Прости меня, Кагая

На дворе - разгар весны, сакура уже начала распускаться, в воздухе витал цветочный аромат, розовые лепестки путешествовали по улицам суматошного Токио на волнах еще немного прохладного ветра, путаясь в волосах спешащих по делам прохожих. Солнце слепит глаза, играется теплыми лучами на домах, многие окна то и дело закрывались шторами и жалюзи, защищая жильцов от чересчур яркого света. Где-то вдалеке, на территории детского сада, смеются дети, играя, кажется, в мяч, скрип качелей раздается по привычно тихой для рабочего времени улице, душа так и рвется выйти за пределы здания, поласкать кожу солнечными лучами, дать ветру растрепать волосы, поймать плывущие по воздуху цветы сакуры, вдохнуть ее запах полной грудью. Рассмеяться, поиграть в мяч, побегать без какого-либо смысла по траве, а может даже намеренно упасть в нее и испачкать свои брюки, чтобы мама дома отругала, но улыбнулась нежно, без возможности долго держать зла на своего ребенка.

Но такой возможности у Убуяшики Кагаи не было. Как бы сильно не хотелось вырваться из школьной клетки и порезвиться на улице как раньше, второгодке старшей школы приходилось послушно сидеть на первой парте и внимать каждому слову учителя английского языка, попутно делая за ним записи в тетради. Кагая был не то, что хорошим учеником, в глазах многих, если не всех, преподавателей, он был идеальным. Инициативный староста, умный, начитанный, в меру тихий и спокойный, с хорошо развитыми лидерскими качествами, умеющий найти общий язык со всеми.Ну или почти со всеми.

- Староста.- мужчина средних лет поправляет очки, всматриваясь внимательно в журнал с именами учащихся.

- Да. - Убуяшики встает с места быстро, откладывая в сторону ручку и тетрадь, показывая свою готовность внимательно выслушать своего преподавателя и сделать все, что в его силах.

- Кибуцуджи Мудзан опять отсутствует. Это уже пятый раз подряд. Пожалуйста, сделай с этим что-нибудь и передай, что я намерен пойти на крайние меры, если понадобится. Чертов раздолбай…- учитель ругается себе под нос и закрывает журнал с гулким хлопком, потерявшимся в громком звонке. Задумчивое “Хорошо, я поговорю с ним” немного обнадеживает уставшего от портящего ему статистику посещений ученика преподавателя, так что тот кивает и отпускает всех на законный обеденный перерыв.

***

- Эй, Мудзан, это не твой староста там идет? - розоволосый первогодка из соседнего класса слегка толкает своего приятеля локтем в плечо, показывая накрашенным вопреки всем школьным уставам пальцем на плавно приближающуюся фигуру. Парень шикает, давая понять, что не намерен терпеть никакие прикосновения (отчего член клуба боевых искусств недовольно хмыкает и уходит под предлогом назначенной встречи с первогодкой Ренгоку Кеджуро, очевидно, просто собираясь скрыться от хмурого “друга”), и скрещивает руки на груди, изогнув в жесте неподдельного презрения к подошедшему тепло улыбающемуся Кагае бровь. Даже не удосуживается спросить, что старосте надо, хотя тот дал явную паузу для напрашивающегося очевидного вопроса. Так что молчание и гнетующую атмосферу прерывает глубокий вздох и последующий убаюкивающий голос.

- Мудзан, сенсей просил передать тебе, что после очередного пропуска примет крайние меры.- парень звучит максимально спокойно и дружелюбно, наладить отношения с единственным отстраненным от него одногруппником - задача Убуяшики номер один еще с первого года их совместного обучения в старшей школе.

- И что с того? - Кибуцуджи нервно постукивает твердой подошвой по напольной плитке, отчего безлюдный школьный закуток заполняет периодический звон.

- Я ни в коем случае не хочу показаться грубым и обидеть тебя…- недовольный хмык в ответ был каким-то уж очень неопределенным, но староста решил не отвлекаться от своей речи, заглядывая собеседнику прямо в красное марево глаз.-...но, может, тебе стоит хотя бы иногда появляться на уроках? Мы ведь оба не хотим, чтобы сенсей пошел на крайние меры, ведь—

Договорить не дали сильные руки, прижавшие итак хрупкое и весьма нездоровое тело (наверное, практически единственный и ужасно существенный недостаток Кагаи в глазах многих людей) к холодной бежевой стене за плечи. Когда спина столкнулась с преградой позади, из легких резко вышел весь воздух, так что парень закашлялся, отводя голову в сторону от внезапно разозлившегося одногруппника.

- Мы? Какая тебе нахер разница, что будет со мной, а, Кагая? - Мудзан приближается слишком близко к внешне спокойному лицу Убуяшики, бесстрашно смотрящего тому чуть ли не в самую душу своими нежными сиреневыми очами, внутри которых почти незаметно плескались не ожидаемый страх, а скорее…какое-то нездоровое восхищение и радость. И Кибуцуджи знал об этом, знал, что прилежный мальчишка с черным аккуратным каре засматривался на него еще с первого года совместного обучения, а потому, несмотря на все угрозы и попытки извести итак утомленного учебой и проблемами со здоровьем старосту, тот продолжал ходить за хулиганом с попытками вразумить, подружиться и втереться хотя бы в малейшее доверие. Был ли парень против однополой любви? Лучше сказать, что ему в целом было плевать, по крайней мере внешне, на подобные чувства, неважно, обращенная к противоположному полу или нет, окруженный деньгами, книгами и кучей возможностей, Мудзан отрекся от “человеческого” в угоду каким-то своим личным побуждениям. И касалось это не только любви, но и, как можно было догадаться, учебы. Некоторые предметы были ему попросту не интересны, так зачем вообще их посещать, ради отсутствия проклятой буковки напротив фамилии в журнале? Зато в важных по мнению парня науках, вроде химии, он стоял в рейтинге на первых местах, обгоняя даже паиньку Убуяшики, более того, занимался ими и вне дома, собираясь продолжить бизнес своего отца (а может даже влезть во что-то нелегальное, если будет возможность и желание).

- Я всего лишь хочу тебе помочь, как твой друг…кхм, староста. Это моя обязанность.- Кагая незаметно сжимает кулаки, не отводя взгляд от раздраженного одноклассника, знает, что взгляд у него проницательный, море глицинии словно проникает в душу, отравляя своим сладким ароматом, а голос - часто используемый талант, мягкий, обволакивающий со всех сторон, усыпляющий, заставляющий добровольно сделать все, что скажут, только дайте навсегда утонуть в этом приятном розовом шуме. Мудзан отпускает резко, втянув в легкие воздух через плотно стиснутые зубы с ожидаемым свистом, отходит на шаг назад, давая хоть какое-то пространство начавшему разминать затекшие плечи парню, усмехается с яростным оскалом, даже всегда спокойный и расчетливый Убуяшики внутренне слегка напрягся. Ждет, как загнанный в ловушку заяц на уставшего от игр в кошки-мышки охотника, подмечает каждую вздувшуюся венку, каждую малейшую смену эмоций. Но Кибуцуджи лишь кидает гневное “Отъебись от меня”, толкает несильно, только чтобы хоть как-то выразить все свое недовольство физически, и уходит быстро, пряча за смоляными кудрями внезапное смущение. Кагая смотрит вслед удивленно, кажется, замечая проблески краски на чужих ушах, улыбается почти окрыленно, надеясь, что ему не показалось. Кагая Убуяшики смог смутить Кибуцуджи Мудзана, своего “врага” номер один. Что ж, это первый шаг к победе. “Ты обязательно будешь моим, Мудзан.” - сказано шепотом в тишину уже опустевшего коридора.

***

Льстило ли Кибуцуджи внимание Кагаи? Сложно сказать. С одной стороны, как говорилось ранее, он отрекся от каких-либо романтических чувств, предпочитая личной жизни саморазвитие, полезное для будущего, с другой…где-то внутри от вида бледной нежной кожи, сиреневых пленяющих очей, согревающий улыбки, от убаюкивающего теплого голоса что-то отдавало в груди непривычными покалываниями. Может стоит сходить к врачу и сделать электрокардиографию?

Мудзан всегда отталкивал людей. Они вызывали в неспокойной душе раздражение и гнев еще с самого детства. С трудом пережитая детская болезнь, сделавшая мальчика недееспособным на целых 10 лет, извратила психику парня, заставляя отвернуться от всех, кто хоть как-то пытается приблизиться. Чужой издевательский смех все еще иногда стоит в ушах, а перед глазами - собственные руки, ноги, живот, покрытые свежими синяками и гематомами. Сил чтобы дать отпор хулиганам - никаких, тело, еле как борющееся с болезнью, отдает всю энергию практически без остатка. Тишина, темнота, резкий плач. Чей? Кажется, ребенка. Нет, не просто ребенка, это он, Мудзан, маленький, искалеченный, рыдает перед строго отчитывающей матерью. “Я ведь говорила не выходить на улицу! Тебе нельзя туда, ты отличаешься от других детей, как же ты не понимаешь! Как же я устала от тебя…”. Да, мамочка, я тоже устал от себя.

Он всегда отталкивал людей, потому что так безопаснее. И через год после болезни, и через шесть. И все были только рады, изредка появлялись знакомые вроде первогодки Аказы или третьегодки Кокушибо, но их общение не перерастало во что-то похожее на дружеский диалог. Мудзан никогда не стоял у них на первом месте в рейтинге тех, кого они спасут из горящего дома первыми, почему-то парню кажется, что его знакомым больше подходит роль поджигателей.

А потом появился он. Кагая Убуяшики с этими чертовыми приятно пахнущими черными прядями волос, нездоровой бледной кожей и растапливающей даже самое холодное сердце улыбкой. Такой хрупкий, хотелось неосознанно спрятать от всего мира, и в то же время невообразимо сильный в своей сообразительности, что даже поджилки трясутся. Свалился как снег на голову со своим желанием подружиться, помочь, наставить. Одно грубое слово, два, угрозы, обычно люди после первого пункта с удовольствием отставали от него, а тут - ничего не помогало, как будто Мудзан был смыслом жизни Кагаи.

- Кибуцуджи, пожалуйста, открой дверь, это я, Кагая.- до боли знакомый голос, Мудзан хмурится, пытаясь сделать максимально недовольное лицо, внутренне ликуя от радости, что хоть кто-то помнит о нем, открывает дверь со скрипом, буравя недовольным рубиновым взглядом как обычно спокойно улыбающегося старосту, подмечая папку с бумагами и какой-то пакет в чужих руках.

- Зачем ты пришел? И откуда узнал адрес? - парень встает в дверях, давая собеседнику понять, что в этом доме ему будут не рады (какая наглая ложь самому себе).

- Я ведь староста, мне не сложно узнать ваши адреса и контакты через учителей. Очень удобно, не правда ли? - легкий смешок заставляет венку на лбу вздутся.- Ах, да, вот, это тебе. Тут бумаги, которые попросил передать учитель по химии, сказал, что это для подготовки к олимпиаде. Знаешь, я уверен, что ты получишь первое место.- “Разве не должно тебя злить, что между тобой и мной выбрали меня, Кагая?” - всплывает в голове. - И вот…это тебе. Тут немного фруктов, мед и матча. Моя бабушка всегда говорила, что в нем есть исцеляющие свойства, звучит, как бред, конечно, но вдруг поможет?

Убуяшики протягивает увесистый пакет шокированному Мудзану, принявшему угощения машинально, дотронувшись совершенно случайно мизинцем холодной руки (по спрятанной в теплой кофте спине пробегается табун беспокойных мурашек, а кончики ушей, кажется, краснеют) улыбается тепло-тепло, Кибуцуджи кажется, что его только что коснулись лучи теплого летнего солнца, хотя на дворе стоял пасмурный ветреный вечер, кидая на прощание тихое нежное “Пока” и уходит восвояси, оставляя больного так и стоять на пороге собственного дома, смотря на удаляющуюся спину. “Спасибо” - единственное адекватная мысль, которую можно выразить словом, возникшая в, кажется, только что взорвавшемся мозгу.

- Отвали от меня, я тебя ненавижу! - каким-то образом вырвалось вопреки здравому смыслу достаточно громко, чтобы Убуяшики смог услышать.

Почему бы не оставить его в покое, ведь старосте будет от этого только легче? Какая вообще ему разница, что будет с прогульщиком одноклассником, отругают ли, вызовут родителей, исключат, что с того? Разве хоть что-то в жизни Убуяшики поменяется? Кибуцуджи искренне не понимал, пытался, но не мог. А потому игнорировал все порывы бесполезной мышцы в грудной клетке, продолжая грубить, угрожать, толкать-толкать-толкать подальше от себя, подальше от пропасти одиночества, в которой застрял, несмотря на желание схватиться за руку помощи и выбраться из душащей бездны.

Вот только продолжать бесконечно бежать с внутренней эгоистичной надеждой, что все само станет хорошо и внешне ничего при этом не изменится, бесполезно. Жизнь не состоит из черных и белых полос, даже не из серых, это одна сплошная темнота. Мудзан знал это лучше, чем кто-либо другой, и все равно наступил на мину разочарования и боли.

***

Периодический писк машины жизнеобеспечения вызывал желание лопнуть себе барабанные перепонки, а от белезны всего окружающего ужасно резало глаза. Халат казался дико неудобным, сковывающим все движения, медицинская маска, хоть и была стянута на подбородок, все равно каким-то образом затрудняла дыхание. Сжатая в руках неподвижная холодная ладонь должна была вызывать радость и тепло в сердце, но от прикосновений лишь болезненно сводило судорогой конечности. Черные пряди больше не пахли цветочным шампунем, весь он, с головы до пят, пропах тошнотворным соответствующим медицинским заведениям запахом формалина, таблетками и приближающейся смертью. Горячие слезы, обжигающие собственные щеки, поразили бы Мудзана в любой другой раз, чтобы он, и плакал, да любой бы посмеялся, вот только сейчас это именно то, что было нужно. Впервые Кибуцуджи прислушался к почти атрофированной мышце в грудной клетке, трескающейся по швам.

- Я должен был сказать тогда тебе совсем не это…Я хотел сказать совсем не это…- как гром в ясный день разнеслось по палате тихим, наполненным болью голосом.- Прости меня, Кагая.