Школьные дни, как правило, пестрили обыденностью и представляли собой ипостаси гнусной скуки; скуки, тянущейся неимоверно долго и побуждающей к падкости прикрыть веки на «пару минут», пока учитель повествует о чём-то «чрезмерно» жизненно необходимом для неокрепших и забитых мелочами умов среднестатистических учеников. Школа не побуждала тянуться к знаниям большинство; видите ли, у юных дарований есть часы токмо для развлечений, а на учебники и примеры — не имеется и в помине. В целом, будто это кого-то шокирует — да никогда и ни за что!

Шокировало школу нынче совсем-совсем другое; прямо-таки выбивало из колеи, кружило-кружило, будто в эпицентре вихря, и по-скотски сваливало в засасывающую пучину безобразных сомнений. Крэйг и Твик.

В отдельности «Крэйг» или «Твик» не вызвало бы, может быть, кромешный кавардак в «мыслительных путях», да и те также, вероятно, не запутались бы и не обмотались туго шипящими и плюющимися въедливым ядом змеями.

Лица у них поодиночке серые, бестелесные и ничем не примечательные; увидеть так их только на заднем плане где-то можно, да так, на пару секунд. В глаза, может, и бросаются — натянутой на лоб дурацкой синей шапкой-чульо или всколоченными блондинистыми волосами, не видавшими расчёски с протерозоя, если не с архея, — однако об этом забывается в считанные миллисекунды.

Мол, подумаешь, Крэйг/Твик; никто из них не настолько харизматичен, чтобы с разгона вбиваться ржавым и извилистым из-за зубчатых острозубцев гвоздём точно в центр лба, оставаться и гнить.

Крэйга просто считали хулиганом, а Твика просто считали ненормальным. Выжгли невидимые клейма на плечах, прикрепили ярлык старой булавкой на нагрудном кармашке и благочестиво забыли.

А что, в Южном Парке психов и апашей нужда? Их и так — обилие, и они с шеи всё никак не слезают, цепляясь ненавязчиво, но верно, как репейник. Так что всем было плевать и на сына Такеров, и на сына Твиков. Ключевое слово — «было».

Установки сдержанности и равнодушия как-то чересчур неожиданно сокрушаются и понемногу ершисто вклиниваются противоречиями, когда взгляд задерживается дольше положенного, а изнутри рвётся — пускай и тухлый — интерес.

В глаза бросается неизведанное, когда Твик и Крэйг переговариваются друг с другом: то Твик в собственный взрыв на макаронной фабрике изогнутые и с кровоподтёками возле заусенец пальцы-палочки запустит и точно выдернет волос клочок, стоит Такеру на горизонте объявиться, то сам Такер дёрнет обеими руками за шапку-чульо, чтобы уши отчего-то прикрыть, если Твик вдруг сощурится и приглядится по-кошачьи в чужие глаза. Между ними — очевидно — что-то происходило. Очевидность плескалась, и капли её окропляли сознание.

О Крэйге и Твике принялись говорить во время обеденных перерывах: девочки за своим столиком чего-то хихикали в ладони, когда Крэйг, замечая пристальные чужие взгляды, медленно поворачивал в голову и насупливал тёмные брови, а шёпот за спиной Твика сводил с ума.

— Чего они от нас хотят, Крэйг? — несдержанно спрашивает с тихим выкриком Твик Твик и случайно ударяет полумесяцы зубов друг о друга. В глазах его — зелёных, с каштановыми крапинками — непонимание, подозрительность и страх. — Убить ли вожделеют?

— Да похуй. — Крэйг хлопает мальчишку по плечу, и тот почти взрывается. Ладонь только не спешит убираться и жжёт плечо через материал зелёной рубашки — неожиданно и непривычно.

Кенни-то понимает, что, вероятно, не его собачье дело это всё, однако напускно душить своё природное любопытство он не собирается; сидит неподалёку на трибунах и не сводит взгляд со своих одноклассников.

Пока все остальные следят за игрой или переговариваются друг с другом, Крэйг и Твик будто оторваны от мира сего и пребывают под стеклянным куполом. Они кардинально отличаются от себя самих, когда находятся вместе, и заделывают трещины щита выскочившими наружу заострёнными ядовитыми шипами.

Такер расслаблен, и его губы изгибаются в приятной улыбке, что, на удивление, ему к лицу; Твик заливисто смеётся, пока его голова лежит на чужих бёдрах. Удивительно, что кто-то может быть так близко к ним: Маккормик искренне верил в то, что ни один из них никогда не допустит такой близости с кем-либо. Получается, Кенни ошибался — чего уж.

Что-то происходит явно, и оно удивляет каждого ученика младшей школы Саус Парка.

Кенни отворачивается: мол, да ну, по-гейски это всё.