Тсуёши стоит около окна и смотрит, как его сын держит и аккуратно ведёт к их дому свою соулмейт, периодически поправляя сползающую с плеча небольшую сумку. Девочка держит Такеши за согнутый локоть обеими руками, иногда кивая на какие-то его слова и переставляет ноги медленно и осторожно.

Тсуёши сам предлагает временно перевезти Нами к ним домой, не столько ради безопасности самой Химекавы, которой апеллировал перед сыном. На самом деле Тсуёши в большей степени начал беспокоить не ночующий дома два дня подряд Такеши. Поэтому, пока посиделки в квартире временно недееспособной туманницы не превратились в обыденность, Тсуёши предлагает решение, которое должно устроить все три стороны. Судя по не сводящему с девочки взгляда сыну, каждый раз чуть дёргающемуся, когда она оступается, решение он принял верное.

Тсуёши не то, чтобы против. Девочку жалко, перед Химекавой Реем всё ещё есть неоплаченный долг, вернуть который есть возможность только его детям, но то, сколько времени и сил сын тратит на свою пассию безусловно заставляет тревожится. Тсуёши и не помнит, когда удавалось проводить полноценную тренировку со всеми выкладками, пояснениями, полноценным обучением новым не столько приёмам семейного стиля, сколько разнице между «красивым, правильным и самурайским» и «уличным». Такеши уже официально значится частью Десятого поколения Вонголы: он представлен публике – друзьям и врагам – дважды, и теперь, что бы не происходило на внутренней кухне, клеймо Десятого Дождя будет с ним даже после смерти: выгравировано на могильном камне со всей помпезностью, присущей католическому сердцу мира и его самых ярых фанатиков и последователей на ряду с официальным духовенством – мафиози.

Тсуёши не является фанатом итальянской мафии, и следит за их жизнью и успехами «постольку поскольку» – потому что за действиями королей умные люди наблюдают, чтобы понимать куда дует ветер. Но феерическое домино из трёх сыновей Девятого, убитых в течении года при разных обстоятельствах вместе с почти полным составом Хранителей каждого, заставляет заинтересоваться и пробить информацию у торговцев оной. Три слишком наивных ребёнка в компании таких же наивных Хранителей, возомнивших себя сильнейшими только из-за власти и титула отца. И сам отец, забывший, что даже правильных и добрых правителей свергали и лишали жизни подданные. Что ж, ему – им всем – напомнили, щёлкнув затвором пистолета у самого виска. Чистка, прокатившаяся тогда по Европе, затронула и отдалённые уголки мира. Тсуёши не хочет своему сыну такой судьбы и преждевременной смерти, но также и не хочет потерять сына, поэтому проглатывает все комментарии и вопросы, улыбается девочке и предлагает располагаться, надеясь успеть достаточно натренировать этих детей.

Такеши помогает Нами устроиться в соседней со своей комнате на втором этаже и этим же вечером подходит к Тсуёши с серьёзным взглядом и просьбой усложнить тренировки и тратить на них больше времени. Кажется, его сын и сам нашёл себе мотивацию для большего усердия. Тсуёши рад, но держит в голове и свои мысли на этот счёт, готовый пересказать события на так давно минувших лет, чтобы нынешнее поколение не повторило ошибок своих несостоявшихся предшественников.

***

Тсуёши иногда думает, что даёт сыну слишком много свободы. Его первенец – пока, и навсегда, единственный – не ограничен практически ни в чём, начиная от времени прихода домой, и заканчивая отсутствием любых санкций за плохие оценки в школе. Когда умирает его прекрасная, добрая, нежная и любимая Аика, Тсуёши впадает в депрессию – нет сил ни на что, включая сына. Он забрасывает своё додзё, прекращает выходить на связь со своими приятелями с теневой стороны и начинает топить своё горе и потерю в алкоголе. Приходит в себя Тсуёши, когда внезапно в мутном отражении полупустой бутылки ловит на себе осуждающий взгляд сына, полный неприятия. Рядом с ребёнком, склонившись к самому его уху, стоит мать его Аики, продолжая что-то шептать.

Тсуёши Дождь – он успокаивает чужие эмоции и страхи, выжигает из крови алкоголь и обращается в слух. Ему определённо точно не нравится то, что он слышит и видит. Тсуёши Дождь. Он не рубит с плеча – все его действия обдуманны и просчитаны. Может и не до каждой мелочи, но и приблизительного плана хватает на осуществление задуманного. Тсуёши закрывает додзё, продаёт дом, который достался ему ещё от родителей, забирает сына, рвёт все прошлые связи одним махом и уезжает в далёкий Намимори, широко известный в узких кругах. И только здесь, обосновавшись на новом месте, открыв ресторан и записав Такеши на следующий год в школу, осознаёт, что натворил.

Такеши – его единственный сын, его радость и гордость, любивший раньше мечи, с упоением слушающий все рассказы о самураях, сражениях и приключениях самого Тсуёши, мальчишка с яркой и счастливой улыбкой, имевший кучу друзей, закрывается. Такеши больше не улыбается, лишь иногда из вежливости он приподнимает уголки губ. Такеши больше не интересуется мечами, и всем с ними связанным. Такеши больше не чудесный ребёнок с живым взглядом и толпой приятелей, с которыми можно бегать дни напролёт. Такеши лишь тень себя, и Тсуёши в ужасе думает, как это можно исправить.

Справляться со всем помогает время. Их теперь только двое мужчин в одном доме и справляться со всеми трудностями приходится вдвоём. По первости Тсуёши честно пытается тянуть эту лямку в одиночку, одновременно следя за домом, сыном и рестораном, но последний требует времени, чтобы со всем разобраться, вникнуть и начать приносить прибыль, чтобы хватало на жизнь – вырученные за проданный дом деньги и накопления начинают подходить к концу, а жить на что-то надо. Тсуёши честно пытается совмещать, но он уже так чертовски устал от всего этого, он всё ещё скучает по жене и надеется проснуться однажды утром, и понять, что это лишь ужасный сон. Просыпается он за кухонным столом, за которым разбирал счета накануне. Напротив стоит Такеши в непомерно большом для него фартуке Аики и со сковородой в руке. У Тсуёши щемит сердце и щиплет от слёз глаза. Сын пододвигает ему половину порции яичницы и кружку с чаем, робко улыбаясь. Тсуёши треплет ребёнка по голове, крепко обнимает, чувствуя, как за спиной с силой смыкаются тонкие руки, и позволяет себе пустить слезу, когда чувствует, как в рыданиях содрогается тело сына.

Первым делом Тсуёши покупает несколько новых фартуков, чтобы тот единственный, принадлежащий Аике, оставался не тронутым. А потом учит ребёнка нескольким простым блюдам на скорую руку и объясняет сколько соли нужно класть в каждое из них – яичницу он, конечно же, доедает и даже хвалит, и благодарит, но больше такой подвиг совершать не готов. Следующим шагом Тсуёши показывает, как заваривать чай – тёмную и горькую бурду он выливает в раковину, пока ребёнок не видит. Их жизнь налаживается медленно и постепенно, как поезд, стоявший на путях под проливным дождём и снегом и вот, наконец, тронувшийся. Такеши начинает выходить на улицу, находит себе нескольких приятелей и начинает действительно улыбаться, в глазах появляется огонёк.

Такеши идёт в среднюю школу уже выглядящий нормальным ребёнком. Он легко заводит новые знакомства, так и оставляя людей вокруг в этом статусе, занимается бейсболом, замах в котором напоминает движение с мечом, улыбается ярко и естественно-неискренне. Тсуёши должно это волновать. Тсуёши это практически не беспокоит – он видит сквозь искусственные маски своего ребёнка, гордится его успехами в спорте, хоть это немного и не то, что он ожидает увидеть, и сам живёт без друзей и близких приятелей. А потом Такеши ломает руку, прыгает с крыши и знакомится с Савадой. Тсуёши впервые с момента переезда достаёт алкоголь и напивается, осознавая, что мог потерять сына.

Такеши находит его на кухне в окружении пустых бутылок, когда спускается ночью попить, помогает встать и добраться до своей комнаты и кровати, укладывает, снимает обувь и верхнюю кофту, накрывает одеялом и смотрит, как тогда, в детстве. Тсуёши клянёт себя последними словами и уже слипающимися глазами смотрит в удаляющуюся спину сына. На утро кухня чиста от бутылок и прочего забытого мусора, Такеши улыбается как обычно и желает доброго утра. Тсуёши выдыхает. То, что он потерял сына второй раз мужчина понимает только спустя недели, когда о происходящем в городе и с его ребёнком он узнаёт не от самого ребёнка, а от Аркобалено Солнца, заглянувшего в гости на знакомство и обрисовывание всех деталей предстоящей жизни нескольких детей спокойного ранее городка.

Тсуёши готов ненавидеть себя, если это хоть как-то поможет вернуть доверие. На самом деле это не поможет никак, поэтому приходится брать себя в руки и пытаться в третий раз знакомится с этим уже не маленьким человеком, узнавать, что ему интересно, что нравится или не нравится, ненавязчиво помогать делом или советом, быть рядом. Такеши с начала откликается не охотно, бунтует как типичный подросток, отвечает, что дела у него «хорошо», в школе ничего интересного, с друзьями «всё в порядке, не надо волноваться». Тсуёши выдыхает, напоминает себе, что всё могло быть хуже, слушает новости

Аркобалено и на вежливую просьбу сына помочь с подготовкой к Конфликту Колец соглашается, впрочем, так и не решаясь лезть дальше той роли, которую ему выдали.

Тсуёши знает, что что-то изменилось на следующий день после празднования победы над Варией. Такеши, ещё накануне улыбающийся больше вежливо, растягивает губы не широко, но искренне. И смотрит. Пока они готовят завтрак, пока едят, пока убирают со стола и наслаждаются чаем, пока собираются в школу и к открытию ресторана, сын всё время смотрит, то украдкой, то прямо, то в отражениях зеркальных поверхностей, а потом рассказывает, что ему приснился странный и очень длинный сон о будущем, где Тсуёши был мёртв. Такеши обнимает его крепко-крепко перед уходом на занятия, тихо бурчит, что любит и смотрит повзрослевшим взглядом. У Тсуёши рука не поднимается к мальчишеской голове взъерошить волосы, поэтому он опускает её на плечо, улыбается и говорит, что гордится. Сын сияет как в детстве и радостный убегает в школу, попутно желая доброго утра всем прохожим. Тсуёши решает никуда не лезть, спустить всё на тормозах – ему слишком нравятся произошедшие изменения, и он малодушно не хочет знать их истинную причину, позволяя сыну набивать собственные шишки, а Аркобалено Солнца следить, чтобы они не были слишком болезненными.

***

С переездом Нами жизнь особенно не меняется. Первые пару дней девочка сидит в выделенной ей комнате и практически оттуда не выходит, что уж говорить про спуск по лестнице. Такеши носит ей ужины, потому что по утрам убегает до пробуждения гостьи, делает в её компании уроки, а после спускается на тренировку в импровизированное додзё на заднем дворе, оборудованное ещё перед Конфликтом Колец для тренировок. Завершает вечер чаепитие с сыном за приятной беседой или в комфортной тишине. Тсуёши находит определённые плюсы в переезде Нами.

Утром не срабатывают будильники – Тсуёши забывает поменять батарейки в часах, а Такеши поставить на зарядку телефон. Сын быстро ходит по второму этажу, собираясь, и кричит, стоя на лестнице, что они проспали, добавляя, что первый урок он, наверное, пропустит, всё равно ведь к звонку не успеет. У Тсуёши до открытия ресторана ещё есть несколько десятков минут, так что он тоже решает особо не торопится. На кухню они входят, переговариваясь и шутя, вспоминая, когда последний раз происходила подобная ситуация. Перед плитой в фартуке Аики, единственном висящим на видном месте пританцовывает Нами, переворачивая на сковороде блинчик дораяки, а после отправляет его в стопку к остальным, зачерпывает тесто и кладёт его на сковороду.

– Доброе утро! – девочка поворачивается и слегка кланяется. – Я подумала, раз вы проспали, то, наверное, надо помочь сэкономить время на сборы и приготовить завтрак.

Тсуёши смотрит на фартук жены, который вот уже несколько лет никто не трогал – надо же было из всех, висящих на крючках, выбрать именно этот – и пытается справиться с эмоциями. Мужчина понимает, что старше этой девочки почти в четыре раза, что она ничего не видит, решила помочь по доброте душевной, и скорее выбрала первый попавшийся фартук, но… Пресловутое, но. Перед глазами цветут воспоминания давно минувших лет – самых счастливых лет – о радостной женщине в цветастом фартуке, танцующей по кухне вместе с весело хохочущим мальчиком. Теперь и мальчик уже вырос, и женщины давно нет в живых, да и жизнь больше не кажется такой яркой. По крайней мере Тсуёши.

– Так ты можешь готовить?! – Такеши деланно возмущается, бросая косой взгляд на отца, направляется к своей соулмейт. – А что же ты меня всё время полуфабрикатами пугала?!

Девушка посмеивается, позволяя забрать у себя из рук лопаточку, и наигранно шаркает ножкой по полу. «Я думала, что ты больше не будешь заходить, если поймёшь, что я справляюсь сама». У Тсуёши щемит что-то внутри, судя по взгляду, который сын бросает на девушку, не у него одного. Нами будто этого не замечает и начинает ворковать что-то ещё про чудесное утро и школу.

В конце трапезы девушка аккуратно снимает всё ещё идеально чистый фартук и вешает на предназначенный для него крючок. Потом, когда Тсуёши уже почти выходит из кухни, он слышит как Нами тихо интересуется у Такеши, чей это был фартук и можно ли было его брать – маленькая иллюзионистка считала его состояние через колебания разливающегося по венам Пламени, которое Тсуёши использует для успокоения расшалившихся нервов. Вечером на стене появляется новый крючок и новый фартук.

***

За окном бушует непогода, делая и без того тёмное время суток ещё темнее, изредка озаряемое вспышками молний. Посетителей в такой вечер не предвидится, но они все втроём всё равно сидят в части ресторана, потому что колокольчик над дверью абсолютно не в стиле заведения, а терять клиентов не хочется. Тсуёши занимается разбором текущих бумаг и попутно пытается прикинуть, не следует ли больше внимания уделить новым десертам и их ингредиентам – как показала практика в период цветения сакуры сладкое берут охотнее. Сидящий за одним из столов Такеши делает уроки, а, сидящая за полюбившейся ещё в первый визит барной стойкой, Нами работает фоновым радио – ведёт пространные философские монологи на разнообразные темы мировых масштабов, начиная от идеи смысла жизни муравья и возможности изменения в их колониях политического строя с монархии на демократию, и заканчивая возможностью существования в космосе планет с формой помимо круглой. За общим течением мысли Тсуёши не следит – ему это и не надо, дайте для начала разобраться с поставщиками – но такие обсуждения явно интереснее некоторой современной музыки и уж явно лучше тишины, прерываемой раскатами грома.

Голос на фоне отходит куда-то на задний план. Уже со светлой грустью Тсуёши вспоминает свои студенческие годы, когда задиристого мальчишку незаметно для него самого приручала, казалось, слишком серьёзная и правильная староста, невзначай прикармливая. А потом они вдвоём бегали от полиции по пустому парку аттракционов, и она заговаривала зубы преподавателю, пока Тсуёши списывал невыученный накануне материал, попутно борясь с похмельем.

***

Тсуёши за годы спокойствия уже отвык от ситуаций, когда в дом врываются вооружённые люди. Когда это произошло в последний раз, погибла его жена. Нынешние гости пришли за головой Такеши. Тсуёши отражает очередную атаку неумелого молодого якудза с катаной, пока старшие наблюдают с усмешкой, вертя в руках пистолеты.

Тсуёши не хочет считать себя старым, но годы явно берут своё – появляется отдышка, а некоторые суставы начинают ныть. Пока опыт ещё держит оборону перед молодостью и силой. Единственное, что радует Ямамото-старшего – это отсутствующий в городе сын. Аркобалено Солнца потащил детишек в соседнюю провинцию в горы, где в этом году выпало как-то много снега, в отличие от Намимори. Возвратиться дети должны только к вечеру, поэтому у Такеши есть все шансы не застать «гостей», увидев результат их визита по факту. Тсуёши не обольщается и здраво оценивает силы противника и свои – он не выиграет, только может постараться забрать с собой максимальное количеству врагов, в надежде, что они уйдут после этого.

Следующий удар проходится слишком близко к плечу, распарывая одежду, но не задевая кожу. Тсуёши шипит сквозь зубы и подныривает под чужую руку, стремясь задеть зарвавшегося мальчишку в бок. Катана входит в плоть неглубоко, но якудза морщится, кричит что-то оскорбительное и отступает, уступая место своему такому же молодому товарищу, вступающему в бой с усмешкой на губах. Тсуёши выдыхает резко сквозь сжатые зубы – у него нет такой роскоши как поменяться с кем-то.

– Ямамото-сан? – в дверь просовывается тёмная макушка спустившейся со второго этажа Нами. Тсуёши про неё и не помнил, привыкший жить вдвоём с сыном. Сейчас мужчина готов проклинать себя за эту забывчивость. И за то, что позволил себе отвлечься. Удар приходится по тыльной стороне ладони, не очень сильный, но ощутимый и неожиданный. Катана выпадает из ослабевших пальцев и со звоном приземляется на пол.

– А это у нас тут что за прелесть? – один из старших якудза, до этого наблюдавший со стороны за младшими, подходит к Нами вплотную и с усмешкой её оглядывает. – Дочь твоя что ли, а? Что-то она не похожа ни на тебя, ни на твоего старшенького. А ты уверен, что твоя жена её не в подоле принесла? – смех предводителя подхватывают и остальные.

Тсуёши скрипит зубами и мысленно извиняется за молчание – ему нужно выбрать наиболее подходящий момент для атаки, а для этого нет необходимости привлекать чужое внимание.

– Нет, – Нами будто не понимает, что происходит. Тсуёши одёргивает себя. Почему «будто»? Девочка ведь и правда не понимает ситуацию, для неё эти люди, скорее всего очередные слишком дерзкие посетители. Она ведь никогда не сталкивалась с такой ситуацией. – Я соулмейт его сына. А вы меня не помните, Яо-сан?

Тсуёши дёргается вперёд, когда девочку вытаскивают из-за угла и втаскивают в помещение. Она даже не сопротивляется и больше напоминает тряпичную куклу, которую взял поиграть ребёнок. Они и по соотношению роста напоминают ребёнка и игрушку – Нами просто теряется на фоне удерживающего её высокого и накаченного мужчины.

– Нет, детка. А должен? – старшие якудза смотрят почти заинтересованно.

Впрочем, пока один беседует, второй продолжает наблюдать за обстановкой.

– Зачем вы здесь, Яо-сан?

– Зачем? – мужчина будто задумывается, а потом с яростью смотрит в перемотанное бинтами лицо и со злостью шипит. – Потому что итальяшки слишком много о себе возомнили. Вонгола пришла на нашу территорию, порешила наших младших, а потом послала своего киллера за Иошико! Чёртов мальчишка! Я знаю, что это он! – глаза мужчины увеличиваются в размерах, выкатываются чуть вперёд. – Я видел, что он станет одним из лучших киллеров современности! Захаживал к этому недоноску в тату-салон, вечера там просиживал. Теперь даже интересно кто заплатил за Иошико, гайдзины или этот Акио.

– Видели? – бинты на лице шевелятся, наверное, это больше всего было бы похоже на поднятые вверх в удивлении брови. Тсуёши тоже больше всего заинтересован именно этой частью.

– Видел! – названный Яо притягивает Нами ближе к своему лицу, в то время как его товарищи едва закатывают глаза к потолку, будто слышали эту историю неоднократно, и им она уже надоела. – Во сне. Но там всё было так подробно, что я уверен, что это была правда. Правда о будущем, – мужчина понижает голос до еле разборчивого шёпота.

– О! – девочка ведёт себя как человек, привыкший общаться с неадекватными людьми в своём окружении, поддакивая, и делая вид, что верит в чужие бредни. – И что же вы видели в своём сне? – мужчина не отвечает, только губы растягивает в страшном оскале.

Тсуёши вздрагивает, когда всё ещё замерший рядом молодой якудза запрокидывает ему голову и тихо шепчет «Смотри! И так будет с каждым. Момокекаи не прощают таких обид». Тсуёши помнит этот клан, пришедший на территорию Намимори незадолго после переезда самих Ямамото. Их вышибли с привычной территории более молодые и дерзкие, но в Намимори они пришли в не слишком удачное время – Аркобалено Солнца только начинал обучать молодняк и всё хотел проверить, кто на что способен. Момокекаи попали под раздачу.

Яо тем временем хватает Нами за горло и прижимает к стене.

– Что же кхе-кхе вы всегда за шею кхе хватаете? – Нами буквально выплёвывает эти слова в лицо главному, пытаясь одной из рук разжать пальцы на своем горле. Тот только хохочет, кажется, и вовсе не разобрав слов своей жертвы, наслаждаясь чужими тщетными попытками вдохнуть полной грудью.

Хохот прерывается резко. Главный отступает от Нами, которая приземляется на ноги, судорожно пару раз вдыхает, а потом делает шаг к замершему мужчине и вытаскивает из его груди нож. Умирающее тело начинает заваливаться в бок, но пола так и не касается, скрываясь в синей дымке Тумана. Вскидывает руку с зажатым в нём пистолетом второй из старших якудза. Раздаётся выстрел, но вскрикивает сам стрелок, пытаясь зажать кровоточащую рану на животе. Стоит ему выпустить из ослабевших пальцев пистолет, как он тут же оказывается в левой руке Нами, правой она всё ещё сжимает нож. Под вторым мужчиной пол разверзается порталом, ведя в огненную бездну.

– Что ты наделала, тварь?! – первый противник Тсуёши ревёт не хуже раненого медведя и бросается вперёд, позабыв про осторожность. Всё ещё удерживающий Ямамото-старшего якудза бросается на помощь товарищу, расталкивая всё на своём пути. От слишком резкого толчка Тсуёши отлетает назад, больно ударяясь локтем. Звучат выстрелы, крики и лязг металла, а потом всё погружается в тишину. Когда Тсуёши наконец поднимается, потирая ушибленную руку, в помещении их остаётся всего двое – он сам и Нами. С зажатого у девочки в руке ножа капает кровь, которая так и не касается пола, исчезая в Туманной дымке.

– Как вы, Ямамото-сан?

***

– Передай мне, пожалуйста, бутылочку сакэ с верхней полки шкафа, – просит Тсуёши, не в силах подняться со стула. Голова трещит, а сердце, нещадно бьющееся в груди, медленно успокаивается. Девочка сидит на стуле за барной стойкой и покачивает ногой, кажется, абсолютно не отдавая себе в этом отчёт.

– Будете пить? – она склоняет голову набок в вопросе и требуемое появляется перед Тсуёши по мановению кисти руки.

– Нет, – он тяжело вздыхает, откупоривая крышку, проглатывает «но очень хочется», – собираюсь обработать раны. – Девочка, по мнению Тсуёши, держится как-то слишком хорошо для человека, только что убившего. И либо в подобной ситуации она уже оказывалась, либо ещё просто не пришло осознание произошедшего.

– Не лучше использовать лекарственные средства? – ещё один взмах тонкой рукой и перед мужчиной возникает упаковка ватных дисков, которых в этом доме никогда раньше не водилось. Тсуёши хмыкает про себя – его жена завоёвывала пространство для такой нужной мелочи тоже ненавязчиво.

– У Такеши есть своя аптечка, но в его вещах копаться, чтобы её найти, я не пойду. А в той, которая хранится на кухне нет ничего обеззараживающего – я за годы как-то привык использовать для этого спирт.

Закончив с обработкой ран и попросив Нами убрать всё обратно по местам, Тсуёши осматривает почти не пострадавший ресторан – якудза вошли через парадную дверь, и вся потасовка проходила между столов, хвала ками, что посетителей не было. Мысль о том, что хоть кровь ниоткуда кроме пары мест оттирать не придётся и трупы прятать не надо, воодушевляет. Чуть пошатывающуюся девочку Тсуёши отправляет наверх, интересуясь дойдёт ли она сама, та лишь слабо улыбается и утвердительно кивает. Тсуёши не хочет даже проверять, правда это или бравада. Что-то во всей произошедшей ситуации сильно не так, начиная от того, что Нами знала одного из нападавших, и заканчивая каким-то странным сном о будущем, упомянутом тем Яо. Сном о будущем, в котором Такеши знаменитый киллер. Кто ещё видел такие сны и были ли они действительно проекциями уставших мозгов?

Так много вопросов без ответов, которые никто не удосужиться дать. Так много дел насущных. У Тсуёши, как и у каждого уважающего себя наёмника, действующего или же находящегося в отставке, есть контакты других людей с теневой стороны, способных помочь в возникшей ситуации. Вся щепетильность момента приходит к Тсуёши осознанием новых нажитых проблем: во-первых, клан этих якудза придёт мстить за своих; во-вторых, они сейчас уже мстили за прошедшие события. Тсуёши не знает, кем была женщина, в чьей смерти обвиняли его сына, не знает, причастен ли действительно Такеши к этим событиям, но жить с последствиями в любом случае придётся – доказательства принимаются в расчёт обычно только после пролитой крови. В-третьих, заработанная Тсуёши когда-то репутация сильного бойца, к которому лучше не лезть, истлела со временем, оставив о себе лишь напоминание раз в его дом могут прийти «гости», не боясь последствий.

Тсуёши и правда мог бы написать или позвонить кому-то из старых знакомцев, попросить помочь утрясти возникшую ситуацию, выйти на клан якудза и разъяснить возникшее недопонимание. Но как-то абсолютно не хочется по ряду причин, начиная от уровня доверия и заканчивая платой за оказанную услугу. Поэтому Тсуёши решает пойти немного неприятным способом. Тсуёши звонит и объясняет всё Реборну, не забыв упомянуть о своих подозрениях по поводу Нами, не озвучив их, правда, вслух, оставив лишь полунамёки. Аркобалено сам разберётся стоит ли ситуация и девочка такого пристального внимания или же Тсуёши в волнении видит угрозы там, где их нет. Не то чтобы это значило, что Тсуёши прекратит присматривать за дочерью Рея.