что была пару минут назад в его боку лежала уже на металлической тарелочке на умывальнике. Врач снял перчатки, и одел новые. После чего промокнул кровь с живота мокрым полотенцем и остановился.

— А сейчас, Коля, лучше встань и оперись на своего друга, чтоб мне было удобнее перевязывать тебя.

Гоголь с хрипом встал. В голове все кружилось и вертелось. В висках стучала кровь. А голова разрывалась от любого звука.

— Это тебе голубчик ещё повезло, а будь ты один, как бы добирался с такой раной, ко мне?

— До пизды долго, способность же не работает нормально, когда есть травма, - хрипя сказал Гоголь.

— Но тебе повезло в двойне, это последняя ампула морфия, которая была, и я хотел ее потратить на себя.

Гоголя мотало из стороны в сторону, и чтоб облегчить задачу Михаила, женя крепко сжал плечи Николая. Когда перевязка закончилась Булгаков, что-то сказал невнятное Гоголю и вышел из ванной.

— Ну и как тебе врач?

— Не знаю, Тухлый он какой-то, словно не отдыхал уже года четыре.

— А так и есть, но он сейчас на морфине.

— Да понял я это, не глупый же. А вот что за люди у него в кабинете были я так и не понял.

— Это его способность, подробностей не знаю, но зато у него всегда есть игроки в карты, да и просто собеседники. Повезло.

— Так даже одному не остаться, так что сомнительное дело.

Женя помог выбраться из ванной Гоголю и провел в белоснежную комнату, через зал. После этого попрощавшись со всеми вышел из квартиры, а после из дома. Осознавая то, что он совершенно не знает, где он, решил пойти все же к Фёдору, отчитается об не выполненном поручении. Было, конечно, обидно, но других вариантов он не знал. А кто такая «Анна» ему никто не сказал. Может быть Достоевский смилуется и поможет найти пристанище.

Гроза закончилась. Оглядываясь по сторонам, он искал прохожего, который смог бы объяснить куда ему нужно. Пощупав руками карманы он заметил три тысячи. Эти купюры дала мать на прощание. Это решило многие проблемы. Теперь он мог заказать просто такси до дома Достоевского, кой он арендовал он уже давно, и не менял расположение, сметить жилье он собирался, на следующей недели.

Подъехал москвич, за рулем сидел мужчина кавказкой наружности. Кожа смугла, густые брови и подчеркивала это борода. Он улыбался, но скорее даже с какой-то саркастической ухмылкой, оглядывал Женю.

— Ну, что стоишь, брат, залезай давай.

Женя послушно сел на заднее сидение, и уже было приготовился слушать радио, но на удивление играла классическая музыка. В голове мелькнуло «вот что значит культурная столица».

Наблюдая как меняются дома, что они проезжали, Замятин слегка задремал. В животе было не приятное чувство голода, словно ноющая боль, резала тупым ножом желудок изнутри. И даже сквозь сон мешала спокойно существовать. Пришлось проснуться окончательно. В сознании он хотя бы мог отвлечься на разговор с таксистом, но Женя не знал, как начать его. Он в принципе слабо понимал, как надо начинать разговоры с людьми. Девять лет молчания дали свои ядовитые плоды. Поэтому сидел в втихомолку до самого приезда такси на место.

Отблагодарив таксиста за помощь и заплатив двести рублей, с чего получил сдачу мелочью и купюрами, он пошел по направлению к зданию.

Поднявшись на второй этаж, вновь зажал звонок у двери, права видеть хозяина квартиры не хотелось. Дверь открылась, и на Евгения упал мертвый взгляд, после чего пропустили без лишних вопросов.

Вся квартира была обставлена коробками, сам же Фёдор занимался упаковкой вещей.

— Если ты по делу, где тебе жить, то могу отдать ключи. Но! Сначала ты расскажешь мне, что за супер неотлагательное дело заставило тебя не выполнить задание? Я жду отчета.

— Вы же прекрасно знаете моего отца, по рассказам Гоголя. Я рассказал, что я – эспер.

Фёдор поднял голову к потолку, а после медленно мотая ей вернулся в положение. В глазах его читалось «сказочный идиот».

— Вам рано или поздно придется убить своего отца. И это не обсуждается, не сможете вы, сможет кто-то другой.

Женя повесил голову и рассматривая паркет сказал: «Как тогда с Гоголем, а… Ну что ж надеюсь они никогда не узнают».

—Ну доколе ты все рассказал, я не буду платить за заказ. Кстати, о деньгах, - и Достоевский достал чемодан, в котором была зарплата за последний месяц. Протянув, через коробки чемодан в руки Замятину.

Оставаться здесь он был не намерен, поэтому спросил про запасные ключи от квартиры Гоголя. Фёдор любезно отказал ему, но предложил пожить, до выздоровления Николая, в гостинице.

— И где мне спрятаться от отца?

— Я бы на вашем месте даже снял бы квартиру, на всякий случай. Он все равно будет искать вас по гостиницам, и как только я замечу копошения в вашу сторону, сообщу вам. А теперь идите с богом и не мешайте мне переезжать. К тому же я скоро уеду в Токио и Йокогаму, заданий пока не будет.

И с этими словами Фёдор выставил за дверь Замятина и тот поплелся читать объявления о сдачи квартиры, нашел неподалеку квартирку и созвонившись с арендодателем снял ее. Благо деньги на первый взнос были, отдав наличкой больше половины суммы от своей зарплаты, заселился в пустую однокомнатную квартиру.

Ничего особенного здесь не было. Комната небольшая, квадратная: стул, почти разваливающейся, стол, шкаф и потрёпанный диван. В ванной стены были желтого цвета. Она соединена с туалетом. Было маленькое зеркальце и крючок рядом с ним. Кухня вытянутая и длинная, тоже обустроена, даже в самом углу, около окна, поместился холодильник. Здесь была железная раковина, а над ней выложенная голубенькая плитка.

В бессилие Женя упал на диван так и уснул не поевши. Желание нормально поспать победило голод, и сейчас Женя даже не хотел есть.