В квартире у Анны в этот день было чрезвычайно оживленно. Пришло много людей... Еся, Иван и Марина. Серёжу она позвала потому, что давно обещала показать город, но он не выносил большого скопления людей. Тогда она просто предложила сходить к ней в гости, чтоб тот хоть как-то развеялся от факта, что Мишель резко и неожиданно уехал.

Гончаров же был приглашён постольку-поскольку. Тот тоже давно не был в городе, да и к тому же всё пытался понять, кто есть Фёдор. Анна была в замешательстве: хорошо или плохо? Достоевский имел полное право приказать Булгакову его помучать, если тот найдёт что-то сомнительное и захочет рассказать общественности. Марина же... Они не виделись давно, да и в сущности пересекались пару раз в год. А тут решила в гости зайти.

      Они спокойно сидели в зале, играл проигрыватель, ещё советский, годов так шестидесятых, пели романс. Красные шторы – распахнуты и перевязаны золотой тесьмой. Все стены уставлены шкафами и полками с книгами разного рода литературы. Цветы на подоконниках. Шелестел ветер с улицы. На диване – Гончаров и Марина, Еся поодаль, на кресле, Анна – напротив них, через стол, в кресле-качалке. Сегодня синее платье, но все та же шаль. С шалью она редко дома расставалась.

      Попивая вино, они вели непринуждённую беседу.

— Так говоришь, снова сложное дело попалось? — Анна отпила из бокала и посмотрела на Цветаеву.

— Да... Как обычно, стань тем-то, найди то и принеси ему на блюдечке, а он уж решит вычитать из гонорара или нет. Страх как достало.

Гончаров заинтересовано смотрел на Марину.

— И всё же я не понимаю, зачем Господину Достоевскому столько информации... Она редкая?

— Можно и так сказать. По-настоящему редкой занималась я, когда ещё жила в Японии.

— Вы там были? — удивлённо бросил Гончаров, — вы всегда казались человеком домашним. А как там? Понравилось?

— Я была в войну там, что-что, а полуразрушенные дома и запах гниения прям под окнами я запомню навсегда. Но не о грустном же. Сейчас и в Японии всё относительно спокойно.

Еся недобрым взглядом посмотрел на Марину.

— Почему они у вас с ним такие шумные?

— Есь, ты все о чёрном человеке? — с беспокойством спросила Анна. Пусть тому налили лишь чай, выглядел он уставшим.

— О ком мне ещё говорить, он моё проклятье. Седьмой год живу под покровительством демона, а они только громче. Когда же уже можно умереть-то.

      Гончаров как-то грустно потупил взгляд на руки. Сколько бы ни искал, а информацию словно прячут от него. И сейчас, составляя портрет Достоевского в голове, он не понимал, почему все здесь – такие калеки.

      Еся фыркнул, отвернулся к стене и свернулся в кресле.

— Всё же давайте сегодня не о смерти, хотя бы не о вашей. У нас и так в работе её полно.

      Анна смотрела на Марину, словно хотела спросить что-то, но считала это неприличным в кругу других людей.

— Марина, а вы как оказались в этой организации? — Гончаров посмотрел на Цветаеву. Та лишь ухмыльнулась.

— Да меня из петли вытащили и сказали, что умирать рано, за мной давно следили и решили, что я выгодна организации.

— Это почему?

      Марина, ничего не сказав, просто активировала способность, засветилась, и вот уже два Гончаровых сидело в комнате. Иван удивленно вскинул брови и похлопал. Видеть себя со стороны было несколько необычно. Марина встала и показала, что рост тоже изменился. После чего снова свет – и перед ними всё та же Цветаева.

— Анна, а ваша способность?

— Честно – предпочла бы не быть эспером. Моя способность весьма болезненная для психического здоровья, и почти никто не выживает из-за неё.

      В комнате повисло молчание, и Гончаров несколько странно себя чувствовал. Словно вокруг него, как только он оказался в организации, были одни будущие самоубийцы.

— В городе так много изменилось, пока меня не было… А Еся когда-то видел Петербург.

— Я сдохну, если пойду его смотреть. Людей слишком много.

      Анна, вспомнив об этом, ушла куда-то в другую комнату и принесла фотографии и открытки с видами Петербурга.

— Мишель, наверное, рассказывал тебе. Вот набережная Невы, а это Сфинксы, — Анна передавала карточки и говорила о примечательных местах.

      В какой-то момент Еся, рассматривая фотографии, наткнулся на одну очень интересную. Там Анна и Мастер играли в шахматы в парке, а рядом стоял Женя и курил.

— А когда это было снято?

— О… Организация тогда была значительно меньше, это до того, как перенесли лабораторию. Забавно, но Женя нас обыграл несколько раз, да так ловко. Хотя Булгаков хвалился, что играет лучше всех, кого знает.

— Так Замятин у нас Гроссмейстер? — ухмыльнулся Еся, — Я только в шашки играть умею и в карты.

      Женя на фотографии выглядел счастливым. Еся передал её Марине, и та засмеялась.

— Евгений всегда выглядит таким вовлечённым в процесс... Помню, на одном задании он меня спас. Да и в целом жива я только потому, что это его прихоть была.

— Спас? — Иван смотрел на фото. Замятин не казался ему человеком, который умеет спасать.

— За мной гнались и стреляли, и, завернув за угол одного дома, я обернулась им, но в этот момент вышел он сам. Хмыкнул, дал мне пистолет и снова куда-то спрятался. К этому времени те, кто меня преследовал, уже пришли в закоулок и спросили, не видела ли я меня. Я кивнула им дальше, а после выстрелила им в спины. Ну а потом вышел Замятин и помог убрать трупы… Он странный, но тем не менее приятный.

Гончаров вновь почувствовал какое-то отторжение, Марина так легко говорила о том, что убила людей. Мурашки по коже пробежались.

      Весь вечер они рассматривали фотографии Анны и слушали истории друг друга под музыку старых пластинок.