Дождь лил как из ведра. Свинцовое небо нависло над землёй, скрывая за собой солнце. Яркие голубые молнии разрезали небосвод, и очередной раскат грома заглушал предсмертные крики.

Небольшая поляна в лесу была усеяна трупами. Кровь людей и титанов повсюду. Леви стоял на коленях посреди всего этого кошмара. Прямо перед ним — голова Изабель, на её лице — застывший ужас. Чуть дальше — перекушенное пополам тело Фарлана, из которого торчали порванные кишки.

Ба-бах!

Оглушающий раскат грома в очередной раз разрезал пространство, скрытое за плотной пеленой тумана. В нём можно было разглядеть размытый силуэт титана и его яркие красные глаза. Он пережёвывал ноги Фарлана, отвратительно чавкая. Даже звук дождя не мог перебить этот мерзкий звук.

Леви дышал часто, отрывисто. Пытался осознать, пытался принять.

Они погибли такой ужасной смертью.

Это были... Его друзья.

Его самые близкие люди!

Их больше нет.

Сжал рукоятки УПМ до боли, стиснул зубы, не сдерживая рвущийся изнутри рык. Руки затряслись от гнева, что разливался по жилам, разогревая бушующую кровь.

Над кромкой леса поднялся зелёный столп. Миссия завершена, и главнокомандующий Аккерман дал сигнал к отступлению.

Но Леви как будто ничего не видел.

Плевать на приказ. Плевать на всё. У него уже ничего не осталось. Ничего, кроме щемящей боли и слепой ненависти.

Убить. Убить их всех. Этих безмозглых, бездушных тварей. Выродки этого мира.

Не сдерживаясь, ринулся на титана, нещадно кромсая его на мелкие куски.

Умри! Сдохни!

Учуяв запах человеческой крови, к поляне подходили титаны один за другим. Забыв обо всём на свете, Леви рубил их по очереди, пока лезвия не затупились. Одним движением выкинул их и заменил новыми.

С рёвом кинулся дальше, отрывая от титанов куски плоти.

Больше! Больше крови! Уничтожить их всех!

Баллон жалобно запищал, выпустив последний залп газа.

Похер!

Ему не нужен газ, чтобы мочить этих тварей. Отстегнул ремень, держащий баллоны на поясе, и схватился за толстые пальцы ладони, что тянулась к нему.

Одним ударом отрубил этому уроду руку, а затем, схватившись за длинные волосы, добрался до затылка и перерезал шею.

Последняя пара лезвий сломалась пополам и со звоном упала на землю.

Леви опустил голову. Капли воды текли по волосам, смывая кровь и грязь.

Титаны продолжали подходить, но он даже не думал бежать.

А зачем?

Это он виноват в их смерти. Это он надоумил их пойти в разведку. Это всё его вина.

Рухнул на колени, не отрывая взгляда от стеклянных глаз Изабель.

Грохот шагов приближался... Вот и всё. Ещё немного, и он окажется там, где сейчас его друзья, где его мать.

Нет смысла продолжать эту никчёмную жизнь.

Закрыл глаза.

Ему было не страшно. Смерть — избавление от боли. Смерть — гостья, которая придёт к каждому. И сейчас он может наконец распить с ней чашечку его любимого крепкого чая.

Ба-бах!

Титан рухнул на землю в тот же момент, что и грянул гром.

Леви поднял голову — окровавленное тело гиганта валялось прямо перед ним. На его голове стоял главнокомандующий Джеймс Аккерман.

— Думал, не успею, — он вытер влагу со лба и спрыгнул на землю.

— Главнокомандующий? — Леви не понимал, что происходит. Какого чёрта командор здесь? Он же видел своими глазами зелёный столп, разведка должна быть уже на полпути к стене Мария.

— Вставай, нужно валить отсюда, — Джеймс подошёл к нему и, схватив за шкирятник, поставил на ноги.

Леви убрал его руку, сделал шаг назад и безразлично ответил:

— Оставь, всё равно моя лошадь убежала, далеко я не уеду.

— Ничего, — Джеймс хмыкнул, — поедем верхом на Александре, — он громко свистнул, подозвав к себе своего коня.

— Он не выдержит двоих, — всё так же безразлично.

Из-за деревьев появился высокий вороной конь. Александр — так его звали. Единственный конь такой масти во всей разведке.

Джеймс похлопал его по шее, а затем повернулся к Леви и серьёзно сказал:

— Я вижу, что ты не хочешь жить. Потеря друзей — невосполнимая утрата, но сомневаюсь, что Изабель и Фарлан хотели, чтобы ты умер.

Леви молчал в ответ.

Джеймс запрыгнул в седло и протянул ему руку.

Да, он был прав. Изабель и Фарлан хотели, чтобы он продолжал жить.

Леви схватил главнокомандующего за руку и забрался на коня.

Ба-бах!

Шторм усиливался. Дорога превращалась в грязное месиво, в котором утопали копыта. Александр дышал тяжело, выпуская белые облака пара из ноздрей, но продолжал скакать дальше.

Леви держался за спину Джеймса. В это время в голове крутился один вопрос:

— Нахрена? — не думал, что сказал это вслух.

— Чего? — крикнул Джеймс, услышав неразборчивое мычание позади.

— Ничего, — поспешно ответил Леви.

Нахрена он спас его? Он был готов умереть. Он уже принял. Смирился. Даже начал желать смерти, ведь он должен был уйти вместе со своими друзьями. Но вдруг... Сам Джеймс Аккерман... Не просто рядовой, но главнокомандующий, бросил всё и ринулся спасать одного несчастного солдата, который срать хотел на приказы об отступлении. Очевидно, для этого нет никакой адекватной причины.

— Ты, наверное, хочешь знать, зачем я вернулся за тобой? — Джеймс как будто прочёл его мысли.

Леви промолчал. Сделал вид, что не слышит.

В этот момент Александр громко заржал и, упираясь копытами в грязь, остановился — прямо навстречу из-за деревьев показалось несколько титанов.

— Зараза... — Джеймс цокнул языком.

Он дёрнул поводья и развернул коня — сзади тоже титаны. Они оказались в ловушке.

— Беги, я отвлеку их, — Леви хотел было спрыгнуть, но Джеймс крепко схватил его, остановив.

— Нет.

Леви непонимающе посмотрел на него.

— Во-первых, у тебя кончились лезвия и газ, а во-вторых, — Джеймс опустил взгляд, — учитывая, как ты хромал, ты сильно повредил ногу.

Леви посмотрел вниз — только сейчас понял, что голень нещадно ныла. Он не замечал эту боль, пока его носом не ткнули в неё.

Жалкий кусок дерьма, — подумал про себя Леви. — Ни на что не годишься. Не смог защитить друзей. И сейчас... Не можешь даже отвлечь титанов.

— Плевать, пробегу сколько смогу, пускай жрут, — он дёрнулся, но Джеймс вновь не дал ему спрыгнуть.

— Ты мне в сыновья годишься, так что хочу, чтобы ты пожил ещё немного. А взамен, — свободной рукой он оторвал нашивку с «крыльями свободы» на своём плече и вложил её в ладонь Леви, — позаботься о моей дочери. Её мать, Лили, больна и не протянет долго.

— Ты вообще в своём уме? Соображаешь, что ты... — Леви попытался отдёрнуть руку, но хватка командора была слишком сильна.

— Это приказ. — Сказал голосом, не терпящем возражений.

Ба-бах!

Ещё один раскат грома. Джеймс спрыгнул с коня и ударил его по боку. Александр ринулся вперёд.

— Стой! — завопил Леви.

— Позаботься о моей дочери! — напоследок крикнул Джеймс и ринулся на титанов.

Леви не понимал, что произошло. Почему главнокомандующий пришёл за ним? Почему спас? Почему пожертвовал собой? И какого-то лешего попросил позаботиться о дочери.

Бред.

Он только и успел, что схватить за уздцы Александра и поскакать вперёд не оглядываясь.

***

Вечер того же дня...Тяжёлые капли дождя барабанили по окну, быстро стекая вниз по стеклу. Ветер гнул деревья до самой земли. Казалось, ещё немного и он вырвет несчастную берёзу с корнем. На улице было темно, и только молния ярко озаряла пространство на долю секунды, пугая Микасу, сидевшую рядом с постелью, на которой лежала её мать.

Ба-бах!

— Ой! — она подпрыгнула на стуле от страха, роняя спицы.

Мама еле-еле повернула голову в ее сторону:

— Доченька, — слабым голосом произнесла она, — это всего лишь гром, не бойся.

Микаса трясущимися руками подняла спицы и шерстяное изделие, которое упорно вязала уже несколько часов. Это был тёплый шарф зелёного цвета, такого же цвета, как плащи в армии, где служил отец. Она очень хотела успеть закончить шарф поскорее. Ведь отец должен был вернуться не позднее сегодняшнего вечера, поэтому она усердно накидывала на спицы петли одну за одной.

— Я и не боюсь, — её голос дрожал, однако признаваться в своих страхах она не хотела.

Мать улыбнулась. Её губы были сухими, лицо мертвецки бледным, а глаза впалыми. Её кожу покрыла испарина, каждый вдох давался с трудом: мышцы грудной клетки еле-еле втягивали воздух внутрь. Она медленно умирала.

— Микаса, — шепнула чуть слышно.

Бросив вязание, она мигом наклонилась к ней, чтобы лучше слышать.

— Скоро отец придёт, — она улыбнулась, отчаянно напрягая мышцы лица, — не забудь, — не в силах дальше говорить, указала глазами на окно, за которым раскинулся небольшой садик с цветами.

Микаса повернулась. В семье Аккерманов был разбит целый сад. Ранней весной, как сейчас, он был весь усыпан подснежниками. Мама с дочкой всегда встречали главу семейства с миссии со свежими цветами в руках.

Кроме зимы. Зимой вылазки за стену не проводились из-за погодных условий. Зиму Микаса любила больше всего. Мало того, что у неё был день рождения, так ещё и папа целых три месяца был рядом!

— Как можно забыть, мамуля, — улыбнулась Микаса, поворачиваясь обратно, — смотри, какой я шарф вяжу папе! — она высоко подняла спицы, чтобы мама могла рассмотреть.

— Ему понравится, — ответила она шёпотом.

— Точно? — недоверчиво спросила Микаса.

Мама утвердительно прикрыла глаза.

Ба-бах!

Микаса вновь предательски вздрогнула, но спицы на этот раз не выронила.

— Я так хочу спать, — шептала мама.

Микаса, не раздумывая, отложила спицы, легла рядом с ней и обняла. Когда-то её фигура была мягкой, но сейчас это был скелет, покрытый кожей.

— Мамочка, я тебя очень люблю, — тонким голосом произнесла Микаса.

Её детское сердечко, возможно, понимало, что происходит, но она отчаянно верила в то, что мама просто устала. Просто засыпает.

Мама ничего не ответила. Она лежала с закрытыми глазами. Мышцы груди расслабились, прекратив втягивать внутрь воздух. В комнате стояла кромешная тишина. Только дождь, ветер и сквозняк, колыхавший лёгкие шторки. В комнате было холодно, сыро. И тихо.

Ба-бах!

Микаса вновь вздрогнула. А тонкая рука женщины беспомощно свисла с противоположного края кровати.

Микаса привстала сразу же, как гром утих. Рука мамы бессильно висела над полом.

Нельзя, чтобы мама мёрзла.

Сначала она хотела перелезть через неё и положить руку обратно под одеяло, но потом подумала, что может этим жестом разбудить. Поэтому встала с кровати, обошла её и аккуратно положила руку обратно под одеяло.

Спи сладко, мамочка. — Подумала про себя Микаса и вновь легла рядом.

Ба-бах!

Очередной раскат грома, но на этот раз Микаса не вздрогнула. Она крепко спала. Спала и видела добрые сны, где она играет вместе с мамой и папой.

***

Ночь...Дождь почти кончился, но капли все ещё упорно падали на землю. Ветер стих. Не дул совсем. Абсолютный штиль. Холодный свет луны пробивался через тучи, что недавно были чернее чёрного.

Выжившие солдаты вернулись за стены среди ночи. Их никто не ждал: горожане мирно спали в своих домах. Колокол молчал, чтобы никого не будить.

Разведчики тихо въехали в город через врата Шиганшины.

Леви был среди них. Он ехал верхом на Александре, коне главнокомандующего. Один.

Фарлан, Изабель. Они остались там навсегда.

Он прикусил губу, сдерживая накатывающие слёзы. Это не он должен был сейчас возвращаться домой. Не он. Нет.

Но судьба распорядилась иначе. Какого-то чёрта сам главнокомандующий решил не просто прийти на помощь, но даже пожертвовал собой, чтобы спасти ему жизнь.

С чего вдруг? Оставалось загадкой. Зачем ему жить, когда единственные друзья мертвы, а он, Леви, жив.

Один на один с болью утраты. Один на один с грузом одиночества. Одиночество, повисшее на плечах неподъёмным камнем.

Леви вёл Александра по центральной городской дороге в сторону больницы. Его голова была опущена. Тело зудело от боли, но плевал он на эту боль. Она была лишь никчёмным отражением того горя, что засело в груди. Словно тёмная субстанция, растекалось по венам, спирая дыхание, делая каждый вдох тяжёлым. Дышать вообще не хотелось. Хотелось закрыть глаза и не открывать их больше. Никогда.

— Леви, — он не заметил, как они подъехали к госпиталю. Его окликнул кто-то из врачей.

— Выглядишь неважно, — врач окинул взглядом Леви, с головы до пят покрытого кровью и грязью. Невооружённым глазом понял: нога сломана. — До свадьбы заживёт, — улыбнулся врач. Это был Гриша Йегер.

Леви промолчал. Шутка, которую каждый раз говорил Йегер, доводила его до бешенства. Никогда в этой жизни он не планировал жениться, а этот очкарик-врач продолжал ему говорить это раздражающее "До свадьбы заживёт".

Бесит.

Не со зла, конечно. Йегер не знал ровным счётом ничего о личной жизни Леви, но был уверен, что участь брака обходит только погибших слишком рано солдат. Каждому своему пациенту Йегер желал только долгой и счастливой жизни, поэтому фраза "До свадьбы заживёт" была его коронной в отношении молодых и холостых.

Многие реагировали на эту фразу остро, но не настолько остро, как это делал Леви. Он бесился настолько сильно, что Йегера вдобавок это веселило.

Но сегодня Леви был необычайно тих. Фраза, которая обычно доводила его до белого каления, не произвела на него никакого впечатления.

Странно.

Гриша осмотрел прибывших солдат. Многих он знал лично. Леви обычно всегда был в компании Фарлана и Изабель, но на этот раз их не было рядом.

— Соболезную, — без объяснений тихим голосом сказал Гриша, — это большая утрата.

В ответ молчание.

— Давай, помогу слезть тебе с лошади, — только сейчас Гриша заметил, на какой именно лошади был Леви. — О, нет, Джеймс...

Леви в ответ едва качнул головой. Гриша подал ему руку, чтобы помочь, но Леви недовольно буркнул в ответ:

— Не надо.

Он быстро перекинул через лошадь здоровую ногу и спрыгнул на землю, стараясь не упираться на сломанную конечность. Боль вновь резко дала о себе знать.

— Поберёг бы себя, — Гриша подхватил Леви за плечо, — ты отличный боец, но ломанные ноги даже от тебя требуют внимания.

— Плевать, — безразлично отвечал тот.

Гриша промолчал. Ему нужно прожить эту боль самостоятельно, одному. Он лишь может позаботиться о его ранах и переломах.

— Лили Аккерман, — вдруг неожиданно вспомнил Гриша, — это же супруга Джеймса?

Леви огрызнулся:

— Нахрена тебе сейчас об этом говорить, очкарик?!

Гриша не обратил внимания на агрессию. Ему, возможно, не стоило об этом сейчас говорить, но Гриша не мог промолчать:

— Это одна из моих пациенток, — он сделал паузу.

Леви выжидающе буравил его глазами, будто ожидая от него оправданий за то, что затронул эту тему.

— К сожалению, это тот случай, где я оказался абсолютно бессилен, — продолжил Гриша.

Подобная прелюдия, словно тягучая резина, подбешивала, хотя эти слова заняли не больше полминуты.

— Я в курсе, — продолжал огрызаться Леви, — к чему клонишь?

— У них ещё совсем маленькая дочка... — Гриша будто нарочно тянул кота за хвост.

— И здесь тоже в курсе! — уже рявкнул Леви.

На самом деле Грише самому было тяжело об этом говорить:

— Лили не протянет до конца этой недели, — выдохнул Гриша. — Когда Джеймс уезжал на миссию, я предупредил его, что он может не успеть попрощаться с женой, поэтому я рекомендовал ему сделать это до отъезда.

Леви кинул вопросительный взгляд.

— Это вопрос часов, когда девочка останется сиротой, — пояснил Гриша.

Джеймс сказал ему, что Лили долго не протянет. Но он и подумать не мог, что "долго не протянет" — это настолько быстро. Значит, его маленькая дочь осталась круглой сиротой.

Последующие полчаса Гриша накладывал гипс. Он говорил что-то про постельный режим, про использование костылей, ещё про что-то. Но Леви не слушал, в ушах звенел только белый шум. Глаза продолжали видеть картинку вокруг, но по сути он видел только пустоту.

— Вот так! — Гриша завершил свою работу. — Оставайся пока в палате и отдыхай.

Леви молчал. Теперь он даже не кивал, чтобы дать понять собеседнику, что он всё услышал и уяснил.

— Я поставлю костыли рядом с твоей кроватью на случай, если нужно будет куда-то пойти, — больше он ничем не мог помочь.

— Если что-то будет нужно, пожалуйста, сообщи, — на этом Гриша захлопнул дверь, оставляя его одного. Одного и пустого. Глаза всё ещё были серо-голубыми, но в них не было ничего.

Леви так и сидел на больничной койке, не дёргаясь. За это время дождь окончательно прекратился, а солнце наконец поднялось над линией горизонта, окрашивая небо в красные цвета.

Утро. Очередное утро. Он встретил это утро и этот рассвет. Он сидел здесь, в то время как Изабель и Фарлан переваривались где-то в желудке титана.

Это какая-то ошибка. Это он должен был умереть. Но судьба была не согласна.

Нет.

Главнокомандующий почему-то был не согласен. С какого-то хрена решил за него. Как он может сейчас сидеть здесь, в тёплой постели, когда его друзья там. Он не должен дышать этим воздухом. Этим сырым от дождя воздухом. Но лёгкие против его воли продолжали дышать, насыщая организм кислородом.

Тупые лёгкие!

Леви развернулся в сторону окна, которое находилось у изголовья кровати. Оно было распахнуто настежь, позволяя утренней свежести проникнуть внутрь комнаты, выветривая запах медицинского спирта. Леви посмотрел вниз: третий этаж. Этого вполне хватит, чтобы сломать себе шею.

Он схватился рукой за подоконник и высунулся из окна, пристально смотря на землю. Она манила. Она обещала покой и встречу с друзьями. Освобождение от боли, которая разрывала изнутри. От боли, с которой невозможно жить. Нет смысла жить.

Леви подтянулся и лёг грудью на окно. Лучше всего было медленно соскользнуть вниз головой. И полететь. Полететь к Изабель, к Фарлану, к маме, а ещё спросить у главнокомандующего, что это за хрень он выкинул.

Главнокомандующий!

Мимолётная мысль.

«Позаботься о моей дочери!» — слова прозвучали в голове.

«Лили не протянет до конца этой недели. Это вопрос часов, когда девочка останется сиротой» — слова очкарика Йегера завершили этот поток мыслей.

Как там звали его дочь? Ни... Ми... Микаса, да. Она же девчонка. Ему, пацану, было трудно, а что будет с ней?

Чертыхнувшись, он вернулся на кровать и плюхнулся лицом в подушку. Кажется, чаепитие со смертью придётся отложить.

На этой мысли организм отказался поддерживать тело в сознании, и Леви провалился в глубокий сон.