— Значит, вы решили к нам, Марина Эдуардовна? — спросила Марфа Потаповна, разглядывая сидящую перед ней женщину. — А чего посреди учебного года?

— Да, все нынче едут на восток, вот и я решила: почему бы и нет. Ну и что, что зима. Я ж одна. Ни мужа, ни детей. Правда, я считала, что Амурск — город немного больше, чем оказалось.

— А опыт работы у вас есть?

— Десять лет учителем отработала. Правда не в приюте, а в интернате. У нас неплохое заведение было. Жилые корпуса, классы, образование на уровне гимназического, да и совсем сирот у нас не было. У всех были родственники, которые платили за обучение. У кого бабушки, у кого дядьки. Театральных много было. Родители на гастролях, а дети под присмотром.

— Почитай те же сироты, только при живых родителях, — вздохнула Марфа Потаповна. — Родят сначала, а потом возиться не желают. Вот и растут детки, никому не нужные.

— Ну почему же? — возразила Марина. — Родня о них заботится, да и какое-никакое будущее обеспечить стремится. Но у вас здесь тоже неплохо. Здание вон какое, будто дом помещичий, дети хорошо одеты…

— Да, городское финансирование у нас хорошее, — кивнула Марфа Потаповна. — Да и Их Светлость про нас не забывают. На все праздники подарки детям, да и так, если что крупное прикупить срочно надо.

— А сколько у вас воспитанников? — поинтересовалась Марина.

— На сегодняшний день — восемьдесят три. Младшая группа от годика до шести — двадцать семь человек, средняя от шести до тринадцати — тридцать восемь и старшая, до шестнадцати лет — восемнадцать человек. Выпускников в этом году будет пятеро, а уж сколько добавится — только Господь ведает.

— Средняя группа самая большая?

— Так такие к нам в основном и попадают, — вздохнула Марфа Потаповна. — Совсем малышей немного, а эти часто сами из дома сбегают в поисках лучшей жизни да приключений.

— И что, их никто не ищет?

— По-разному бывает. Года три назад нерадивая мамаша недоглядела, и один из детей из поезда на перрон выскочил. Нашла через три месяца, даже к Разумнику сходила.

— А к нему-то зачем? — удивилась Марина.

— Порядок у нас такой. Их Светлость завели. Коли кто дитя бросил, а потом вернуть хочет — в жандармерию пойти должен. У нас там Разумник есть и он должен подтвердить, что мамаше ребёночек сам по себе нужен, а не для корыстных целей. А то как бывает. Родит какая-нибудь прошмандовка и отнесёт дочку в приют. Тут её вырастят, а как годков двенадцать стукнет, так и мамаша объявляется с документами. А на самой клейма ставить негде. И вот спрашивается: зачем такой нужна девка? И какая судьба её будет ждать с этой мамашей? Вот и велели Их Светлость не отдавать детей без подтверждения.

— Неужто здесь лучше, чем с роднёй?

— Люди разные, судьбы разные… — пожала плечами Марфа Потаповна. — Иногда смотришь на воспитанника и думаешь: вот выйдет из приюта — и прямиком на каторгу поедет. А через два годика на новой машине приличный человек приезжает. За других бываешь уверен, что всё у них хорошо в жизни сложится, а потом узнаёшь, что умница-рукодельница по желтому билету пошла, а тихого воспитанного мальчика жандармы застрелили при попытке ограбления. Так что тут только Господь знает: где лучше, а где хуже. Мы же просто пытаемся им дать всё, что в наших силах. А их не хватает. Молодёжь не горит желанием идти сюда работать, а старшее поколение потихоньку уходит. Кто ко внукам, а кто и сразу на погост… Давайте свои документы, Марина Эдуардовна.

Марфа Потаповна открыла тоненькую папку, просмотрела содержимое и кивнула.

— Вы у нас человек новый, поэтому я вам старшую группу дам. Они детки самостоятельные, сами знают что делать. Тут у нас взрослеют быстро. И вам так попроще будет. Осмотритесь, к нашему распорядку привыкнете.

На такую фразу Марина только мысленно хмыкнула. Подростки тринадцати-шестнадцати лет? Это не малыши, которые ловят каждое твоё слово. Это самые оторвы и хулиганы, справиться с которыми всегда трудно. Так что чего бы там ни говорила старая директриса, на неё сейчас самую тяжёлую работу свалили.

Познакомившись с группой, она невольно отметила, что разбег в четыре года в этом возрасте весьма заметен. Одни выглядели сущими детьми, а другие вполне сложившимися парнями и девицами. А первое потрясение настигло Марину Эдуардовну уже через два дня, когда на ужин явилась только половина группы.

— А остальные где? — требовательно спросила она.

— Так в городе же! — отмахнулась Вика. — Коли на ужин не явились, значит или там поедят, или голодными будут.

— Кто разрешал покидать территорию?!

— А чего разрешения-то спрашивать? Старшие всегда ходили…

— Марфа Потаповна, половины группы нет! — поймала Марина директрису перед входом в столовую.

— Ежели утром на уроках не объявятся — позвоню в жандармерию. Но обычно все приходят.

— Вы позволяете воспитанникам уходить? — удивилась Марина.

— А для чего их держать как в тюрьме? Чтобы они отсюда в шестнадцать лет вышли не зная города, не зная жизни, не зная где найти жильё и как устроиться на работу?

— У нас в интернате не только не позволялось выходить за территорию, но и даже посещения родственниками были строго регламентированы.

— Так это потому что у тех хоть какая-то родня есть. А наши — сами по себе. И многие уже сейчас подрабатывают после уроков. Кто грузчиком, кто посыльным. Тонечка у нас цветы шьёт из ткани. И хоть она сама в Дом Творчества не прошла, но с одной швеёй сговорилась. Та у себя её образцы держит и клиенткам показывает. Если заказ случается, Тонечка может с самого утра уйти и до поздней ночи сидеть будет, пока не выполнит. Потому что они все знают, что в шестнадцать лет выйдут отсюда просто на улицу. Им сразу надо будет где-то угол искать и едой себя обеспечивать. Вот и копят помаленьку, откладывая сбережения.

На следующее утро все «пропавшие» чинно сидели на уроке, зато не было другой девочки.

— Так, а Вика где? — оглядев класс спросила Марина Эдуардовна.

— Спит она.

— Спит? Уроки что, не для неё?

— Ночную она отработала, Марина Эдуардовна. Только в семь утра пришла. До двенадцати сейчас поспит, потом учебник прочтёт. Чего непонятно будет — спросит.

— И где же она по ночам работает? В «желтом доме»?

— В больнице. Ночная сиделка она. По средам и субботам в ночь уходит. Поэтому по четвергам её никогда на уроках нет. У Марфы Потаповны спросите!

К новым порядкам Марина привыкала тяжело. Ей не нравилось абсолютно всё. Это в орловском интернате воспитателей уважали и побаивались одного строгого взгляда. И дисциплина там была железная — не дай боже кто-то не встал с кровати через пять минут после пробудки. Здесь же огрызались запросто, а то и вовсе могли проигнорировать распоряжение, потому что у них нашлись более важные дела. Но самое неприятное для Марины было то, что Марфа Потаповна в большинстве случаев вставала на сторону воспитанников, заявляя, что приют — это дом для сирот, а не колония для малолеток.

В середине апреля растаял снег, и в первый тёплый денёк всех вывели на уборку.

— Отдал же кто-то такое здание бездомным? — тихо вздохнула Марина, разглядывая трёхэтажный особняк, явно построенный как господский дом.

Да и сад был ему под стать. Деревья по плану высаженные, дорожки мощёные, клумбы… Даже фонтан был и, судя по всему, рабочий. Такое жильё да ещё и почти в центре города найти было непросто. Тут, помимо всего, и за питание платить не надо было. А вместо этого ещё и ей доплачивали. Только отсутствие послушания огорчало. Не привыкла Марина Эдуардовна к тому, что у воспитанников своё мнение имеется.

А в начале мая учебный день оказался сорван. Первые два урока прошли как обычно, а вот на третьем её речь была прервана восторженным воплем:

— Авиетка!

И тут же весь класс сорвался со своих мест и прилип к окнам.

— Их Светлость прилетели! Видать, к Марфе Потаповне!

После такого заявления Марина Эдуардовна тоже не удержалась и выглянула в окно. Как раз, чтобы заметить господина младше тридцати, идущего по дорожке в сторону здания.

— Полюбопытствовали и хватит! Сели по местам! — повысила она голос. — Уроки никто не отменял!

Но уже на следующей перемене в класс зашла директриса.

— Я полагаю, о визите Их Светлости вам уже известно? — с улыбкой спросила она. — В связи с этим у меня две новости. Первая… Яша, тебя насовсем забирают. Так что собирай вещи, в приют ты уже не вернёшься.

Конопатый мальчишка с непослушными вихрами радостно разулыбался, а Марфа Потаповна продолжила.

— И вторая новость, кроме Якова Их Светлость запросили в поместье пять девочек и троих мальчиков.

При этих словах Марина Эдуардовна только усмехнулась. Вот и понятно стало откуда у приюта столько средств. Практика, между прочим, известная. В орловском интернате тоже бывали подобные «гости». Правда, всё делалось не столь открыто. А с другой стороны, у интернатских родственники были, а эти, как сказала директриса, сами по себе…

— Я поеду, Марфа Потаповна! — вскочила со своего места Надя. — Вы мне осенью обещали, что весной, когда четырнадцать полных будет, я поеду!

— Обещала, — кивнула директриса. — Поедешь.

— И я, Марфа Потаповна! Я в подвал пойду. Туда всё равно кроме меня никто спускаться не соглашается! — выскочила вперёд Кристина. — И Стаську не берите. Из-за этой истерички нам всем в прошлый раз от Варвары Андреевны влетело. Визжала посреди ночи, как ненормальная!

— А я и не собиралась! — окрысилась Стася. — Я в тот дом больше ни ногой!

«Подвал? А вот это уже любопытно… — подумала Марина. — И вообще, с чего такой ажиотаж? Интернатских увещевать приходилось, а если кого конкретного запросят, то и до шантажа дело доходило. А тут такой гвалт, что чуть до драки за право поездки не доходит…»

На обеде Марина Эдуардовна размышляла над новой информацией, а после поднялась в кабинет директрисы.

— Марфа Потаповна, а вы воспитанников в поместье одних отправляете? Из воспитателей никто не едет?

— Нет, а зачем? Ребята большие уже, сами всё умеют. А тем, кто в первый раз едет всё покажут и научат.

— Но ведь вышел же инцидент со Стасей в прошлый раз. На мой взгляд будет правильнее отправить с ними куратора.

— Хотите поехать, Марина Эдуардовна?

— Вы сами сказали, Марфа Потаповна, что я ещё плохо знаю местные порядки. Вот и буду вникать потихоньку.

— Хорошо, езжайте, Марина Эдуардовна. Их Светлость авиетку к пяти пришлют.