Три долгих дня ещё держалась мерзкая жара. Она не давала Фэнгу думать, сбивала с ритма мозговую деятельность своими скользкими горячими руками. А думать ему нужно было в срочном порядке, потому что сбережения, к сожалению, не имели свойства быть резиновыми, и за съемную квартиру платить нужно регулярно. Но мозг Фэнга с того дня застопорился, и слова режиссёра – наглость приводит к успеху – никак не давали ему покоя. Он было думал прийти ещё раз, отрепетировать какую-нибудь крышесносную реплику, от которой сердце режиссёра растает, и тот сжалится и возьмёт его, но в памяти тут же просыпались другие его слова – что-то о чужом времени. Вспоминая кусачую интонацию, с которой они были сказаны, такие похождения тот точно не расценит, как страстное желание окунуться в профессию, – хотя они таковыми и являются – а скорее, как страстное желание получить леща.

Поэтому Фэнг старался думать. Придумать план действий в такой неоднозначной ситуации, ведь возвращаться домой – это последнее, что ему хотелось сделать. Сказать "у меня ничего не получилось" казалось перспективой убийственной, поэтому извилины в его голове сейчас во всю шевелились. Он почти чувствовал это.

Виски, налившиеся свинцом, болели адски, ещё и от духоты в помещении не спасало даже открытое окно. Болтающиеся шторы только глаза мозолили и вида никакого комнате не придавали. Лишний раз свет загораживали, из-за этого в углах собралась концентрированная тень. Будто сотни паучков забились.

Мозг не подкидывал ему никаких идей. Фэнг несколько сотен раз бегал глазами по строчкам на буклете и чувствовал, что скоро завоет от безысходности. Стабильный заработок ему был просто необходим, но по-детски эгоистичное желание работать именно там, именно актёром и утереть высокомерному режиссёру нос, вытесняло остатки здравого смысла. Смывало, будто следы на песке морской волной.

Поразмыслив ещё немного, Фэнг пришёл к самому логичному и очевидному умозаключению – ему действительно нужно найти на первое время – пока он не придумает, как впечатлить всех – второсортную работёнку, желательно прямо в том же квартале и...

Точно.

– Ты можешь пройти на регистрацию и устроиться... каким нибудь... кассиром...

Работа прямо там. Теоретически, сама его нашедшая, все эти три дня лежала прямо у него перед носом, а он даже не замечал. А может подсознательно игнорировал, не желая опускать собственное достоинство. Но ведь это такая возможность...

Пока место свободно, пока можно находиться на большой площадке и видеть собственными глазами, как всё устроено изнутри, как и где работают актёры и как производят фильмы, потом идущие в прокате в кино, нужно ей пользоваться. Потому что позже такой точно не будет, и кто Фэнг такой, чтобы её упускать?

*

Пробка из машин металлическим конвоем застилала мост. Они блестели на припекающем солнце и сверху были похожими на разноцветную вафлю. Желтизна накрыла город куполом, с нарисованными сверху серыми облаками. Всё вокруг, казалось, было сделано из пластилина. Только река, сжатая между плоскими потемневшими берегами, напоминала полоску из мятой фольги.

На этот раз трясучки в кончиках пальцев не было, она растворилась, как сахар в кипятке, пока Фэнг проигрывал в голове любимую песню. Настроение в геометрической прогрессии поднималось, и чувство, которое слишком сложно описать словами, вновь завладело им. Только на этот раз это было волнующее приятное предвкушение, тянущее чуть ниже пупка. Пальцы сжимались и разжимались, словно Фэнг мял что-то, а хвост на затылке весело подпрыгивал при каждом шаге. Рой мыслей в голове метался быстро-быстро и, ловя по очереди какую-либо из них, все они, словно предсказания из печенья, не сулили ничего плохого.

Знакомое здание показалось в радиусе ста метров, знакомое дерево и такие же знакомые блестящие окна всё так же слепили лучами. Шаги стали быстрее.

Песок под подошвой поднялся, создавая сероватую дымку, сквозь которую он шёл.

У входа в павильон Фэнг остановился, окидывая взглядом парковку. Машин сегодня не было вовсе, только одинокий шлагбаум, поднятый вверх непонятно зачем.

Листва густо очерчивала круги, она шевелилась от порывов лёгкого ветра, а люди вокруг растворились в общей пёстрой картине. Пазл собрался кусочек за кусочком, и теперь город не устрашал, а манил в загребущие руки. Своими цветными боками, обшитыми стразами, модными дамскими шарфиками, деловитыми небоскрёбами, высеченными изо льда, и бесчисленным количеством глаз, которые смотрели на него. Притягивал, как магнит всякие железки на дне реки.

Две половины города лениво тянулись вдоль берегов, слепленных будто из теста. Где-то вдали у горизонта чернели тучи, намекая на приближающийся дождь. Духота в воздухе усилила хватку на глотке, душила ещё сильнее, и всё тело будто пронзал озноб. Ветер гонял, дерзко вырванную из чьих-то рук газету, и поднимал песок в воздух, делая его ещё плотнее и желтее.

Внутри здания так же прохладно. Стены, подпирающие высокие потолки, отражали гул из глубины и белели на фоне серого мрамора, выстилающего пол. Светлые стены уже не казались такими угрюмыми, свободно пускали в свои лабиринты и обнимали со всех сторон люминисцентным светом. Тёмные двери, – глаза уже не смотрели с любопытством – были просто дверьми.

Молодая девушка на ресепшене указала ему путь к нужному кабинету, мило улыбнулась и подмигнула, но приняв это за обыденную вежливость, Фэнг лишь улыбнулся в ответ и направился к лестнице.

Было раннее утро: солнце ещё не слишком нагрело воздух, но душно было ужасно сильно, поэтому окна в фойе были открыты нараспашку. С улицы эхом доносился звук проезжающих мимо машин. Пыль облаком витала над землёй.

Фэнг, чутка заплутав среди бесконечных коридоров, словно в муравейнике, вышел в вытянутый холл с длинными узкими окнами. Где-то вдали слышалась тихая мелодия фортепиано, звенящая в тишине колокольчиком. В самом конце темнела широкая дубовая дверь, сбоку от неё тёмный диванчик. Гармония, казалось, была идеологией архитекторов этого роскошного здания.

Внутри его принял полный усатый мужчина, постоянно щелкающий ручкой. Он смотрел на него в упор, не отводя глаз ни на секунду, как на допросе, стараясь вывести на чистую воду, и вечно протирал потный лоб платком.

Мужчина слушал внимательно речь Фэнга и задавал наводящие вопросы, а в конце кивнул очень бодро и неожиданно сунул ему какую-то стопочку бумаг.

Во время монолога голос Фэнга ни разу не сорвался, он даже почти не ляпнул никакой ерунды, что уже показывало его серьёзный настрой. Он был несказанно рад тому, что его не наработанная зелёная выдержка не подвела.

На работу его приняли, даже выдали бейджик, к которому нужно принести фотографию в течении недели, и строго приказали выходить на работу уже в понедельник.

Покидая фойе и проходя через актовый зал, Фэнг увидел, что буфетом оказывается был бар, заставленный разнообразием бутылок с алкоголем. Полки, на которых стояли бутылки, были с подсветкой.

Ещё раз прикинув, что у него на всё про всё два с половиной дня, Фэнг широко обогнул парковку и скрылся в тени магазинчиков.

*

После тянущихся, казалось, целую вечность выходных Фэнг наконец-то вновь оказался здесь. В этом модном здании. Фэнг получил распоряжения, деловито кивая и открывая для себя новые рубежи. Во всех смыслах.

Он узнал где находятся гримёрки, курилки, съемочные павильоны. Ему в распоряжение дали ключи от нескольких кабинетов, где обычно проходят собрания, и показали общий план здания, на случай пожарной тревоги.

Пожарный вход, расположенный в левом крыле здания, выглядел устрашающе. Будто смоляной монстр, широко и жадно, облизал всю стену, перекрасив её в насыщенный чёрный.

Вдоль почти всех стен, во всех корпусах установлены металлические перила, и в полумраке они угрожающе бликовали с редкими вытянутыми лампами. Пол в этой ветке выложен был шахматной плиткой.

Фэнг, честно, старательно выполнял все свои обязанности в течение дня, стараясь особо не попадаться кому-то на глаза и после чужой работы оставлять чистоту. Работники в кинематографической сфере оказались ужасными грязнулями и лентяями, и Фэнг пообещал себе, что когда станет одним из них и если вылезет ещё выше то обязательно отомстит. Но через минуту уже насвистывал себе под нос Тейлор Свифт.

Чёрно-белая плитка болезненно мельтешила в глазах, и каждый раз Фэнг думал, что он в дешёвом ужастике, где ни в чем не виноватого человека съедает какая-нибудь расфуфыренная Хуапигуй{?}[Дословно переводится как «дух с разрисованной кожей». Обычно они изображаются как гуманоиды с зеленой шкурой и полной острых зубов пастью. Ночами они пожирают людей, а днем маскируются, облачаясь в кожу своих жертв: чаще всего стараются выдать себя за прелестную девушку.], и с этого начинается длинное запутанное расследование в стиле «Фиолетового дома»{?}[Китайский фильм 2011 года выпуска.].

За день он успел резво протереть столы в залах, вымыть пол аж на двух этажах, услужливо улыбаясь другим уборщицам, вымыть окна в актовом зале и после этого остаться не сильно вымотанным. Лёгкость в руках и блеск в глазах.

О да, он собой гордится.

Пускай пока так, пускай он здесь ничего не значит, но его время ещё впереди, и он воспользуется им как надо.

*

В таком же темпе прошло ещё два дня; Фэнг шустро выполнял сверх нормы и не жаловался. Швабра в руке лежала как влитая. Даже перебирать и фасовать билеты в стопки не казалось нудной и однообразной работой. Пара девушек сотрудниц всё ещё не теряли надежды на знакомство, но Фэнг обрубал надежды на корню, что подозрительно даже для самого себя.

Ему думалось, что по истечению пары дней, пока он не придумает что-нибудь из ряда вон – без смертельного исхода конечно – такая работа даже в радость. Она не тяжелее, чем сходить в магазин или перевести через дорогу очередную сморщенную бабулю.

Правда, в голову из полезных мыслей лезло только то, что после средства окна нужно протирать сухим полотенцем, чтобы разводов не оставалось, а в кладовой левого крыла нужно навести порядок, потому что пока он пытался найти резиновые перчатки, он чуть не уронил полку с вёдрами. Господи, думал Фэнг, помогите мне. А затем заливался истерическим хохотом.

Через четыре с хвостом недели подводные камни стали чётко ощущаться. Крупные и острые, словно сталагмиты в затопленной пещере. Фэнг стал уставать. Очень уставать и после смены шёл домой, еле передвигая ногами. Потяжелевшие руки тянули вниз многотонным грузом. Шея и поясница болели ужасно, и цвет глаз будто потемнел.

Даже вдыхать стало тяжелее, будто воздух наполнился угарным газом – лёгкие скручивались узлом. Ноги еле передвигались, и полагался Фэнг лишь на своё честное желание жить. И лечь спать, даже не переодевшись.

И так каждый день, прерываясь одним выходным в середине недели и законным в воскресенье. Абсурд, но Фэнг уперто делал всё, что от него требовалось, не пропуская ни пункта, цепляясь за эту работу, как тонущий за спасательный круг.

Самое глупое то, что режиссёра Базза – как он сам ему представился – он больше так и не видел, и теперь не имел возможности сказать тому, хотя бы что-то. Базз, как зимующий медведь, впавший в спячку непонятно где и не высовывающий носа. Фэнг бесился. Очень часто и много, сам понимая, что это пустой звук для вселенной и вряд ли какие-нибудь Бэндзайтен{?}[В синтоизме богиня и один из семи богов счастья.] или хотя бы Дайкоку{?}[Один из семи Богов Японии, а точнее Бог Счастья. ] снизойдут к нему, поцелуют в лоб и подарят золотую подкову на удачу. Совсем исключать такое он конечно не хотел – у коварного удача бывает раз, у искусного — два – но суеверие и пузатые фигурки индийских богов– это прерогатива его матери.

На его смены выпадало не мало съемок, они там частое и совсем не удивительное явление. С Авророй Бореалис{?}[Другое название Полярное сияние. ] в разгаре августа в середине душного прогретого солнцем города точно не сравнится. Но за каждой из них Фэнг старался углядеть. Хотя бы глазком увидеть как там, да что. И у него даже получалось. Не все сотрудники павильона такие же злые на работу, как он сам, поэтому, проскользнув мимо зеваки охранника, Фэнг оказывался на съемочной площадке, притаившись за грудой декораций в виде – волн? – притих и наблюдал.

Его охватывала волна восторга и жгучей гордости от масштаба и великолепия всего происходящего. Это было дорого и до следов от ногтей на ладонях желанно. Совсем близко. Будто он в любой момент может пройти в кадр, и ему никто слова не скажет.

Но, к сожалению, скажет. И явно не одно.

Несколько раз он видел девушку, мелькающую в коридоре, рядом с гримёрками. У неё были светлые, выжженные в блонд волосы и нелепые огромные рукава голубой кофты. Она частенько заходила в эти самые гримёрки, но как выходила, Фэнг не видел ни разу. Она казалась очень причудливой и самобытной, поэтому он смахнул её в ряд к гримёрам.

Видел актёра, напыщенного, как петуха, и очень горделивого. Он капризный, как пятилетний ребёнок, но в процессе съёмок приклеивает к себе взгляд, не оставляя возможности отвести его. Статный, высокий и остроглазый. Говорил он со всеми на отстань, смотрел сверху вниз и морщился на поправки. Но работал до обидного профессионально.

Фэнг, казалось, видел даже спину того режиссёра, случайно мелькнувшую за углом, но догонять ни разу не решался. Не нарывайся, думал он.

А дальше Фэнг ушёл в открытое плаванье. Реже думал об освоении новых рубежей в актерских умениях, обо всяких вредных режиссёрах и каких-то там навороченных планах. Он просто работал. Уставал, работал – работал, уставал. И так по синусоиде, пока не сойдёт с ума. Нервный смех сам вырывался случайно, но Фэнг лишь до боли жмурился.

Выходные стали желанными, блестящими и привлекательными днями, в которые хотелось сделать слишком много, но оттого больше становилось лень, поэтому Фэнг отлёживал бока дома. Пил много холодной газировки и искал в интернете спортивные секции по боевым искусствам. На будущее. Жил "от" и "до" сегодняшним днём и съедал себя заживо обещаниями что-то с этим сделать.

На работе он стал чаще халтурить. Притёрся к местным работникам, а познакомившись поближе с охранником пятой съемочной площадки на четвёртом этаже, где обычно снимался сериал, назойливо крутящийся по телевизору – и которым Фэнг искренне заинтересовался после того, как в живую увидел процесс его рождения – получил билет в первый ряд на вечерний сеанс. Иронично настолько, что он еле преодолел порыв сбежать и купить поп-корн.

В общем и целом – обжился. Освоился. Привык. К нему все, казалось, тоже привыкали.

*

Сентябрь выдался в меру тёплым, пару раз нагрев воздух аж до тридцати двух градусов, и однажды на город обрушился сильнейший ливень. Ураган почти с корнем вырвал несколько деревьев на аллее в центре города. После него – из-за испарения влаги – показатель на градуснике поднялся с невероятной скоростью до двадцати восьми, и лужи – каждая размером с грёбаный тихий океан – исчезли всего за полдня. Но сегодня погода была более чем отличная. Прохладно. Солнце в зените, но совсем не пекло. Воздух пропах сырой землёй и пылью.

Фэнг шёл прогулочным шагом вдоль рядов мелких магазинов, радуясь первой зарплате. Крупных покупок он совершать пока не планировал, поэтому затарился всякой мелочью и пошёл гулять, попутно закинув тяжёлый пакет домой. Голова пуста и не забита ничем, только мыслью, что фисташковое мороженое он всё-таки не любит, проскочила мельком. Но и она быстро испарилась.

Всё было так обыденно и привычно: незнакомый тяжёлый запах в воздухе замялся, стал привычным. Череда произошедшего в прошлом месяце забылась, будто и не было приезда, не было скандалов родителей. Ничего не было. Был только Броуливуд, августовское пекло и несчастное фисташковое мороженое. Фэнг будто жил тут всю жизнь, и всю жизнь работал тут же. И каждую среду этой жизни в выходные гулял по окрестным улочкам и неизменно не любил извращённое сочетание орехов, которым полагалось быть солёными с молочным и сладким пломбиром. Он знал, конечно, что на фоне чего-то солёного сладость играет новыми красками, но даже если и так, то ему всё равно не нравилось.

И девушка....

Девушка с белыми волосами и теми... большими рукавами-парашютами.

Он видел её. Не в павильоне. Он видел её прямо сейчас. Она стояла около большой витрины и призывно махала кому-то рукой. Фэнгу показалось, что она машет ему. Её небольшое тельце сотрясалось от каждого взмаха и почти излучало свет, и Фэнг подумал, что хотел бы с ней подружиться. Взгляд медленно поднялся к вывески с горящими огнями даже в дневном свете. «Gift-shop» – гласила надпись из неоновых лампочек. Она на фоне серо-голубых прохожих выглядела, откровенно говоря, вычурно. Ноги сами повели его туда, где только что за стеклянной дверью скрылась девушка. Пешеходный переход он переходил один.

В магазине пахло нарезанным картоном и чем-то сладким. За стойкой никого не было, и тишину разбавляла лишь тихая музыка из колонок. За ней, на стене, слоились узкие полки с яркими безделушками: брелки, значки, сувенирные кружки и плюшевые игрушки. Всё ярким пятном мешалось перед глазами, формируя радужную кашу. Пёстрые плакаты, кислотные футболки и кактусы на окнах с маленькими малиновыми цветочками на макушках.

В проёме показалась белая копна волос. Это была та самая девушка, мелькающая в павильоне. Зажав между локтем и грудью блокнот, она прошла к стойке, уложила локти на стол и из-под навеса пышных белых ресниц посмотрела на Фэнга. Её брови сложились домиком, когда она его увидела, а губы вытянулись, будто она хотела что-то сказать.

– А я тебя видела! – почти пропела девушка и тут же улыбнулась. Щеки забавно надулись от улыбки, и глаза-щелки заблестели.

Фэнг опешил.

– И я тебя тоже...

– Ты всегда такой активный и шустрый! Я видела, – она сделала глубокий вдох, запыхавшись между собственной речью, – как ты носился между столами и расставлял салфетки.

Фэнг даже покраснел.

Его запомнили. Пускай и не такого значимого, как крутого актёра, но запомнили. И это до темноты перед глазами приятно.

– А ты? – небольшая заминка позволила ему снова окинуть взглядом помещение. Было чуть теплее, чем снаружи. – Я видел тебя в гримёрках. Ты там работаешь?

Улыбка с её лица исчезла после его слов, и брови поползли к переносице. Она зажевала губу и посмотрела на оставленную перед носом книжку. Или дневник?

– Я... – её прервал звон колокольчиков на входной двери. Фэнг и девушка синхронно посмотрели туда, где низко ворчали... коробки? Да, действительно коробки. Стопка коробок, перемотанных красным скотчем. Из-за них высунулась голова. Парень. На вид, примерно, ровесник Фэнга. Хмурился, тёр друг об друга руки и ругался. А на шее шарф. Тут все такие странные? Или это специфика города? Дресс-код такой, что ли. Девушка выбежала из-за прилавка и подошла к этому парню. Волосы её были собраны в хвостик на затылке и лежали на – о боже мой, Фэнг же может обхватить её одной рукой – шее.

Она взяла коробку и с ней ушла. Взгляд хмурого парня стрельнул в Фэнга. Настроение у него явно ни к чёрту, потому что такое разящее недружелюбие больше не на что было списать. Парень осмотрел его с ног до головы, фыркнул и откинул тёмную чёлку. В руках он всё ещё держал коробки и с видом вселенского недовольства пошёл за той девушкой, крикнув: «Колетт, мать твою, подожди ты!»

О боже нет...

Сложилось впечатление, будто вся ненависть и недовольство сконцентрировались в этом человеке, а конкретно к Фэнгу у него явно что-то личное. Он задел его плечом.

Господи только не это.. Пожалуйста.

– Ты че, слишком широкий?

Фэнг хорошо себя знал. Он заводился с полу слова, поэтому закусил губу и отошёл на шаг в сторону. Но судя по всему парень отступать не собирался.

– Ты ещё и глухой? – даже коробку на стол поставил, упер руки в бока и посмотрел на Фэнга из-под нахмуренных бровей. Он был ниже ростом, но сколько же злости и превосходства излучал.

Фэнг ощутил покалывание в кончиках пальцев. Недовольное бледное лицо с глубокими синяками не двигалось – мускулы практически не шевелились, когда он говорил. Будто манекен.

У Фэнга, казалось, задёргался глаз.

Он глубоко вздохнул, расправил плечи и в ответ нахмурил брови. Фэнг мог выглядеть угрожающе, когда хотел, но несмотря на напускную злость, так уверенно как в родном городе, он себя не чувствовал. И, наверное, никогда не сможет.

Он почему-то опять подумал про фисташковое мороженое.