Тюльпаны, которые я держал в своей руке, своим цветом напоминали кровь. Правда, в данный момент в автобусе мне приходилось кормить своё чувство прекрасного лишь мыслями об этих чудесных растениях и их цвете, ведь их приходилось, при всём моём неудовольствии, прятать в чёрном пакете, как какую-нибудь водку! Но несмотря на весь крайне громкий и яростный протест моего внутреннего эстета, мне пришлось смириться, ведь в данный момент, в вечернем Санкт-Петербурге, человек с розой или другим цветком вызывает примерно столько же опасений, сколько человек с «розочкой» от бутылки или другим оружием. Как блистательно прокомментировала ситуацию «Фонтанка», крупное петербургское интернет-СМИ: «цветы стали символом страха и смерти». А всё из-за одного человека. Как вы уже, скорее всего, догадались: этим человеком был я.

Наконец, я вышел из автобуса, после чего пошёл к необходимому мне дому. Дошёл я без особого труда, ведь бывал около этого дома уже восемь раз за последние две недели, причём мой прошлый визит сюда был буквально вчера. Дойдя до двери, я оглянулся, удостоверившись, что меня никто не видит, после открыл её без проблем с домофоном, ведь его поломка, ровно как и разрушение камеры видеонаблюдения, стоила мне получаса ещё четыре дня назад, после чего зашёл внутрь и начал подниматься по лестнице, ведь лифтом во время совершения преступлений я не пользуюсь из соображений безопасности. Пройдя половину пути, я остановился, прислушался, так как была, хотя и маленькая, но вероятность того, что, несмотря на поздний час, почти одиннадцать вечера, на лестнице будут находиться люди. Правда, как и следовало ожидать, на лестнице никого не было, так что я спокойно оделся в костюм сантехника, который я украл у одной из картин, после чего продолжил восхождение по лестнице. Наконец, дойдя до шестого этажа, я пошёл к пятьдесят четвёртой квартире, а дойдя, позвонил в дверной звонок. В ответ я услышал сказанное пьяным голосом:

— Ты кто такой и чё те надо? Нафиг ты сюда так поздно припёрся?

Как же всё-таки моя жертва груба и некультурна! Но я проглотил раздражение и сказал:

— Харэ орать, сантехник я, пришёл краны чинить. Пускай меня, я тут задолбался стоять.

— А ты бумаженцию покажь, а то не впущу.

Я с трудом подавил улыбку. Откуда у людей столь сильная вера в документы?! Их ведь легко подделать или взять чужие, что я и сделал перед походом к жертве. Но документ, подтверждающий, что я сантехник, у меня был, и во всём своём гриме, на фотографию, там я был похож гораздо сильнее, чем на себя реального, так что после разглядывания удостоверения на протяжении пары секунд жертва открыла дверь и впустила меня.

Пока что я ненадолго приостановлю повествование и ненадолго остановлюсь на том, кем является моя жертва, и что из себя представляло её жилище. Моя жертва, Анатолий Александрович Паркин, была грабителем, судимым три раза, правда, благодаря мастерству своего адвоката, в тюрьме Паркин был лишь единожды и вышел всего пятнадцать месяцев назад, хотя, по-хорошему, ему стоило бы посидеть ещё лет пять-шесть. Впрочем, Паркин, судя по всему, и сам прекрасно понимал, насколько ему повезло на суде, и после своего возвращения из мест, не столь отдалённых, в криминальных сводках перестал появляться. Впрочем, даже если мои подозрения на счёт его виновности неверны, в свои тридцать семь Паркин натворил достаточно дел для моего визита. Жилище же Анатолия Александровича представляло из себя настолько ужасающее зрелище, что, увидев эту квартиру изнутри, вы, готов поспорить, потеряли бы всё сопереживание к Паркину и сами бы пожелали ему смерти. По всей квартире валялись пустые бутылки из-под пива и водки дешёвых марок, везде была пыль, а на захламлённом шкафу был горшок с засохшим цветком, судя по виду останков, гортензией. Последнее обстоятельство резко, чуть ли не в разы, уменьшило жертве шансы на выживание, и ещё сильнее разгорело огонь моей ярости к ней. Погубить цветок! Погубить красоту!

— Короче, ванная вон там, замеряй, чё ты там хотел, и вали отсюда на все четыре стороны. — сказал Паркин и отвернулся.

Как только жертва отвернулась, я подпрыгнул к ней и приставил скальпель, до этого лежавший у меня в кармане, к её горлу.

— Боюсь, Анатолий Александрович, что мне придётся «валить отсюда на все четыре стороны» чуть позже, чем вы предполагали, и уж точно позже, чем вы хотите.

— Ты чё, бабла хочешь? Говорю сразу: я завязал с криминалом, у меня нет нифига.

— Я боюсь, что вы ошибаетесь. Я не грабитель.

— Т-ты чё, Д-декстер?! — от испуга Паркин начал заикаться.

— Если это ещё одно имя, которым меня называют, то это вполне возможно.

— Я-я же не у-убивал н-никого, зачем вы ко мне пришли?

— Разве для моего визита требуется факт убийства кого-либо? Я выбираю себе жертв по другим критериям.

— Тогда кто т-ты?!

— Анатолий Александрович, вы, я уверен, уже поняли, кто я, просто не хотите верить в подобный исход. В противном случае, я могу лишь намекнуть вам. У вашей двери ждёт своего часа букет цветов. Красных, как ваша кровь, тюльпанов, точнее говоря.

— Т-ты чё, Ф-флорист?!

— Бинго, Анатолий Александрович, я действительно Флорист, хотя вы можете называть меня Шанс, если хотите. Напомните-ка мне: а почему меня прозвали Флористом?

— Ты с-своих ж-жмуриков цветами у-украшаешь.

— А Шансом меня почему прозвали?

— Ты в-всегда д-даёшь ж-жертвам р-рассказать историю и даёшь им жить, если и-история х-хорошая.

— Верно, Анатолий Александрович! Поэтому я хочу, чтобы вы воспользовались своим правом купить жизнь и дать мне оправдать кличку «Шанс», как уже воспользовался этим правом один человек, ну а в противном случае вы, как уже пятеро (по версии следствия) людей, поможете оправдать кличку «Флорист» видом своего трупа.

— И о ч-чём мне тебе рассказывать?

— Во-первых, раз уж вы «завязали с криминалом», то откуда у вас деньги? Вы явно не голодаете, а в питье, к сожалению для вашей печени, себя не ограничиваете.

— Я информатор в полиции.

— Помогаете ловить меня, Анатолий Александрович?

— Не т-тебя, а Д-декстера.

— Тогда второй вопрос. Расскажите мне, пожалуйста, о том, кто такой этот «Д-декстер», которого вы упомянули аж два раза за этот разговор. И ещё, пожалуйста, постарайтесь не заикаться, это немного раздражает.

— Да, хорошо. Декстер — это новый маньячила, который убил двоих убийц за последние три недели. Его так назвали в честь психа из сериала.

— Значит, Декстер. Уверенность, с которой вы это говорите, подсказывает, что вы не врёте, но вот сама ваша речь, она… вызывает некоторые вопросы, Анатолий Александрович.

— И что это за вопросы такие?

— Знаете, я, конечно, понимаю, что большая часть криминальных медиа нашего города сейчас заняты мной, но я, будем откровенны, далеко не настолько важная фигура, чтобы никто, абсолютно никто, не обратит ни малейшего внимания на то, что в Петербурге есть ещё один потенциальный серийный убийца.

— У меня источник есть.

— И что же это за «источник» такой? Умоляю вас: не повторяйте ошибку картины номер четыре, пытавшуюся выдать мне за, цитата: «достоверную и подтверждённую информацию» статью из газетёнки, по мнению которой я одновременно являюсь инопланетянином, металлистом и сектой сатанистов! Ваш «источник» ведь надёжнее, Анатолий Александрович?

— Да, он надёжен, я даже с ним общался! Правда, не лично, а через посредника.

— Судя по вашим словам, ваш «источник» является простым человеком. И чем он может доказать правдивость своих слов?

— Он из полиции.

— Анатолий Александрович, вы не поняли. Мне не нужно знать, кем работает мистер Достоверный Источник и как зовут его кошку. Мне нужны до-ка-за-тель-ства. — сказал я, по слогам произнеся последнее слово. — Доказательства того, что в Петербурге действительно появился ещё один серийный убийца, таинственный Источник — действительно полицейский, таинственный посредник — действительно посредник между вами и полицией, а вы — действительно информатор.

— Ну, меня нашёл посредник, сказал, что от полиции, попросил узнать, когда последний раз видели одного чувака из местной мафии, я поспрашивал, оказалось, что он пропал, а потом я о ещё одном пропавшем поспрашивал. Так я и стал информатором.

— А откуда вы узнали, что тех двоих убили?

— Ну, формально никто не убил, но они внезапно пропали, хотя проблем с законом у них не наблюдалось, ничего из вещей не забрали, никому не сказали.

— Да, действительно подозрительно. Вы меня практически убедили, но теперь настал черед самого главного — вещественных доказательств. У вас есть поручения от полиции в письменной форме?

— Да, есть. Более того, у меня даже переписка с тем кто Декстера ловит есть. Просто полиция вся тобой занята, поэтому ей не до Декстера, и у этого чувака – своё расследование.

— Отлично! Показывайте, Анатолий Александрович, и я вас отпущу!

Мы прошли в комнату, и Паркин взял свой телефон и ввёл на моих глазах код разблокировки по треснутому стеклу.

— Сколько лет вашему телефону, Анатолий Александрович, если, конечно, не секрет?

— Два года.

— Знаете, два года назад это была дорогая модель, а сейчас она уже вроде не продается. Вы её на награбленное купили?

— Проще, я её просто спёр, уже когда из тюрьмы вернулся, меня тогда чуть не поймали. Я тогда и подумал: а ну его нафиг это воровство. Полиция, кстати, до сих пор про телефон не в курсе.

Даже несмотря на украденный телефон, я уже думал исполнить обещание и отпустить Паркина, даже отошёл от него на небольшое расстояние, хотя и попросил его постоять ещё чуть-чуть. Но вдруг я увидел у него на тумбочке баночку, в каких обычно продают лекарства. Но на этой баночке было красным маркером написано «морфий».

— Ты что, сидишь на морфии?! — закричал на него я, хотя ответ был мне, в принципе, уже очевиден.

Не знаю, моя ли столь внезапная экспрессия стала причиной того, что Паркин даже не стал врать, но он ответил:

— Да.

После этих слов я набросился на него со скальпелем, повалил на кровать и начал наносить ему удары в шею, в общей сложности, шесть штук. Затем я пошёл ко входной двери, достал букет, а также ящичек с инструментами. Я вернулся, посмотрел на умирающего Паркина и сказал:

— Знаешь, я убил двадцать три человека, ты двадцать четвёртый. У меня есть своя классификация жертв, и ты — принадлежишь к самой худшей категории — ты Мать. Но так как ты всё-таки здорово помог мне информацией, я облегчу твои страдания. — с этими словами я нанёс ему удар молотком по голове. Этот удар окончательно убил господина Паркина. Теперь жертвы не было — зато был холст.

Я взял холст за ноги и волоком протащил его в коридор. Затем я немного походил по коридору, выбирая место под будущую картину. Найдя место и положив холст, я стал выбирать места, куда я положу цветы. Во-первых, я удалю ему глаз и положу тюльпан на его место, как символ того, что по вине жертвы одна девушка, моя знакомая, теперь вынуждена видеть только половину мира. Во-вторых, раз уж морфий Паркина был в таблетках (как я смотрел), я положу ему бутон в рот. Также я положу три цветка целиком ему в карманы, чтобы указать на род деятельности уже не холста, но эскиза, основы для будущей картины.

Разложив цветы, я оглядел уже не эскиз, а финальную стадию метаморфозы — картину, достал из ящика с инструментами Полароид и сделал четыре снимка с наиболее удачных ракурсов. Затем я всё сложил, вытер пот и кровь с лица салфетками, также взятыми из ящика, прошёл на кухню и увидел старый, ещё советский телефон. Я понял, что мне выпала уникальная возможность сделать так, чтобы люди увидели картину совсем свежей, ещё не остывшей. Я набрал ноль два.

— Здравствуйте, на Гагарина тридцать восемь, квартира двенадцать, вы найдёте труп работы Флориста. Моей работы. — с этими словами я бросил трубку, взял ящик, вышел из квартиры, быстро сбежал по лестнице на улицу, нашёл укромный уголок около подъезда, переоделся там и пошёл на остановку.

Настроение у меня было отличнейшее, разве что меня всё ещё смущал вопрос: кто такой Декстер? И тогда, идя на автобусную остановку, я понял: я должен сам ответить на этот вопрос