У потомков Богов нет соулмейтов. По крайней мере, так принято. Но Дофламинго не повезло, на его левой руке было имя, и он ненавидел это. В приличном обществе метки скрывают, эту тему не обсуждают. В приличном обществе тенрюбито лучше людей. В этом Дофламинго тоже не повезло. Его родители не только были соулмейтами и не стеснялись этого, они считали себя равными людям и хотели жить рядом с ними. Дофламинго ненавидел их. И людей, и своих родителей. Он хотел убить их всех и надпись на его руке выглядела как издевательство. Коразон. У Дофламинго нет сердца, если он мог, он вырезал бы его из груди и закопал вместе с головой отца и телом матери. Росинант сказал ему, что его сердца хватит на них двоих, Доффи только должен остановиться. Дофламинго оставил его. Как он и сказал, у него нет сердца.

Он не уверен, совпадение ли это, что у них так долго нет Червей. Диаманте, Требол и Пика нашли его, помогли и дали опору. Тема карточных мастей была их идеей, а Семья быстро пополнялась последователями, но человека на трон Сердец всё не находилось. Пока на их пороге не появится Верго. Ободранный, весь в крови, принёсший информацию, за которой они гонялись несколько месяцев. И поклявшийся Дофламинго в вечной верности, сразу как увидел. Он не мог перестать смеяться. Дофламинго не верил в такую преданность от едва знакомых людей и уже собирался вышвырнуть парня в окно. Но Верго стянул футболку. На всю его спину и грудь было неровно высечено «Джокер». Дофламинго расхохотался ещё сильнее. Одним жестом он выпроводил Семью из комнаты, а вторым притянул к себе Верго нитями. Он душил его, издевался и грубо брал всю следующую ночь. Дофламинго знал, что имеет на это право. На этом теле написано его прозвище, так что он принадлежит Доффи. И Верго нисколько не сопротивлялся. Не корчился от боли. Только стонал и умолял продолжать. И Дофламинго разрешил остаться. А через нескольких месяцев, наполненных совместными вечерами, Верго занял трон Червей и стал Коразоном. Дофламинго быстро успокоился. Верго его. Он знает это, все остальные тоже. Он не уйдёт. И Дофламинго не хотел его отпускать. С Верго он чувствовал свой пульс. Все остальные надоедали своими разговорами, своим молчанием, одним дыханием или даже присутствием. Верго был другим. Он будто чувствовал, что именно сейчас нужно Доффи. Понимал его раздражение за секунду до вздоха, угадывал его желания и всегда исполнял их. Дофламинго подумал, что ему нравится это. И ради исключения, он сделает Верго Коразоном.

Он заподозрил неладное, когда услышал новость о том, что группировка, которую они обчистили и разбили пару месяцев назад, козыряет поимкой Донкихота Дофламинго и хочет сдать его дозору. Они находились недалеко от того острова, и Доффи был абсолютно уверен, что никому не удавалось поймать его уже несколько лет. И он, разумеется, не мог проигнорировать такое заявление. Поэтому спустя два дня, он и вся его семья — кроме Коразона, который выполнял его личное поручение в Вест Блу — появились на острове, с которого пришла весть. Остатки группировки быстро нашлись в заброшенных доках и были сильно удивлены. Дофламинго не хотел даже видеть их, одно мгновение и все они лежали мёртвые в собственной крови у его ног. Он чувствовал, как легко его нити разрезают их плоть, это было почти возбуждающе. Диаманте отделился от остальной семьи за его спиной и пошёл вперёд. Переступая через трупы, он шёл к связанному мешку в конце помещения, и когда он раскрыл мешок, сердце Дофламинго сошло с ума. На него смотрел Роси. Напуганный, избитый, весь в крови и отчаянно глотающий воздух. Его брат во плоти, прямо перед ним, в руках члена его Семьи. Дофламинго сжал зубы от этой мысли. Он чувствовал, как предательски его сердце наполняется теплом, как оно разгоняет это тепло по всему телу. Он отрёкся от своей родной семьи, он нашёл новую. И теперь глядя прямо в серые глаза, такие же напуганные как в детстве, такие же родные. Он не смог отказаться от них. Нити мягко перехватили тело Роси, и он притянул их к себе. Взгляд Росинанта метался по лицу брата. В нём больше не было страха, он сменился напряжением и неуверенностью. Но Дофламинго видел в глубине этих глаз радость. Он скучал. Доффи видел это. И чувствовал то же самое, поэтому он расслабил лицо и улыбнулся. Так как улыбался только для Роси. Только в детстве. Только, когда их мама была жива. Теперь он никогда не отпустит Росинанта. Он знает, что рискует. Знает, что не может решать за брата. Он чувствует, что это плохо закончится. Но его сердце разгоняет тепло, которого ему всегда не хватало, и он просто не может снова упустить его. И он делает Росинанта Сердцем. Как только Верго уходит на долгое задание, которое они вдвоём планировали уже больше года, Дофламинго предлагает этот трон брату. Это проверка на верность. И это признание. Дофламинго знает, что у Роси нет метки. Это значит, что его собственная действительно связана с Верго, но. Но Роси был его сердцем раньше. Роси сам предлагал ему своё ещё в детстве. И сердце Доффи рядом с ним бьётся даже сильнее, чем рядом с Верго. Кому, если не Росинанту занять освободившееся место Коразона.

Терять метку было не больно. Она просто выгорела и осталась красноватым шрамом на его коже. Больно было спустить курок. Так больно, будто он по-настоящему вырывал своё сердце. Он думал, что тепло и улыбка брата стоили бы той боли. Может быть. Но это больнее. Больнее, чем он представлял. Больнее новой метки. Верго догнал их через неделю после случившегося. Он взял на себя ответственность за убийство Коразона и ему позволили взять отпуск на два месяца. Дофламинго пил третью бутылку подряд, когда Требол привёл Верго к нему комнату. Бутылка и её содержимое оказалась на полу в ту же секунду. Правую руку свело жгучей болью, и он потерял равновесие. Требол замер и через мгновение попытался позвать врача. Верго же быстро прервал его, заверив, что он сам справится. Сердце отдавалось в висках и в горле Дофламинго. Руку жгло до костей. И как только дверь за Треболом закрылась, он притянул к себе Верго. Коразона. Настоящего. Дофламинго отчаянно цеплялся за него всю ночь. Отчаянно трахал, целовал и кусал, как никогда не позволял себе раньше. Его брат всегда был его сердцем, которое выбрало другого. Предательским сердцем. Теперь у Дофламинго будет новое, которое будет служить ему до самой смерти. Преданное сердце. Которое в итоге вырвет тот самый «другой». Теперь уже навсегда.

Дофламинго увидел, что второе «Коразон» выцвело слишком поздно. Когда его одевали в тюремное. Когда у него уже не было возможности отомстить несостоявшемуся Коразону. И от этой мысли внутри что-то до хрипоты туго сдавливало. Он больше не слышал стука в своей груди. У Дофламинго не было сердца. Теперь это было правдой.