8686m — narcolepsy

арсений пуще кутается в свитер и включает плиту на все четыре конфорки — греть хату надо и хотя бы минут на пять, хотя бы одну комнату. он подносит околевшие от холода руки к конфорке и водит в пяти сантиметрах по окружности. греется. посматривает на чайник, паром отдающий на контрасте с волглым воздухом комнаты. нехотя отходит от плиты и тянется к коробке с чайными пакетиками: перебирает долго, морщится от слишком ядерно-ягодных, тускнеет от базовых черных; хмурится, когда отдельная упаковка молочного улуна опускается перед глазами. видимо, все же заныкал на опережение; остальные тоже не арсения — сосед постоянно покупает, есть в нем такая приколюха, и не одна. попов давно для себя подметил, что тот вытягивает пакетики наугад: от клубники до женьшеня.

«ты бери, сколько хочешь». — мягко предлагал он из раза в раз.

и сейчас предлагает.

— не кисни. — сосед хлопает его по плечу, подмигивая, и ретируется к себе в комнату.

вот так быстро, просто и без прелюдий. на.

арсений завидной сталью смотрит в голую спину и влажные кудри на затылке, смотрит на аляпистое полотенце и пар изо рта — нет, совсем не от холода, — от одноразки; смотрит до тех пор, пока тот не хлопает дверью в свою комнату, напевая мотив белой ночи. сегодня ее, и благо, что не кишлака, — у арсения эта невнятная композиция уже в печенках. ну, как в печенках, — в голове, — и посвящает он ее отоплению, ведь без него не помогут эти скорости, и алкогольные тусовки, и свитер из альпачьей шерсти не спасёт, горячая ванна медвежьей помощью, а два одеяла и плед больше для красоты, нежели пользы. только плита и выручает самую малость и ненадолго, дешевенький обогреватель едет с озона с опозданием на двое суток, а персональная печка под боком отсутствует. последний предмет появился в списке полезного и практичного только из-за эда — тот чрез слой обсценной лексики поскользнувшейся на этаноле речью втирал ему про тонкости тактильного голода, на что арсений только нос воротил, да дальше свой пижонский хугарден глотал, перемежая внимание с поддатого говора на экран с наной — оно в своей соленой патетике контрастировало абсолютно диаметрально с эдом, но выграновский с этого аниме перся, как юная девчонка с корейского бойс-бэнда, мотал сопли на кулак, прыскал носом в салфетку и ныл об отсутствии концовки в манге. в тайне ото всех визуализировал картинку на свою жизнь, а че бы нет: развлекается себе с гитарой в руках на маленьких сценах с группой, арсения зовет на выступления каждый раз, наседает своим «у варнавы такой голос, ну ты вслушайся!».

а арсений все кивает и кивает, обещает и говорит, но воз и ныне там. ходит, конечно, но реже, чем мог бы, — куда предпочтительнее накидать работы, чтобы сгорать в дедлайнах, лайнами вырисовывая заказы в скукожившейся в кресле ассистенткой фокусника напротив экрана.

рисует да чай с кофе глотает, гуляет потом по улочкам с вайбовой тиктоковской музычкой в ушах, кумекает ни о чем, возвращается поздно домой и тычется глазами в антона, уплетающего еду любого вида за обе щеки — жрет как не в себя — в двадцать три с лишним по времени да и подстать своему возрасту. хихикает еще так, откармливая себя фастфудом, запивает все это получасовыми видосиками на ютубе обо всем; арсений пару раз вслушивался — антон глотает без разбору: от сибирской язвы до жути про салемских ведьм.

иногда они разговаривают — пора бы, как-никак антон третий месяц кантуется рядом в квадратных метрах и порознь на коммуникационном поле. арсений фас своим нервным клеткам не давал, ибо прекрасно ладя с математикой первого класса, складывал дважды два в запуск цепочки завлекательно-неинтересных клишированных событий.

заводить новых ближних ему не хотелось, несмотря на то, что кроме эда ему-то и некого таковым назвать. об отношениях при таком кельтском кресте, битком набитым мечами, с повешенным в десятой карте, и речи идти не может.

арсению это не впервой, грабли он обходит стороной, и лишь один в его жизни остался где-то под кроватью, да и то — в лице собственного доппельгангера, который ночами скребется кошками за грудиной да просит-молит-канючит-пристает, теребя попова за мозги, которые уже давно всмятку от серой грязи рутинной жизни, повседневно запускающей колесо сансары. он в заложниках, и даже сил не хватает выкопать тунель из камеры.

— рисуй три-дэ порнушку с девчонками из геншина, ты же умеешь! — втюхивал ему идеи для стартапа эд стабильно раз в неделю. — да ты в сотни раз больше будешь получать, чем сейчас.

— мне и этого «сейчас» хватает. — не жаловался арсений, отбиваясь от любых предложений. — а ты все пытаешься впихнуть меня куда-то выше головы.

он до сих пор не понимает, где растерял все амбиции, в какой момент захотел одинокой холостяцкой жизни, с каких пор потерял интерес к мелочам. выглядит опрятно — отлично, дома убрано — хорошо, есть эд и их общие друзья — прекрасно, у эда появился егор — плохо.

плохо, потому что арсений думает, что у него отбирают — тотчас же дергает себя и шлепает по рукам, ругая тем самым своего внутреннего ребенка, который давно уже кричит, как резаный, и капризно топчет ножкой.

этот противный тощий мальчик с кукольными стеклянными глазками.

и тот же противный тощий мальчик с кукольными стеклянными глазками, только постарше и посолидней, бурчит сейчас, завернувшись в мумию одеялами, жмется ближе к себе, прячет ладони в свитере.

холодно — ему все-таки блядски холодно, да так сильно, что хочется сжаться в себя, сам не понимая, что он же сам имеет в виду, и как ему самому это, сука, сделать. он ворочится к стенке и от, тянет край одеяла на себя и выдыхает тепло на тыл ладони. жмет глаза, электризует волосы о подушку, слушает тишину вокруг: пластиковые окна полностью обрезают звуки за окном.

арсений объективно не понимает, почему так мерзнет — сильнее, чем обычно, дрожит, как осенний лист, и покрывается мурашками отнюдь не от блаженства в чьих-то касаниях.

— блядство. — стонет разочарованно, глядя на эти полтретьего на экране.

встает нехотя, садится на кровати и потирает уставшие глаза. ныряет носками в тапочки и шаркает до кухни, включает ночник и льет воду в стакан. мимо стакана. чертыхается, протирает, шумит и пыхтит, вот-вот чувствуя, что саднящее в переносице скоро польется наружу.

он устал — от чего, сам не знает, но устал. льет в глотку большими глотками и переводит взгляд: антон не спал.

— сбил режим?

— я ж фрилансер, у меня в геноме прописано его отсутствие. — сглатывая, сипло отвечает арсений. — мерзну, спать невозможно. — и смотрит на антона, который щеголяет с голым торсом да в тренниках. — как тебе только не холодно?

шастун давит улыбку, тянет вишневую дудку и, усмехаясь, выдает:

— ну, я ж парень горячий. — подмигивает заигрывающе. — и холода люблю. — добавляет он после выдержанной паузы.

арсений на это кривит лицом и, кидая в него немое «ясно», собирается обратно к себе, да долговязое чудо в русых макаронах хватает за запястье, выбивая этим жестом первый кирпич в их берлинской стене субординации.

хватает поверх свитера и гладит его пальцами.

— синтетика же. — констатирует он.

— не хочу потом вычищать другие — дорого в рублях и времени. — выдыхает арсений, морщится, но руку не убирает.

— пошли. — головой машет антон и, не дожидаясь ответа, ведет его к себе.

арсений не противится, идет следом. ему все равно, хотя педантический инсульт словить в комнате антона можно. попов там был всего раза три от силы и по памяти помнит эти тринадцать квадратов с вечно расправленным диваном, который шастун делил с икеевской этой акулой и своим ноутбуком — черт вообще знает, на кой ему он, если в комнате отлично умещается мощный компьютер, в котором антон проводит большую часть своих ночей.

арсений ненароком подмечает, что воздух в чужой комнате теплее, или ему кажется. он дышит антоном буквально, осматривает весь хаос в его башке и на башке и даже завидует: вот он так просто может взять и свободно с утра свалить по делам, не заправив диван. может отложить кружки к краю стола, обещая себе вымыть их потом. может просто взять и сложить вещи на спинку стула, думая, что уберет их вечером. арсений тяжело вздыхает, глядит на акулу эту тупую, думает, что она в своем преисполненном лежащая пузом вверх напоминает ему себя и поворачивается к антону.

— уютно. — краткий вердикт.

— не пизди, сóсенька, ты тут и пяти минут бы не выдержал.

— сосенька?.. — шепчет себе под нос так, чтобы антон не слышал.

он и не слышит — слишком занят оттягиванием шкафа купе, отчего арсения тянет перекреститься, ибо ждет: ща-ас ка-ак лавина из шмоток его накроет!

а антон открывает. и оттуда даже ничего не падает, на удивление и разочарование арсения, хотя его зоркий глаз подмечает на паре полок шмотки, сложенные авось как. шастун выуживает громоздкий сиреневый свитер, выдает его арсению и следом:

— под цвет твоих глаз.

— у меня голубые.

— я про мешочки. — усмехается он, а арсений тушуется с такого, ибо какого, извините, черта?

а вот такого — лопоухого, долговязого и нескладного.

черт смотрит, узит глаза, мерясь мешочками с поповым, и подбородком указывает на свитер, мол, надевай.

арсений тянет свой через горло, чуть оголяет впалый живот и, стянув полностью, хватает взглядом смех антона.

— твои волосы дыбом от электричества! — он ржет звонко во весь голос, складываясь в пять погибелей, тычет пальцем и сквозь слезы давится. — теперь ты точно сосенька!

арсений от этого рдеет, гордо вскидывает голову и, сжимая в руках шастуновский свитер, молча ретируется к себе, обидчивым тоном довел-скотина хлопая дверью.

он на ходу ныряет в сиреневое шапито и, пытаясь пригладить расхристанные волосы, глядит в свое зеркало, приближаясь лицом и оттягивая кожу, рассматривает глаза.

«да нет у меня мешков! — сам не понимая, почему дуется. — ну, есть, но не такие же заметные, я…» — обрывается на полуслове и посылает в пень недавний диалог.

черт с этим шастуном.

он лезет в постель раньше, чем в голову остатки антона и мысль о том, что арсению теплее.

стало теплее еще тогда, когда он вертелся обиженной барышней у зеркала.

и только когда арсений почти проваливается в сон, она его догоняет.

***

антон влетел в его жизнь в начале августа: легко и непринужденно тащась прямо за коренастой женщиной, которая сдавала арсению квартиру и, представив парня другому, демонстрировала каждый плинтус, вереща что-то на второй линии про «чистоплотного соседа».

антон, недолго думая, побегал по квартире со звездочками в глазах, чуть ли не влез в душ в одежде, покрутился там, как на витрине, сбежал на кухню, открыл-закрыл все ящики, огибая арсения, поднимая его горшок с орхидеей и, на десерт заглянув в свою будущую лачугу, вылетел обратно в коридор, на ходу прямо и гордо заявляя, что он согласен, параллельно отзванивая димуле позову — его дружочку-пирожочку, как представил того шастун.

димуля позов экей дружочек-пирожочек час спустя нарисовался на пороге с огромной коробкой и богатым словарным запасом, состоящим из обсценной триады в одном предложении с «шастун, сукаблЯ». арсений на эту картину смотрел со вздернутыми бровями, пока длинное чудо-юдо душило в своих лапищах коренастого очкарика, который, уже угрозами сыпля что-то вроде «щабля зуб те выбью и ценник на лечение подниму в два раза!», пытался второй рукой снять ботинки.

— дмитрий. — всучив на опережение визитку клиники «зуб золотой, кошелек пустой», представился дружочек-пирожочек. — ты извини за этого, — подбородком указывает на антона, который, пыхтя, толкал коробку по полу, — он немного глуповатый, но парень хороший. — почесывая затылок. — будет мешать — сразу набирай мне.

арсений на это все смотрел уже с полным ахуем и просто ретировался к себе.

он сидел в комнате и краем уха слышал гундеж из разряда «почему я вообще вожу твой шмот!?» или «нахуя тебе пять худаков?», после шло кроткое антоновское «ай» и следом «бля, попозик, ну ты же сам понимаешь!»

попозика арсений потом видел редко — чаще антон куда-то сваливал по вечерам, возвращался поддатый, но с поповым не разговаривал. держал дистанцию.

они, в принципе, первые две недели мало говорили. антон то ли не знал, как подступиться, то ли просто не хотел. бытовое «утро бодрое» или «я возьму твой сыр?», кивки да приветствия, выдержанная субординация вплоть до трапезы порознь.

только чай и пили вместе. антоновский, ибо тот в стиле рамоны коллекционировал его, и благо, что арсений от скотта был далек, — не дай боже жить с девпарнем своей мечты, да и бывших он шастуновских не считал.

на третьей неделе к арсению, со смачным пинком вышибая дверь, прискакал эд и ни зрасьте ни насрать привычно развалился, как у себя дома.

вот тогда-то они с антоном и впервые продуктивно поговорили. шастун вышел отлить, наткнулся на выграновского, который, оценивающе окинув голый торс, задерживая взгляд на подтянутом майнкрафте в шесть еле видных кубиков, позвал того попить пивка для рывка, на что антон, расплывшись в улыбке, мягко кивнул.

вот тогда-то арсений и узнал, что антону двадцать три, он впервые в таком большом, как питер, городе, дрочит на ванпачмена, утром топает на курсы, днем бьет татушки, а вечером, как он сам выразился, клеит девочек с геншина.

арсений на половине рассказа уже готов был выть, ибо прекрасно зная любовь эда к людям со схожими интересами, примерно прикидывал, что их трилог продлится до самого утра.

— а ты чем занимаешься? — выдыхая вишневый дым прямо в лицо попову.

— граф-дизик. — морщась, коротко и обрывисто говорил арсений, скептически относясь к их с эдом новому знакомому и по совместительству его нового сожителя.

— крутяк.

вот и поговорили.

антон после этой попойки стал общительней, предлагал даже делить продукты, ибо «так выгоднее», но все еще не лез слишком близко — чувствовал словно нутром, что арсений не в духе: нет, он сам понимал, что однажды к нему подселят кого-то, ибо изначально квартира сдавалась, как коммунальная.

дешевле, удобнее, и район нормальный, звукоизоляция на высоте, как и сама хата, — хоть в окно смотри каждый вечер на обоссанный дождем горизонт с папироской и радуйся жизни.

арсений не радуется.

зато антон от любой мелочи пищит. и пищит он даже тогда, когда к ним на раму садится птичка, какает и улетает. арсений от этого тучей дуется и совершенно не понимает, что в этом милого. антон кличет его «водовозом» и, вытягивая из холодильника йогурт, с ложкой во рту уходит к себе.

в другой день шастун приходит поддатый, немного даже пристает к арсению, выкладывает, что хочет карьеру стримера, но единственный карьер, который ему светит — это тот, который угольный.

арсений не знает, что на это отвечать.

антон говорит, что восхищен городом, что очень ждет золотую осень, и арсений снова не знает, что на это отвечать.

антон кажется таким жизнелюбивым, что у арсения невольно саднит где-то за грудиной.

он тоже хочет.

хочет пищать от закатов и фоткать тупую дичь на улице в диапазоне между концептуальными надписями на фасадах и глупой уткой в парке, желает пить кофе не потому что «привык», а потому что «хочу!», мечтает снова с интересом идти навстречу людям, что пытаются познакомиться, мечтает посмотреть страху в лицо, а не прятаться за щитом работы, да настолько тяжелым, что тот скорее его — арсения — к земле придавливает, а не обороняет.

арсений в тот день хлопает дружелюбно антона по плечу, мягко намекая, мол, кудрявый, пора спать.

спроваживает, обрывая его словесную дефекацию, сам прячется в комнате.

снова.

***

арсений во сне видит кучевые облака да зеленое поле, полное сверчков, щебечущих вокруг да около, и пробуждается в спокойствии и в равновесии, медленно разлепляя веки и вяло глядя в потолок.

тепло, и вылезать не хочется: он отворачивается к стене и сжимается снова, руками дотрагиваясь до щиколоток, лежит так минут десять в полудреме, визуализирует в голове кадры, чуть даже улыбается, но так лениво и грустно.

с кухни доносится смех, и арсений, прошаркав до порога, глядит на эда, который с прищуром смотрит на него и, помахав рукой, выпаливает вместо приветствия:

— когда эт ты из черных шмоток вылез? — и пьет свой чай, играя бровями.

антон тут же поворачивается в привычном своем вермишелевом и вишнево-дудочном, смотрит довольным котом и головой кивает, мол, проходи, не стесняйся.

— что за консилиум с утра пораньше? — наливая себе стакан воды, пялится в телефон. — ох, обогреватель приехал, ну наконец-то. — победно вздыхает арсений.

— антон едет с нами в следующие выходные на дачу. — не оставляет попову выбора эд. — отмечаем день цемента.

— он двадцать девятого, а там будет только десятое. — ворчит арсений, макая чайный пакетик в чашку. — я никуда не поеду, мне холодно.

— не согрелся? — усмехается антон, лапу медленно тянет вдоль стола к пальцам арсения.

арсений за этим жестом наблюдает из-под ресниц, выжидая, что шастун выкинет, руку специально не убирает — интересно. хоть и ожидаемо.

ну, или почти.

тот просто хватает край рукава свитера и натягивает на тыл ладони, хлопает по ней разок своей горячей и убирает обратно под ахуй эда и хмурость арсения. оба переглядываются, жмут плечами и переводят диалог в другое русло, в то самое, в котором плавают арсовские корабляки «бля, да там холодно, я манал», эдовские лодки «ни за фто, время сменить обстановку!» и антоновская гондола не пришей кобыле хвост врывается на эту гладь и голосит:

— хош, я его свяжу, на плечо закину и потащу?

— я тебе че — кошка? — взбесился арсений.

— кто так поступает с кошками?.. — хмурится эд. — арсюх, ты живодер.

— иди на хуй. — встает и опять уходит, оставив немытую чашку на столе.

бесится, пока чистит зубы.

злится, пока одевается.

хмурится, пока идет до пункта выдачи.

стыдится, пока стоит напротив пластиковой двери: эд ведь хочет как лучше, всегда старается для него, предлагает варианты решения проблем, пытается все заразить своим рвением, да только арсений всегда отворачивается от него — чего выграновский по отношению к своему другу никогда бы не сделал, — злится, после каждый раз жалеет. он устал — он не понимает, чего ему не хватает. он даже деньги нехотя тратит, и не потому что жалко, а потому что не на что их тратить. только квартплата да еда.

он думает, что обязательно извинится перед эдом, пока несет домой коробку с обогревателем; он думает, что обязательно поедет с ним, и, может быть, это то, что ему действительно сейчас нужно.

но он перестаёт думать, только переступив порог квартиры, чуть не споткнувшись о него, налетая на антона, который, руками хватаясь за коробку с другой стороны, своим курьезным «уоу-воу-уоу, полегче, сосенька» встречает его на пороге.

— а где эд? — глотая «спасибо», выглядывая из-за коробки. — ушел?

— ушел. — подтверждает антон, не отпуская коробку. — тебе помочь?

— я сам. — отмахивается арсений. — но спасибо. и… за свитер тоже.

антон расплывается в широкой улыбке и уходит к себе в комнату.

арсений сглатывает.

***

он ходит под ручку с обогревателем второй день подряд, водит его с собой от комнаты до кухни, увеличивает счет за электроэнергию каждый час и вроде бы наслаждается теплом раз через раз.

— плохие новости, сосенька, отопление включат только через неделю, вроде как... — вздыхает антон, кладя нагло руку на плечо арсению. — в чате дома пишут, что шоколадические техноладки.

— с-сука. — ничком на стол падает попов, разочарованно простонав. — я умру раньше, чем это случится.

— у тебя ж появился сережа. — кивает он на обогреватель. — вроде жарит нормально.

жарил-то сережа ой как хорошо, вот только требования арсовской туши были космическими: он снова мерз, хотя чуть ли не в обнимку спал с обогревателем, дрожал от любого дуновения ветра и снова ворочался.

— да, но с батареей-то приятнее. — вздохнул попов, умалчивая обо всем.

а толку-то, антон ему что сделает? снова сдаст вещи на благотворительность? толка от этих вещей никакого, а арсению бы не отвлекать его по ночам от важных дел. как-то в щелку заглянул и залип на точеный профиль в наушниках с кошачьими ушами, сосредоточенный на игре в экране, залип на кадык и ключицы из-под растянутой футболки, а когда антон рукой почесал себе шею, попов тут же сбежал к себе, захлопывая дверь так громко, что и звукоизоляция не спасет. сполз так на пол, шлепнулся и прижался спиной к двери.

«прав был эд, не надо тиндер удалять было». — думал весь следующий вечер арсений, игнорируя антоновское самообучение вокалу: голосит свой русский андеграунд и жарит блинчики в десять вечера, пританцовывает, еще и пиво умудряется пить. арсений не выдерживает, идет на кухню, и встает боком к косяку двери под это шастуновское «…выйти из комнаты в метель».

— снежинки на ресницах — отвратительно. — бубнит арсений, вслушиваясь в текст песни и не отводя глаз от этой картины.

— но нам полагается только напиться? — тянет улыбку антон, хватая одной рукой свою банку и протягивает арсению. — сосенька, в холодильнике еще есть, если брезгуешь.

— брезгую. — прыскает арсений и открывает дверцу.

таки поддался.

удивил себя.

***

он просыпается не у себя и не — слава богу — голый. память не терял, но сразу она не возвращается — извилины заняты оценкой ситуации и поиском выхода из нее. он носом тычется в межключичную ямку и так правильно кончиком сочетается с ней, что даже страшно становится.

хронология проста, как три копейки: классический клишированный сюжет о том, как люди пьют и разговаривают, перепивают и переговаривают, забывают, что им есть о чем молчать, вспоминают, что есть о чем покричать, сначала прыгают с темы на тему, потом скулят о жизни, после прыгают уже друг на друге, сублимируя свое желание любить в пьяный секс, который в таких случаях облегчения чаще не приносит.

у арсения так, по крайней мере, всегда, и он очень рад, что они не дошли до последней стадии, что он еще не испортил то, что даже не имело начала. они не целовались, а это для него — попова — пьяного удивительно, ибо поддатым он не брезгует. поддатым он и не боится, в отличие от сухой реальности.

он даже не помнит, когда целовался трезвым в последний раз, отчего выть вроде бы и хочется, да он не может — сам на отношениях и симпатии крест поставил, а без последней и желания целовать никого нет. только если градус в крови выше, чем в квартире, и в данном случае это, конечно, и без спирта по дефолту таковым является, но арсения все равно воротит.

он вжимается сильнее, носом зарывается в воротник — пользуйся, пока можешь, для тебя это все равно ничего не значит, но, браво, тебе наконец-то тепло. очень тепло — настолько, что свитер можно стянуть и выбросить в недра шкафа.

антон просыпается от щекотливого дыхания и рукой, что на спине, крепче жмет арсовские ребра к себе, закидывает ногу на него и мычит что-то тому в макушку, не обращая ни малейшего внимания на протесты.

— да бля, вiдпусти. — вертится тот в руках и привстает на локте. — спасибо.

— опять наэлектризованный, ха. — тянет лапу к волосам и гладит. вот так просто. — я лучше сережи? — улыбается.

— ты сравниваешь себя с обогревателем? — арсений закатывает глаза и чуть отодвигается, повышая свой комфорт.

— функция у нас одна. — сладко протягивая и снова закрывая глаза. — так что имею право, сосенька.

арсений было хочет спросить у антона, поставить перед фактом, что это так — просто так, у него оно бывает, оно для него привычно, и пусть тот не выстраивает себе воздушные замки, селя в них попова, как принцессу в башню, — но прикусывает язык и почему-то молчит. и даже не уходит. лежит и наслаждается почесыванием по позвоночнику чрез два слоя ткани — свитера и футболки под ним. антон опять спит в одних спальных штанах, опять полуголый, и при этом не жалуется.

арсений же жара его не чувствует — ему просто тепло. хорошо так, приятно, хочется больше, но губу закатывать он умеет на пять с плюсом, а потому тихо встает и выползает из уюта в октябрьские холода, дергается от дубака и оставляет было антона лежать.

— мог бы поваляться еще, че титьняться-то уже. — ворчит шастун и поворачивается к нему. — но как хочешь, сосенька.

и опять это его «сосенька» набатом по рдеющим ушам.

***

арсений сдает заказ и решает завалиться-таки спать, но его планы гильотиной отсекает антон, распаренный с полотенцем на бедрах и щеткой в зубах, крича прямо с открытой дверью:

— сосенька, пошли гулять. — а мальчик-то осмелел. — к попозику потом заглянем.

— мы с сережей идем спать… — хмурится арсений, отпочковываясь от своего ноутбука. — а там холодно.

антон кривит лицом, закатывает глаза и подходит ближе, отчего арсению хочется на пол-шишечки стать привидением. но тот сзади подходит, лапы свои плавно кладет на сутулые плечи и, чуть сжимая трапецию в пальцах, тянет на себя, выпрямляя:

— не горбись.

— отстань, я работал. — дергается арсений, скидывая их с себя. — и я устал.

антон хмурится, наклоняется и рукой через плечо попова тянется к столу, кладет щетку на стол, вызывая этим у арсения инфаркт колена и инсульт гангрены. он снова дергается и смотрит на лисью морду напротив, приподнимает брови и тычет себе в уголок губы:

— у тебя тут… паста… зубная…

— а я думал — болоньезе. — тянет лыбу. — слижешь?

ну нормально же общались, ну че ты начинаешь, антон.

арсений опускает взгляд и, сглатывая, тянет палец, — он стоик, его таким не сломать. трет кожу, а потом к своим губам — лижет, удивляется дракоше и выдает наотмашь:

— карбонара, неуч.

***

the koxx — a fool moon night

волглый воздух маячит вокруг, заставляя арсения вжаться лицом в шарф и дышать через рот — они вдоль набережной, и мистраль тут выплясывает макабр на речной глади, как оголтелый. арсений смотрит в спину антону, который в легкой куртке спортивным стилягой шагает с раскинутыми в сторону руками, будто балансируя на канате, — хоть кто-то тут кайфует. попову же скорее хочется присесть куда-то в помещение да прогреться — антоновский сиреневый шапито не спасает, остается только выть.

они идут по красивой кладке вдоль речной глади, пока не разговаривают — уже погалдели. в кои-то веки арсений взял кофе послаще, а антон ему еще и тирамису купил впридачу, мол, поешь сладкого, совсем хмурый подстать погоде за окном. впрочем, нытье арсения насчет погоды не было оценено по достоинству — шастун его оборвал тут же, высказавшись, что все прекрасно, и ему все нравится.

— ненавижу лето. — тянет антон фраппучино через трубочку. — слишком жарко, слишком потею, слишком много насекомых. могу перечислить еще трактотриста факторов, и не смотри на меня так.

— сколько в твоем языке энергии. — говорит и только потом понимает, что пизданул лишнего. — ну ты понял…

— нэ, — мотает головой антон, — я горячий парень с горячим хорни-нравом, со мной такие шутки плохи. — и булькает кофаном. — я ж овен.

— веришь в гороскопы? — усмехается арсений.

— нэ, ток когда выгодно. — тянется в улыбке антон. — вкратце — это моя любимая отмазка.

— почему вы опоздали? — кидает примером.

— ну я ж овен.

— почему вы спиздили овец?

— я ж овен — баран, я их совратил.

— почему вы сломали ногу?..

— ну я ж овен.

— почему ты меня бросаешь?

— мы пока не встречались, чтобы тебя бросать. — сбивает с толку, выпаливая не то, что арсений ждет услышать.

мнется сразу, закрывается и даже не смеется, — у него сегодня нет настроения на веселье. как и вчера, и завтра, и месяц назад. антон это его погружение видит, тут же тянет за руку обратно, щелкая пальцами перед его глазами и тыча указательным в нос, говоря «не кисни».

с таким в мире арсения не шутят или шутят, но те, с которыми ни одного моста нельзя построить; с ними попову некомфортно, душно и тянет уйти, но он всегда для себя же слыл хорошим симулянтом, оттого и без проблем сглаживал углы, а после пропадал без вести и номеров в контактах.

а вот с антоном шутить не хочется — сердечко ноет, и не от любви. арсений для себя давно вынес, что это не его: не складывается, не склеивается, тянет, но не идет. три романа и ни одного ромы, только ромом запитый мозг от тягости, балласта ради виснущей на нем. он уходил всегда первый, умудряясь сжигать мосты и замечать, что ни одному не хватило ума сменить дерево на камень.

арсений забил себе голову опилками из разных опер и не может их собрать, а просить кого-то этим заняться — ну не расточительно ли по отношению к людям?

себя не жаль — жаль эда, который все еще пытается.

арсений думает об этом, пока антон не останавливается и не залипает на речную рябь. рыть голову шастуна попов не станет — не его епархия, да и лопаты у него хватает только на свою яму. смотрит на острый нос с пипкой милипиздрической этой на кончике, шмыгающем и розоватом от холода, смотрит на дудку в зубах, пар которой смешивается с дыханием, смотрит на прищур и вздернутые брови, а после поворачивает голову на реку: что тот там увидел, понять не может.

и не хочет.

отвлекается на антона, который, наконец-то, фокусируется на попове.

— что думаешь? — спрашивает.

арсений пожимает плечами, молча говоря «я не знаю» или «не важно», — разбирайся сам, тох.

— тебе к диме обязательно? — с надеждой.

— хорошо, но ты посмотришь со мной сериальчик. — вытягивается, подставляясь под ветер, ластится и дышит глубоко и размеренно.

арсений соглашается — ему так будет лучше, он чувствует.

потому что иначе с человеком, который каким-то магическим образом — пусть и не всегда, но — понимает его с полуслова, быть не может.

***

они катят в тачке и вечером в пятницу: егор, эд, антон и арсений. катя сказала, что приедет позже сама на своей ласточке. впрочем, больше им ждать было некого, кроме димули позова, которого антон позвал с собой, а эд — человек коммуникабельный — был далеко не против. в багажнике чиллил сережа, от которого арсений не мог отказаться и канючил по трубкам три часа, что без него никуда не поедет.

в итоге взяли.

арсений пялил в пейзаж за окном, сидя на заднем сиденьи (с братанского переднего его давно выпер егор), понуро глядел на серое небо и желтые деревья, прислонялся лбом к стеклу и не менял положения до тех пор, пока они не проехали кочку, и он не ударился челом с протяжным криком и скулежом — поездка сулит ничего хорошего с таким началом, уж символизм для арсения был значимым звеном жизни, так что он задумывался и над кошками во снах, и над одинаковым временем на часах, и над тупыми совпадениями.

— ты в порядке? — тянется к нему и кладет руку на плечо. — не тошнит, голова не…

— антон, от такого сотряса не будет. — обрывает его заботу на полуслове арсений и смотрит прямо в глаза. — все нормально.

эд что-то шутит в ответ, а егор хихикает следом, — две крысы-ларисы, любопытные варвары, вот только с оторванным носом тут один арсений.

даже тут крайний.

выграновский врубает шоколадный торт, и вот он так любит голосить эту их песню во весь голос, надрываясь на каждой ноте, но вот арсений сегодня на этой их солёной «в моей жизни многие вещи
могли быть бы лучше, но я не намерен…» слишком вслушивается в текст, проецируя сразу на себя. песня ему не нравится — он не любит такое, зато у эда целая коллекция подобного. жизненного, сопливого, с веселым мотивчиком в две чайные ложки, чтобы разбавить концентрацию рефлексии и самобичевания, хоть это попову и мало помогает. он любит иностранное, чтобы в текст не вслушиваться и визуализировать картинки — удобные для себя, разнящиеся с реальным текстом.

и речь сейчас даже не о песнях.

— … винить в этом случай, я сделал свой выбор, — орет выграновский во все горло, ударяя по рулю, — и выбрал не то, что может заполнить… — качается в такт.

— …внутри меня вновь пустоту. — подхватывает антон, и арсений снова думает, что у них с эдом ну_слишком_много общего. — аниме это гавно, кстати. слишком предсказуемый сюжет.

эд хмурится и через салонное зеркало посматривает на антона, анализирует его слова и задумывается пуще: а вот, согласен ли он с ним, или этот черт идет к своей родне.

— аккуратнее, эд его любит. — усмехается егор, уберегая антона.

— намного меньше, чем нану. — вытягивает средний палец выграновский — к чему этот жест, только ему одному знать.

— а ты какое любишь? — спрашивает антон арсения, который, встрепенувшись, тут же задумывается.

а что он любит? а он ничего не любит, если так задуматься: аниме он смотрел только с эдом, чисто из уважения и привычки, порой становилось интересно, но сам он к нему не притрагивался. он смотрел фильмы, но только когда рак на горе свиснет, а егор вешаться еще не собирался; он читал книги, да только бросал многие на половине, теряя интерес, ибо эмоций оно не вызывало, а без этого фактора арсений не способен ничего делать.

ему надо — надо встрепенуться, собраться в кучку и посмотреть над жизнь под другим углом, но он настолько привык ждать манны небесной, что давно смирился. будь что будет — он дерьмо в проруби, канализационный плевок в вечность — он сотрется с лица земли, оставив после себя целое ничего.

и его вроде бы это устраивало.

но когда он смотрит на антона, то каждый раз трескается где-то в своих навязанных собой же установках.

— банановая рыба. — ляпает первое, что приходит в голову.

он даже его не смотрел — просто слышал от эда. просто надо что-то сказать, потому что просят.

антон звонко смеется и втягивает вишневый дым, выдыхает в арсения и, щурясь, говорит:

— мое тоже.

арсений ставит быстро новую графу в списке дел на вечер.

почему-то ему это сейчас стало важно.

где-то на окраине он думает, что когда-то оно должно было случиться.