31. Путевые заметки

Примечание

Мои дорогие, не забываем, что в книге используется Юлианский календарь! 

Поэтому, Рождество - 25 декабря. И это не католическая дата, там разница 13 дней. И, соответственно, Новый Год - после Рождества. (Это как сейчас РХ - 7 января и Старый НГ - 14 января). Ну и все прочие даты тоже по Юлианскому.

— Ну и задал нам Алексей Константинович ребус! — вздохнул Георгий, внимательно вчитываясь в текст Вести. — В первом куплете зацепиться вообще не за что. Чередование черного и белого, удачи и неудачи. Но это обычная жизнь. Разве что: «Сегодня мой рояль настроен на минор». То есть меланхоличное и грустное настроение. Хотя, мне не показалось, что Шувалов был вчера в минорном настроении.

— Тут речь не про вчерашний день, — заметил Алексей Николаевич. — В тексте явно имеется в виду День Ангела. А это — именины! Когда у нас ближайшие именины Алексея? Кирилл Владимирович, найдите нам святцы!

— М-да… — задумчиво произнёс Георгий, листая церковный календарь. — Бери день на выбор. 16 сентября — святой праведный Алексий, протоиерей Московский; 19 сентября — преподобномученик Алексий, старец Зосимовой пустыни; 28 сентября — преподобный Алексий, затворник Печерский…

— Я бы больше склонился к датам 5 октября — святитель митрополит Алексий, Московский и всея Руси чудотворец или 23 ноября — святой благоверный князь Александр Невский, в схиме Алексий. Они более значимы и ближе к называемой лекарями дате.

— Какой дате? — не понял Георгий.

— Рождения Ольгой ребёнка. Ангел — это же дитя. Сдаётся мне, Шувалов назвал дату рождения. Правда, меня в его Вести беспокоит другое. «День ангела настал, и, кажется, качает, огонь моей свечи хрустальное стекло…». Алексей Константинович зачем-то вмешался в Дар ребёнка.

— Почему ты так считаешь, душа моя?

— «Огонь моей свечи» — это искра Дара, а «хрустальное стекло»… Я тебе же рассказывал, что вижу дары, как сосуды.

— Выходит, Весть раскачала вместилище? Увеличила потенциал? Что там дальше?

— «Ангел прилетел и стало вдруг светло»… Выходит, Световик или Эфирник с расширенными возможностями?

— В равной степени это может быть и Огневик, если взять за основу «огонь моей свечи». И от огня тоже бывает светло, — хмыкнул Георгий.

— Вот за это я и не люблю предсказания! — вспылил Алексей Николаевич. — Читаешь их — будто ребус разгадываешь! А потом они сбываются, и ты коришь себя за недогадливость, потому что всё лежало на поверхности и было очевидно!

— Тогда давай просто подождём, душа моя, — улыбнулся Георгий.

***

В понедельник, как и было обещано Государями, Варя привезла из Петропавловской крепости помилованного Горчакова. Иван Владиславович оказался довольно резким молодым человеком. По его поведению и манере держаться сразу было видно, что он привык принимать решения сам, не считаясь ни с чьим мнением. Тем не менее, он искренне поблагодарил князя Шувалова за проявленный интерес к своему делу и тут же засобирался домой, поставив Владислава Евгеньевича перед фактом, что они отбывают завтра. Вот только Горчаков-старший изволил проявить характер. Правда, в присущей ему театральной манере.

— Ванечка, кровиночка моя, там же разруха! В поместье даже слуг не осталось — всех рассчитали! Тебе же всё производство с нуля поднимать придётся. Зачем тебе такая обуза, как я? Но ты не переживай, я в Амурске при деле и даже при окладе. Да и Вареньке с дочкой помощь нужна. Они же с Леонидом Викентьевичем на службе. Некогда им. Возвращайся, Ванечка, не думай обо мне, — всхлипнул Владислав Евгеньевич, приложив к глазам платок. — Тебе свою жизнь налаживать нужно. Я не стану обременять тебя, уж как-нибудь сам…

Прозвучала эта речь, конечно, самопожертвованно и жалостливо, но только если не знать Горчакова. А Иван точно знал, что папенька у него ещё тот манипулятор и эгоист. Правда, эгоизм Владислава Евгеньевича не выходил за рамки здравого смысла, а поэтому нежелание Горчакова-старшего возвращаться домой заставило Ивана призадуматься.

— Хорошо, — согласился Иван, подозрительно покосившись на маменьку. — Ежели чего — денег на обратную дорогу вышлю.

— Ну вот, теперь и мы можем домой, — вздохнул Алексей, который, благодаря Дару Миши, прекрасно понял подоплёку желания Горчакова не возвращаться в Севастополь.

— Давай, всё же через Воронеж? — предложил Михаил. — Лёш, такие приглашения не принято игнорировать.

— Может, и не принято, да только к подобным жестам я отношусь подозрительно. Родня Романовых меня всегда предпочитала не замечать. Я же для них всех был позорным пятном на репутации Георгия. Но знаешь, оно и к лучшему. Государи тоже не особо желали общаться с теми, кто в тяжёлые времена просто сложил лапки и ничего не сделал, чтобы удержать страну. Так что, можно сказать, что наше неприятие было обоюдным. И вот сейчас, на пике волны скандалов, нас приглашают в гости?

— Ну, Евгению Максимилиановну сложно назвать просто роднёй. Она не только внучка Николая I, но и герцогиня Лейхтенбергская, принцесса Богарне. Чтобы тебе было понятнее — это уровень великих княжон Романовых.

— И что? — скривился Алексей.

— Ну да, для тебя это, разумеется, такие мелочи! — фыркнул Михаил. — Но для всех других это означает, что просьба фактически равна приказу. Мы, конечно, можем её проигнорировать, но не слишком ли много скандалов с нашим именем за такой короткий промежуток времени? Да и сама Евгения Максимилиановна личность весьма интересная. Думаю, она тебе понравится.

— Это чем же? — прищурился Алексей.

— Ну, во-первых ей почти семьдесят лет; а во-вторых, она искренне увлечена новыми технологиями и с большим энтузиазмом внедряет их на своём производстве!

Алексей задумался на минуту и лукаво улыбнулся.

— Хорошо, мы заедем в Воронеж, но на поезде!

— К чему такие сложности? Зачем гнать из Амурска вагон, когда можно просто посадить там авиетку?

— Ты не понял, Миш! — ещё сильнее разулыбался Алексей. — Мы поедем в Воронеж на обычном поезде, то есть по билетам!

— Лёш, вот скажи, откуда в тебе такая тяга преодолевать трудности? Причём те, которые ты создаёшь сам?

Но это был чисто риторический вопрос, потому как Михаил уже понял, что третьего варианта нет. Алексей легко шел на компромисс в тяжёлых и серьёзных вопросах. Но вот в каких-то мелочах он бывал до неприличия упёрт. Так, он смирился с балами и приёмами, но категорически не желал нанимать в поместье больше слуг. Он всегда отступал, когда Михаил говорил «так надо», но обязательно, вот как сейчас, придумывал условия.

— Я просто хочу отвлечься, Миш, — ответил Алексей. — Развеяться, без вот этого всего пафоса. Просто пройти по улице, чтобы нам не оборачивались вслед. В Петрограде это невозможно, в Амурске тоже, а в Воронеже нас никто не знает в лицо.

— Алексей Константинович, — со страдальческим выражением лица начал Михаил. — Вы действительно считаете, что никто не обратит внимания на форму Варвары Андреевны? Или на сопровождение в виде сотрудников Третьего Отделения? А билеты? Через час после того, как мы их купим, об этом будет знать весь Петроград!

— Никакого сопровождения, Миш, — покачал головой Алексей. — Только мы с тобой вдвоём. А все остальные авиеткой вылетят чуть позже, заберут нас из Воронежа и все вместе отправимся домой.

— Прошу прощения, Ваша Светлость, но я должна вас сопровождать, — решительно заявила Дёмина.

— Ну хорошо, и Варвара Андреевна. Только без формы, в повседневной одежде.

— Ваша Светлость, а можно мне тоже с вами на поезде в Воронеж? — вдруг стеснительно спросила Кристина. — Я никогда не ездила на поездах.

Алексей посмотрел на Кристину так, как будто увидел в первый раз в жизни, а затем улыбнулся.

— А почему бы и нет? Как раз Кристина нам купит билеты на всех. Ведь в кассах не обязательно предъявлять документы всех пассажиров, достаточно только того, кто покупает. Тогда всё вообще замечательно выходит: семейство, состоящее из двух супругов, дочери и её контрактной матери, возвращается из Петрограда в своё имение.

— Лёш, может всё-таки на авиетке?

— А может, просто не поедем в Воронеж?

— Хорошо, на поезде, так на поезде, — согласился Михаил, понимая, что отговорить Алексея не выйдет.

С особенностями железных дорог Алексей столкнулся, когда запускал «Воздушный экспресс» из Амурска во Владивосток. Его тогда сильно удивило, что на билетах не было фиксированных мест. Более того, они даже продавались не на конкретный поезд, а просто из пункта «А» в пункт «Б». Причём, даже в том случае, если между двумя городами не было прямого сообщения. Вместо этого билет имел срок действия, равный двойному времени в пути. То есть, если до Воронежа ехать полтора суток, то билет будет действовать трое с момента покупки. А если до Амурска девять дней поездом, то, соответственно, восемнадцать. На закономерный вопрос: почему так, железнодорожник ему тогда ответил:

— Не везде же можно доехать одним поездом. На большие расстояния бывает до двух-трёх пересадок. А с таким билетом можно самому выбрать подходящий маршрут. Да и многие дамы не любят спать в поезде. Они предпочитают проехать день, сойти вечером на станции, нормально поужинать, переночевать в гостинице и утром снова сесть на поезд.

Система тогда показалась Алексею немного странной, но она работала и была выгодна, ведь железная дорога неплохо зарабатывала на частных вагонах. Локомотиву почти нет разницы десять вагонов тянуть или двенадцать. Состав формируют по количеству проданных билетов, а дальше начинается самое интересное. Железная дорога владеет только двумя типами вагонов: стандартным купейным и общим сидячим. Но ведь есть те, кому хочется комфорта.

И вот тут в дело вступают частные дельцы, владеющие собственными вагонами. Роскошные интерьеры, купе на двух человек с мягкими диванами и учтивой обслугой. Здесь пассажиры могли заказать себе ужин, который принесут из вагона-ресторана, и проводник, словно умелый слуга, накроет стол с фарфором, хрусталём и начищенными до блеска серебряными приборами.

Зацепить такой вагон к составу стоило пятьдесят рублей. Цена билета состояла из двух частей. Стоимость купе забирала себе железная дорога, а всё, что выше, шло владельцу вагона. Понятно, что стоили такие билеты в два, а то и в три раза выше обычных, но и пользовались ими те, кто может себе такое позволить. И вот она двойная выгода: мало того, что железная дорога получала деньги за сцепку, так ещё и продавала билеты в чужие вагоны, на обслуживание которых не тратила ни копейки.

Так же, благодаря частным вагонам, крайне редко бывало, чтобы в поезде не нашлось свободного места. Пассажиров, имеющих купейный билет, могли временно разместить в СВ, а уже на следующей станции зацепить к составу дополнительный вагон. И их проводники соглашались на такое, потому что если они не пойдут на уступки, то в следующий раз им могут отказать в популярном направлении, отдав предпочтение конкурентам. В общем, система была так отлажена и удобна всем, что даже Алексей не рискнул её трогать.

На Николаевский вокзал Шуваловы прибыли наёмным экипажем. Вещей при себе у них почти не было. Только один небольшой чемодан на воздушном ходу и саквояж у Дёминой. Кристина с Варварой Андреевной сразу направились к кассам. Алексей давно понял, что законы империи немного проще тех, которые он знал, но заковырестее.

Так, здесь не было ограничения по возрасту для получения паспорта. Его мог оформить любой, придя в жандармерию и заплатив пошлину. Немалую, кстати. Почти двадцать рублей. Поэтому многие крестьяне паспортов не имели, ограничиваясь лишь церковной метрикой. По ней тоже можно было купить билет, но лишь в пределах родной губернии. За её пределы по метрике выезжать было нельзя.

— Отчего так, Никита Гаврилович? — поинтересовался как-то Алексей у Кошкина, когда оформлял документ на Кристину.

— При выдаче паспорта в жандармерии делают даровой слепок. В него входит всё: лицо, сложение, рост, возраст, голос… По такому и кордон выставить можно. И все эти данные записываются уникальным шифром в паспорт. Их может прочесть любой жандарм и сразу определить: свой документ у человека или чужой. Это даровая работа, поэтому и стоит так дорого. А ежели человек не может заплатить за паспорт, то и на гостиницу с трактиром у него денег не будет. Значит, пущай живёт где родился, нечего ему по стране разъезжать, пополняя собой бездомных попрошаек.

Со всякого рода покупками тоже ограничений по возрасту не было. Если деньги есть, и пятилетний малыш мог купить автомобиль. Поэтому Шуваловы и отправили за билетами именно Кристину. И уже через несколько минут имели четыре билета на семью Стародубских.

Прогуливаясь по зданию вокзала, Алексей вдруг остановился.

— Что-то случилось, Лёш? — спросил Михаил, заметив ступор.

— Я вспомнил, как впервые попал сюда, Миш. За прошедшие годы Николаевский ничуть не изменился. Та же суета, равнодушная публика и даже прилавок с выпечкой. Продавец, правда, не помню тот же или нет. Но такой же: в белом переднике и с бородой. Если это он… Интересно, вспомнит ли молодого человека, что украл у него пирожок? И что скажет, если узнает кто именно это сделал?

— Лёш… — начал Михаил, но Алексей его перебил.

— Вот поэтому я и хотел поехать на поезде. Мы забываем, Миш. Я когда-то Алексею Николаевичу сказал, что они ничего не видят, ослеплённые огнями Петрограда. И мы тоже с высоты полёта авиетки перестали различать, что происходит на земле.

— Ясно, — вздохнул Михаил. — У тебя очередное обострение справедливости. Но всё же напоминать булочнику о твоих проделках не стоит. Пойдёмте уже, до отправления поезда четверть часа осталось.

Предъявив билеты, Шуваловы заняли одно купе. Самое обычное, а вовсе не в спальном вагоне.

— Господь-Вседержитель, до чего я докатился? Ниже остался только общий вагон! — демонстративно возвёл глаза к небу Михаил, с выражением вселенской скорби на лице даже несмотря на то, что за это он выторговал у Лёши обещание быть крайне любезным с Евгенией Максимилиановной.

— Потерпи, Миш, — попросил Алексей. — Уже вечер, а завтра ближе к полуночи мы уже будем в Воронеже. Ты предупредил хозяев о нашем приезде?

— Разумеется, Евгения Максимилиановна пришлёт машину встретить нас на вокзале, — ответил Михаил, продолжая изображать оскорблённую невинность.

А вот Алексею поездка понравилась. Он сначала долго стоял в проходе, облокотившись на поручень, и всматривался в пробегающие мимо пейзажи. Было что-то успокаивающее в мерном стуке колёс, и что-то тёплое в ненавязчивых фразах, которыми перебрасывались с ним попутчики. Здесь и сейчас, раскланиваясь с пузатым господином и помогая поднять наверх багаж престарелой дамы, Алексей понял, чего ему не хватало. Как однажды сказал Георгий: общения с людьми, которым от тебя ничего не надо. Ведь сейчас он не был куратором Третьего Отделения и лицом, приближённым к императору. Он был просто «сударем». Отужинали они в вагоне-ресторане, а потом Михаил жестко пресёк попытку Кристины занять верхнюю полку.

— Госпожа Стародубская! Где это видано, чтобы барышни скакали по вторым этажам! Извольте-ка спать внизу!

Утром, раскланиваясь с пассажирами из соседних купе, Алексей вспомнил, что такое «эффект попутчика». Они ведь даже незнакомы, а он уже приветствует всех, как старых друзей. И ни грамма неловкости, в том чтобы поделиться историей из своей жизни и выслушать чужую. И даже неугомонные дети не вызывали раздражения. У него…

— Это ещё что такое? — рявкнула Варвара Андреевна, остановив в проходе двух бегущих кадетов. — Почему форма не по уставу?! Застегнулись быстро и ремни затянули!

Двое подростков явно стушевались под грозным окриком и вытянулись по стойке «смирно».

— Как вам не стыдно! — продолжила Дёмина. — Хотите баловаться — оденьтесь в гражданское и хоть на ушах стойте! Но пока на вас форма — не смейте позорить её и Государя!

— Виноваты, Ваше Благородие! — хором выдали мальчишки, безошибочно определив в Варе военный чин. А после застегнули воротнички, поправили фуражки, отдали честь и шагом отправились дальше по вагону.

Уже на подъезде к Воронежу погода окончательно испортилась. И без того тёмная осенняя ночь стала ещё мрачнее, а по стёклам заморосил мелкий, затяжной дождь. Большинство пассажиров в вагоне уже легли, а Шуваловы стали готовиться к выходу. Ехать оставалось меньше часа. Чем ближе был город, тем чаще Алексей пытался рассмотреть что-то за окном. На неожиданно возникшую суету и очередную остановку никто не обратил внимания, пока к их купе не подошел проводник.

— Господа, вы на Воронеж? — поинтересовался он, для приличия пару раз стукнув в открытую дверь. — Тута выходить надобно.

— Где это «тута»? — ехидно поинтересовался Михаил и демонстративно выглянул в окно.

— Воронеж-сортировочная, милгосудари. Дальше поезд не пойдёт, Воронеж-главный не принимает. Мы сейчас назад пойдём до Латной, а оттуда по товарной ветке в обход города.

Пока Михаил молча хватал ртом воздух, пытаясь подобрать слова поприличнее, Алексей поинтересовался:

— А что случилось-то? Авария?

— Нет, милгосудари, — замялся проводник. — Тамочки кого-то шибко важного ждут, вот и закрыли вокзал. Мне проводник нашего СВ шепнул, что у него списки пассажиров запрашивали и их пункт назначения. А поскольку никто из них в Воронеже сходить не собирался, вот нас и пустили в объезд. Вы б поспешали, милгосудари. В этот раз стоянки не будет. Как только все сойдут — поезд сразу тронется. Нам ещё кругаля давать, навёрстывать время будем, чтобы на следующую станцию по расписанию успеть.

— Знаете, сударь… — сквозь зубы процедил Михаил, но Алексей его остановил.

— Миш, проводник не виноват, что вокзал закрыли. И даже начальник поезда в этом не виноват, — одарив Михаила красноречивым взглядом, Алексей скомандовал: — Дамы, на выход!

Оказавшись на насыпи, Алексей обернулся на поезд, который издал пронзительный гудок и тронулся, постепенно набирая ход. А возле железнодорожного полотна остались два десятка таких же растерянных пассажиров. Но вот первая оторопь прошла и народ, подхватив свои вещи, целенаправленно начал двигаться в одну сторону.

— Сдаётся мне, Мишенька, я знаю какую «шибко важную» персону ждут на воронежском вокзале, — хмыкнул Алексей. — И мне сейчас на самом деле интересно: кто это придумал? Твоя «чудесная барыня» учудила или имеет место нездоровая чиновничья инициатива?

— А что нам теперь делать? — спросила Кристина, пытаясь не замарать подол платья.

— Золотое правило гласит, что если не знаешь что делать — делай как все. Видите, народ куда-то идёт? Значит, среди них хотя бы один знает, куда идти. И, Кристина Фёдоровна, нижайше прошу вас переносить выпавшие вам страдания молча, со стойкостью и терпением. Иначе вы рискуете навлечь гнев Михаила Александровича, терпение которого уже на пределе.

— Страдать молча — это первое, чему учатся в приюте, — тихо сказала Кристина и безжалостно наступила красивой туфлей в грязную холодную лужу.

Шуваловы почти догнали уходящую группу, когда их остановил умоляющий голос.

— Господа, прошу вас, помогите! Я же просто не смогу унести всё это!

Несчастной оказалась дама средних лет с пятью чемоданами и кучей коробок. Пассажиры проходили мимо неё, разводя руками, потому что у каждого из них тоже был при себе багаж.

— Господа, похоже, повывелись! — намеренно громко произнёс Алексей, чтобы его услышали все вокруг.

— Меня на вокзале должны были встречать, — всхлипнула та.

— Сейчас что-нибудь придумаем, сударыня.

Алексей уложил плашмя их чемодан и поставил наверх ещё два. Воздушное плетение, позволяющее багажу лететь просело, но выдержало вес. А вот под третьим чемоданом, положенным сверху, окончательно сдало.

— Значит, всё остальное придётся нести руками, — резюмировал Михаил.

— Мои тубусы хоть и объёмные, но не тяжёлые, — раздался позади них голос. — Если ваши барышни их возьмут, то я могу нести чемодан и пару коробок.

Обернувшись, Алексей увидел молодого человека держащего в охапке не меньше десятка «труб». Распределение багажа заняло минут пятнадцать. К этому времени все пассажиры успели скрыться с глаз.

— Надеюсь, кто-нибудь запомнил, куда ушли все остальные? — спросил Алексей.

— Я знаю дорогу, — заявил «студент». — Я вырос в Воронеже, хоть и не живу уже давно. Мы сейчас пройдём через вагонное депо и минут через десять выйдем на объездную. А там всегда есть машины.

— Ведите, Сусанин! — нервно пошутил Алексей.

В полной темноте, загруженные чемоданами до обещанной «Сусанином» дороги они добирались почти двадцать минут. Зато там им повезло. Видимо кто-то из пассажиров связался с роднёй, и прямо сейчас усатый дядька грузил чемоданы в новенькую машину.

— Сударь, не возьмёте ли вы пассажиров? — поинтересовался Михаил.

— У меня только два места свободно и багаж занят. Могу барышень подвезти.

Алексей оглядел их компанию и вздохнул. Варя без него не поедет. Отправлять Кристину одну не стоит. Разве что только…

— Поезжайте, сударыня, — предложил он несчастной страдалице. — Вам одной с чемоданами хватит места в салоне.

Отправив машиной свою нечаянную протеже, Шуваловы вздохнули с облегчением в прямом смысле. Всё-таки без оттягивающей руки ноши дорога стала легче. Правда, вопреки обещаниям «Сусанина», другого транспорта не наблюдалось.

— Ну и как далеко отсюда до обжитых мест? — поинтересовался Михаил, разглядывая тёмные, без единого проблеска света, постройки промзоны.

— Версты три до жилых кварталов, — ответил тот, поудобнее перехватывая вновь вернувшиеся к нему тубусы.

— У вас там чертежи? — поинтересовался Алексей. — Позвольте спросить, чем вы увлекаетесь?

— О, я собираюсь претендовать на грант Шуваловки! — с гордостью ответил «Сусанин». — У них открыт конкурс на модификацию аппарата Попова с возможностью передачи не только звука, но и изображения. А так же с возможностью их хранения. Вот этим я и занят. Правда, я больше по технической части, поэтому и приехал в Воронеж для того чтобы убедить моего друга детства присоединиться ко мне. Он Эфирник, а мне как раз не хватает даровой консультации.

— Стационарные эфирные окна? Вы хоть понимаете насколько это сложно сделать так, чтобы их могли развернуть неодарённые? — возмутилась Дёмина.

— А в чём сложность, Варя? — обернулся к ней Алексей.

— Хотя бы в том, как задать размер окна! Эфирник сам его создаёт по своей надобности. Но даже если создать плетение, разворачивающее его по принципу аппарата Попова, то оно будет открываться произвольно в любом месте. Вот и получится, что вы включаете аппарат и потом ищете, где он сработал. Вот только неодарённый и даже одарённый не Эфирник этого просто не почувствует!

— Задать контур, — предложил Алексей. — Хотя бы из проволоки. Такой, раскладывающийся экран…

— Из проволоки не пойдёт, она очень легко подвергается деформации и после двух-трёх развёртываний просто потеряет свою форму. Тут нужны металлические пластины хорошей прочности, собирающиеся на шарнирах! Господь-Вседержитель, сударь, вы разбираетесь в технике? — обрадовался «Сусанин».

— Ни в коем разе! — запротестовал Алексей. — Мне вообще наука не даётся. Для меня в школе самыми страшными предметами были математика и физика. Страшнее них только химия!

— Но вы же только дали прекрасную идею! — запротестовал «Сусанин».

— У меня хорошее воображение. Я с лёгкостью могу представить конечный результат, но понятия не имею, как его добиться.

За таким разговором под ноги ложились метры дороги. Компания оказалась среди домов, а вскоре нашелся и транспорт.

— Вам куда, сударь? — спросил Алексей у «Сусанина». — Давайте мы вас довезём.

— Набережная 102, если можно.

Нанятый за невероятные десять рублей автомобиль катил по улицам Воронежа. И вскоре водитель становился возле указанного адреса.

— Вот, как просили, господа, — объявил водитель.

— Ваша идея по поводу ячеек хранения просто невероятна! — с восторгом объявил «Сусанин», но вынужден был покинуть салон. — Мне пора, господа. Как жаль, что мы не можем продолжить наше обсуждение.

— А вы приезжайте в Шуваловку, — предложил Алексей. — Приезжайте, не дожидаясь окончания вашего эксперимента. Там и продолжим.

— Господь-вседержитель, как же я вас найду? Мы так увлеклись, что даже не представились друг другу! — спохватился «Сусанин» и попытался перехватить свои тубусы так, чтобы освободить одну руку, да только не вышло. И тогда он просто поклонился. — Марков Павел Емельянович к вашим услугам.

Но вместо ответного представления из окна автомобиля высунулась рука и вложила между тубусами визитку. Машина тронулась и вскоре скрылась за поворотом, а Павел Емельянович, наконец, смог достать бумажный прямоугольник. После чего десяток тубусов выпал из ослабевших рук прямо на землю. А молодой человек застыл под фонарём рассматривая герб и имя. «Князь Алексей Михаил Шувалов»…