Реакция ног Безымянного, казалось, опередила реакцию мозга – он еще не успел ничего подумать, а ноги уже несли его вперед, к спасительной темноте, только что так пугавшей его.
Тон! Тон! Тон!
Похоже, страж уже увидел, что один из узников покинул свое место, и двинулся следом. Ему не нужно было гадать, куда пошел Безымянный – из коридора вела одна дорога. Безымянному не сойти с этой дороги, не спрятаться. Вряд ли он сможет далеко уйти – страж его нагонит, и… От этой мысли Безымянному захотелось остановиться, упасть, сжаться в позе эмбриона, смиренно ожидая своей участи…
Однако ноги Безымянного словно обрели свой собственный разум – примитивный, недалеко ушедший от инстинкта, ибо неспособный взвесить все шансы на спасение и понять, что их почти нет. Неважно, что будет; важно лишь то, что сейчас, сию секунду – враг за спиной, он догоняет, просто беги! Просто беги!..
Безымянный бежал, падал, вскакивал и снова бежал. Освещенная часть коридора осталась позади; на светлом фоне темнел двухметровый силуэт преследователя. Он все ближе. Все ближе. Тон! Тон! Тон!!
Что это, боковой коридор?! В конце его горит свет – зловеще красного оттенка. Безымянному все равно; ради иррациональной жажды спасения он готов схватиться даже за такую сомнительную соломинку.
Тон! Тон! Тон!!
Проклятье! Путь преграждает дверь; свет проникает с той стороны через окошко, закрытое матовым стеклом. Хотя нет – дверь не заперта! Скорей туда!..
Проскользнув за дверь, Безымянный с ужасом понял, что, спасаясь от одного кошмара, попал в другой. Озаренная красным светом комната оказалась не чем иным, как камерой пыток – видимо, именно отсюда доносились те звуки, похожие на вопли. Загустевшая кровь покрывала пол и выложенные кафельной плиткой стены. С потолка свисали цепи с крючьями, на которых болтались мертвые окровавленные тела – многие из них были расчленены: одни обезглавлены, другие лишены конечностей. Мертвые тела и их части грудами лежали в углах помещения.
Шаги преследователя раздавались уже совсем близко. Преодолевая омерзение, Безымянный влез в кучу трупов, прикрыл себя чьим-то телом и застыл неподвижно. Спустя секунду дверь открылась, и преследователь вошел в камеру.
Он явно не был человеком, напоминая скорее робота или киборга. На нем было что-то вроде доспехов с наплечниками угловатой формы; на голове – странный головной убор, похожий на фуражку; нижнюю часть лица скрывает маска, оставляющая открытыми лоб и глаза – неестественно светлые, с черными точками зрачков. Вместо ступней – что-то, напоминающее костыли (протезы? как он только на них держится…) Безымянный не мог отделаться от чувства, что преследователю здесь, среди крови и трупов, точно так же неуютно.
Обходя лежащие на полу и висящие на цепях тела, преследователь направился в дальний угол, где некоторое время что-то сосредоточенно рассматривал. Безымянный слегка пошевелился – лежать неподвижно среди окровавленных тел было той еще пыткой; к тому же его не покидало чувство острой неправильности окружающего (как будто в комнате с трупами могло быть что-то правильное!) Однако преследователь не заметил движения – его внимание явно было поглощено чем-то. Затем он что-то пробурчал металлическим голосом, развернулся – при этом взгляд его скользнул по тому месту, где лежал Безымянный, но вновь замершего в страхе беглеца явно не заметил – и покинул комнату.
Когда шаги преследователя затихли в отдалении, Безымянный поднялся. Горло его сжимали спазмы. Если бы он поел перед побегом, сейчас бы его непременно вырвало. Он отодвинул в сторону труп, которым прикрывался… и только тут до него дошло то, что он видел и раньше, но не заметил, поскольку мысли его были направлены совсем на другое.
Труп обладал парой женоподобных грудей, однако между ног у него имелись короткий пенис с двумя яйцами – одно выглядело рудиментарным, зато второе вполне сформировалось – и вагина, которую с первого взгляда можно было принять за рану от удара ножом в промежность. В стыдливом ужасе Безымянный оторвал взор от гениталий гермафродита – и содрогнулся; на него смотрел один-единственный глаз неправильной формы. Под глазом находились похожий на хоботок нос и рот, из-за расщепленной заячьей губы выглядящий треугольным.
Все тела в камере пыток имели уродства – Безымянный не заметил это сразу только потому, что внимание его было приковано к зловещему преследователю. Одни имели дополнительную короткую руку, выглядящую как будто недоразвитой; другие рук вовсе не имели, а ноги срослись в одну; были сиамские близнецы, гидроцефалы и микроцефалы…
«Что, если я… также?..» Дрожащей рукой Безымянный коснулся своих собственных гениталий. Нет, здесь, похоже, все было в порядке. Гениталии, руки, ноги – все на месте. Глаза, нос, рот, уши, насколько можно было судить на ощупь – тоже. Вот только волос на голове не было – то ли их выбрили, то ли они просто не росли… «Должно быть, они не выросли, – размышлял Безымянный, – иначе придется предположить, что меня брили каждую ночь, пока я спал… Но, с другой стороны, почему нет?..»
Ладно. Теперь надо решить, что делать дальше. Оставаться в камере, полной трупов уродов, нельзя. Но и выходить боязно – кто знает, может, этот дылда еще не ушел… Интересно, поднял ли он тревогу… Интересно, что он рассматривал здесь…
Обходя груды тел, Безымянный отправился к тому самому месту, где стоял преследователь – однако ничего не заметил, кроме слоя свернувшейся крови с ошметками плоти. Сделал, без всякой задней мысли, шаг вперед…
Кланк! Пол раскрылся под ногами – Безымянный инстинктивно вскинул руки, однако ухватиться ни за что не успел. Устроенный в полу люк закрывала лепестковая диафрагма – неудивительно, что Безымянный его не заметил.
Безымянный упал в наклонный желоб, вымазанный чем-то скользким и ужасно вонючим – он даже не желал думать, чем именно. Он скользил вниз и никак не мог, несмотря на отчаянные попытки, остановить это движение – наклон желоба был слишком крутым для этого.
Потом впереди забрезжил слабый свет. Наклон желоба сделался более пологим. Барахтаясь, Безымянный сумел замедлить свое скольжение и остановиться на самом краю. Свесившись вниз, он вглядывался в пропитанный смрадом сумрак. Внизу простиралась гладь темной воды, отражающая свет невидимых Безымянному светильников, висящих где-то высоко. По воде пробегала рябь, откуда-то доносились всхлипы, бульканье… Нда… Прыгать в эту смрадную пучину, мягко говоря, не самая лучшая затея. Хотя… Рискуя свалиться, Безымянный свесился с края, насколько смог.
Прямо под желобом находилась опора, к которой примыкало нечто, похожее на смотровую площадку. Если свеситься с края… раскачаться… есть, пожалуй, неплохой шанс попасть туда.
Раскачаться? А хватит ли у него сил для подобной гимнастики? Несколько секунд Безымянный колебался, пока наконец не решился. Перекинул за край одну ногу, затем вторую, цепляясь за внутреннюю поверхность ладонями. Сердце его замерло, когда он соскользнул вниз, цепляясь за край. «Раз, два…»
Пальцы разжались – Безымянный полетел вниз. Он упал на край платформы, больно ушибившись об ограждение. Встав, огляделся…
Над его головой нависал темной громадой зев желоба. Похоже, желоб был не единственным – справа и слева виднелись очертания подобных сооружений. Светильники висели высоко вверху; казалось, они парили в воздухе. Смрадная пучина издавала пугающие звуки – видимо, из ее глубин выходили гнилостные газы. От смотровой площадки шла огражденная перилами дорожка. Безымянный шагнул на нее – ушибленное бедро отозвалось такой болью, что он присел.
О боги, что он здесь делает? О боги, кто вообще это придумал?!
Хромая и пошатываясь, Безымянный пошел прочь по дорожке. В самом деле, куда ему? Он здесь изгой, чужак; здесь нет места, которое он может назвать своим домом. Все, что ему остается – идти и идти, пока силы его не оставят…
«Нет места? Так ли это?»
Безымянный даже остановился – ему стало не по себе. Не думать, не думать об этом! Однако, если ты не желаешь о чем-то думать, значит, ты уже об этом думаешь. Типичная уловка 22…
«Есть, есть такое место… Это твоя камера. Камера, из которой ты сбежал. Так чего же ты жалуешься, что тебе нет места здесь?..»
Нет, нет… Не думать об этом! Не думать, не думать, не думать!
Застонав, Безымянный упал на колени и несколько раз ударился лбом о покрытие. Боль от ушиба несколько его отрезвила. О том, чтобы вернуться в камеру, не может быть и речи. А раз так, то остается один путь – вперед, в неизвестность.