«Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем.

Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем...

Не скажу про живых, а покойников мы бережём».*

30 октября 2018 года

И как всё так быстро произошло?

Гето Сугуру стоит на обломках того, что осталось от клиники. Это нельзя даже назвать развалинами: огромный, будто вулканический, кратер с осколками стекла и кирпичной крошкой по краям, а в центре вместо лавы — кровь.

«Ты всегда был на шаг впереди», — думает Сугуру и достаёт из кармана мобильный. Надо сообщить Окну, что в его миссии уже нет смысла. Проклятия первого ранга, так внезапно пробудившиеся в психиатрической лечебнице, уничтожены вместе с персоналом и всеми подопечными. Искать выживших нет смысла. Гето подносит телефон к уху, долго смотрит на застывшее озеро кровавого месива и думает, что этот мир действительно цикличен.

***

Август 2006 года

Кровь уже была остановлена, раны — на скорую руку доведены до безопасного состояния, но боль всё равно была такая, что хотелось взвыть. А ещё хотелось умереть. Умереть самому, прежде забрав в могилу того ненормального наёмника, а вместе с ним — добрую сотню всех свихнувшихся последователей культа. Если хватит сил, можно даже покончить с мастером Тенгеном, из-за которого всё началось. Полное возмездие. После этого можно и самому отправиться на тот свет, в надежде хотя бы там встретить Аманаи Рико и вечность вымаливать на коленях её прощение.

«Хотя куда мне там, — отчаянно ухмыляется Сугуру и сразу начинает кряхтеть от сковавшей тело боли, — меня ждёт перерождение в Аду, а Аманаи — место среди небожителей. Пожалуй, так и должно быть. Каждому воздастся по грехам его».

И всё-таки Гето отчаянно хочется верить, что даже спустя тысячу лет и сотни реинкарнаций ему удастся склонить перед ней колени. 

Сейчас же единственное, что он может сделать — забрать тело. Не позволить тем демонам в людских шкурах надругаться над тем, что от неё осталось. 

О смерти Годжо он запрещает себе думать.

«Интересно, умершие души хотят быть отмщенными?»

Он выходит из парка и оказывается перед храмом. Огромное здание рассекает предательски-голубое небо на две равные части. Гето чувствует, как начинает колотиться в груди сердце и пытается унять дрожь. Ему не страшно. Он не боится смерти. Он готов вновь увидеть мёртвое тело девочки, которую не смог защитить. Вместе с дрожью Гето пытается заглушить в себе скрипучий голос мести.

Бесконечные ряды ступеней наконец заканчиваются, и, когда Сугуру распахивает двери, он сам ещё не знает, чем все закончится: какую из двух реальностей он выберет.

Но предстаёт перед ним третья. 

Дневной свет узкой полосой прорезает мрак помещения и останавливается на юноше, стоящем напротив. 

Гето прекрасно знает его, но почему-то едва узнаёт. 

У Сатору Годжо слипшиеся побагровевшие на концах волосы, а на бледной коже и когда-то идеально-белой рубашке нет места, не залитого кровью. Божественное Дитя, которое всегда ослепляло своим противоестественными светом отраженного солнца, потухло. Превратилось в заляпанный кровью кокон. Даже глаза не светились. 

В его руках было тело Аманаи Рико.

— Ты опоздал, — безэмоционально бросил Годжо, наконец переведя взгляд с девушки на него.

Гето не мог поверить своим глазам.

— Ты же Сатору... верно?

— Вроде того, — тянет тот в ответ, словно сам не до конца осознавая происходящее. 

— Где наёмник? — Гето спешно идёт к другу. Ворох мыслей в его голове никак не приходит в порядок, и за всей этой суматохой и отчаянием он чувствует, что упускает что-то важное.

— Я убил его.

Пахнет кровью. 

Сугуру аккуратно забирает тело девушки из рук Сатору и пытается успокоиться. Делает глубокий вдох — запах ржавчины раздирает горло и лёгкие, а желудок сжимается в спазме, пытаясь вытолкнуть из себя пустоту. И вдруг всё становится на свои места. Осознание, подобно белому лучу света, прорезающему тёмный коридор, вырезает в сознании Гето то, чего он не понимал раньше. Мыслей о чём старательно избегал.

— Где последователи культа? — он даже не знает, чему поражается больше: спокойствию собственного голоса или тому, как равнодушно Годжо произносит ответ:

— Я их убил.

В этом мире всё так просто.

Гето спешно проходит вглубь здания и останавливается у входа в главный зал. Запах крови был не от ран Годжо и не от тела Рико. Кровью пах весь храм. 

— В их убийстве... не было никакого смысла. — Сугуру смотрит на тела перед собой и сам не верит, что произносит эти слова. — Здесь только не-шаманы. Главные преступники скрылись. Организация сама бы распалась со временем.

Голос Сатору доносится издалека, словно его от всего мира отделяет непробиваемая стена, замёрзшая толща воды или сама бесконечность:

— Проклятия — порождение человеческих страхов и негативных эмоций. Члены этого культа боялись потерять истинного мастера Тенгена. Боялись настолько, что смерть невинного ребёнка для них — ничто, лишь способ сбежать от собственных опасений. Когда твой страх заставляет тебя убивать... может, тогда ты сам становишься проклятьем? Как думаешь, Сугуру?

— Ты...

— Я. Изгнал. Их.

Гето смотрит себе под ноги: лужа крови, растекающаяся от устилающих пол тел, достигла его. Он чувствует её тепло под подошвой.

— И все же... «Смысл»... это так важно?

— Это... — Сугуру замолкает на полуслове. Он смотрит на своё размытое отражение в крови на полу. Он сам хотел убить этих людей. И он по-прежнему не знает, где истина. — Если ты вернёшься, тебя казнят.

— Даже если захотят, не смогут.

Годжо разворачивается и идёт в сторону выхода, Гето следует за ним. Тёмный силуэт друга мерцает впереди, окружённый проникающим с улицы светом.

Казалось, бесконечная техника теперь действует на таком большом расстоянии: Гето делает шаг вдогонку, но Сатору каждый раз лишь отдаляется. Впервые рядом с Годжо он чувствует себя Ахиллесом, гонящимся за черепахой.

— Что будешь делать? — его слова задыхаются в давящей тишине стен.

— Не знаю, но шаманом мне теперь точно не быть. Хотя я всё равно не откажусь от предназначения, ради которого был рождён.

Они выходят на улицу. Солнце слепит, а небо всё такое же яркое. Гето оторопело смотрит вверх: для него вся эта реальность кажется насмешкой. Как может всё идти своим чередом, когда их мир рушится? 

Он стоит у входа в храм, лёгкий ветер треплет его волосы, но Сугуру видит лишь то, как едва заметно колышется окровавленная простынь, укрывающая тело Аманаи и бледную руку под ней.

Всё конечно. Мир останавливается. Стрелка часов замирает, дрожит и начинает идти в противоположную сторону. Ничто не вернуть назад, ничто не будет прежним. 

Годжо Сатору доходит до края леса и наконец разворачивается, впервые за всё время глядя прямо в глаза Сугуру.

— Прости, — на его губах проступает то, что отныне навсегда заменит прежнюю улыбку. — Дальше вы без меня.

— Куда ты теперь? — Гето даже не надеется, что сорвавшийся вопрос услышат.

— Не знаю. Но со мной точно всё будет хорошо.

В следующее мгновение Годжо Сатору исчезает.

«Above the heavens, below the earth, I alone am the world honored one.»**